Просто бывшие

ОДИННАДЦАТАЯ ГЛАВА

Я открываю жалюзи, чтобы выглянуть в окно, кажется, в сотый раз.

— Я официально сталкер, — говорю я Уиллоу по телефону.

Значит ли это, что у меня все еще есть чувства к Гейджу?

Я даже не должна задавать себе этот вопрос. У меня всегда будут неразрешенные чувства к нему.

Ревность съела меня, когда я застала его на свидании. Он был не так нарядно одет, как на свидании в рамках операции «Заставь Лорен ревновать и сорви званый ужин», но он все равно старался выглядеть хорошо для нее.

Это снова была Фиби?

Уф. Хватит думать о свидании.

Хуже всего было с сумкой на ночь. Я остановила себя, чтобы не предложить ему потусоваться со мной. Чтобы отвлечься от мыслей о нем, я пошла на ужин с родителями, Хадсоном и Стеллой и надеялась, что машина Гейджа будет здесь, когда я вернусь.

Но его не было.

С тех пор я нахожусь в невменяемом состоянии.

— Я не буду с этим спорить, — отвечает она, смеясь. Мы проговорили по телефону почти час, пока я вводила ее в курс дела относительно ситуации с Гейджем. — Хотя мне нравится видеть тебя в таком виде.

— В каком виде? — Я на цыпочках отхожу от окна и падаю обратно на диван.

Я танцевала это весь вечер.

— Чертовой дурой с поехавшей крышей?

— Вся на взводе из-за мужчины. Ты всегда казалась такой ответственной за свои чувства. Это приятный сюрприз.

Я сажусь.

— Стоп, стоп. Я не накручиваю себя из-за Гейджа. Назови это любопытством.

— Любопытство, да? Любопытство, когда он глубоко в вагине другой цыпочки.

— Ты говоришь так, будто я бы предпочла, чтобы он был глубоко во мне.

— Эй, это ты так говоришь, а не я. К тому же, я не верю твоей лживой заднице.

— Похоже, ты не знаешь меня так хорошо, как тебе кажется.

— Тогда объясни мне. Зачем ты тогда переехала к своему бывшему парню? Жить в комнате со своим врагом — не самая обычная практика для большинства людей. Я бы никогда этого не сделала, опасаясь, что меня ударят во сне или еще что. Так почему ты это сделала?

Я застонала.

— В миллионный раз отвечаю, мне нужно было где-то остановиться.

— Хм… Помнится, я предлагала тебе комнату здесь. У меня есть кабельное, мужчина, который знает, как свалить на кухню — а это бесплатная еда — и падчерица, которая любит делать бесплатный педикюр. Не скажу, что это хороший педикюр, но это сэкономит тебе несколько долларов.

— В вашем доме слишком тесно. Мне нужно личное пространство.

— Личное пространство, черт возьми. Ты бы отказалась, даже если бы я предложила тебе дом в твое полное распоряжение. Ты там, потому что хочешь быть рядом с ним.

Неужели я настолько прозрачна?

Я фыркнула.

— Ты очень ошибаешься.

— Девушка, которая смотрит в окно, надеясь, что он вернется домой и не проведет ночь со своей спутницей, с которой он, скорее всего, трахается в данный момент, говорит мне, что я не права.

— Ну и дела конечно, как ты меня успокаиваешь. Почему я с тобой дружу?

— Я говорила тебе, что подружиться со мной — ужасная идея и что я катастрофически испорчена, но ты продолжала появляться без приглашения в моей квартире, выпытывая и выпытывая подробности моей жизни.

— Ты залетела от моего старшего брата. Мне было необходимо убедиться, что ты не какая-то чудачка. Хотя это еще предстоит выяснить.

— Это я-то чудачка? Ты ешь соленые огурцы на своих бутербродах с арахисовым маслом.

— В некоторых местах это деликатес, знаешь ли.

— Где? В тюрьме?

— В общежитиях для бедных студентов-медсестер.

