Ох, опрометчивое это было решение. Несмотря на чудодейственность снадобья и его быстрое реагирование на источник болезни, имело оно один побочный эффект — сонливость. Яромира после такого же бутылька спустя пару минут сморил сон, но он ведь был очень сильно болен, хотя, может, и вообще притворялся?
Ведь «болел» он всегда в полнолуние, а ему, как и медзнахарке, которая, судя по всему, была непременно в курсе его деликатной проблемы, необходимо было побыстрее выпроводить яриловку за дверь госпиталя, чтобы она не стала свидетелем превращения.
Что ж, ну сейчас и представиться возможность проверить, насколько сильным снотворным эффектом обладает противопростудное снадобье.
На завтраке девочка «клевала» носом, пару раз пролив чай на скатерть-самобранку и совершенно пропуская смысл текущего за столом разговора. Яромир бросал на нее настороженный взгляд, а Никита, не прекращая болтовни, наблюдал за другом, пытаясь понять, что у этих двоих приключилось. Уж больно гладко и спокойно у них все было, а «тихая гавань» не была девизом дружбы этих двоих.
Но, если Полоцкий не спускал глаз с подруги, то это значит, что не все потеряно. Потому что, если ему было все равно на кого-то или на что-то, то он даже не смотрел в ту сторону.
Ярким примером наблюдений и выводов Вершинина была София, которая все никак не могла угомониться в отношении яриловца. Она по-прежнему донимала Мирославу, разговаривала громче и всегда кокетливее поправляла волосы, когда в радиусе ее зрения появлялся Яромир. Но тот проходил мимо, совершенно не обращая на рыжеволосую хорсовку и толики внимания. Та злилась, но все было без толку.
На уроке русского языка, когда учитель стал читать текст Константина Паустовского «К озеру», класс усердно писал диктант, оценка за который шла в зачет по предмету и была решающей.
— Каждую осень я приезжал в лесную деревню и шел от нее к озеру. Это стало традицией. Я приходил всегда неожиданно. Шел тихими осенними лесами, где, кроме птиц, не было встречных, узнавал старые пни, светлые поляны, изгибы заброшенной дороги.
Голос учителя, Романа Петровича Вяземского, взрослого мужчины немного преклонного возраста, был хриплым, как и у Мирославы сегодня с утра, но имел удивительный и мягкий тембр, словно окутывающий тебя с ног до головы. Его хотелось слушать, отбросив перьевые ручки, и представлять себя там, в его рассказах.
Тучный преподаватель с толстыми линзами в квадратных коричневых очках расхаживал по классу меж рядов парт в валенках, ступая беззвучно по деревянному полу. Его коричнево-серый костюм, давно вышедший из моды, был идеально отглажен, а от телогрейки чуть пахло табаком. То, что он курил, было заметно не только по исходившему от учителя запаху, но и по пожелтевшим усам. В целом преподаватель был приятным человеком, справедливым, в меру строгим, но порой совершенно умиротворяющим до состояния нирваны. Кто-то бы точно назвал его скучным, но для большинства он таковым не являлся.
Учитель продолжил читать:
— Приходил я обычно в поздние сумерки, когда бледные звезды предвещали холодную ночь и запах дыма казался лучшим запахом в мире.
— Будто о себе рассказывает, — усмехнулась про себя Мирослава, скребя пером по листу пергамента. Она часто моргала, чтобы сохранять сознание в бодрости.
— Он говорил о близости озера, теплой избы, веселых разговоров, постели из сухого сена, говорил о пении сверчка и бесконечных ночах, когда я просыпался от струнного грома, от мелодий Бетховена и Верди, заглушавших дрожащий вой голодных волков.
На его последних словах перо Яромира, никогда до этого не поставившего ни единой кляксы, резко повело в сторону. Парень и сам не понял, что произошло. Он уставился на лист, а затем на свою чуть подрагивающую руку. Сглотнув, Полоцкий огляделся. Все были заняты своей писаниной, даже Мирослава не повернулась в его сторону, хотя до этого несколько дней не сводила с него взгляда, чем вообще-то сильно напрягала.
Устранив кляксу, парень еще раз записал предложения, (которые милостиво повторил учитель второй раз, впрочем, тот всегда так делал), и снова повернулся в сторону соседки по парте. Рука ее неторопливо выводила буквы, а голова была низко наклонена к парте.
Старается?
— Каждый раз Ленька выскакивал из избы и бежал мне навстречу. Он стеснялся показывать свою радость и только крепко здоровался со мной за руку. Потом мы долго говорили о прочитанных книгах, об урожае, зимовке на полюсе, затмении солнца и ловле вьюнов. У нас было много увлекательных тем для разговоров… — заканчивал диктовать контрольный текст Роман Петрович, выходя в центр класса.
До Яромира наконец дошло, что стараниями тут и не пахнет. Девочка моргала так затяжно, что сомнений не оставалось — ее морило в сон. Он аккуратно потряс подругу за плечо, и та резко открыла глаза. Глупо уставившись на Полоцкого, она с пару секунд пыталась понять, что происходит. Глянув в свой лист пергамента, который был наполовину пуст, юная девушка тихо застонала.
— Быстро переписывай, — прошептал Яромир и пододвинул свой листок. Мирослава мотнула головой, словно отгоняя туман перед глазами. Выполнив данные учителем дополнительные задания по работе с текстом, сдала свою работу и забрала школьную сумку, висевшую на спинке стула.
Она вышла из душного, натопленного печкой кабинета и ощутила прохладный воздух коридора. Лоб ее покрылся испариной, но была ли этому причиной ее собственная подскочившая температура или жарко растопленная буржуйка преподавателя русского языка — оставалось загадкой.
Девочка не заметила и того, как Яромир о чем-то быстро говорил с Астрой, которая кидала обеспокоенные взгляды на соседку. Кивнув одногруппнику, она развернулась и побежала за Мирославой.
— Ты готова? Все банные принадлежности собрала? — спросила Кузнецова, беря под руку одногруппницу. Та дернулась. Ей не нравилось ходить с кем-то под ручку, а вот сам вопрос застал ее врасплох, поэтому она застыла на месте.
— Какие еще принадлежности, ты о чем?
Астра закатила глаза.
— Сегодня банный день, это обряд очищения перед Карачуном!
