Промысел Господень: Летописи крови

Глава 12

Стокер был измотан. Силы покидали его тело. Он остро ощущал, как времени, отмеренного ему в земной юдоли, становилось все меньше и меньше. Но он не мог сдаться. Слишком долгим был путь, чтобы вот так просто остановиться, не узнав всей правды. Но обиднее и больнее были не мысли о скорой смерти, а тот факт, что догадки прошлого были не более чем попытками слепого не натолкнуться на препятствие и не упасть, не имея сил подняться вновь. А то, что все это время разум блуждал в потемках, боясь смотреть в корень проблемы, чтобы, не дай Бог, не найти там ключа к разгадке.

И вот теперь, когда сил изменить и исправить цепь событий уже не осталось, ответ пришел сам собой. Он был настолько очевиден, что Стокера охватила апатия. Он стал абсолютно безразличен к своей судьбе. Он просто остановил ховермобиль, вышел из него и пошел куда глаза глядят, тупо уставившись себе под ноги.

Обжигающий свет, рожденный преломлением солнечного потока сперва на поверхностях марсианских спутников, а потом в атмосфере самой планеты-воина, лился на голову каинита. Но Стокер не чувствовал страха. Он знал, что умрет по другой причине.

Он медленно переступал с ноги на ногу. Тяжелые сапоги поднимали в воздухе песок и каменную крошку. Эта смесь оседала на одежде. Через несколько часов беспрерывного пути Стокер был весь покрыт красной пылью. Грязное лицо осунулось, на нем отчетливо выделялись глаза, огонь которых все еще не желал угасать. Но это было делом времени. Изредка вампир останавливался, вытирал пот со лба и продолжал двигаться. День был в самом разгаре, ослепительно яркий, горячий воздух плыл вокруг, превращая абрисы предметов в нечеткие разводы на воде. Одинокая фигура каинита приближалась к горизонту. Но тот, повинуясь старинному закону, лишь становился дальше, как долго ты ни иди к нему.

Все это было безразлично Стокеру, который думал только о том, что лучше бы смерть поторопилась.

Жажда! Она мучила его очень долго. Ее ненависть к нему была такой сильной, что, казалось, Стокер стал единственным существом во всей вселенной, на чью голову выпала доля страдать за всех, испытывающих голод по живой, горячей крови. Запасы гемоликвида давно закончились. Но они были плохим средством борьбы с недугом. Ведь тот голод, который следует за потерей кровных уз, нельзя утолить никаким способом. Один раз на его пути попался какой-то звереныш-мутант. Существо было крохотным, едва ли несколько сантиметров. Но его микроскопические глаза сверкали такой злостью, что Стокер не мог пройти мимо, не отреагировав. Чудом ему удалось собрать силы и загипнотизировать зверька. Когда тот замер, уставившись тупыми глазенками вдаль, Стокер ударом сапога размозжил ему голову. Каинит упал на колени и приник губами к изуродованному телу. Он стал жадно впитывать в себя те кровавые крохи, которые дало ему сердце мутанта. На короткое время легкое насыщение облегчило муки. Но это была передышка, доступная только телу. Разум же по-прежнему умирал, и это было действительно больно.

Несколько раз Стокер чуть было не падал, полностью лишенный сил. Но мобилизовав остаток воли, он вставал и продолжал путь. Глаза уже не воспринимали картину окружающего мира. Они были полностью прикованы к чашеобразному прибору, укрепленному у него на поясе.

Маленькая капля его собственной крови катилась по спиральным желобкам, выточенным по внутреннему периметру параболоидной поверхности, являющейся главным органом Компаса ведьм. И с каждым шагом Стокера она приближалась к центру, скатываясь вниз, на дно.

Он быстро свыкся с новым способом существования. Первое время он пытался найти причину своего смирения. Но потом, наблюдая работу Яза с вновь обретенными адептами, начал понимать, что так же, как эти флагелланты, не ведающие, кому станут поклоняться, он был подвергнут жесткой психической обработке. Хотя скорее всего — и в это он с какого-то момента стал верить больше, чем в опыты братьев в области психики — причиной его смирения стало некрообаяние вампира, которое, хочет этого он или не хочет, всегда берет верх в борьбе между двумя половинами личности — человеком и кровососом.

Кстати о поклонении. Внешне члены «Ахерона» старались выглядеть независимыми ревнителями истины, чьи сознания свободны от каких бы то ни было оков и догм. В сущности, средние и низшие звенья жили именно по тому принципу, который исповедовали. А вот в отношении вершины иерархии не все было так однозначно. Каждый день в особо определенный час в главном здании «Ахерона» собирались все лидеры организации. Они запирались в большом зале под землей и никто не знал, что там происходит. Обычно эти мероприятия длились не больше часа. Но главы клана возвращались из-под земли в весьма подавленном состоянии. Первое время этот ритуал, а Стокер решил, что будет называть это не иначе, не привлекал к себе его внимания. Но вскоре бывший эсквайр, а теперь член весьма одиозной каинитской секты стал чрезмерно любопытным.

Причиной этому стал тот факт, что Стокер был весьма благодарным учеником. А его наставником был тот самый импозантный старик, брат Хант, который привел юношу в «Ахерон».

Они часами проводили в библиотеке, занятые изучением литературного наследия вампиров прошлых столетий. В основном это были сугубо прикладные труды, посвященные черной магии, некромантии и прочим сторонам ночной жизни. Списки существ мрака, подчиняющихся вампирам, колдовские рецепты, подвиги вампиров в борьбе с людьми. Хант постоянно говорил Стокеру о необходимости не слепой веры в написанное, а острой критичности в оценке. Он настаивал, что большая часть всех этих фолиантов представляет собой не более чем бред воспаленного сознания, не нашедшего способ изжить из себя человеческую сущность. Но капли истины порционно разбросаны и здесь. Надо обладать фантастической внимательностью, чтобы за описанием кровавых событий уловить подлинное значение этих историй. Сам Хант признавался, что, несмотря на почтенный возраст, он не смог постичь даже тысячной доли правды, хотя знал всю библиотеку наизусть.

В глазах юного Стокера Хант и равные ему каиниты выглядели сверхъестественными существами. Он очень долго стеснялся приобретенной силы, умения трансформировать реальность, подгоняя ее под свои задачи. А сам факт необходимости убивать будил в нем комплекс вины. Но время послужило ему лучшим лекарством. Он так увлекся интеллектуальной игрой, предложенной Хантом, что стал считать, что его бессмертие есть инструмент, с помощью которого он выполнит свое предназначение и откроет все тайны каинитов. Как наивен он был…

Но стоит отдать должное его учителям. Они боялись переусердствовать в своих попытках превратить Стокера в идеальный инструмент познания. Особенности его ума, которые привлекли внимание Ханта и позволили ему рекомендовать юношу к посвящению, таили в себе не только возможность приоткрыть завесу тайны в вопросах происхождения каинитов, но и были опасным оружием. Стокер, обогащенный силой седой древности, мог стать существом с абсолютной властью над реальностью. Он мог стать причиной гибели всего живого.

