Первым делом он предупредил:
– Я не хочу особенно распространяться по телефону.
– С тобой все в порядке?
– Просто великолепно. Слушай, ты помнишь эту версию, которую я никогда и никому не рассказывал?
– И ты в этом месте?
– Да, но не надо говорить об этом. Ты занята?
– Занята? Вот прямо сейчас?
– Я хотел сказать, ты работаешь?
– В конце месяца я снимаюсь для немецкого каталога. Можно подумать, весь мир снимает свои каталоги на Саут-Майами-Бич.
– А не хотела бы ты вместо этого прокатиться?
Джойс помолчала.
– Ты как-то сам на себя не похож.
– Я стараюсь говорить поменьше, на всякий случай. Но все-таки могу тебе сказать, что гляжу сейчас в окно и... думаю, тебе бы понравилось.
На этот раз Джойс молчала дольше.
– Не знаю, смогу ли я. Надо зарабатывать на жизнь.
– Об этом не думай, думай о том, как поедешь. Ничего такого расфуфыристого тебе не потребуется, а вот пальто прихвати. Здесь холоднее, чем во Флориде.
– Каким образом я буду добираться?
– Об этом тоже не беспокойся, я что-нибудь организую.
– За мной, кажется, следят. На этот раз замолчал Гарри.
Гостиница «Лигурия» возвышалась над дорогой, убегавшей по берегу к Санта-Маргерите и дальше на Портофино; из своего окна Гарри отчетливо видел раскинувшийся на другом берегу заливчика Рапалло. Незапамятных годов постройки серого и песочного цвета на фоне крутых зеленых склонов, пальмы вдоль набережной. Дряхлый курорт, город, сейчас уже скорее викторианский, чем средневековый. Приноравливаясь к здешней жизни, он как-то перестал думать о том, что оставил позади.
– Ты имеешь в виду полицию?
– Надеюсь, что да, – послышалось в трубке. А затем после паузы: – У меня были гости – твои друзья и некто, кого другом не назовешь. Похоже, все они считают, что я знаю, где ты сейчас находишься.
– Того, который приходил к тебе в гости, звать Томми? – Гарри выбирал слова с предельной осторожностью. – Ты понимаешь, о ком я?
– Он попытался, но Рэйлен его прогнал. Только я не думаю, что за мной следит Рэйлен. Он довольно приятный мужик.
– Мне не хотелось тебя во все это впутывать, – сказал Гарри и сам почувствовал неубедительность своих слов. – Извини, пожалуйста, очень жаль, что так вышло. И я пойму, если ты не хочешь приехать.
– Нет, я хочу. – Голос Джойс звучал вполне искренне.
– Может быть, ты считаешь, что нужно немного повременить?
– Ты хочешь, чтобы я приехала, или нет?
Гарри доставляло удовольствие слушать этот голос, знакомые интонации. Вот сейчас проскользнуло легкое раздражение. Однако как ни приятно – надо закругляться, ему казалось, что они и так слишком много наговорили.
– Ты нервничаешь?
– Да, немножко.
– Я скучаю без тебя, – сказал Гарри. – Хочу, чтобы ты приехала, хочу больше чего бы то ни было. Слушай, я соображу, как все это устроить, и свяжусь с тобой. – Гарри сделал паузу. – Джойс? Ты помнишь этот лосьон после бритья, который мне нравится?
– Да.
– Привези мне пару пузырьков, ладно?
– Ты не похож на себя, – сказала она во второй раз.
– Знаю, – вздохнул Гарри.
Поверх лодок, приткнувшихся к этой стороне заливчика, мимо статуи Христофора Колумба Гарри глядел на Рапалло. Очень хочется показать Джойс виллу. Пожалуй, в хороший бинокль ее можно увидеть прямо отсюда, из окна. Завтра воскресенье, так что с биноклем нужно подождать до понедельника. А сегодня он прогуляется в свой любимый рыбный ресторан. Или останется в гостинице, поужинает в здешней столовой, где стерильно белый кафель и пальмы в бочках. В путеводителе сказано, что «Лигурию» любят англичане. Или, во всяком случае, любили раньше. Построенная больше ста лет назад, гостиница приобрела популярность среди английских туристов сразу по окончании Первой мировой. Ресторан в городе, гостиничная столовая... Гарри терпеть не мог есть в одиночку. Эта самая женщина... она все время курила, глубоко, судорожно затягиваясь, и Гарри тоже захотелось сигарету. Он чуть не взял «Салем» из лежавшей на столике пачки. Он сказал Джойс, что мечтает о ее приезде больше, чем о чем бы то ни было другом, и тогда это было правдой. Но сейчас больше, чем о чем-либо другом, он мечтал о выпивке, о скотче со льдом. В такое время суток и на таком расстоянии от дома это ничуть не повредит. Ведь он не станет пить и трепаться, рассказывать всякие истории, не переберет, а ведь именно от этого и были все прошлые неприятности, ведь здесь нет никого, с кем можно было бы побеседовать, не поясняя каждое свое слово, – ну, вроде того, если приходится объяснять, в чем соль анекдота.