— В Ведограде что, даже бани есть? — ее больной, а ведь именно так и было, а также затуманенный повышенной температурой разум, совершенно забыл о том, что в самом низу Ведограда, недалеко от реки Росинки стоят бани. Правда, в них они ни разу еще не ходили.
— Конечно, есть! Как же без русской бани?! Еще Ярославцев рассказывал о них в наш первый день!
Не успела Мирослава опомниться, как они, собранные, уже шли по коридорам школьного корпуса, ведущим к лесу. Там, по вытоптанной дорожке бежали маленькие группки школьников в высоких расписных валенках. Кто-то уже шел обратно, стараясь не замерзнуть в тулупах поверх банных махровых халатов и с замотанными в тюрбан полотенцами на мокрых головах. Девчонки громко смеялись, а самые смелые, в основном это были парни, выбегали из бань и прыгали в сугробы.
Бани стояли на пригорке нестройным рядом, всего их было с пару десятков, не более, а чуть ниже виднелась подгорная река, застывшая под натиском зимней стужи, и заметенная снегом. Бани были больше, чем у Серафимы Николаевны в Славенках. Когда Астра уже подводила Мирославу к одному из строений, выделенному сегодняшним вечером для их группы девочек, последняя замотала головой.
— Я не хочу, лучше помоюсь в душе в нашем хребте.
— Какой хребет, Мира? — удивилась Кузнецова, держа одной рукой подругу, а второй сумку с полотенцем и вещами. — Зря мы, что ли по этому морозу сюда шли? Заходи!
Мирослава, которую уже не клонило в сон, оказалась в непривычно просторном предбаннике и тут же пожалела, что действие противопростудного отвара прошло. Ее одноклассницы неохотно раздевались, царила неловкость в присутствии десятка посторонних. Все-таки, это довольно интимное мероприятие, и мало кто из них вообще когда-либо мылся в общественных банях. Некоторые девчонки натягивали купальник, не желая раздеваться полностью.
Астра же недовольно цокнула языком, глядя на эту картину. В ее семье явно поход в баню был обычным делом, и никто друг друга не стеснялся.
Конечно, баня уже не была святым и значимым местом — в ней женщины больше не рожали детей, и знахарство не стояло на месте. Но вот банный жар и пар хорошо выбивали все болезни, а также это место отлично подходило для современных обрядов, которые проводили ведьмаги, но давно позабыли простые люди.
— Раздевайся, Морозова, — пихнула Астра в бок одногруппницу, которая сидела истуканом на лавке. Иванна от похода в баню отказалась по состоянию женского здоровья и осталась в хребте, у нее еще была куча дел по подготовке к «Елке».
— Не люблю я бани, последний раз там на меня набросились то ли анчутки, то ли банник, когда я там была, — ответила Мирослава, нехотя стягивая с себя одежду. Ее немного «поколачивала» дрожь, будто бил озноб, что не улизнуло мимо внимания Астры, уже готовившей запаренные в ведре березовые веники.
— Потому что ко всему надо подходить с головой, тогда никто бы не напал. А кстати, в том гадании ты все-таки увидела что-то в отражении? — как ни в чем не бывало, с подобающим ей интересом спросила Астра, заходя в парилку.
— Эм, да, какие-то глаза, — ответила Мирослава, смутно вспоминая ту роковую ночь, и села на лавку на расстеленное полотенце. Черноволосая девочка подтолкнула ее, и она, поняв, что от нее хочет одногруппница, растянулась на животе на горячей деревянной поверхности.
— Вряд ли банника ты в зеркале видела, — сказала девочка, которая сама себя била веником по ногам. Она училась в третьей группе яриловцев и, кажется, звали ее Надя.
— Почему это? Ой! — пискнула Мирослава, когда Астра неожиданно ударила ее по спине горячим и распаренным березовым веником.
— Терпи, казак, атаманом будешь! — хохотнула та в ответ и продолжила выбивать из девушки болезнь, так не вовремя ее настигшую.
— Потому что запрос в гадании был на жениха, — просто ответила Надя, подсаживаясь ближе к девочкам. — Если ты кого-то увидела, значит, это он и был! Если не видишь, то значит, и никого вообще не увидишь! Ну либо у тебя хорошее воображение…
— Верно, — кивнула в подтверждение ее слов Астра, снова часто замахиваясь веником и проходясь по ногам.
— Это значит… Ой… У моего суженного… Ай… — кряхтела Мирослава, жмурясь. — Такие глазищи, при взгляде на которые я чуть душу Маре не отдала ненароком?!
— Да не принимай ты так близко к сердцу! — простодушно ответила Надя и помахала на себя полотенцем.
— Она природная ведьма, раз банника или же анчутку видела в свои именины, — вставила Астра, приостановив свою деятельность, чтобы дать рукам отдохнуть. — Тут все, что угодно может быть! Видели Третьякова в последнее время? Вот у кого глазищи страшные!
— Не думала, что ты способна замечать еще кого-то, кроме Вершинина, — хохотнула Мирослава и тут же взвизгнула, когда веник хлестким ударом приземлился чуть ниже ее поясницы. — Астра!
— Лежи ровно! — толкнула к лавке подскочившую подругу девушка. — Вершинин — это Вершинин, а Третьяков…
— Это Третьяков? — с сарказмом спросила Мирослава, крепко держась за дощечки лавки под ударами веника из последних сил.
— Странный он! Ну, ей Богу! И с глазами у него и правда что-то, он стал выглядеть, как Полоцкий, который постоянно болеет! Какой-то худой и с синяками под глазами!
При упоминании Яромира Мирослава вздрогнула. Она привстала на локтях, опуская голову вниз. Что было такого с Иваном, чего она не замечала? И уж совсем ее не радовало такое сравнение, потому что не хватало им второго волколака. Она с первым еще не поговорила, ибо бегает этот волчара от нее так быстро, что совсем не кажется храбрым дитем луны.
Девочка вспомнила, как они пообещали друг другу быть опорой и поддержкой в ночь осеннего Новолетия, но на деле все оказалось не так-то просто…
Затем девчонки поменялись ролями, и Мирослава взяла второй веник, от всей души отходив им Астру и выбивая из той весь негатив, болезни и сидящую в ней «нечисть». Далее все обтирались солью, считалось, что она отлично справляется с теми же задачами: очищает и убирает плохую энергетику. А через полчаса юные ведьмы уже сидели в предбаннике большой девичьей компанией, и пили горячий чай с малиной, громко хохоча и обсуждая предстоящие праздники.