В сущности, ничего драматического в этом не было. Поскольку ни одна сила во вселенной не может быть сосредоточена в чьих-то конкретных руках. А самоуверенное осознание владения такой способностью еще не говорит о реальной силе. Просто иерархи здраво полагали, что Стокер, прежде них постигший опыт предыдущих поколений каинитов, может стать существом, равным перворожденным Патриархам. А поскольку его разум не готов кроме силы взять на себя еще и груз смирения и не противиться вселенским законам, то инициатива юного каинита могла бы стать отличным поводом для войны таких масштабов, что в нее были бы вовлечены все живые существа. И старейшины «Ахерона» не тешили себя иллюзиями на этот счет. Победителей в той войне не предполагалось. А значит, они должны были не только использовать Стокера с особой осторожностью, но и тщательно следить за глубиной его изысканий.

Но не все были готовы смиренно наблюдать за ходом событий, когда шанс стать венцом мироздания сам шел в руки. И прежде всего такой искус выпал самому Стокеру. Как бы бдительны ни были его опекуны, он весьма скоро осознал, что тайны космоса постепенно открываются именно ему.

Он понял — существование каинитов, созданий, питающихся чужой кровью, не просто шутка темной ипостаси Создателя. Это скорее та ключевая причина, по которой строится жизнь их жертв, людей. Но назначение вампиров никак не поддавалось его уму. Он блуждал в тумане, хватаясь за каждую возможность узнать истинный порядок вещей. Он узнал и постиг множество тайн, но не зазнался, а значит, не стал довольствоваться малым тогда, когда впереди было все. ВСЕ.

Стокер научился скрывать, что может и хочет постигать новые и новые знания. Он стал обманывать, юлить и таиться, проводя собственные исследования. И в первую очередь он направил свой взор на «Ахерон».

Начать открытое расследование истории возникновения клана он не решался весьма долго. Официальная картина была скучна и весьма типична. Однако, как в случае с любой отговоркой, чья роль не в разъяснении а, как раз наоборот, в затуманивании, в сокрытии правды, для аккуратного наблюдателя она представлялась в виде грубо скроенного полотна из откровенных небылиц, полуфактов и недосведений, из которых были исключены самые важные подробности. Хотя в целом для профанов и легковерных она выглядела вполне убедительно. Стокер начал копать глубже.

Он пришел к выводу, что постулирование свободы от любой веры, отрицание необходимости подчинения иными идеалами, кроме чистого, всеобъемлющего знания, на самом деле не более чем ширма для прикрытия чего-то более существенного. И разгадка тайны лежит в области поведения иерархов «Ахерона». Стокер начал следить за своими учителями. Первой целью он наметил разгадку ежедневных сборищ.

Первым шагом стало протоколирование самих подземных собраний. Проанализировав чередование времени и длительности, он нашел четкую нумерологическую закономерность.

Для начала он обратился к способу исчисления времени, принятому у каинитов. Эталоном служил Черный зодиак. В принципе та же последовательность неких сочетании времени по астрономическому влиянию конечного числа созвездий. То же число 12 в основе. Но если зодиакальный круг, почитаемый у людей, основывался на чередовании знаков в строгой последовательности, то вампиры не стали привязывать свой звездный круг к такому правилу. Зодиак дня и часа вычислялся по иному принципу, поэтому применительно к конкретной дате знаки никогда не повторялись. Поскольку сама система Черного зодиака не была общественным достоянием всех вампиров, то этот факт наводил на интересные выводы.

Если иерархи привязывали свои собрания к определенному времени, но не хотели афишировать это или будить ненужные подозрения, то лучшим способом планирования, нежели использования круга Эреба, как иначе именовался зодиак каинитов, придумать было сложно. Доступная посвященным логарифмическая таблица сопоставлений знаков прошлого, на основе которой вычислялись знаки будущего, была задачей, решить которую мог только знающий человек. Внешне все выглядело невинно — собрания проходят в случайный час, удобный всем иерархам, со случайной длительностью. Словно это совет, который требует ровно столько времени, сколько уходит на обсуждение узкого круга насущных вопросов.

В реальности же это было время мессы, которую служили иерархи своему богу.

Выдвинув такую гипотезу, Стокер очень долго собирался с духом, чтобы проверить ее практическую состоятельность.

И наконец момент был выбран. За несколько дней до ключевого события в своей жизни Стокер отметил, что опекающий его Хант и его верный друг Яз пребывают в особо напряженном состоянии. То во время бесед Хант надолго замолкает или при поставленном вопросе ответ свой строит так, будто бы услышал совсем иное, а потом спохватывается и начинает что-то объяснять по новой, думая, что таким образом может загладить допущенную оплошность. Но от внимательного Стокера такими дешевыми трюками не откупишься. Вы можете сколько угодно морочить голову тем, для кого вершиной будет питие чужой крови. А для него это всего лишь трапеза, сама по себе лишенная ценности вне контекста физиологических процессов. Культ крови пусть останется уделом большинства, Стокер же весьма прилежный ученик. Он знает, что это не главное.

Да, он тоже не безгрешен. И удовольствие от того, как острые клыки впиваются в источающую приятный аромат кожу, как перегрызают артерию и рот заполняет горькая густая масса, которая течет дальше, в горло, он получает неизмеримое. Как он ощущает, как клетки его тела впитывают в себя витальную ману жертвы… о, это нельзя передать стандартным набором эпитетов. Эйфория, возможно; удовольствие — само собой; приток сил — для того и пьется кровь… а все остальное пусть будет личным делом каждого каинита. Не стоит об этом говорить.

Подметив странное поведение иерархов, Стокер решил действовать. Проделав такую работу по разоблачению своих хозяев, он просто не мог игнорировать то, что назревает нечто весьма важное. Но решительные действия необходимо было предпринимать, тщательным образом подготовившись.

Он устал. Ноги подкашивались, не желая больше идти. Но его воля только лишь дала трещину, все еще сохраняя целостность. А значит, не было и речи о том, чтобы остановиться раз и навсегда.

Однажды упав, он долго лежал, прижимаясь к горячему песку. Он чувствовал, как степной ветер перекатывает тонны мельчайших песчинок, а значит, улавливал движение всей этой массы камня и пыли. Он подумал, что если лежать так миллионы лет, то земля сама приведет его к цели, не надо тратить собственные силы. Какая мелочь, это время, по сравнению к жизнью всей вселенной. Так, пустяк, не стоящий упоминания. И только мысль о том, что каинит Стокер умрет гораздо раньше, заставила его подняться и идти дальше.

