— Ой!
Нет, я не поскользнулась и не попала в волчью яму. Просто неожиданно через снегопад проступила стена замка. Неожиданным это было настолько, что у меня даже сердце в груди замерло.
Я подошла ближе. Подняла голову. Снег падал в лицо. Верхушка стены терялась высоко в снегопаде. Ни башенок с флюгерами, ни зубцов, ни бойниц не было видно. Ладно, фиг с ней, с архитектурой. Может там и нет никаких башенок. Я подошла вплотную к стене. Ну, как подошла: перелезла через бордюр, через весь этот кустарник, странно что джинсы не порвала, и покарабкалась прямо через сугроб. Благо, до стены в этом месте оказалось не больше трёх метров. Сугроб здесь почему-то был не такой глубокий, как у меня вчера на балконе. Иначе бы я в него не полезла. Всего по колено. Может быть, потому что стена подветренная или наветренная, всё время их путаю. Вот и стена. Камни как камни, пойми поди — старые они или нет. То есть камни-то, конечно, старые, а стена? Не пойму. Фиговый из меня археолог. Нет, я, конечно, статьи в интернете читаю. Про то как Жанна Дарк оказалась жива или наоборот, про несчастную Антуанетту. Если мне память не изменяет, она даже родилась где-то здесь, в Австрии. Стоило за тридевять земель ехать, чтобы голову под гильотину засунуть. Сидела бы в своих Альпах, в каком-нибудь замке, как Рапунцель. Скучно, конечно, слов нет. Но зато, глядишь, и жива осталась бы.
Я сделала пару шагов вправо. Наконец-то! Правее кладка сильно растрескалась. И все эти трещины, трещиночки и выемки были забиты мхом. Я поддела его ногтем, но мох оказался плотный, впрессованный в камень и даже не думал мне поддаваться. Не знаю, как всякие там историки устанавливают древность, но меня мои исследования удовлетворили. Тем более, что я чувствовала, как снег, попавший за сапоги, начал таять. Надо было срочно выбираться из сугроба.
На дорожке сапоги вытряхивать было неудобно. Я пошла к воротам в замок. Благо, кое-как разглядела, что они недалеко. Расстегнула сапог, опёрлась на дверь. И чуть не улетела внутрь! Дверь оказалась открыта. Чудеса! Я вытряхивала снег и глядела во двор. Чего это они не закрыли замок? Может быть там экскурсия? Навряд ли, конечно, старик был в отеле. Тогда там кто-то работает.
— Эй! Есть кто-нибудь?! — крикнула я в дверь. Ответа не было. Я вошла в арку и повторила вопрос по-немецки. Тишина. Только короткое эхо, живущее в арке, прокричало за мной последние звуки. Никого. По крайней мере во дворе. Я смело пошла в направлении входа во внутренние покои. Туда, где недавно была на экскурсии.
План родился сам собой. Если спросят, скажу, что замёрзла. Или заблудилась. Что, впрочем, не так уж и далеко от истины.
Вот вход. Осторожно тяну на себя дверь. Она была не заперта! Я даже думать об этом боялась. Сердце немного заколотилось. Не так сильно, как ночью на моём чёртовом балконе, но всё же чувствительно. И вот уже я шла по замку. И даже почти не боялась. Чего мне бояться? Я ничего плохого не делаю! Я не туда куда надо не лезу! Блин, лезу ведь! Лезу! Аж, мысли в голове прыгают! Всё! Успокоилась! И по ступенькам, и по ступенькам!
Второй этаж. Знакомая комната. Сердце стучало сильней. Прислушалась — никого. Лишь только какие-то звуки. Я перестала дышать. И тут догадалась! Это — музыка. Это играют часы.
Я подошла к камину. Действительно, музыка шла оттуда. Часы, которые я завела, наигрывали вальс. Неспешно двигались маленькие фигурки. В комнате стоял сумрак, но всё же я заметила в них что-то странное. Заметила и не могла уловить.
Три фигурки. Одна убегала за кулисы, словно актёр, отыгравший роль. Другая пока ещё не сошла со сцены. Но её уже торопила третья, та, что так долго ждала свой выход. Я достала из куртки телефон. Ловить не ловит, но всё равно я носила его в кармане. Включила фонарь. Вновь поглядела на фигурки и чуть не выронила телефон…
Тот маленький актёр, что уходил со сцены, это же — Элла! В костюме посыльного, в том самом, что ночью была у меня. Она улыбается деревянным ртом и машет рукой перед тем, как исчезнуть. Вторая фигура — вчерашний Аполлон. Он не улыбается. Он серьёзен. Во взгляде его — тень укоризны. Душой понимаю, что это никак не может быть он. Но всё же не могу глядеть в его голубые, немного наивные глаза. Но там ещё третий. Огромный как Геркулес, он еле протиснулся через входную арку. Чуть замер, насмешливым взглядом он проводил Аполлона. Потом повернулся ко мне и вперил свой взгляд в меня, сквозь слепящий свет телефонного фонаря.
Всё! Хватит с меня!
Я сбежала вниз и не помнила, как оказалась за воротами замка.
До отеля долетела как пуля. Юля — пуля! Я засмеялась.
«Пуля — дура!» — напомнил мне внутренний голос.
«Сама ты — дура! — обиделась я. — Ишь разговорилась. Ты где, гениальная моя, бываешь, когда мне совет со стороны нужен?»
«Со стороны? — подхватило моё второе. — Сама-то поняла, что сказала? «Со стороны» — а ещё говорит, что не дура».
«Так, значит? — закипела я. — А ты — трусливая мышь! Чуть что — сразу в кусты! И сопишь там в две дырочки!»
Второе моё замолчало. Наверно, обиделось. Пусть.
Я постучала сапогами по крыльцу, сбила снег.
Старый херр деловито проводил инвентаризацию хозяйственных принадлежностей. Он достал банку моющего из шкафа, посмотрел сквозь неё на свет, поставил назад и что-то записал в тетрадь.
— Фройляйн осталась довольна прогулкой? — он мне улыбался, как ни в чём не бывало.
— Более чем, — расспрашивать мне его не хотелось. С таким разговаривать — время терять.
— Не слишком ли холодно на улице? — он достал очередную банку.
— Фройляйн из России, — мне так захотелось запустить этой банкой. В его благообразную голову или хотя бы в стену, туда где висела какая-то старая акварель.
— Я помню, — он снова сделал запись и даже не обернулся в мою сторону.
Помнится, я хотела его очаровать.
— А вы, между прочим, трактор забыли на тормоза поставить! — ни с того, ни с сего заявила я.
— Что? — наконец-то старик обернулся.
— Он выехал со двора и ворота снёс, — сказала я и уставилась на картину. — А это у вас, случайно, не Пикассо? Я могла бы купить.
Но старик и не слушал меня. Он бросился к двери. Потом метнулся к своей каморке, вход в которую был за стойкой.
— Значит, не Пикассо, — я сняла шапку и стряхнула подтаявший снег на прямо на ковролин.