На следующее утро Мирослава проснулась, чувствуя себя значительно лучше. И вот не верь после этого в то, что баня изгоняет хворь!
ᛣᛉ
Как бы не боялись ученики контрольной недели, даже самое плохое в жизни когда-то заканчивается. Сданы последние итоговые работы, написаны сложные полугодовые контрольные, рассказаны заученные длинные стихотворения, а также пролетена норма кругов по стадиону на коврах на время. Что ж, в последнем Мирославе повезло — все участники команд по «шабашу» получили зачет «автоматом», да и какой смысл в этом бессмысленном наматывании кругов, если они умеют далеко не только ровно сидеть на ковре?
По коридорам стали разноситься громкие веселые голоса и светиться на лицах улыбки, сменив угрюмые молчаливые выражения лиц учеников, уткнувшихся в книги во время зачетной недели.
— Кани-и-икулы, — мечтательно улыбнулся Вершинин, когда они всей компанией сидели в одной из ниш большого коридора, идущего от Зала Чертогов.
— Еще надо дождаться итоговых оценок. Мне кажется, я точно неправильно решила последнюю задачу по высшей арифметике, — переживала Иванна, продолжая рыться в каком-то учебнике и быстро листая страницы. Все только закатили глаза, ибо этот разговор повторялся уже в десятый раз за несколько дней.
— Не переживай, если кто-то и написал все контрольные правильно, так это ты, — с умиротворенной улыбкой успокоила одногруппницу Мирослава, откинувшись спиной на стену.
Ей же было вообще плевать, на что она сама лично написала контрольные, почему-то это сейчас казалось все сущим пустяком. Будто бы вдруг отступил синдром отличницы, уступив место легкому пофигизму. Главное, что все осталось позади.
Яромир сидел рядом с Никитой, они негромко обсуждали какую-то тему, к которой у яриловки даже не было сил прислушиваться. Девочка думала о том, что ее гимназия не уступала сложностью школьной программы, но сейчас она устала намного сильнее, потому что помимо русского, литературы и прочих обычных предметов были еще и связанные с магией практики, которые требовали высокой концентрации и задействования большого количества магического потенциала.
Тут гобелен отодвинулся, и в проходе показалась голова Астры.
— Наконец-то, вы тут! — недовольно пробубнила девочка, протискиваясь внутрь. Места здесь было достаточно, чтобы разместить еще пару-тройку человек.
Она сдула тонкую прядку черных волос с глаз и громко села на лавочку рядом с Полоцким.
— Ну?! — спросила Кузнецова у присутствующих. Все подняли глаза и недоуменно уставились на юную ведьму.
— Астра, надо бы пояснить, — пожал плечами довольный жизнью Никита и словил злой взгляд своей подруги. Отношения этих двоих вообще были странными, как на взгляд Мирославы. Поцелуи в щечку и хождения за ручку были их пиком, чему правда вся их маленькая компания была несказанно рада, но вели они себя так, будто женаты были лет так пятнадцать.
Цокнув языком, яриловка закинула ногу на ногу. В руках у нее лежала кипа всяких бумаг, свернутых в трубочку и перевязанных лентой. Видимо, Астра только вернулась из редакции школьной газеты «Уральская сорока».
— Только что я видела Третьякова.
Все молча ждали продолжения этой «фееричной» новости.
— И что? — равнодушно спросил Яромир, который сидел в той же позе, что и Мирослава, опершись на стену спиной и сложив руки на груди.
— Да то! Как думаете, Мирская просто так вокруг него носится или они вместе? Может, их родители заключили договор?
— Астра, к чему эти вопросы? Что случилось? — спросила Мирослава, которая не любила Софию и достаточно благосклонно относилась к Ивану.
Она была очень рада, что парень выжил, к тому же им удалось сохранить хорошие дружеские отношения. Периодически они с Ваней сидели в библиотеке и вместе делали домашние задания, либо тихонько о чем-то болтали.
Черноволосая яриловка снова цокнула языком, от чего у Никиты дернулся в нервном спазме один глаз.
— Нам всем уже скоро исполняется четырнадцать, а это самое активное время заключения предварительных помолвок.
— Мне четырнадцать будет только в июне, — пожала плечами Мирослава, которую вообще не волновала подобная тема.
— Мне в апреле, — сказала Астра и посмотрела на Иванну, а затем и на Вершинина, — у вас в январе. Яромир, ты, кажется, родился в феврале? А Третьякову четырнадцать исполнилось еще в ноябре!
— Погодите, то есть в Ведоград поступают только после того, как тебе исполняется тринадцать? — спросила Мирослава, и все кивнули. — Даже, если тринадцать тебе исполнится в начале сентября? Надо терять целый год?
— Крайний срок двадцать девятое августа включительно, вроде бы, — ответил Никита. — Такие правила, чистая бюрократия, с одной стороны, так как надо успеть закупиться учебниками, смотаться на Байкал, уговорить родителей юного ведьмага из семьи простаков, что с ребенком все будет в порядке и т. д. и т. п. С другой стороны, медзнахари и различные исследователи-целители не зря обозначили именно этот возраст. В двенадцать использование магии в таком количестве крайне нежелательно, даже, если ею придется пользоваться пару дней до тринадцатилетия. К тому же, на обряд Инициации не отпустят двенадцатилетку, такой закон! — рассказывал парень таким тоном, будто между двенадцатью и тринадцатью годами была разница не в год, а как минимум лет в пять.
— Ясно, — не очень понимая суть сказанного, ответила Мирослава. — А что же с Иваном?
— А, — Астра подскочила на месте, совсем позабыв основную тему их разговора. — Я думала, что он вместе с Софией теперь, ведь они постоянно вместе ходят, порой даже под ручку, сидят за партой вместе… — перечисляла яриловка свои наблюдения, от чего Мирослава почувствовала себя не своей тарелке.
Видимо, дружба между парнями и девушками и правда в этом обществе являлась странной вещью, потому что она с Яромиром, ну, до того, как раскрылась его одна маленькая хвостатая проблемка, вела себя точно также.
— Она ходит на все его тренировки… — продолжала Астра.
— Ближе к делу, Кузнецова, — холодно прервал ее Полоцкий, мечтая уйти подальше от этой бессмысленной девчачьей болтовни.