Прошел еще один день. Но он ни разу не остановился по собственной воле. Знал, что если прервет шаг, то так и сгинет, а прах его станет частью этой пустыни. Почти перестал чувствовать боль, сжигающую его изнутри. А на лишения внешней плоти он просто не обращал внимания. Они тускнели по сравнению с Жаждой, извечным бичом рода вампиров. Ведь нет муки более страшной, чем та, которая черпает свою власть из самой природы существа. Не так боялось бы все живое смерти, если бы по окончании плотского существования не останавливался бы ход того времени, внутри которого пребывают все близкие и родные. Ведь не тело слабо, если рукой можно с легкостью пробивать сталь и крушить камень, а дух, стесненный чувством боли.

Но это были мысли из его прошлого. А сейчас он сомнамбулически брел вперед, думая только о том, что рано или поздно это прекратится. И боялся он только того, что Жажда окажется более быстрым способом расстаться с жизнью, нежели о ней принято думать. Только это заставляло его черпать новые силы практически из воздуха. Он представил себе, что Голод покинул его нутро и оказался за спиной. Что он преследует его так, как охотник ступает по следам добычи. А значит, стоит держать нос по ветру и не замедлять хода, иначе можно быть настигнутым.

Ожидание нового дня было возбуждающе тревожным. Стокер с трудом подавил волнение, захватившее его целиком. Он понимал, что подобное состояние способно высушить его до дна, обессилить. В подобном случае накопленная с огромным трудом витальная энергия будет растрачена в пустую, в то время как намеченная цель ускользнет и, следовательно, станут достоянием Вечности долгие дни поисков, сопоставлений, лжи и долгого, мучительного, болезненного ожидания.

Он ждал намеченного часа с замиранием сердца, боясь неосторожным шумом дыхания спугнуть… кого? Иерархов, ослепших от осознания собственной вселенской значимости или, с равным исходом, оттого, что их глаза были больше привычны к мраку подземных книгохранилищ и пыточных камер, в которых удовлетворялись не столько их садистские наклонности, сколько позывы высыхающих желудков к удовлетворению голода? Той высшей силы, стоявшей над сообществом вампиров и регламентирующей каждый их шаг? Или сам себя испугался каинит, едва осознающие данные ему силы.

То время, которое человек, бывший когда-то Абрахамом Стокером, мог потратить на решение подобной дилеммы, вампир Стокер потратил на раскрепощение своей новой сущности.

Он примерил на себе новый образ жизни с той легкостью, с которой модница подбирает очередной наряд, удачно подсмотренный по фэшн-каналу пиратской ретрансляционной станции, — а это значит, что нормальный человек не согласится даже умереть в подобной одежде. Стокер не без удовольствия насладился новым ощущением неподвластной времени и пространству — суть двум основным силам, управляющим космосом людей — энергии, бурлившей в нем с первых мгновений посвящения, и это затмило для него весь тот рацио, по законам которого он строил свою жизнь до этого дня. Смешение Жажды и ураганных порывов темной витальности, которую получает каждый каинит в обмен на бессмертную душу, отданную на откуп Сатане — хотя все это сказочки для непосвященных, — с одной стороны, раздирало его плоть и дух на миллионы осколков, перебирало его генный код с ловкостью жонглера, тасующего карты, и выстраивало их в новой последовательности, отчего каинит одновременно идентифицировал себя с абсолютно разными по природе существами, иным из которых не было места в той части реальности, которая с незапамятных лет есть объективность для большинства, данная ему в ощущениях и прочее.

Как алкоголик, ищущий забвения на дне винного сосуда, Стокер находил отдохновение в кровавых запоях. Он заманивал неосторожных людей в самые темные уголки городов, в которые забрасывали его охотничьи инстинкты вампира, гипнотизировал их магнетическим взором и выпивал до остатка, не особо гнушаясь антропофагией и некрофилией. Ветер гнал его рваную тень по земле, в которой, как в ловчих сетях, бились тени жертв, закланных на алтаре Голода.

Только постановка суперценного в рамках отдельно взятой личности вопроса, маниакальное отклонение, усугубленное повышенным уровнем адреналиновой секреции и звериной жестокостью, наметила ряд направляющих, которые удерживали буйного Стокера в некоторых пределах. Обогащенный новым знанием, со слепой любовью самки к потомству, лелеющий мысли о разоблачении, он притаился, выжидая подходящего момента, чтобы нанести свой удар. Редуцированные ощущения обиды и боли, которые он перенес, расставаясь со своей человеческой сущностью, в итоге трансформировались в метафизическое желание отомстить любой ценой.

И час пробил. Он долго смотрел на лист бумаги, лежащий перед ним, потом обратил свой взгляд на табло лазерного таймера, проецирующего свои показатели на потолок кельи, в которой жил адепт Стокер. Затем снова посмотрел на листок, исписанный тонким почерком, — за четкие вертикальные границы которого выскальзывали непослушные завитки некоторых согласных. И вновь глаза жадно впились в таймер…

Стокер взъерошил волосы, потер виски указательными пальцами. Встал и немного побродил по комнате. Захотелось свежей крови. Живой. Горячей, с непременным сопровождением в виде криков, плавно переходящих в хрипы умирающей жертвы. Но вампир остановил полет своей фантазии. Если числовой метод определения дат Черного зодиака верен, то до намеченного события оставалось лишь несколько часов. Очень длинных часов, если коротать их в маленькой подземной камере наедине с собственной нервной системой. И очень коротких, если вдыхать ночной воздух, таясь во мраке переулков и поджидая жертву. Тогда очень просто увлечься охотой и пропустить событие. Позволить себе такую халатность Стокер не мог. Он собрал волю в кулак и сел на пол, сложив ноги крест-накрест, поверх голеней положил расслабленные руки открытыми ладонями вверх, прикрыл веки и принялся терпеливо ждать.

Он часто представлял себе, что должно или может произойти. Но так до конца и не понял, зачем стал воплощать в жизнь свою затею. Чего он хотел добиться в действительности? Какая-то часть его сознания упрямо твердила, что остатки человека не смогли примириться с новой судьбой, архитипичность образа кровожадного монстра довлела над умом Стокера-человека и одно это делало невыносимой мысль о том, что в старом теле теперь живет разум совершенного иного, чуждого ему существа. Но это лишь отговорка. Прямых негативных чувств к вампирам Стокер не испытывал, на какие бы субличности ни распадалось сознание. Психология каинита с каждым днем набирала силу, вытесняя все лишнее. Скорее всего на некотором этапе психологической мутации и произошел тот сбой, который привел Стокера к мысли об уничтожении своих кровных отцов.

