Проклятье одиночества

Глава 17

Тревога… Я понимал что ничего плохого точно не случится так как в главной столичной клинике работали самые лучшие профессионалы нашей страны, но всё равно беспокоился без какой-либо причины и вышагивал туда-сюда по довольно просторной и светлой комнате ожидания. Когда лежащая на кушетке обнаженная жена дернулась от прокатившейся по телу боли, сжимая зубы на упругой смягчающей пластине, невольно дернулся будто от удара и вновь приник к прочному стеклу, отделяющему операционную от моей комнаты, которую врачи называли мужской родильной палатой.

Видимо для безопасности и для того чтобы беспокоящиеся мужи никому не мешали, тут даже не было двери между помещениями. Как мне объяснила довольно массивная и внушающая лёгкую опаску своими габаритами женщина, являющаяся в этой клинике старшим врачом, из-за присутствия партнёра роженица и правда может поделиться с ним частью своей боли. Но, в то же время, она из-за этого может пропустить момент полного пробуждения разума у плода. А это крайне вредно как для матери так и для ребёнка, так как их жизненная энергия начинает бесконтрольно перемешиваться, сильно ухудшая общее здоровье. Она ещё что-то мне говорила, выдавая какие-то слишком сложные тонкости родового процесса и объясняя почему стеклянная стена обработана не пропускающим эмоции составом, но я её практически не слушал, всеми своими мыслями находясь там, за этой преградой. Всем своим стремящимся вперёд воображением стоял у кушетки с любимой и держа её за руку принимал эти мучительные удары пробуждающегося через боль разума нашей дочки. Всеми своими пожеланиями был возле моей Ими и просто ждал вместе со всеми того самого момента ’’истины’’.

Две женщины врача уже обмерили довольно массивное и кажущееся тяжелым нижнее ребро и обмазали его какой-то смягчающей мазью. Потом приготовили инструменты и всё остальное… после чего тоже приготовились к долгому ожиданию. Никто, даже сам ребёнок, не могли сказать когда «это» случится, поэтому жене оставалось лишь просто терпеть, а всем остальным ждать пробуждения нового шеледа в этом сложном, но прекрасном мире. Ждать и надеяться на то, что рождение случится как можно скорее, чтобы моя любимая не страдала дольше необходимого.

«Началось!»

Мысленно воскликнул я спустя неопределённое количество часов, когда Има выплюнула смягчающую пластину и что-то сказала врачам. Из пояснение массивной женщины я так и не понял как роженица понимает что пришло то самое «время». Да это было и не так важно. Главное это наконец-то случилось, после чего в палате поднялась довольно организованная и слаженная суета. Одна девушка подхватила небольшую костную пилу и одним отточенным движением, чтобы причинить как можно меньше боли и без того настрадавшейся роженице, срезала нижнее ребро прямо у истончившегося основания в месте где оно крепилось к позвоночнику. Выравнивать она ничего не стало оставив эту задачу на пластического костолога, который должен был убрать едва заметные шероховатости и неровности, чтобы на фото были незаметны последствия недавних родов. Она лишь замазала место среза быстро твердеющим гелем чтобы закрыть нервные окончания верхнего слоя кости и сразу пошла к раковине чистить свой, поработавший всего несколько мгновений инструмент.

Другой доктор же занималась всеми остальными делами. Она ловко подхватила наконец-то разродившегося ребёнка и, завернув Еву в полотенце, понесла на весы. Ну а занеся последний параметр в свою отчётную таблицу, крайне умело подровняла место среза у нашей дочки и также помазав его гелем, положила дитя на отдельную небольшую кушетку. Давать её маме никто пока не спешил, позволяя жене немного отлежаться и прийти в себя после родов. Вместо этого предупреждённые врачи впустили в операционную нанятую нами суррогатную мать и та взяв кулёк из мягкого белого полотенца, принялась передавать ребёнку свою материнскую энергию, которой у Ими просто не было. Насколько я понял, её дело ещё не закончилась и женщине предстояло поработать на нас ещё несколько месяцев, до полного формирования тела Евы и того момента когда она наконец-то инстинктивно научится управлять своей энергией.

И лишь когда все закончили свои дела и прибрались в операционной, а жену прямо на кушетке увезли в палату, дверь позади меня наконец-то разблокировалась с довольно громким щелчком и заглянувшая в комнату ожидания старший врач, позвала меня на выход. Правда увидев что я сижу на полу, потеряв силу в ногах и заполняя помещении густыми эмоциями счастья… она даже не удивилась. Видимо за своё, явно немаленькое, время работы она насмотрелась и не на такое. Поэтому, даже без намёка на насмешку и снисходительность, массивная женщина просто подошла ко мне и без особого напряжения вздёрнула вверх. После чего перекинув мою правую руку через свой крепкий хребет, повела очередного слегка сомлевшего от бурных переживаний папашу к его жене. Притащила в нужную одиночную палату, усадила на стул, сунула в руки кулёк с уже принесённой суррогатной матерью дочкой, и покинула помещение, так и не проронив ни единого слова или отголоска эмоции.

— Какая миленькая… — тихо прошептала уставшая Има, беря меня за руку и перемешивая наше общее счастье. Правда согласиться я с ней в данном случает не смог, так как просто не понимал что милого она увидела в ещё не сформировавшемся до конца ребёнке, пока похожем на простое, немного увеличенное ребро. Через пару месяцев я наверняка и сам скажу такие же слова, благо наследственность у дочки была отличной и она точно не могла уродиться не милой, с такой-то мамой. Поэтому на слова жены лишь молча кивнул и прикоснулся к дочке, чтобы прочувствовать её, пока ещё слабые и плохо осознанные эмоции.

— Кажется она тоже радуется — тихо-тихо прошептал я, посылая двум любимым девушкам теплоту своих эмоций. Она ответила мне тем же и высказала мне предложение, от которого у меня не было ни малейшего желания отказываться.

— Мавеот… Давай постараемся стать лучшими родителями в мире, чтобы она улыбалась всегда — я конечно же ответил ей своим мысленным согласием и крепко-крепко обнял своих девочек, желая раствориться в этом прекрасном мгновении нашей любви и семейного единения.