— Ц, — вырвалось изо рта девушки.
— Да етижи-пассатижи… — выдохнул Вершинин, поглаживая пальцами переносицу.
— Ну так вот, — не придала его нервозности значения Астра, — я сегодня видела его идущим под ручку с Елизаветой Дунаевской со сварога, а неделю назад он также гулял с Еленой Даль с дажьбога.
Иванна наконец оторвалась от своего учебника и нахмурилась.
— И что? Это воспрещается? — по своему обыкновению спокойно спросила девочка, и ребята молча с ней согласились.
— Но еще пару недель назад он провожал до гостиной нашу Дарью Богомилову со второго курса…
Никита резко встал, челюсти его были крепко сжаты, как и кулаки.
— Астра, ты за ним следишь?!
Девочка выпучила на него карие глаза.
— Нет, конечно!
— Тогда откуда ты знаешь все это?!
— Вообще-то, я — школьный корреспондент! Я должна знать все передовые новости!..
— Ты ведешь спортивную колонку! — повысил голос Вершинин, смотря сверху вниз на свою ненаглядную. — Может, тебе и правда на любовные сплетни школы переключиться, не зря талант будет пропадать!
Мирослава, Яромир и Иванна, которые оказались в эпицентре очередной ссоры, неловко переглянулись, но бежать, как они делали это раньше, сейчас было некуда. Выход из ниши через гобелен перекрывал Никита.
— Ты что этим хочешь сказать?! — подскочила с места Астра, держа в руках охапку свитков. — Я, по-твоему, сплетница?!
Никита промолчал, опустив глаза и поджимая губы от раздражения.
— Вершинин, прием?!
Парень вздохнул.
— Знаешь, раз тебе так интересен Третьяков, то я не буду мешать, удачи! — он поднял руки, словно сдаваясь, и быстро вышел.
— Чт… что? Никита!!! Что это значит? — девочка выскочила вслед за ним, и ее голос вскоре стих по мере ее удаления от их укромного местечка.
Оставшиеся сидеть на своих местах, ребята ошарашено смотрели на ткань гобелена у выхода в коридор, который немного покачивался. Ссор этих двоих они слышали не мало, но чтобы Никита вышел из себя — такое было впервые.
— Плохи дела, — подал голос, чуть охрипший от молчания Яромир, и Мирослава посмотрела на друга. Иванна сложила книги в сумку и нервно облизала слегка потрескавшиеся губы.
— Наверное, я пойду за ней, сейчас будет много слез, — как-то удрученно сказала яриловка, понимая, что ситуация не рядовая. Она вышла, и на секунду в нише стало светлее, когда яркие огни из коридора осветили пространство. В ниши горела только одна свеча, от чего здесь царил задумчивый полумрак. Впервые с последней ночи полнолуния Мирослава и Яромир остались один на один. Неловкость от молчания расползлась неприятным морозным туманом по коже.
— Слушай, Мирос…
— Я давно хотела…
Друзья начали говорить одновременно и резко замолчали, прервавшись на полуслове. Девочка глубоко выдохнула, снова собираясь с духом, а парень ближе пододвинулся к подруге и сказал:
— Я идиот.
— Ты точно не идиот, — покачала головой Мирослава, а потом улыбнулась. — Возможно, ты чуть-чуть волк, но не идиот.
Полоцкий нервно хохотнул и, опершись локтями о колени, опустил голову вниз.
— Разве это не символично? — спросила Мирослава, все еще улыбаясь. — Ты первый, кого я здесь встретила в том лесу, ты первый стал мне другом в этой школе, да еще и к тому же ты первый волколак, которого я встретила в этой жизни. Разве это не страйк?
— Чего? — спросил Яромир, не понявший значения фразы. Он выглядел нахмуренным и серьезным.
— Ну, — пожала плечами девочка, подыскивая синоним, — ты три в одном, как кофе!
— Прекрасно, — криво улыбнулся парень, поднимая глаза на подругу. — И я первый, кто чуть тебя не убил.
Повисло молчание.
— Чуть не считается. Да и вообще, все было не так…
— Мирослава, это серьезно! Я опасен!
— Я в курсе! Но это разве что-то меняет?
Он покачал головой, словно не зная, какие аргументы привести.
— Яромир! Да будь ты хоть упырем! Ешкин кот, мне плевать! Ну укуси меня, я тоже буду волколаком, станем вместе бегать под луной и вилять мохнатым задом!
— Это должно было прозвучать смешно? — прищурился яриловец, и его черные глаза в полумраке ниши стали темнее зимней ночи.
— Ой, только не надо на меня так смотреть, — отмахнулась от него девочка, складывая руки на груди.
Парень ухмыльнулся. Ему нравилась ее реакция, а точнее ее отсутствие. Никто не выдерживал его взгляда, даже взрослые, они все будто чувствовали исходящую от него опасность, просто не придавали большого значения.
— Если ты не хочешь общаться, то так и скажи, не надо перед всеми делать вид, что все хорошо, а на самом деле бегать от меня! Я тебе гончая собака, натасканная на охоту на волков.
— Да что ты говоришь? — саркастично спросил парень, расплываясь в кривой улыбке.
— Будь ты хоть дитя Нави, как Чернобог, а не ребенком луны, мне было бы все равно, — она поднялась с места, чувствуя, что этот разговор снова подходит к тупику. Каким же он был упрямым. — Но собери всю свою волчью храбрость в кулак и скажи мне, что мы просто одноклассники, а не друзья. Это расставит все по своим местам.
— А что, если я совсем не храбрый? — спросил Яромир, все еще сидящий на лавке.
— Тогда я в тебе разочаруюсь, — тихо сказала яриловка, удивляясь собственной храбрости говорить правду в лицо. Парень закивал своим мыслям в голове.
— Тогда решено.
— Что?
— Нам лучше не дружить, так будет безопасней.
Мирослава на пару секунд почувствовала, будто в нее прилетел оглушающий мяч. Она поджала губы в тонкую нитку и кивнула.
— Знаешь что, Полоцкий… Я не знаю, что тобой сейчас движет принимать такие решения. Но точно знаю одно, ты горазд толкать высокие речи и совсем не держать данные ранее слова.