Он знал, что существа, повязанные кровными узами, не могут от желания смерти друг другу перейти к воплощению этого желания. Поскольку это противоречит инстинкту самосохранения. Всем хорошо известно, к чему приводит разрыв уз. Но поскольку Стокер не был самоубийцей, а был очень прилежным учеником, то этот факт не стал препятствием на его пути. Он нашел способ разрешить такое противоречие. И убрал со своего пути главную преграду.

Один только раз его посетила тень сомнения. Пробираясь сквозь нагромождение метафор и аллегорий, которыми пестрел текст очередной инкунабулы, каиниту показалось, что некая посторонняя воля ведет его сквозь вереницу истлевших страниц, подсказывая единственно верный способ интерпретации написанного. Ведь не может же быть так, что тысячи раз читанный и перечитанный текст так никому и не поддался. Неужели все эти древние книги ждали момента, удобного для раскрытия своих тайн. И на месте Стокера мог оказаться любой… или нет… или любой… Конечно же, каинит был далек от мыслей о собственной исключительности. Но отрицать отсутствие планомерности в рождении целой лавины новых знаний и истин он не мог.

На уровне генов каждый каинит получает некий набор предподобранной информации. Это помогает раздираемому противоречивыми эмоциями и состояниями сознанию пережить период трансформации с наименьшими последствиями. Встраиваясь в геном человека, ДНК каинита также добавляет фрагменты родовой, генетической памяти. Вплоть до осознанных картин псевдоиндивидуального прошлого, которое аккумулируется случайным образом из соответствующих событий из жизни каинита-инициатора. Поскольку новый геном Стокера пережил слияние с тремя геномами каинитов, то соответственно и его память впитала в себя фрагменты истории трех разных существ. На этапе формирования уникальной личности вампира пары-основания ДНК ложились таким образом, что Стокер получил кратковременный доступ к метаполю истории всех вампиров. Это и дало ему возможность не просто прикоснуться к тайнам древних каинитов, но и стать их носителем.

А вместе с тем и родилась идея покончить одним ударом со своими отцами. Как искра между вольфрамовыми дугами, как эхо от залпа орбитального орудия «Мьелнир» — калибр, между прочим, 471 tactics, — он вспомнил чужую жизнь, наполненную жаждой уничтожения. Там, в вихре противоречивых желаний, из водоворота событий и лиц выступал черный монолит мести, причины и следствия которой стоили намного меньше самого акта пролития чужой крови. С того самого мига крупицы чужого разума вступили в симбиоз с ego Стокера и подавили некоторые его имманентные качества.

В среде адептов «Ахерона» на особом месте стояло умение гадать, основанное на футархе. Набор из 23 рун плюс еще одна, пустая руна. Каждый символ имел свое имя, несшее в себе сакральный смысл, числовой эквивалент и два значения — прямое и перевернутое.

Особых успехов в руническом гадании достиг адепт по имени Ар. В небольшом кошеле, сшитом их кожи представителей трех людских рас, он хранил свой футарх. Каждую руну он вырезал собственноручно из черепных костей своих первых двадцати четырех жертв. Каждую руну он посвятил одному из двадцати четырех демонов терранского суточного цикла. Гадал Ар исключительно раз в семь лет. На поочередное вытягивание рун и их интерпретацию у него уходило двадцать четыре дня — сутки на одну костяшку. С составленным подобным образом гороскопом сверяли свои жизни все остальные адепты.

Со временем футарх стал подчинять себе того, кто мнил себя хозяином древних рун. Со временем, все больше и больше, души умерщвленных Аром людей вмешивались в его существование и в результаты его предсказаний. В итоге та сухая оболочка из мертвой плоти, которой самое место было в потустороннем мире, с разумом комнатного растения, живущая за счет гемоликвидных инъекций, давно перестала быть Аром, так умело раскладывающим руны.

Футарх, лишившийся своего владельца, пылился в подвалах «Ахерона», среди подобных ему артефактов, которым каиниты не могли найти достойного применения.

Стокер и сюда засунул свой нос. В Книге Гейрреда он нашел намек на то, что рунические последовательности, наносимые на клинки мечей, изменяли свойства оружия, добавляя ему невиданные качества. Обретенное знание было весьма кстати. В своем деле Стокер планировал нападать и убивать. Делать это надо было быстро и эффективно. Ах да, болезненность также входила в свойства смертей, которые подготовил каинит для своих жертв. Он уже потирал руки в предвкушении всех стонов, криков, плачей и молитв о пощаде, которые польются в его адрес из уст умирающих иерархов.

Проникнуть в архив не представлялось сложной задачей. Вынести футарх было еще более простым делом. Найти ему правильное применение заняло гораздо больше времени.

У уличных торговцев оружием Стокер приобрел два автоматических гаусс-пистолета «шрек».[3] У ювелиров каинит приобрел нанорезаки и ручные лазерные буры. Затем на поверхность каждой пули он нанес узор, сложенный из последовательности тех или иных рун. Из всех возможных комбинаций были выбраны три руны, чьи сакральные смыслы наилучшим образом подходили для того, чтобы безгильзовая пуля F-F с проникающей энергией в пятьсот килоньютонов приобрела бронебойную способность легкой тактической ракеты, к тому же если интеллектуальный блок поиска мишени позволял подобному снаряду искать цель до тех пор, пока кинетическая энергия не приравняется к нулю под действием сопротивления атмосферы и сил тяготения, то руническая вязь устраняла этот недостаток. Снаряд мог вечно преследовать жертву и рано или поздно настиг бы ее. В итоге силой Стокера стало не только знание, но и весьма смертоносные воплощения извечного людского мортидо.

Биологические часы сработали, как всегда, точно. Ровно за четверть часа до вступления в силу очередного Зодиака глаза Стокера открылись. Он поводил головой из стороны в сторону, разминая затекшие мышцы шеи. Совершил несколько круговых движений руками, плавно встал. Медленно подошел к небольшому шкафу, вмонтированному в стенную нишу. Прикосновение подушечки пальца к оптическому замку заставило сработать систему папиллярного считывания. Сверив рисунок Стокера с записями в своей памяти, замок открылся. Стокер достал из оружейного сейфа двойную наплечную перевязь со «шреками» и надел ее. Перед выходом из кельи он в последний раз осмотрел свое жилище. В самом центре помещения, в нескольких дюймах от места медитации, его взгляд остановился на небольшом черном чемодане. По лицу Стокера поползла злая усмешка. Опустив левую руку в карман брюк, каинит извлек оттуда небольшой пульт с одной-единственной кнопкой. Утопив переключатель большим пальцем, он бросил пульт к ногам и раздавил его резким ударом ботинка. На небольшом дисплее, вмонтированном в торцовую панель чемодана, включился таймер обратного отсчета.