— Давай оставим разговор о соленых огурцах и дружбе для другого случая, потому что мое время почти истекло, и мне нужна более интересная история о том, почему ты его бросила, лучше, чем книжка про Винни-Пуха, которую я собираюсь читать Мэйвен.

— Не надейся, что это случится.

— Ты переехала его кота или что-то в этом роде и не можешь смотреть на него без чувства вины?

— Нет. Что с тобой не так? Я никогда не убивала животных.

— Мой бывший убил мою песчанку. Случайно, но это должно было стать первым признаком того, что встречаться с ним — плохая идея. А теперь выкладывай. У меня в запасе всего несколько минут, прежде чем начнутся постельные праздники.

— Нет никакой истории. Все было к лучшему. Нам нужно было найти себя.

— Чушь, — кашляет она в трубку.

— Я уезжала в колледж. Его единственным планом после окончания школы было последовать за мной и разобраться в своей жизни оттуда. Ему нужно было понять, чего он хочет в жизни, не вращаясь вокруг меня. Я сделала выбор за него.

На заднем плане раздается плач.

— Это неправда, но пока я согласна, учитывая, что мой ребенок требует внимания. Подожди секунду.

Я зеваю.

— Позаботься о моих племяннице и племяннике и позвони мне завтра. Я должна проснуться с рассветом.

Она прощается и кладет трубку, а я прислоняюсь спиной к дивану, оглядывая чердак. Это была ошибка — оставаться здесь.

Я провожу рукой по диванной подушке и улыбаюсь, когда на меня накатывает воспоминание.

Гейдж много лет умолял своих родителей переехать на мансарду, но они всегда отказывались. Они планировали сдавать её в аренду. Это решение изменилось, когда умерла его мать. Когда он попросил об этом через шесть месяцев, его отец Амос наконец согласился, хотя по его лицу я видела, что он хотел сказать «нет». Амос боялся остаться один и согласился только потому, что его сердце разрывалось из-за того, что его сын слишком рано потерял мать.

На этом чердаке мы проводили большую часть времени вместе. Кровать — та самая, на которой я потеряла девственность. На этом же диване я впервые сделала ему минет.

Воспоминания окружают меня.

Да, это определенно ошибка.

Чтобы отвлечься на что-то другое, я спрыгиваю с дивана, открываю шкаф и распаковываю пакет с продуктами, стоящий на прилавке. Я начинаю готовить единственное, что я умею делать с нуля. Пока я режу куриные грудки, я думаю о мудаке на свидании с другой женщиной. Мне интересно, куда он пригласил ее на ужин — да что там, ужинали ли они вообще, — когда я нарезаю кубиками перец, и я проклинаю их обоих, доставая голландскую печь.

Я ненавижу себя за то облегчение, которое испытываю, когда в окно светят фары машины Гейджа. Никаких ночных объятий и завтрака на следующее утро для его свидания. Я подаюсь вперед и медленно отдергиваю шторы, надеясь, что он не заметит меня в режиме преследования.

Он поднимает голову, встречает мой взгляд и ухмыляется.

Конечно, черт возьми.

Я отбегаю от окна, ставлю телевизор на паузу и выключаю лампу. Может, он подумает, что я иду спать. Слабый звук стука в дверь эхом разносится по комнате, и я раздумываю, стоит ли отвечать. Из моего горла вырывается стон, пока я подтягиваюсь и проверяю глазок, прежде чем ответить, на случай, если его спутница с ним, и он хочет ткнуть мне этим в лицо.

— Можно войти? — спрашивает он, когда я открываю дверь.

Я выглядываю, чтобы убедиться, что он один, а он ждет, пока я приглашу его войти, как вампир из фильма ужасов.

Все чисто.

Никакого свидания.

Никакого секса.

К сожалению, он выглядит как секс. И пахнет тоже как секс.

Мне следовало бы захлопнуть дверь перед его носом, но парень разрешает мне остаться в его лофте, поэтому я делаю шаг назад, молча соглашаясь. Я не признаюсь, что желание потусоваться и расспросить его о сегодняшнем свидании грызет меня.

