Пророчество

Глава тринадцатая
ДОМ С ПРИВИДЕНИЯМИ

Сознание Атон потерял всего лишь на несколько мгновений, так как следующее, о чем он помнил, было, что он беспомощно лежит на руках у Птаха, а Зуфи выходит из комнаты. Сознание колебалось на грани между бодрствованием и забытьем. Он воспринимал все, что происходит с ним и вокруг него, но не был в состоянии на это реагировать. Говорить он тоже не мог, глаза то и дело закрывались.

Птах, без особых усилий подхватив безжизненное тело Атона, последовал за дервишем. Входная дверь была открыта, но Зуфи уже нигде не было видно. Послышался звук заводимого мотора. В следующую секунду они вышли на улицу, а затем Атона поспешно и грубо затолкали на заднее сиденье «мерседеса». Машина тронулась с места.

Состояние, подобное трансу, спасало его от ощущения страха. Он на удивление четко все осознавал. Зуфи и Птах если и не в самом деле отравили его, то по меньшей мере оглушили, значит, то, что они собирались с ним сделать, противоречило бы его желанию. И Зуфи не был ему другом, как он утверждал, а уж Птах - и подавно.

Подозрения Атона теперь подтверждались: стоило родителям уехать, поведение египтянина сильно изменилось.

Быть может, все время он только и ждал подходящего момента. И Атон, доверившись Птаху, совершил непростительную ошибку. Но сожалеть об этом было поздно.

Они ехали в направлении от центра города. Движение на дорогах становилось все более оживленным. То и дело свет фар проезжавших мимо машин падал в салон «мерседеса», ослепляя мальчика, а однажды он едва не свалился с сиденья, когда автомобиль резко затормозил.

Наконец они достигли цели. Под колесами заскрипели песок и камни, несколько раз что-то с глухим звуком ударилось о кузов. Птах вышел из машины, обошел ее сзади и вытащил из салона Атона так же бесцеремонно, как и засовывал его туда. Темнота окутала его со всех сторон, повеяло запахом сырой земли и прелой листвы. На улице заметно похолодало.

Атон попытался пошевелиться, но был слишком слаб. Птах подхватил его на руки и понес, направляясь к огромному, терявшемуся во тьме зданию. Неприятный, затхлый запах распространился вокруг, где-то вдалеке послышалось вдруг громкое кошачье мяуканье, к которому присоединился собачий лай.

После этого он потерял сознание. Когда мальчик открыл глаза, обстановка вокруг него изменилась.

Теперь они находились в помещении. Атона несли по белому коридору, освещенному ярким светом неоновых ламп, в котором шаги его спутников отзывались долгим эхом. Здесь раздавались и другие звуки: голоса, звон и бряцанье, чьи-то шаги. Он почувствовал странный, одновременно и знакомый и чуждый ему запах. Но, сообразив, что обозначало это сочетание звуков и ощущений, Атон испытал нервный шок. Он находился в больнице.

Но почему? Зачем Зуфи понадобилось сначала отравить его, чтобы потом притащить в больницу, где его спасли бы?

С другой стороны, кто ему сказал, что он находился здесь, чтобы получить помощь?

Никто не попался им по дороге, пока они не достигли конечной цели. Когда Атон сообразил, куда его доставил Птах, он моментально забыл обо всем.

А принес его Птах в операционный зал.

Он не был огромным и выглядел совсем не так, как Атон себе представлял. Вместо мигающих компьютеров и сложного оборудования здесь находилось лишь несколько выключенных приборов. Операционный стол, освещаемый системой мощных ламп, заменяла простая обитая кожей кровать. Но тем не менее это была, без сомнения, операционная.

Атон испугался так сильно, что на какой-то момент смог преодолеть оцепенение, полностью владевшее его телом. Со стоном он попытался приподняться, но Птах немилосердно толкнул его обратно на кожаную кушетку. Для повторного всплеска эмоций сил Атону уже не хватило.