Стокер закрыл за собой дверь и твердым шагом направился к галерее, ведущей в подвалы «Ахерона». За его спиной остался ждать своего часа вариант «В», который сработает в любом случае. Но если Стокер не уложится в отмеренный промежуток времени, то огонь взрыва поглотит и его. Черный зодиак даст ему чуть больше часа, в течение которого даже общей силы иерархов не хватит на отражение атаки. Они будут умирать как беспомощные черви, не способные к защите.

На длинной винтовой лестнице, ведущей в подвал, Стокер неожиданно услышал голос, зовущий его по имени. Он остановился. В шуме ветра, порождающего сквозняк, он явно слышал голоса, принадлежащие человеческим существам. Они наперебой спорили, то призывая его повернуть назад, и в этом случае он слышал угрозы и ругательства, или же, наоборот, зовущие его вниз, убеждающие в правильности выбранного пути. Стокер мотнул головой, стараясь сбросить наваждение. Тело сковала внезапная усталость. Он обратил внимание, как полумрак, царящий на лестнице, сгущается и обволакивает его, словно кокон. Это мешало дышать, двигаться вперед. От тела поползли в окружающее пространство тонкие изумрудные щупальца. И по ним, будто бы по проводящим каналам, потекла из него жизнь.

Каинит на мгновение потерял равновесие, что заставило его схватиться рукой за холодный камень кладки. И тут же он отдернул ладонь. Ожог огромной силы пронзил конечность, пробираясь по ней к сердцу и мозгу. Ледяные иглы вонзились в глаза. Захрипев, Стокер сполз на пол. Он случайно вновь коснулся спиной стены, но вместо того чтобы почувствовать боль, ему показалось, что только так, скрючившись на полу и обхватив себя руками, он сможет дожить до конца. Ему стало тепло и спокойно. А в это время части кладки вокруг него, словно живое существо, потревоженное ото сна, ожила и потекла по направлению к каиниту. Сперва движущаяся субстанция очертила контуры его тела, а потом начала отпускать ростки, которые вытягивались и стремились оплести тело.

Но наваждение, сковавшее Стокера, не смогло полностью овладеть его разумом. Прошло несколько секунд, и он почувствовал, как мощная волна энергии рождается внутри его тела. Она плавно растекается по всем органам и членам, наполняя их силой и мощью. Он резко вскочил на ноги, едва успев вырваться из плена щупалец, которые протягивала к нему стена. Выхватив «шреки», он навел их стволы на стену и спустил «собачки». Шесть раз звучали звуки выстрелов и шесть раз вслед за ними по коридорам катакомб разносился дикий вопль боли. По кладке в местах попаданий потекли струи янтарной субстанции, которая была кровью существа метаморфа, охраняющего подход к святая святых «Ахерона».

Уничтожив преграду, Стокер перезарядил оружие и бегом ринулся дальше вниз. Наконец, преодолев все лестничные пролеты, он оказался перед огромной дверью из цельных листов кованого железа. Осторожно приблизившись вплотную к двери, Стокер провел рукой по ее поверхности, ладонью ощущая грубость обработки. Затем он коснулся большого кольца, вмонтированного в нос мифического уродца, служившего роль ручки. Он знал, что, отстучав, секретный ритм, он сможет открыть преграду. В противном случае рожденное существо уничтожит его так быстро, что вряд ли он успеет что-либо понять.

Так

Так-так-так

Так

Так

Так-так

Так

Дверь бесшумно открылась. Вновь в руках каинита тускло сверкнули вороненые пистолеты. Большими пальцами Стокер взвел курки. Затворы автоматически отщелкнули текущий заряд, подставляя под головку бойка очередную пулю. Каинит сделал еще один шаг.

Когда он брел по пустыне, то ощутил свое абсолютное одиночество. Никого вокруг, ничто в мире его более не держит. И это было хорошо. Поскольку любая привязанность, к чему или к кому она ни относилась бы, служит отличной пищей для страха. А страх — это, пожалуй, единственная сила в мире, способная разрушить любой замысел, любое начинание. Сперва он появляется в виде сомнения, потом заставляет выдавать оценки и расставлять приоритеты, потом приводит к жертвам. И все это время сохраняется устойчивое впечатление, что ситуация полностью под контролем. Но это далеко не так. Сперва микротрещины, потом все расширяющиеся и расширяющиеся провалы, перерастающие в пропасти, раздирают человека на части, растаскивают его в разные стороны. В итоге все превращается в прах.

Удачей Стокера было то, что ни разу ему не пришлось ощущать страх. Даже когда так ладно распланированная комбинация рассыпалась на отдельные составляющие, когда он был вышвырнут из подвалов «Ахерона» огромной невидимой силой и лежал искалеченный в подворотнях Луксора, зализывая раны, томимый Жаждой, он все равно знал, что не боится ничего, и это придавало ему новые силы. Более того, всегда у каинита была надежда. Не то светлое чувство, которое культивируют в себе обычные люди, а некий эрзац, подобие веры в то, что все содеянное есть истина.

Стокер понял, что стоит неподвижно весьма долгое время. И его глаза не могут оторваться от чаши Компаса, в самом центре которой пульсирует капля его крови. Каинит моргнул, словно бы пытался отогнать наваждение. Но после того как веки поднялись, картина перед ним нисколько не изменилась. Стокер сел на песок, заняв свое любимое положение — ноги скрещены, ровная спина, руки лежат на щиколотках открытыми ладонями вверх. Еще раз оглядевшись по сторонам, каинит отметил, что по-прежнему находится в полном одиночестве. Только легкий ветер и песок. Над головой низко провисает вечернее небо, усыпанное редкими пятнами далеких звезд. И как насмешка — уверенная капля крови в центре чаши.

Но все же некоторые изменения произошли. Во-первых, усталость ушла бесследно, а ее место заняло чувство, сродни апатии, только без яркого отрицательного привкуса, при котором мир кажется неудачным смешением градаций серого. Отступила на второй план Жажда, а чувство близкого конца притупилось настолько, насколько может привыкнуть к собственной скорой кончине неизлечимо больной, решивший прожить последние дни с максимальной пользой для себя.

В промежутке между торсом и ногами каинит раскопал небольшую лунку в песке. Затем отстегнул поясные крепления компаса и аккуратно положил артефакт в углубление. Без малейшей тени удивления он принялся наблюдать за тем, как песок начал медленно поглощать перевязь и компас. Когда волнение силиката прекратилось, на ровной желтой поверхности осталась темная капля крови. Случайный порыв ветра присыпал ее крошечными песчинками. Капля дрогнула и втянула их в себя.