Гарри представил себя прогуливающимся вечером по набережной, lungomare, там же, где прогуливался Эзра Паунд – больше полувека назад, а затем снова, за несколько лет до своей смерти; в шестьдесят седьмом Гарри и вправду видел, как он прогуливается. Паунд во всем своем блеске – трость, черная шляпа с широкими полями, не похожая ни на какую другую шляпу, воротник рубашки с длинными острыми концами выглядывает в вырезе черного плаща. Эзра возвращается с прогулки и заходит со своей любовницей в «Гран-кафе» – посидеть и выпить. Гарри видел и Ольгу Рудге – тогда же, в шестьдесят седьмом. Седая, но выглядела потрясающе. Многие считают, что его жена, Дороти, была красивее. Может, и так, но на одном из снимков она стоит, развернув ноги носками внутрь, – верный, по мнению Гарри, признак зануды, ханжи, человека с полным или почти полным отсутствием чувства юмора. Конечно же с Ольгой Эзре было веселее – иначе чего бы он попал в такое положение?
Прежде Гарри как-то не считал, что Джойс – его любовница, но сейчас, когда он обдумывал способы доставить ее сюда, избежав слежки, это слово неожиданно пришло в голову. И понравилось.
Можно позвонить тому туристическому агенту, записать стоимость билета Джойс на свой счет. Да, так, пожалуй, лучше всего. Нужно только обсудить некоторые детали...
Здесь толкалась уйма североафриканцев – из Туниса, чаще всего из Бенгази, а также из самых различных алжирских городов; их называли уонабаями[14]по-английски и как-то еще по-итальянски. Они торговали на набережной дешевыми часами и такой же бижутерией, раскладывали свой товар на подстилках, тихо выкрикивали нечто вроде «уонабай?» и ждали, когда прогуливающиеся мимо них обратят на этот товар внимание.
Гарри стоял и смотрел на залив, на скутера, проносившиеся мимо вырастающего прямо из воды замка шестнадцатого века; замок соединялся с набережной вполне современной бетонной эстакадой и был значительно меньше, чем замки в представлении Гарри. В воскресенье в половине пятого дня народу на пляже было совсем немного; какая-то стариковская компания играла в боччи[15]. Гарри снял блейзер и накинул его на плечи; он считал, что так неотличим от настоящего итальянца. Последнее время он даже подумывал, что стоило бы выучить язык.
Футах в десяти от него один из североафриканцев развернул соломенную циновку и теперь выкладывал на нее складные зонтики различных, но почему-то неизменно темных расцветок. Темнокожий парень мгновение помедлил, перестал вытаскивать зонтики из своего пластикового мешка и поднял глаза; Гарри почувствовал, что его внимательно изучили, оценили и, возможно, выбрали жертвой какого-нибудь средиземноморского жульничества. Усики, небольшая бородка или скорее намек на нее. Кольца и золотые серьги, на ногах – сандалии, на худощавом теле свободно болтается майка. Вообще-то говоря, мужик довольно приятный.
– Я ведь не сумею сегодня продать вам зонтик, верно? – улыбнулся довольно приятный мужик. – Ведь вы уже твердо решили, что он вам не нужен.
Английский с карибским акцентом. Британские колонии.
– Так откуда же вы приехали? – поинтересовался Гарри. – Багамы, Ямайка или все-таки Тунис?
– Усекли, да? – Теперь парень говорил на чистейшем американском, без малейшего акцента. – С итальянцами это вполне проходит, не замечают они, так сказать, нюансов. Можно было понять, что человек вроде вас сразу усечет.
– Но зонтик мне все равно не нужен, – сказал Гарри. – Да и вообще, кто его купит в такой день, как сегодня?
– А тут все дело в том, как я пялюсь в небо. Вот, полюбуйтесь. – Он озабоченно посмотрел вверх. – Вроде как что-то врожденное, заложенное в генах, подсказывает мне, что обязательно будет дождь.
– Ясненько. Раз вы приехали из Африки, из Сахары – а ведь они так считают, – то конечно же знаете о дожде абсолютно все.
– Они одно с другим не связывают. А солнца на небе может и не быть, не важно. Тогда я нюхаю воздух. Вот так. Я чувствую приближение дождя по запаху. И ведь я знал, что не продам вам зонтик. Кроме того, я отлично понимаю, кому можно вешать лапшу на уши, а кому нет.
– Вы не приняли меня за итальянца? – спросил Гарри.
– Не-а, хотя вы и надели пиджак, вроде как Феллини его носит. Вы откуда-то с Восточного побережья. Нью-Йорк?