Теперь была ее очередь выходить в коридор. Воздух здесь был прохладнее и свежее, но юная девушка этого не заметила. Ее лицо и шея горели, кровь кипела от обиды и гнева. Сжимая челюсть до скрипа зубов, она шла в хребет. Где-то там была Астра, надо было узнать, все ли с ней в порядке…
ᛣᛉ
Нарядные и разодетые школьники спускались в Императорский зал на празднование «Новогодней елки». По всей школе были развешаны разноцветные, магией подпитанные гирлянды, в воздухе летали конфеты, леденцы и мандарины. Ребята ходили обмотанные мишурой, взрывали яркие хлопушки, конфетти из которых не падало на пол, летая и кружа, словно хлопья взбешенного снега, вокруг голов учеников.
Мирослава спускалась по коридорам школьного корпуса, чтобы по одному из коридоров пройти к месту проведения праздника. Настроение у нее было паршивое, и это было мягко сказано. Только потому, что она пообещала зареванной Астре быть с ней и Иванной рядом в это трудное для всех них время, девочка сейчас шла вместе со всеми. С одним лишь отличием.
В отличие от Астры, которая надела длинное кружевное до пола платье цвета «шампань» с высоким воротником и собрала завьюченные черные волосы в аккуратную прическу, в общем, что называется, была во все оружие, бунтарь внутри Мирославы хотел прийти на это светское мероприятие в драных джинсах и растянутой футболке. Но как только она достала вещи из своего шкафа, Кузнецову почти хватил удар.
— Все, что угодно, только не это! — взмолилась та, выдирая вещи из рук одногруппницы.
То, что произошло между ней и Яромиром, осталось нерассказанной тайной. Когда Мирослава вернулась в комнату после их разговора, Астра заливалась такими жгучими слезами, а через полчаса истерики стала так сильно задыхаться и икать, что ее пришлось отводить в медзнахарские палаты и отпаивать успокаивающими отварами. С трудом уложив подругу спать, девочки еще некоторое время сидели у ее постели молча.
Иванна на перине, поглаживая спину подруги, а Мирослава на полу, опершись спиной о кровать. На душе было гадко. Нет, она не думала, что «все мужики козлы», как еще час назад кричала в истерике Кузнецова. Это была настоящая жизнь во всей ее красе, но легче от этого не становилось. Просто было больно и холодно, вот и все, а расценивать кому из них больнее — ей или Астре, она даже не бралась из-за ненадобности.
Поэтому тень какого-то «траура» и печали, нависшая над их маленькой женской компанией, сделала свое дело и окончательно убила новогоднее настроение. Астра, вся такая воздушная в своем кружевном бежевом платье рылась в своем шкафу, вышвыривая из него в яростной агонии вещи, которые на ее взгляд не подходили Мирославе, либо же последняя отрицательно качала головой, увидев тонну кружева.
Мирослава лежала на своей кровати, от нечего делать, закидывая ноги на перегородку второго яруса, и пыталась встать в позу «березки». Иванна в это время накручивала себе кудри, подвязав их ободком макраме в виде кокошника. В толстые нити были вплетены блестящие бусины, которые ярко выделялись на фоне русо-красной шевелюры девочки. На ней было красное платье аккуратного силуэта длиною чуть ниже колен. Пояс на талии разделял объемный низ из многослойного шифона и легкий верх с отделанным бусинами и стразами воротником. На ногах черные туфли на небольшом каблучке с тонкими перехлестали по лодыжке. Она выглядела безмятежной после того, как пришли результаты всех контрольных.
В тот вечер, когда Астра рыдала из-за расставания с Никитой, Мирослава угрюмо пялилась в пол из-за поставленной точки в дружбе с Яромиром, а Иванна горько плакала из-за тройки по Звездологии. Единственной тройки среди всех ее пятерок. К слову, надо отметить, что Звездология была совсем непростым предметом, и четверки получили всего пара человек, в число которых не входила и Мирослава, потому что почти не готовилась. Иванна, несколько ночей зубрившая сложные термины, понятия чертогов, звезд и млечных путей, получила три. Сейчас ее отпустило, и она клятвенно пообещала в следующем полугодии точно исправить оценку, а сейчас решила не расстраиваться по пустякам и не портить себе праздники. Что ж, это было разумным, взвешенным и взрослым решением.
— Мира! — вскрикнула Астра, когда повернулась от шкафа к кровати подруги. Та лежала вверх ногами, периодически уворачиваясь от своих же коленей. Мирослава повернулась и, глядя перевернутым взглядом, увидела Астру, державшую что-то черное, длинное и расписное, похоже, это были узоры и цветы.
— Одевайся! — девочка схватила подругу за руку и потащила с кровати, пока та чудом встала на ноги, а не полетела кубарем. — Что за детский сад, до праздника полчаса! Полная боеготовность!
— Что там у тебя?
— Иди сюда, Ярила тебя побери, — взмолилась черноволосая яриловка и повернула вещь, словно кубик-рубик, негромко бубня, что это всего лишь надо погладить.
— Ого! — раздался вздох Иванны, которая заканчивала колдовать со своими непослушными локонами и смотрела на подруг в отражении зеркала. Сейчас Мирослава подходила к Императорскому залу, ощущая себя будто в одном из залов Эрмитажа.
Только зал в Ведограде был значительно больше и выше, украшен богаче, словно был самым великим произведением всех архитекторов в стиле барокко. Лепнина, золото и статуи удачно сочетались с новогодними яркими украшениями, а огромная высокая голубая ель возвышалась на добрых десять метров, не меньше.
Украшена она была игрушками советского времени вперемешку с современными шариками, светящимися снежинками, длинными цепочками бусин и бантов, колокольчиков и лент, а также она была обмотана длинной гирляндой, излучавшей переливчатое сияние огней.
По бокам зала стояли столики с прохладительными напитками и легкими угощениями в виде канапе, бутербродов с красной икрой, филе лосося и фруктовыми нарезками. Сегодня здесь проводился праздник для первого и второго годов обучения среднего звена, поэтому народу здесь было много. Не меньше шестисот человек находились в бальном зале, но, к удивлению Мирославы, всем хватало места. Магия, ей Богу.
Проходя мимо высокого зеркала, она кинула туда взгляд и увидела в отражении девушку. Одета та была в длинное черное платье, струящаяся ткань которого доходила до пола. Объемные рукава-фонарики и грудь были расписаны цветочными розово-голубыми узорами с зелеными листьями. Казалось, будто сам мороз оставил на ткани свой отпечаток. Светло-русые волосы девочки вились крупными локонами.