Снова в поле его зрения появился Зуфи, но теперь он вовсе не был похож на сказочника из «Тысячи и одной ночи». Черная борода и лысина, правда, никуда не делись, но старый кафтан он сменил на белый халат, а на руки надел тоненькие резиновые перчатки. Атон ощутил, как у него волосы зашевелились, когда в руках Птаха он увидел плоский металлический поднос. На хромированной поверхности лежала целая куча хирургических ножей, скальпелей, зажимов и других инструментов. Что же все-таки намеревались сделать с ним эти двое безумцев?

Птах озабоченно взглянул на него, а затем, покачав головой, повернулся к Зуфи:

- Мне это не нравится. Он не должен находиться в сознании. Боюсь, доза была недостаточной.

- Совсем наоборот,- возразил Зуфи. Не только выражение лица, но голос и манера разговора его изменились. Он говорил теперь с авторитетом доктора, привыкшего в силу своей профессии причинять людям определенные неприятности.- Я уже начинаю беспокоиться, что ввел ему слишком много этого средства. Ни в коем случае не следовало давать такую дозу.- Он стянул с себя перчатки и озабоченно взглянул на Атона.- Он очень сильный парень, просто невероятно. И это мне не нравится.

- А что, если он окончательно придет в себя?

«Окончательно придет в себя?» - ужаснулся Атон.

Сейчас он понимал абсолютно все, о чем говорилось в этой комнате. Расширенными от страха глазами он уставился на столик, заполненный хирургическими инструментами.

- Успокойтесь, это исключено.- Зуфи был полностью убежден в своем мнении.

- И все же если это случится? - не сдавался Птах.- Я не хотел бы, чтобы он страдал понапрасну.

Весьма любезно с его стороны, саркастически ухмыльнулся про себя Атон. Он начинал на собственном опыте ощущать, как чувствует себя собака или кошка на операционном столе ветеринарной клиники перед тем, как быть усыпленной. Самым отвратительным было то, что он осознавал свою абсолютную беспомощность: убежать, попытаться защититься или,. по меньшей мере, закричать у него попросту не было сил.

- Он ничего не почувствует,- продолжал убеждать египтянина Зуфи.- А если даже и почувствует, то впоследствии не вспомнит об этом.

- Этого недостаточно,- упорствовал Птах.- А что, если он все же придет в сознание? Одно неловкое движение - и все кончено. Вы понимаете, что поставлено на карту в этой игре?

Зуфи вздохнул.

- За кого вы меня, собственно, принимаете? - рассердился он.- За шарлатана? Хорошо, я введу ему снотворное. На вашу ответственность, Птах. Пожалуйста, снимите с него кафтан.

Зуфи пропал из поля зрения Атона, а Птах наклонился, чтобы раздеть его. Он взглянул прямо в лицо мальчика, и в глазах его промелькнуло выражение неуверенности и страха.

- Я не знаю, понимаешь ли ты меня сейчас, Атон,- тихонько проговорил он.- Но если это так, ты должен мне поверить. Я очень сожалею обо всем. Я не хотел, чтобы ты терпел все это. Сейчас ты уснешь, а завтра все будет позади.

- Что вы тут бормочете? - вмешался Зуфи. Он уже вернулся назад, держа наготове наполненный шприц. Лицо его теперь наполовину скрывала марлевая маска.- То, что вы говорите, не имеет абсолютно никакого смысла, можете мне поверить. Он вас не понимает.

- Но он не спит! - возразил Птах.

- Нет, это не так,- упорствовал Зуфи.- Глаза его открыты, но это вовсе не означает, что он воспринимает происходящее вокруг него. Поддержите его руку, пожалуйста.

Птах все еще колебался, но, встретив жесткий взгляд Зуфи, поспешил схватить руку мальчика и сжать ее с такой силой, что вены отчетливо вырисовались под кожей. Зуфи склонился над Атоном. Иголка шприца неумолимо начала приближаться к его руке. Птах отступил немного в сторону, чтобы уступить место Зуфи, и в этот момент он случайно свободной рукой коснулся бедра Атона. Точнее говоря, прикоснулся к левому карману его брюк.