— Ты нормально устроилась? — спрашивает он.

Да, если не считать моих приготовлений, вызванных тревогой, чтобы выбить из меня мысли о том, что ты с другой женщиной.

Он все еще хорошо выглядит, но его рубашка помята внизу, что свидетельствует о том, что за нее тянули руку. Его волосы взъерошены, беспорядочный вид, возможно, вызван другой женщиной.

— По большей части, — говорю я, включая свет и проходя на кухню. — Не то чтобы мне нужно было много устраиваться. Страховая компания не дает мне покоя, поскольку Ронни обвиняет меня в поджоге. Никаких денег для меня, пока не закончится расследование.

— Я посмотрю и постараюсь ускорить процесс. — Он оглядывает кухню, наклонив голову. — Это гамбо?

Дерьмо.

— Да.

Не напоминай. Не напоминай.

— Ты же знаешь, это мое любимое блюдо.

Сбитый и недоверчивый.

— Правда? Я понятия не имела.

Он поднимает недоверчиво бровь.

Я приготовила его не для него. Может быть, подсознательно я это сделала. Гамбо не является моим любимым блюдом. Черт, оно даже не входит в десятку моих любимых. Так почему же это единственное блюдо, которое я могу приготовить успешно и не обжечься? Это единственное блюдо, которое я умею готовить, потому что оно было любимым у моего парня.

Я пожимаю плечами.

— Есть лишняя порция, если хочешь.

Он так и делает, а я возвращаюсь на свое место на диване и включаю телевизор.

Он опускается на другую сторону дивана с полной миской.

— Это все еще единственное, что ты умеешь готовить? — спрашивает он.

— Да. По какой-то причине я не могу приготовить ничего другого, и не сжечь это.

Он усмехается.

— Возможно, тебе не стоит признаваться в подгорании дерьма кому-то еще какое-то время.

Я улыбаюсь.

— Хорошая идея.

Он откусывает кусочек и стонет, указывая ложкой на миску.

— Я ценю то, что ты позаботился о том, чтобы твой хозяин был сыт… его любимым блюдом.

Я закатываю глаза от смеха.

— О, заткнись. Я приготовила это для себя. Я уверена, что у тебя было много еды на свидании.

— Еда была отстойной. Это лучше. Все, что ты готовила, всегда было лучше, чем все, что я мог бы взять в ресторане.

— Да, точно. Ты же знаешь, что каждый кекс на удачу, который я делала до твоих игр, подгорал или был на вкус как дерьмо.

— Но я все равно ел их, не так ли?

— Чтобы быть милым и не заставлять меня чувствовать себя плохо.

— Да, чтобы быть милым, но также потому, что мне понравилось, что ты нашла время, чтобы сделать для меня что-то особенное. Ты не сдавалась. Ты продолжала пытаться сделать их лучше с каждой игрой, и мне это нравилось. Я скучал по этим горьким, подгоревшим кексам после твоего ухода.

— Я уверена, что ты встречал кого-то, кто не сжигает все, к чему прикасается.

— Я не встречал никого, кто бы не поджигал дерьмо так же хорошо, как ты. — Он наклоняется. — И, честно говоря, я даже не искал.

Мои губы подтягиваются, готовые улыбнуться, но воздух уходит в мою сторону, когда он откусывает еще кусочек.

— J’adore, — шепчу я. — Dior.

Его ложка падает в миску.

— А?

— Ты пахнешь как она.

По крайней мере, он трахнул кого-то с приличным парфюмерным вкусом.

Напоминание о том, что он с другой женщиной, разрушает момент, разрушает воспоминания, которые нахлынули на меня как волны. Он расспрашивал меня о том, с кем я спала с тех пор, как он вернулся, но он считает, что это нормально для него делать все, что он хочет.

Я качаю головой.