На макушке была надета диадема-кокошник, богато украшенная сапфирами и бусинами перламутрового жемчуга. Также Иванна, делающая подруге прическу, снова, как и каждый предыдущий день, накрутила два маленьких пучка на макушке, делающих Мирославу похожей на белочку с острыми кисточками на ушках.
Длинные грозди маленьких жемчужинок свисали от висков на кокошнике почти до самых плеч. Камни сверкали в свете богато украшенного гирляндами и подсветкой бального зала. А лицо красавицы было удивленное, будто она встретила кого-то, кого не видела очень давно, а может, и вообще никогда не видела.
— Ого, — повторила удивленная своим внешним видом Мирослава ранее озвученную реакцию Иванны, разглядывая свое же отражение. Она выглядела строго, но в тоже время не скучно, в отличие, как ей казалось, от остальных присутствующих девушек. Те смотрелись так, словно сошли со страниц Льва Толстого из романа «Война и Мир» и привлекали внимание пышностью платьев, их многослойностью и какой-то «зефирностью».
Мирослава же выглядела как какая-то барыня века эдак шестнадцатого, но, видимо, заблудилась по дороге и зашла без приглашения на светское мероприятие начала девятнадцатого столетия. Да, так и было. Зато не футболка с джинсами! Вот тут-то она бы точно привлекла очередное ненужное всеобщее внимание.
А вот ее одноклассницы из старой школы вообще бы померли со смеху от того, как одевалась ведьмаговская молодежь. И первой, кого бы они стали высмеивать — стала бы сама Мирослава в кокошнике с камнями.
Они с девочками встали около одного столика, рассматривая толпу. Вскоре музыка стала чуть громче, и открылись парадные двери, впуская под аплодисменты школьников внутрь тройку коней, запряженных в сани. Как они с такой легкостью ехали по налакированному светлому паркету — оставалось загадкой.
В санях в белой длинной шубке стояла их директор, Хозяйка Подгорья Алена Васильевна Малиновская. Ее платье было ярко-голубым, а на голове был пристроен большой украшенный самоцветами кокошник, и казалось, что весит он не меньше нескольких килограммов из-за своего богатого украшения.
— Словно снегурочка, — хлопала завороженная Мирослава, а Астра и Иванна согласно кинули.
— А раньше Карачун выезжал к ученикам на санях, — сказала Ваня, следя восторженным взглядом за директором.
— Что? — удивилась Мирослава, перестав хлопать. — Темный дух, Бог зимы?
— Не такой уж он и темный, обычный дедок с седой длинной бородой и голубой шубе, одним словом: Дед Мороз, — пояснила Астра.
— И он приезжал в Ведоград, правда? — не унималась Мира, выпучив и так большие глаза, — А почему сейчас не приехал? Он что?.. — она замялась и заговорила тише: — Он умер?
Девочки переглянулись и пожали плечами.
— Никто на самом деле не знает причин, — сказала черноволосая Астра, выглядывая кого-то в толпе. — Но говорят, что Чернобог когда-то был Хозяином Подгорья.
— Сейчас место Хозяйки после исчезновения Чернобога заняла Алена Васильевна. Она, как это называется, — Ваня пощелкала пальцами, жмурясь и подбирая слово, — его преемница!
— То есть, она его родственница? — спросила Мирослава, заворожено глядя на Хозяйку Подгорья, гордо восседавшую в санях.
— Кто знает, может и так. Но то, что Карачун, ну или Дед Мороз, или Чернобог, тут кому как удобнее называть, уже давненько не появлялся в школе, это факт.
Наконец, Кузнецова увидела в толпе кого-то и замахала рукой, привлекая к себе внимание, а потом и вовсе убежала к каким-то старым знакомым, оставив подруг одних.
— Хочешь потанцевать? — спросила Ваня, поправляя свое красное платье. Мирослава отрицательно мотнула головой, улыбнувшись, и вскоре Иванна тоже быстро скрылась в толпе ведьмагов.
Праздник начался.
Хозяйка сказала речь с поздравлениями и спустилась к учителям, ведущие начали свою шоу-программу с конкурсами, подготовленными выступлениями от учебных классов для концерта, а также танцами. Встав поближе к стене, Мирослава не могла отогнать свое плохое настроение. От нее будто оторвали одну конечность и говорили:
— Эй, подруга, ну чего ты? Подумаешь, живи так, зачем тебе эта вторая рука?! Тоже мне, нашла повод расстраиваться!
Все танцевали и веселились, громко пели новогодние песни, водили хороводы и даже делали магические снимки в санях и с конями, которых оставили в углу зала и дали пожевать стог сена.
Сквозь снующих туда-сюда школьников Мирослава углядела Никиту и Яромира, стоявших в другом конце зала. Парни синхронно смотрели в одну сторону, и девочка попыталась отыскать взглядом, что их так заинтересовало. А, ну понятно. Астра танцевала с Иваном Третьяковым. Что же она творит?
Яриловка отвернулась и осмотрела стол, около которого они с девочками стояли. Умирая от жажды, она налила себе в стеклянный бокал, больше похожий на старинный кубок, освежающего и сладковатого березового сока.
Насколько она знала, сейчас был не сезон, обычно березовый сок собирали не раньше апреля-мая. Но наверняка этот сок был собран магическим путем или даже заранее законсервирован. В любом случае, вкус ей нравился. Несколько лет назад Женька Тихомиров, ее друг из Славенок, научил девочку, как правильно стоит его собирать и какую березу лучше выбрать.
— Мирослава?
Девочка, которая погрузилась в свои мысли, глядя на прозрачный сок в кубке, подняла глаза и часто заморгала, когда увидела перед собой незнакомую девушку. Поскольку одета та была в молочного цвета платье до пола, то определить, с какой она была общины оказалось невозможно. И почему-то от этого стало некомфортно.
— Да, а… А ты? — улыбнулась яриловка, неловко поправив маленький кокошник на свой голове.
Темноволосая девочка с крупными чертами лица и широко посаженными глазами, открыто улыбнулась, протянув ей свою ладонь для рукопожатия.
— Елена Даль, дажьбог.
— Очень приятно! — Мирослава улыбнулась, крепко ухватившись за ладонь новой знакомой. — Как тебе праздник?