И в это мгновение яркая вспышка осветила помещение. Острая, непереносимая боль пронзила Атона, и в ту же секунду раздался треск электрического разряда. Птах резко отшатнулся назад и с такой силой врезался в Зуфи, что оба они едва не полетели на пол. Шприц вылетел из руки дервиша и, описав в воздухе большую дугу, ударился в противоположную стенку и раскололся.

Быть может, именно острая боль и вывела Атона из состояния оцепенения. С диким воплем он подскочил вверх, свалился со своего ложа и скорчился от боли на полу. Левое бедро его пылало. Серый дым клубился из кармана, и к запаху горевшей ткани примешивался отвратительный аромат паленого живого мяса. Обезумевший от боли и ужаса, Атон засунул руку в карман и, нащупав там нечто раскаленное и тяжелое на вес, вытащил его наружу.

Это был Анкх.

От маленького крестика исходило яркое сияние, и раскален он был настолько, что металл, казалось, намертво приклеился к коже. Попытка Атона отшвырнуть прочь источник адской боли окончилась неудачей. Слезы выступили у него на глазах, но состояние оцепенения мигом исчезло, будто его и не было.

Птах и Зуфи вновь склонились над Атоном. Рука Птаха, которой он коснулся Анкха, была повреждена - кровь капала из раны прямо на пол. Однако он, казалось, и не замечал этого.

- Выброси его! - не своим голосом завопил египтянин.- Атон, брось немедленно!

Но Атон следовать его приказу вовсе не собирался. Металл был все так же раскален, но удивительным образом рука, державшая крестик, с каждым мгновением ощущала боль все меньше и меньше. Чисто интуитивно мальчик ощущал, что в данный момент лишь эта загадочная сила способна защитить его от Птаха и Зуфи. Стоило Птаху приблизиться к нему еще на один шаг, как Атон, резко выбросив вверх левую руку, выставил Анкх ему навстречу.

С воплем Птах отшатнулся назад. Волна золотисто-белого, невыносимо яркого сияния, излучаемая крестиком, целиком окутала его фигуру. Птах заскрипел зубами от боли и гнева. На какой-то момент свечение вокруг него усилилось до такой степени, что плоть египтянина стала прозрачной, и Атон с ужасом увидел не только его скелет, но и какое-то бесформенное темное облачко, скрывавшееся глубоко-глубоко в нем и теперь пытавшееся вырваться наружу.

Однако как ни была могущественна сила Анкха, Птаху удалось преодолеть ее напор. С нечеловеческим криком египтянин вскинул руки над головой, и иная сила, столь же мощная и сокрушительная, начала подавлять золотое свечение. Искры полетели в разные стороны. Тонкие голубые молнии пронизали пространство, оставляя на стенах обгорелые пятна. Неукротимая, вырвавшаяся вдруг на свободу энергия материализовалась в многочисленных очагах пламени, одновременно вспыхнувших по всему залу, и даже хирургические инструменты начали плавиться.

Анкх становился все горячее.

- Выбрось его, Атон! - вновь вскричал Птах.- Я приказываю тебе!

В словах Птаха на этот раз опять сквозила неуловимая сила, заставляющая людей повиноваться ему. Но, прежде чем сила эта успела на него подействовать, он снова выставил навстречу египтянину магический крестик.

Птах пронзительно вскрикнул, а Атон вскочил и со всех ног понесся к двери. Ударом ноги распахнув дверь, он выскочил из операционной. В коридоре царила кромешная темень - кто-то выключил свет. Глухой стеной его окружала абсолютная тишина.

Хотя в здании этом он совершенно не ориентировался, Атон смутно помнил, что сюда они поднимались на лифте. Он несколько замедлил бег, протянул руку и дальше двигался на ощупь вдоль стены, пока пальцы не скользнули в пустоту.

Открытая дверь, возле которой он нащупал несколько кнопок. Лифт. Причем кабина его тоже не была освещена. Очевидно, во всей клинике отключилось электричество. Но, быть может, лифт все-таки функционировал. Атон знал, что зачастую именно лифты в больницах имели отдельную систему энергоснабжения, чтобы врачи и пациенты в случае внезапной аварии могли эвакуироваться. Он решительно шагнул в кабину.