Стокер склонил голову к левому плечу и закрыл глаза. Теперь, когда он нашел Патриархов, оставалось только ждать их воли. Долго ли, быстро ли ответят они Стокеру, большого значения не имеет. Вряд ли верховные повелители вампиров проявят такое безразличие во времена, когда на важном счету может оказаться любая жизнь.

Ответь нам, дитя, как долго ты предполагал испытывать наше терпение? Не торопись, у нас впереди много времени. Нам очень любопытно услышать твой ответ, понять мотивы, которые двигали тобою.

Хм, ты удивляешься? До сих пор ты сохранил смелость и пытаешься оспаривать наши слова? Возможно, в иной ситуации мы могли бы по достоинству оценить твои качества. Но сейчас нам нет дела до возмутителей порядка. Нам более привычным кажется уничтожение смутьянов. Так что мы просто будем смотреть на тебя и ждать, когда иссякнет источник твоего бунтарства и ты признаешь вину. Просто запомни, что чем быстрее это произойдет, тем проще будет твоя смерть.

Ты ведь еще не забыл, как мы умеем убивать? Не прячь глаз, атавистические замашки людей не имеют здесь никакого значения. Ведь мы видим тебя насквозь, все, что происходит в твоей душе, прозрачно для нашего взора. Дитя, оставь попытки к бесполезному сопротивлению, ты попросту теряешь время. Знаем, знаем, ты давно смирился со своим концом. Но не забывай, что у твоих хозяев есть сила, способная вернуть тебя к жизни. Достаточно одного слова, как в твоих жилах вновь затеплится огонь. Ты ведь еще не забыл вкус крови? Хочешь пить? Мы дождемся твоего ответа… не стоит торопиться.

Что? Ты не можешь избавиться от страха? Что-то подсказывает нам, что ты впредь всегда будешь его испытывать. Такова цена, и мы видим в этом проявление высшей справедливости. Дети, не выказывающие должного повиновения, должны испытывать страх, это сдерживает их порывы. Когда мы посмотрели в глаза твоих братьев, то увидели там схожие чувства. Не кажется ли тебе, что их причиной было не твое внезапное появление.

А получилось бы весьма интересно, если бы мы позволили тебе довести начатое до конца. Но у нас были свои мотивы для вмешательства. Ведь мы не только требуем от вас служения и подчинения. Мы помним и о собственном долге перед детьми. И не делаем ни для кого исключений в том случае, когда кто-нибудь из вас нарушает установленный порядок. Поверь, дитя, порядок должен быть во всем, он несокрушим, единственно верен и непререкаем. Иначе всех нас ждет одна участь — гибель, постыдная и мучительная. Ведь разве не хотим мы лучшей доли для вас? Разве можем мы спокойно смотреть, как вы сгораете в огне противоречий между правилами и желаниями. Дитя, мы горячо любим вас, но мы закон, а закону не ведомы эмоции.

Вот видишь, твое сердце начинает оттаивать. Прости, в происшедшем есть немалая доля нашей вины. Мы слишком сильно увлеклись воспитанием твоих старших братьев, оставив без должного внимания твою неокрепшую душу. И это привело тебя к последней границе. Но мы не можем просто сменить гнев на милость, сделав исключение для одного тебя. Потому что затем и остальные будут просить о том же. И равновесие пошатнется.

Дитя, ты говоришь, не ведая. Не смей упрекать нас в том, что является проявлением естественной иерархии, во имя которой существует все во Вселенной. Ты искал смерти для тех, кто дал тебе новую жизнь. Теперь ощути то, что почувствовали они. И более не смей поднимать руку на брата своего. Не повторяй грехов своих родителей.

Теперь слушай и запоминай каждое наше слово. Каиниты «Ахерона» должны были умереть только за то, что приняли наше попущение за признак того, что им дарована вседозволенность к свершению своих дел без оглядки на судьбы всех вампиров. И наказанием за грех гордыни стала их смерть в последний миг перед прозрением. Они первыми поняли, что есть порядок, и стали возносить ему молитвы, минуя нашу волю. Но порядок глух к чьим бы то ни было словам, он просто есть, холодный и бездушный. Не он существует для нас, а мы для него. Твои братья забыли или не поняли это. Вот почему нам пришлось наказать их. Единственное, что мы не смогли учесть, было твое рождение. Кровь, влившаяся в твои жилы, слишком долго бурлила в свободных телах. Их мысли поразили ее своей греховностью. Они испортили ее.

Мы дали шанс твоим братьям самостоятельно встать на путь исправления. Но они не поняли посланных им сигналов. Хотя нам показалось, что не захотели понять. Это был испытанный прием, но почему-то сейчас он не сработал. Что ж, искать причины происшедшего нам более неинтересно. Впредь мы будем карать без промедления.

Ты спрашиваешь о нем? Мы ответим, хотя при упоминании этого имени наши сердца обливаются кровью. Нам больно видеть, как лучший из каинитов сжигает себя в пламени отступничества. Но меч уже обнажен и занесен над его головой. И этим мечом суждено стать тебе. Нет, хватит вопросов. Время говорить ушло, мы намерены только действовать. Чувствуется приближение большой катастрофы. Порядок может быть нарушен. Ведь ты понимаешь, что допускать этого нельзя? Отлично, дитя, мы не ошиблись в тебе.

Но, к сожалению, мы уже не в силах исправить то, что сделал ты своими необдуманными действиями. Но мы можем простить тебя, что наверняка сделает твою смерть несколько легче. Решать тебе, на чьей стороне ты предпочтешь остаться.

Пойми же наконец, что любой грех против порядка должен быть наказан. Вы все, нарушившие правила, идете своими непохожими путями. Но финал каждой дороги упирается в двери, за которыми наш мир ожидает хаос. В этом случае нам нет дела до того, кто и как может открыть ворота в бездну. Мы должны оградить мир от коллапса, и мы сделаем это в любом случае. Но искупление может заслужить даже бунтарь, иначе и быть не может. Так что, дитя, мы надеемся, ты примешь правильное решение. Выбери наконец, на чьей ты стороне.

Стокер внимательно наблюдал за тем, как одно за другим на песке появляются письмена каинитов, из которых складывается послание Патриархов. Он запоминал каждое слово, впитывая крупицы дарованного чуда. Прямой диалог с повелителями был дарован именно ему, что само по себе могло быть расценено как величайшее благо. Но стоило ли ради этого балансировать на тонкой грани между существованием тела и благостным покоем души.