Елена чуть сморщила носик, а затем обернулась, глянув на кого-то через плечо.
— Ведоград славится умением устраивать подобные мероприятия. Но я была и на более пышных новогодних празднествах!
— А я в прошлом году была на Губернаторской Елке, мне понравилось… — сказала Мирослава первое, что пришло в голову.
Трудно было разговаривать с человеком, когда он постоянно вертится. Чувствуя себя неловко, девочка тоже повернулась, оглядывая зал. Полоцкий стоял все там же, что-то выслушивая от Никиты, у которого, как часто бывало в моменты стресса, не закрывался рот.
— Вы с Яромиром просто дружите? — спросила Елена, когда Мирослава, сделав несколько глотков своего сока, поставила бокал на стол. Юная ведьма, которой уже изрядно надоели любые вопросы, даже косвенно касающихся Полоцкого, тяжело выдохнула воздух носом. Но отвечать на этот вопрос ей и не пришлось, так как Даль уже задала следующий: — А с Третьяковым?
Непроизвольно кинув взгляд в сторону танцующих Астры и Ивана, девочка глубоко вздохнула.
— Мы просто общаемся!
— О, прости, не реагируй так остро! — Елена дотронулась в примирительном жесте до предплечья яриловки. — Наше общество все еще полно предрассудков. Когда всем на нашем курсе едва будет исполняться шестнадцать, школа для преподавателей определенно покажется Навью. Предложения о помолвке сорвут целый учебный год, это точно!
— Какой кошмар, — скривилась Мирослава, представив себе эту картину, где толпа подростков во всю не просто строит друг другу глазки, но и выбирает себе партнера для брака.
— Хм, возможно. Скажи, а что у Астры с Вершининым? — снова спросила ученица дажьбога, посмотрев в сторону стоявшего неподалеку яриловца.
— Статус отношений: все сложно. А что?
Этот разговор стал надоедать.
— Она танцует с Ваней…
Вот оно что, из далека зашла!
— Слушай, ты прости, мне надо ненадолго отойти, — пробормотала Мирослава, у которой сводило зубы от необходимости разговаривать на эти темы. Она, приподняв подол платья иссиня-черного цвета, уже развернулась и сделала несколько шагов в сторону выхода, чтобы уйти спать, как ее вновь окликнули:
— Ты как всегда необычна!
Ваня шел к ней сквозь толпу и широко улыбался. Он держал два стакана с газировкой, один протягивая юной школьнице. Астры уже видно не было. Елена же быстрым и нервным шагом направлялась на выход из зала.
— Спасибо, — пробубнила растерянная Мирослава, принимая напиток. — И как это понимать? Необычная?
— Оглянись, ты единственная среди девчонок в черном, — пожал плечами хорсовец, делая глоток. Сам он был одет в белую рубашку с закатанными рукавами, а парадный кафтан, который предпочитали ведьмаги вместо пиджаков, видимо, был где-то сброшен.
— М-м-м, — не знала, что на это ответить девочка. Сей факт она и сама давно отметила.
В основном девушки были одеты в платья пастельных тонов. Лишь Иванна в красном, да она, Мирослава в черном, выделялись на общем фоне. Но цвет ее наряда у нее самой не вызывал смущения, в отличие от длины платья. К такому она не привыкла.
— Ты не подумай, это скорее комплимент.
Яриловка закатила глаза. Сейчас ее раздражало абсолютно все. Неужели ее лицо светилось добротой, счастьем и желанием поболтать за стаканчиком лимонада?
— Ненавижу платья, особенно такие, — она кинула колкий взгляд на проходящую мимо девушку, чье платье будто посадили «на чайник». Кажется, ее звали Лина, и училась она вместе с Софией Мирской. Иван посмотрел в ту же сторону и усмехнулся.
— Да, мода в нашем обществе старомодна, особенно, когда дело касается светских мероприятий. Некоторые совсем не знают границ. А ты любишь что-то более короткое?
Первокурсница с укором посмотрела на парня снизу вверх, приподняв одну бровь.
— Я люблю брюки.
Разговор затих, и яриловка поставила стакан на белоснежную скатерть столика прямо посреди искусственного сугроба и маленькой елочки, светящейся разноцветными огоньками.
— Подаришь мне один танец? — спросил Ваня, протягивая ей руку. Заиграли первые ноты сразу узнаваемого вальса из старого фильма «Мой ласковый и нежный зверь».
Мирослава замотала головой, пятясь и стараясь не наступить на шлейф своего же платья. Танцевала она плохо, тем более вальс. Ваня улыбнулся и чуть отвел руку.
— Я не кусаюсь, — сказал он как-то грустно, а брови его почти сошлись на переносице. — Я поведу.
Яриловка глубоко вздохнула и вложила свою руку в его. Знала она одного, кто кусался раз в месяц на самом деле, и ей стало неловко от того, что она так себя ведет с ничего не подозревающим о ее печалях Ваней.
Его ладонь была прохладной, будто он только что зашел с мороза, или же парень просто долго держал холодный лимонад. Он стянул свой кафтан с неподалеку стоящего стула, застегивая пуговицы на рукавах рубашки и быстро приводя себя в подобающий вид, хотя на его одежде и так не было ни единой складки. Как только они вышли в центр зала, куда их уверенно вел Третьяков, вопреки желанию Мирославы сегодня привлекать к себе внимание, вальс готовился вступить быстрыми нотами.
— Я почти не умею, — кажется, ее шея стала покрываться красными пятнами от волнения. Яриловка непрестанно кусала нижнюю губу от того, что все смотрели на них. Парень положил одну руку чуть выше талии девочки, касаясь ее совсем слегка, а другой взял ее ладонь и отвел в сторону. Она же положила левую руку ему на плечо, чувствуя себя совершенно не в своей тарелке.
— Все просто, я начинаю правой ногой, ты отводишь левую. Ты идешь правой, я левой и так по кругу. Пробуем?
Короткий кивок, и они, словно по волшебству, понеслись выписывать круги вокруг новогодней ели. Ее черный подол платья двигался согласно заданной танцем траектории, но его длина была куда больше подобающей длины для вальса и казалось, что сейчас они споткнутся о него. Но ткань каждый раз уворачивалась, не попадая под подошвы ботинок. На Мирославе, кстати, были школьные сапоги. Она наотрез отказалась примерять туфли-лодочки, иначе несчастного случая было бы не избежать.