– Майами. Почти всю жизнь прожил в Саут-Майами-Бич.
– Вас можно принять за итальянца, но только не здешнего – не так одеты. За миланца, скажем. Но чтобы уж выглядеть совсем по-итальянски, необходим пиджак с прямыми плечами и остроносые туфли. А подошвы у них должны быть без ранта и совсем тонкие. Вы здесь в отпуске?
– Да, у меня тут есть где жить, – уклончиво ответил Гарри, и вдруг ему почему-то захотелось говорить откровенно. – Вилла. И я решаю – хочется мне поселиться здесь или нет.
– В Рапалло? Вот теперь понятнее. Скрываетесь?
– А что, похоже?
– В этих местах я встречал людей, скрывающихся по самым разным причинам, только потому и спросил. Мне-то лично никакой разницы, понимаете? Просто я вижу человека вроде вас в таком вот месте, где, считай, одни местные. Ну и, конечно, задумываюсь – вот и все.
– А ведь вы здешний, – сказал Гарри. – Верно? Или приехали сюда с этими зонтиками из Африки?
– Приехал я сюда из Хьюстона, штат Техас, а давно это было – подумать страшно. Оттрубил свое во Вьетнаме, вернулся домой, и как-то мне там не понравилось. Набежало народу с Севера, и все они что-то там делают с нефтью. Вот я и двинул на Средиземноморье – Марокко, греческие острова, Египет. Одно время ходил в «исламских братьях», взял себе имя Джабал Радва, есть гора такая в Саудовской Аравии. А потом, знаете, что я сделал? Доехал до Марселя и записался в Иностранный легион. Точно записался, не вру, под именем Роберт Джи. А ведь вы не верите мне, правда?
– Почему не верю, – пожал плечами Гарри.
– Бывший легионер подначил, знакомый мой по Сайгону, – объяснил Роберт Джи. – Он француз, во Вьетнаме с пятидесятых – вы же понимаете? – женился на местной и прижился, привык. Он все уговаривал, чтобы и я остался, нашел себе маленькую, аккуратную женщину – ну, словом, как он сам. Только вот не мог я представить: как это я – и вдруг азиат. Ну, вы понимаете. Так что оставаться я не стал, а приехал сюда, а потом записался во французский Иностранный легион, где полным-полно раздолбаев наемников, прошедших все африканские войны, чтобы заработать деньги, а заодно получить возможность пострелять в ближних. Ну, вот я и оказался в одной команде с этими долбаными расистами, спал вместе с ними, маршировал вместе с ними.
– Что было очень плохо, – сказал Гарри, – если я правильно вас понимаю.
– Да уж. Хотя я и не думаю, чтобы вы понимали. Да и вообще, вам все это, скорее всего, по фигу. Гарри не стал спорить.
– И сколько вы там пробыли?
– Целых пять лет, дослужился до капрала и научился прыгать с парашютом. Служил на Корсике, там учебный лагерь, потом – в Джибути на Аденском заливе, это в Восточной Африке. Уволился, а через какое-то время оказался в Кувейте, телохранителем и шофером одного шейха. Это еще до «Бури в пустыне». В некоторых из европейских столиц он только мне и доверял водить свой катафалк. Но очень скоро я наелся этим шейхом и его замашками под завязку. Так что распрощался я с Джабалом Радвой и стал опять Робертом Джи.
– У меня тоже несколько имен, – зачем-то признался Гарри.
– Да я так и думал, – широко ухмыльнулся Роберт Джи. – Занимались какими-нибудь делишками и влипли, так, что ли?
– Я отошел от дел, – ответил, а скорее ушел от ответа Гарри.
– Ну а я пока наполовину, – сказал негр. – Иногда вот торгую зонтиками, а то могу достать вам любую вещь, буквально любую. Вам нужны американские сигареты? Виски? Пистолет или ружье? Хоть для спорта, хоть для чего угодно. Могу достать довольно приличный гашиш. Кури себе и смотри по ящику сотую серию какого-нибудь американского сериала. Энди Гриффит, говорящий по-итальянски. А вот кокаин поищите в другом месте.
– А какой пистолет? – спросил Гарри, за что был награжден еще одной улыбкой Роберта Джи.
– "Беретта", мы же в Италии.
– А вас можно нанять на работу? – спросил Гарри.
– На какую?
– Да так, груши околачивать. Глядеть по сторонам.
– Похоже на телохранительство.
– Съездить в Милан и встретить прилетающую туда женщину. А потом привезти ее сюда.
– Справлюсь, пожалуй. А сколько вы платите за подобные услуги?
– Почему бы вам не собрать эти зонтики, – сказал Гарри. – Зайдем в «Везувий» или «Гран-кафе» и все обговорим. А вы не умеете, случаем, готовить?