Когда песок успокоился, сообщая о том, что более слов не будет, Стокер завел руку за спину и из-под рубашки достал пистолет, который был с ним всю дорогу. Он покрутил оружие перед глазами. В стволе мирно ждал своего часа последний заряд. Каинит мог поднести холодный ствол к виску или засунуть его в рот, нажать на курок, и тогда один удар начиненного сильным концентратом аргентума снаряда покончит со всем. Однако стоило ли тогда тащиться по пустыне, умирая от жажды, чтобы вот так просто уйти. Стокер криво ухмыльнулся.

Если Патриархи ждут ответа, они получат его. И более действительно не стоит терять время в пустых беседах о смыслах жизни. Или же о ее полной бессмысленности. Вот его решение.

Как он мог не понять такой простой истины раньше. Что, какая сила, чья воля держала его в узде, мешая прозреть. Под чью дудку он мог плясать всю свою жизнь, упуская из виду такие элементарные вещи. И сейчас, когда они ждут слов, нет ничего более естественного, чем просто промолчать. Встать и пойти своим путем.

Стокер видит каплю крови, дрожащую под ветром. Он направляет ствол «шрека» перпендикулярно земле, жерлом накрывает каплю и спускает курок. Гулкий выстрел разлетается по пустыне. Маленькие вулканчики силикатной пыли взметаются вверх и медленно оседают. Каинит далеко отбрасывает бесполезный пистолет и падает на спину, бессильно раскинув в стороны руки и ноги. Его глаза устремлены в небо.

Скоро должно наступить утро.

Утро наступило. Палящие лучи солнца, преодолев миллионы километров, ровным потоком струятся сквозь атмосферу, накаливая силикат до того состояния, когда отдельные крупицы превращаются в жидкость, тут же застывающую и превращающуюся в стекло. И эта сперва вязкая, а затем сгущающаяся субстанция служит отличным отражателем, направляя свет обратно в космос. И только фигура каинита, одиноко бредущего по пустыне, находится в стороне от этого процесса. Она существует вне данной реальности, явно выказывая свое полное безразличие ко всему окружающему.

Стокер неторопливо идет, оставляя за спиной километры песка и слепящего света. Его шаг легок, практически невесом. Ноги едва касаются земли, оставляя лишь намек на полноценный след. Может показаться, что каинит парит над пустыней, играя с силами притяжения в одному ему известную игру. Он бодр, сила бурлит в его жилах, он не знает усталости. Ведь впереди его ждет еще очень многое. Он верит, что дойдет.

Старика разбудил шорох, раздавшийся за спиной. Он поднял голову и начал пристально вглядываться в окружающий мрак. Но плотная ночь стала отличным прикрытием для незнакомца, пришедшего из глубины пустыни.

Забытое ощущение опасности заполняет собой пространство, отведенное человеку на небольшом пятачке синтетического полового покрытия, уложенного поверх силикатной насыпи. Старик протягивает руку, чтобы нащупать холодную сталь оружия, припрятанного неподалеку. Но голос из темноты предвосхищает его порыв.

— Не стоит, я не причиню тебе вреда.

Старик мучается сомнением, но все же рука останавливается на полдороге, оставив оружие в стороне.

— Мне кажется, что я уже слышал твой голос… не могу припомнить, когда и где.

— Это было очень давно, старик.

— Да, наверное.

Незнакомец делает шаг вперед, входя в зыбкий круг света, порожденный простой пьезогорелкой.

— Позволишь?

Старик кивает в ответ.

— У вас один голос на всех. Быть может, тогда был не ты…

— Возможно, а может быть, именно я.

— Ты молод.

— Это просто внешность. Ты не поделишься водой?

— Я думал, что в этом нет необходимости.

— Кое-что сильно поменялось. Ты здесь один?

Старик садится, упираясь спиной в тюки с поклажей.

Из нагрудного кармана он достает узкий портсигар, закуривает сам и протягивает сигарету пришельцу.

— Будешь?

Незнакомец сомневается, но вскоре его рука берет предложенную сигарету.

— Все же, как насчет воды?

— Рядом с тобой должны быть пакеты с концентратом. Там же найдешь эмиттер и реагент. Что привело тебя сюда?

— Точно сказать не могу. Возможно, позднее я пойму это. А пока… не знаю.

— Понимаю. Мне знакомы твои чувства.

— Я вижу, ты многое понимаешь. Скажи мне, что ты чувствуешь?

Старик кашляет, вытирает рот тыльной стороной ладони. Затем медленно поворачивает голову сперва слева направо, затем наоборот. Когда он перестает двигаться, то в тусклом свете электрического огня можно увидеть, как закатились его зрачки. Большие бельма глаз светятся голубым огнем, и в окружающем полумраке это производит устрашающее впечатление. Некоторое время старик пребывает в трансе, изредка издавая звуки, похожие на стоны. Когда он приходит в себя, его руки заметно дрожат, а со лба по лицу капли пота прочерчивают глубокие бороздки на запыленном лице.

Незнакомец меняет положение. Раньше он сидел на коленях. Теперь его ноги скрещены на земле, а руки лежат на щиколотках. Открытые ладони смотрят вверх, давая возможность небу утонуть в узоре линий на коже. В уголке его рта дотлевает сигарета, пепел падает на ворот одежды.

Старик едва приходит в себя.

— Мне не зря показался знакомым твой голос. Я видел тебя когда-то.

— Боюсь, та встреча не была приятной.

— Я ощущаю, как прошлое все еще имеет власть над тобой. Но не могу понять, что дает тебе новые силы.

— Моя смерть, по-видимому.

— Ты встречался с ней.

— Повезло разминуться. Но мы были очень близки. Кажется, что-то нарушило ее планы.

— Я тоже видел смерть. Но в тот момент ей не было до меня никакого дела.

— Тебе повезло. Обычно подобные встречи не кончаются ничем хорошим. Посмотри на меня внимательно, что ты еще можешь увидеть.

— Достаточно для того, чтобы прекратить этот разговор. Боюсь, встреча с тобой не сулит мне добра.

— Извини.

— Ничего страшного. Я давно жду, что произойдет нечто подобное. По правде сказать, я только этим и живу последние годы. Другой участи не будет.

— Ты прав. Но мне все равно жаль. Я думал, что ты будешь подготовлен.

— Ничего. Ничего. Когда мы приступим?

— У нас есть несколько часов. Не будем торопить их. Ведь мы еще не закончили разговор.

Больничная палата. За дверью суета и шум бегущих ног. Скрип колес от мобильных коек, звон разбивающихся склянок. Руки в силиконовых перчатках. Лица, закрытые стерильными повязками. Холодные, отстраненные взгляды эскулапов. Это за дверью.

А внутри тихий гул вентиляторов, увлажняющих воздух. Тихо шуршит помпа искусственного легкого, когда ее края трутся о плексигласовые стенки поршневого цилиндра. Мигают огни контрольных приборов.