И шаг этот едва не стал последним в его жизни. Шахта была пуста. Атон, пронзительно вскрикнув, обрушился вниз, пытаясь хоть за что-то ухватиться. Падение длилось считанные доли секунды, но ему они показались вечностью. Атон на сто процентов был убежден, что теперь-то ему точно настал конец. Он будет падать до самого низа, и если ему еще повезет, то умрет моментально; а быть может, искалеченный и беспомощный, останется там лежать в ожидании Птаха и этого доктора Франкенштейна.

И тут плечом Атон ударился о какое-то препятствие, за этим последовал второй, куда более сильный удар, от которого он едва не задохнулся.

Несколько секунд он лежал оглушенный, ничего не соображая и лишь удивляясь, что он все еще жив. Потом он понял: он упал на крышу кабины лифта, находившейся этажом ниже. Ему опять повезло.

Атон осторожно поднялся на ноги. Со всех сторон его окружали остроконечные выступы, жесткие детали кабины, но странным образом отделался он всего-навсего царапиной на плече.

Атон поднял голову. Открытое отверстие в шахту виднелось наверху смутным прямоугольником.

Он прислушался. Ни звука. Полная тишина окружала его. При аварийной ситуации в больнице никак не могло царить спокойствие. Но до его слуха не доносились ни крики, ни прочие сигналы тревоги. Здание будто полностью вымерло.

В голову Атону пришла мысль залезть наверх по стальному канату, на котором была подвешена кабина лифта, но эту идею пришлось тут же отмести: до циркового акробата ему было далеко. И даже если бы удалось это осуществить, то мало толку было от беспомощного висения на тросе посреди шахты. Ощупав стены в надежде найти какую-то опору, он обнаружил вокруг лишь шершавую цементную поверхность. К тому же перспектива вскарабкаться наверх, чтобы лицом к лицу столкнуться там с Птахом, казалась малопривлекательной. Так что Атон решил поначалу исследовать крышу кабины.

Пальцы почти сразу нащупали именно то, что он искал: заржавевшую металлическую крышку. С четвертой или с пятой попытки Атону с огромным трудом удалось ее открыть, несмотря на то, что не прикасались к заржавевшей крышке наверняка в течение многих лет. Осторожно он начал пролезать в образовавшееся отверстие, все еще не решаясь спрыгнуть вниз. Тоненький внутренний голосок нашептывал ему, что под ногами у него может оказаться вовсе не пол кабины, а теперь уже на самом деле бездонная пропасть.

И все же сердце его екнуло, когда он окончательно разжал пальцы, сжимавшие крышку люка. Несколько секунд, которые длилось падение, показались целым часом.

Разумеется, внизу оказался пол кабины, и Атону опять повезло: и на этом этаже двери в шахту остались открытыми, так что из кабины можно было попасть в коридор. Скорее всего из-за аварии систему управления лифтом замкнуло так, что все двери в шахту автоматически открылись вместо того, чтобы, наоборот, закрыться.

Коридор, в который он попал, не был таким темным, как наверху. Через многочисленные распахнутые настежь двери сюда проникал серебристый лунный свет, так что Атон, глаза которого уже привыкли к темноте, мог кое-что различать вокруг. На этом этаже клиники не было, кроме него, никого. Коридор был покинут людьми, и, очевидно, много лет назад. Большинство дверей были открыты, а некоторые вообще отсутствовали или же болтались, перекосившись, на единственной петле. На потолке вместо ламп зияли пустые отверстия, из которых торчали концы обрезанных проводов; штукатурка на стенах потрескалась и облупилась, а местами покрылась пятнами от сырости.

Повсюду валялись кучи мусора. Только теперь Атон обратил внимание, что здесь отсутствовал типичный запах больницы, а пахло пылью и сыростью. Ветер врывался сюда с улицы через окно, стекло в котором было выбито, видимо, уже давно.

Атон ничего не понимал. Не могло же быть, что целый этаж больницы оказался заброшенным, а в остальном здании продолжалась обычная жизнь! Он подошел к окну и выглянул на улицу.