— Как тебе такие двойные стандарты? Не смей больше спрашивать меня о моей сексуальной жизни. — Мне хочется выхватить у него гамбо и вылить ему на голову. — Я тоже буду заниматься сексом с тем, с кем захочу. Если бы мне не нужно было работать завтра утром, я бы устроила здесь сборище мужчин, оргию, чтобы меня трахали во всех возможных позах, подвешивая к потолку.

Жесткий смех прерывает мою тираду.

— Продолжай врать, если тебе от этого легче.

— Я не вру. У меня был опыт, много опыта, с другими мужчинами.

Он наклоняется вперед, чтобы поставить свою миску на стол, и опускается на свое место, выглядя побежденным.

— Что ж, это портит аппетит. Я был бы признателен, если ты не будешь вдаваться в подробности, пожалуйста.

— Почему ты здесь? — спрашиваю я.

Его рука тянется вдоль спинки дивана, устраиваясь позади меня.

— Я понятия не имею.

Ему нужно уйти. Ему нужно остаться.

Господи, что я хочу, чтобы он сделал?

— Так ты трахнул и кинул? — спрашиваю я. То, что он заговорит о том, что сегодня вечером он был с другой женщиной, может заставить меня отказаться от его компании.

С его губ срывается вздох разочарования.

— Я ни с кем сегодня не трахался, Лорен.

— Да, конечно, — фыркнула я.

— Я пытался.

— Пытался? Твой член теперь сломан? — Я молча говорю «фигня» с грязным выражением лица.

— Я не мог… войти в неё. Я думал о ком-то другом. Я назвал ее чужим именем. Она дала мне волю и опустилась на колени, чтобы пососать мой член. Готовая избавить меня от мыслей о женщине, которая их не заслуживает.

Боже, я не хочу это слышать, но я должна.

Я не могу остановить себя, чтобы не перебить его.

— Если бы мужчина произнес имя другой женщины, пока я терлась об него, я бы, скорее всего, облила его причиндалы аккумуляторной кислотой.

— Ты уверена, что тебе стоит работать в медицинской сфере? — Он пинает меня своей ногой. — А еще лучше, уверена ли ты, что тебе стоит находиться рядом с чьими-то причиндалами? Я предлагаю тебе сменить профессию и устроиться в монастырь.

Я закатываю глаза.

— Продолжай. Итак, цыпочка сделала тебе минет, чтобы избавить твои мысли от женщины, о которой ты не должен думать — а именно, скорее всего, обо мне. Чем это отличается от того, что я рассказываю о своей сексуальной жизни?

Это странно, сидеть на диване, где я делала то же самое с ним.

— Я не должен вести этот разговор с тобой.

— Не-а. Ты сам начал. Ты пришел, пахнущий духами дорогой проститутки, и начал эту историю. Тебе лучше закончить ее. — Мой тон меняется с дружелюбного на раздраженный. — Ты трахал ее, не так ли?

— Она погладила меня дважды, и я остановил ее.

— Неважно, — бормочу я, закатывая глаза. — Тебе не нужно врать.

— Поверь мне, Дайсон, ты даже не представляешь, как бы я хотел рассказать в подробностях о том, как трахал другую женщину, чтобы сделать тебе больно.

— Тогда, почему ты не занимался с ней сексом?

— Потому что каждый раз, когда я пытался сделать это, я останавливался, потому что не хотел причинить тебе боль. Я не мог думать о ее губах, обхватывающих мой член, пока ты сидела в этой квартире, одна. Было бы неправильно, если бы я заставил ее сосать мой член, когда я хотел, чтобы она была тобой.

Что, черт возьми, мне ответить на это?

— Я… ценю это, но не думай, что наша ситуация должна останавливать тебя от… сексуальных контактов. Я ищу новое место, и я уйду от тебя, как только смогу. — Это ложь. — Тогда ты сможешь вернуться к траханью женщин здесь снова.

Его брови сходятся вместе.

— Ты единственная женщина, которую я имел здесь. Никогда не испытывал желания иметь здесь кого-то еще. — Он делает напряженный вдох. — Я был бы признателен, если бы ты проявила такую же любезность. Иди к ним домой. Трахни их в их машине. Давай договоримся, что это зона без траха.