Две руки крепко держат друг друга. Одна с силой сжимает пальцы, другая почти расслаблена. Лицо пациента настолько бледно, что сливается с окружающей белизной интерьера. Из двух людей один молчит, не имея сил ни к чему. Другой возбужденно шепчет себе под нос слова, адресованные лежащему. Но в ответ он не услышит ничего, кроме хрипа.

В палату входят трое. Они облачены в медицинские халаты. Волосы скрыты под матерчатыми шапочками. На лицах — маски. Один остается у дверей, слегка подперев их натренированным плечом. Остальные встают по разные стороны от кровати.

— Ты знаешь, зачем мы здесь. Не мешай нам довести дело до конца.

— Она уходит от меня… оставьте, дайте мне побыть с ней наедине.

— У нас нет времени. И у нее тоже. Хозяин не станет больше ждать. Нам надо торопиться.

— Будьте вы прокляты.

— Этого у нас не отнять, человек. Благодари, что нас ты не интересуешь.

— В чем она виновата? Что сделала?

— Пустые вопросы. Адресуй их кому-нибудь другому.

— Ей не будет больно?

— Не более, чем сейчас. Зато она вернется к жизни.

— Но ее уже не будет среди людей.

— Это проблема?..

Старик вытирает вспотевшее лицо куском материи.

— Ты, наверное, знаешь эту историю?

— Нет.

— Значит, это был не ты. Я обознался. Твой голос ввел меня в заблуждение, он так похож.

— Тебе больно вспоминать о том случае. Но вампиры редко меняют принятые решения. Он сделал выбор за обоих. Ты в любом случае не смог бы помешать ему.

— Никогда.

— Ты все правильно понял. Пожалуй, я должен сказать тебе, зачем пришел.

— Я догадываюсь.

— Тебе неинтересны мои мотивы? Ты так безразлично готов отдать свою жизнь.

— Она более не нужна мне. К тому же ее смысл давно стал достоянием прошлого. Сразу после того, как один из вас отнял у меня Мину.

— Да, кажется, ее звали именно так. Ты не интересовался ее дальнейшей судьбой?

— Нет. Как ты думаешь, она помнит меня?

— Едва ли. Хотя по вашим меркам прошло достаточно много времени, такая долгая жизнь. Но для нас эта река течет с несколько иной скоростью.

— Расскажи мне, каково чувствовать себя бессмертным.

Незнакомец смеется. Точнее, ему кажется, что он смеется. На деле его связки издают звук, похожий на карканье. Впалые щеки становятся еще более тонкими и прозрачными. Проступают обескровленные вены на лбу, отчего лицо кажется разрезанным на крупные мозаичные фрагменты.

— Я не знаю, человек. Ни разу об этом не задумывался. Мне нечего тебе сказать.

— Жаль. Я думал, что хотя бы один из вас может задать себе подобный вопрос. Но, видимо, у вас не хватает силы на подобные шаги.

— Сколько пафоса в тоне. Видимо, ты все еще считаешь себя выше нас. Даже после всего произошедшего.

— А что, собственно, произошло? Вампир посчитал, что моя сестра может стать его женой. После чего он выпил ее кровь, заменив своим ихором. А я должен был доживать остаток своих дней здесь, в песках, потому что каждый вампир в любом городе Марса перегрыз бы мне глотку, стоило бы мне пересечь границу.

— Человек, ты же остался в живых! Тебе мало этого?!

Старик неуверенно пожимает плечами.

— Я понял одно, вампир, что с такими, как вы, лучше не иметь дела. И каждое твое слово стало мне отличным доказательством своей правоты.

— Будем считать, что момент светской беседы подошел к концу.

— Да, именно так.

— Тогда я скажу тебе, зачем пришел.

— Мне кажется, я давно догадался.

Если ты не будешь бояться меня, человек, то боли не будет. Поверь, я знаю это наверняка. В свое время мне пришлось пережить нечто подобное. Но прежде, я хочу хоть как-нибудь оправдаться перед тобой. Я долго страдал, испытывая неприязнь к своему новому способу существования. Все, что было мне дорого в прошлой жизни, стало ворохом никому не нужных воспоминаний, которые со временем вытеснялись из моей головы совсем иными вещами. Сейчас я уже не смогу отрицать того, что все это было мне действительно неприятно. Но, как бы то ни было, я стал тем, кем стал. И не собираюсь противиться естеству. Я избавил от бремени жизни не одну тысячу людей. Я делал это, испытывая истинное наслаждение. Кто-то уходил быстро, насыщая меня своей кровью. А кому-то пришлось долго и мучительно умирать, захлебываясь болью.

Ты вряд ли сможешь придумать столь изысканные проклятия, которые я слышал в свой адрес. Только перед лицом гибели человеческая фантазия до конца исчерпывает свой ресурс.

Моя история проста и вместе с тем достаточно занятна. Тебе понравится.

Меня пытались убедить в том, что мой порыв, приведший к гибели семьи, этих напыщенных выродков, есть заранее спланированное волеизъявление наших богов. Но я чихал на это. С момента перерождения меняется не только наша физиология, помимо стресса, который испытывает наше тело, мы, естественно, переживаем и психологический дискомфорт. Большинство каинитов не пытаются понять, в чем же состоит истинная причина такой ломки. Но я понял это.

Представь себе, что вампир с ихором родителя получает не только качества психосоматического свойства, но и устойчивую веру в наличие некоторых канонов, чья нерушимость является гарантией существования твоего персонального универсума. Что любое нарушение, несоответствие, отход от принятых правил расценивается как величайшее преступление. Такое должно караться немедленно и жестоко.

Каково же было мое потрясение, когда я обнаружил, что семья, членом которой мне суждено было стать, не просто закрыла глаза на возможную ересь, а активно культивирует ее, выращивая семена порока и безверия в каждом своем собрате. Игнорировать такое вопиющее неуважение к канонам я был не в состоянии. Все мое естество противилось этому. Я долго искал решение сложившейся дилеммы. А потом понял, что иначе, как через уничтожение ереси, через выкорчевывание нечистых посевов, нельзя спасти остальной урожай. И орудием должен быть я сам.

Но те, кому я так смиренно молился, прося поддержки, не просто не услышали меня. Зная обо всем, Патриархи медлили с окончательным ударом. И нанесли они его именно в тот миг, когда я сам подошел к завершению собственного замысла. Они решили, что мой порыв настроен против них. И приготовили мне тяжелое испытание.

Тогда я решил, что имею право более не слушать их приказов. Я начну свою собственную войну.

Но для этого мне нужна твоя кровь, человек. Не сопротивляйся и не бойся. Тогда боли не будет.