Зловещая картина предстала его глазам. Тремя этажами ниже простирался одичавший, заросший сорным кустарником сад. Повсюду громоздились горы мусора и осколков стекла, а когда Атон пригляделся внимательнее, то увидел, что почти все стекла в окнах больницы выбиты. Свет нигде не горел. Не наблюдалось никаких признаков жизни.

Атон отвернулся от окна. В конце концов, у него были другие заботы. Хотя Птаха и Зуфи все еще не было ни видно и ни слышно, Атон не сомневался, что они уже ищут его. Так что, выйдя из комнаты, он пошел по коридору дальше.

Все помещения, мимо которых он проходил, пустовали; лишь мусор грудами валялся на полу. Он натыкался то на заржавевшую железную кровать, то на опрокинутый ночной столик, то на перекосившийся шкаф. Одна из комнат была завалена пачками бумаг и старых газет. Атон мимоходом просмотрел несколько журналов. Большинство из них оказалось старше, чем он, а самый свежий был аж двенадцатилетней давности. Едва не задохнувшись от резкого запаха полуистлевшей бумаги, Атон поспешно вышел из комнаты. В конце концов он обнаружил то, что искал,- лестницу, по разбитым бетонным ступеням которой можно было спуститься вниз.

Окон здесь не было, так что Атону пришлось вслепую пробираться в темноте; несколько раз он обо что-то спотыкался. Вскоре лестница закончилась, и перед ним снова образовался просвет.

В холле приемного отделения царил хаос. На полу валялись стеклянные осколки, а ветром сюда нанесло целые горы песка и сломанных веток. Деревянная обивка стен местами истлела, и здесь стоял отвратительный запах. Атон вообще ничего больше не понимал. Когда Птах нес его сюда, он был в полубессознательном состоянии, но не обратить внимания на такую разруху Атон не мог.

Как назло, в этот момент до его ушей донесся голос египтянина. Должно быть, в здании имелась другая лестница, потому что Птах ворвался в холл через противоположную дверь. Атон поспешно шагнул обратно, в тень лестничной клетки.

- Атон! - орал Птах во все горло.- Я знаю, что ты меня слышишь! Пожалуйста, поверь мне, все совсем не так, как ты думаешь! Я все тебе объясню!

«Да,- с иронией подумал Атон.- Так оно и будет. Объяснишь ты мне все, как же! С гарантией, что я поверю каждому слову - без разницы, какую бессмыслицу ты выдашь мне на сей раз».

Он шагнул еще глубже в тень. Птах продолжал голосить на всю больницу. С колотящимся сердцем Атон дождался, пока египтянин покинет холл, и бегом рванулся к выходу. Стекло под ногами зазвенело так громко, что Атон испугался: ведь Птах сейчас его услышит! Однако он умудрился беспрепятственно добраться до двери и через секунду оказался на улице. Одним прыжком Атон очутился в густых зарослях кустарника.

Сучья и ветки нещадно царапали его лицо, но мальчик все дальше углублялся в чащу, избегая открытого пространства. Правда, сообразив, что так он, быть может, увиден и не будет, но услышан - уж наверняка (шум он производил не меньший, чем слон в посудной лавке), Атон остановился. Тяжело дыша, он опустился на корточки возле покрытого инеем узловатого кустика, пережидая, пока дыхание слегка успокоится. Затем он оглянулся.

Ни Птаха, ни Зуфи видно пока не было. Очевидно, никто из них не заметил, что Атону удалось покинуть дом, и они продолжали искать его внутри. Мысль о том, как коварно он был обманут Птахом, наполняла Атона праведным гневом. Он едва не развернулся и не направился обратно в порыве разыскать египтянина и потребовать у него объяснений. Однако делать этого он, разумеется, не стал. Мальчик понимал, что, хотя опасность уменьшилась, окончательно он ее не миновал.

Несколько секунд Атон разглядывал темневшие перед ним руины больницы, а затем развернулся и принялся осторожно пробираться сквозь густые заросли к шоссе.