— А как насчет спальни у твоего отца, в которой ты ночуешь? Там тоже нет траха?

— Ты хочешь, чтобы это было так?

Да! Да!

— Ты можешь делать все, что хочешь, Гейдж.

У меня перехватывает дыхание, когда его взгляд останавливается на мне, и он затихает, пока наш зрительный контакт не становится прочным. Я хочу закрыть глаза, прервать нашу связь, но я не могу отстраниться. Я чувствую эту близость в своей основе, и это именно то, чего он хочет.

— Ты хочешь, чтобы это было так? — повторяет он, вычленяя каждое слово.

Я пожимаю плечами и играю руками, не отводя взгляда.

— Я имею в виду, было бы странно знать, что мой бывший парень всего в нескольких шагах от меня трахает другую женщину, но для этого и делают ксанакс и наушники.

— Значит, моя спальня — это тоже зона без траха.

— Рада, что мы пришли к соглашению о том, где зоны, где трахаться нельзя. — Я сделала паузу. — Ты… переспал с нечестивым количеством женщин после меня?

Какая девушка не хотела бы подхватить его на руки и бросить в свою постель?

— Несколько здесь и там. А ты? — Он качает головой. — Не знаю, хочу ли я знать ответ.

— Несколько здесь и там, — говорю я тем же тоном, что и он.

— Были ли они такими же великими, как я?

Я ударила его по плечу.

— Серьезно?

Значит, не пойдем туда. Если я поделюсь историями, он может сделать то же самое.

— Мне приходится шутить. Иначе я бы хотел убить любого другого мужчину, который прикасался к тебе. — Он поднимает миску и возвращается к еде. — Знаешь, тогда я думал, что буду единственным мужчиной, который когда-либо прикасался к тебе подобным образом. Единственным мужчиной, с которым ты занималась любовью.

— Я больше ни с кем не занималась любовью. — Я вздыхаю, и мой ответ останавливает его на середине укуса.

Он держит наш зрительный контакт, его ложка наполовину в воздухе, и ждет, пока я продолжу.

— Я имею в виду, у меня был секс, но это никогда не было чем-то серьезным. А как насчет тебя? Был ли кто-нибудь с кем ты занимался любовью? — Я не пытаюсь спросить, был ли у него секс. Не может быть, чтобы он был безбрачным после нашего разрыва.

— Занимался любовью? Только ты.

Это те же слова, которые он произнес, когда впервые скользнул в меня. Те же слова он повторял каждый раз, когда мы занимались сексом.

— Только ты, — снова бормочет он.

Миска снова ставится на стол, и он поворачивается лицом ко мне. Я облизываю губы, и настроение в комнате переходит в опасное.

Нет, я не могу сейчас возбудиться.

Меня раздирает желание сесть на него и проверить, так ли он хорош, как тогда.

Знает ли он все еще каждое слабое место на моем теле?

Нет. Не надо.

Эти безумные мысли, должно быть, являются побочным эффектом отсутствия секса в моей жизни. Я уже несколько месяцев не занималась сексом.

Он придвигается ближе.

Один раз.

Может быть, мы сможем сделать это еще раз и выплеснуть это разочарование. Я слышала, что секс на почве ненависти сейчас на пике популярности.

Я закрываю глаза, ожидая, что он сделает первый шаг, и открываю их при звуке двигающейся чаши. Он поднялся на ноги, с гамбо в руках, и идет на кухню.

— Ты уходишь? — спрашиваю я, пока он ставит миску в раковину.

— Я должен, пока не повалил тебя на диван и не трахнул.

Подожди! Я хочу сказать. Пожалуйста, сделай это.

У меня нет времени на аргументы, пока он не ушел, и дверь не захлопнулась за ним.

Я сказала себе, что Гейдж никогда не вернется в Блу Бич после того, что я сделала.

Что второго шанса у нас не будет.

Возможно, я ошибалась.