— Все хорошо! Раз, два, три, четыре, — шептал Ваня, помогая напарнице по танцу не сбиться.
— У нас получается, — удивленно отвечала Мирослава, широко улыбаясь.
— Верно. Ты молодец!
Они кружились вокруг высокой голубой ели, украшенной разномастными игрушками. В глазах постоянно менялись лица, сливавшиеся с бликами от разноцветных гирлянд. Музыка вскоре закончилась, и девочка наконец расслабленно улыбнулась, когда поняла, что запнулись они несколько раз по ее вине. Но и в те моменты хорсовец делал все, чтобы они не сбились с ритма, так что это почти не было заметно. Он поддерживал ее за талию и начинал счет заново, ведя их пару по импровизированному кругу.
— Ты хороший учитель, — сказала она, уже не скрывая улыбки, не желавшей покидать ее одухотворенное лицо.
— Это потому что ты быстро учишься, — вернул ей похвалу Третьяков.
Оказывается, их танец стал практически общественным достоянием, потому что кроме них танцевали всего лишь пар десять, в их числе были и некоторые классные руководители. Остальные сотни учеников образовали круг вокруг елки и только смотрели, от чего Мирослава тут же покраснела еще пуще прежнего. Если бы она заметила это раньше, то ее бы ноги точно запутались окончательно, и даже мастерство ее партнера их бы не спасло.
Музыка сменилась на танцевальную, и толпа бросилась в пляс, забыв обо всем остальном.
— Ребята-а-а, это было красиво, — к ним подошла довольная Астра, обмахивающаяся откуда-то взявшимся в ее руках веером. — Иванна болтает с Виталиком, — зачем-то рассказала юная ведьма и кивнула куда-то в толпу.
— Хорошо, — пожала плечами Мирослава и повернулась к Ване. — Я, наверное, пойду, спасибо, что научил танцевать.
Парень улыбнулся.
— Тебе спасибо за возможность. С наступающим Новым годом, — пожелал он и Мирослава широко улыбнулась. Тесные дружеские отношения с мальчишками с самого детства стерли у нее границы дозволенного, а разница в менталитетах двух миров вообще была ей пока не до конца непонятна, но желание обнять парня побудило ее подойти ближе и почти броситься ему на шею.
Она была очень тактильной, ей было важно чувствовать людей, поэтому она не видела в этом ничего этакого. Ваня улыбнулся и приобнял яриловку в ответ, но уже не приподнимая ее от пола, как в тот раз, когда он вернулся и объявил, что выжил. Наверное, понял, что такое привлечет еще больше внимания.
— Третьяков, надо отойти, — раздался сбоку голос. Когда Мирослава выбралась из дружеских «медвежьих» объятий парня и поправила платье, то увидела Вершинина. Тот был похож на взъерошенного воробья, его пшеничного цвета волосы были взлохмачены, а галстук съехал в сторону.
— И зачем же? — спросил хорсовец, не двигаясь с места.
— Не при девочках, — мотнул тот в ответ головой.
— Не горю желанием, давай потом, такой хороший вечер. Иди танцуй, Вершинин.
Никита сжал челюсти так, что казалось, скрежет зубов перекроет громко играющую музыку. Астра стояла в сторонке, как-то подозрительно хитро улыбаясь.
— Что, еще не со всеми переобнимался? — спросил яриловец, чуть склонив голову в бок.
— Может и так, у меня много друзей.
— Или подруг? Что-то не видел тебя обнимающимся с парнями.
Ваня хохотнул, но постарался это скрыть, потирая переносицу. А Никита с каждой минутой зверел так сильно, что Мирослава, вставшая на месте, как столб, уж было подумала, не является ли оборотнем и Вершинин.
— Что происходит? — решила она вмешаться, встав посередине, дабы избежать назревающей, тут и к гадалке не надо ходить, драке. Яромир стоял чуть поодаль. Он был одет во все черное, будто только что пришел с похорон. Да и лицо у него было подобающее. Но несмотря на казавшуюся безучастность, парень точно был на чеку, чтобы не пропустить момент, когда завяжется потасовка.
— Морозыч, отойди подобру-поздорову, — не глядя на нее саму, отозвался Никита.
— Еще чего, — она сложила руки на груди. В своем платье она выглядела как та боярыня, которую гонцы великого князя хотели оттеснить с крыльца ее усадьбы, чтобы обыскать дом на предмет незаконно сохраненных рукописей старообрядцев. — Вот это фантазия, — усмехнулась про себя Мирослава и тут же обратилась в слух.
Рядом будто из-под земли выросла вездесущая София Мирская, а Иванна, болтавшая до этого с Виталиком, подошла с другой стороны. На фоне играла песня «Звенит январская вьюга» в современной поп-обработке, что абсолютно удивляло Мирославу. Потому что магический мир все еще был старомоден, но однако он был таким родным и уютным, что даже совсем не новые музыкальные композиции оседали в сердце.
— Вершинин, я уже все сказал, — по-прежнему стоял на своем Иван, обходя Мирославу, словно отгораживая ее. Мирская прыснула и надула губы, что вызвало у яриловки истерическое хихиканье. У нее зародилось подозрение, что Софию бесило не то, что парни, которые нравились хорсовке общались не только с ней единственной, а скорее тот факт, что именно она, Мирослава, периодически была объектом их внимания, хоть сама этого не желала.
— Вершинин, тебе же сказали русским языком, иди куда шел, — подала голос Астра, все также обмахиваясь своим пушистым веером. Никита бросил на нее взгляд исподлобья и провел языком по зубам верхней челюсти.
— Я сюда и шел, если ты не заметила, — ответил он холодно.
— Вань, может, просто уйдем? — спросила София у Третьякова.
Она была одета в длинное платье мятного цвета с вышивкой на прозрачных рукавах, выгодно оттенявшее ее рыже-красные волосы. Хорсовка была и правда от природы красива, но Мирослава уже не воспринимала ее красоту из-за личных неприязней, так вот бывает.
Иван отмахнулся, явно считая, чтобы последнее слово должно быть за ним.
— Парни, если ваши подруги обозлились на вас, то это сугубо ваши личные проблемы, на меня их сваливать не надо.
Никита сделал несколько резких шагов вперед, а София в тоже время подняла руку, чтобы взять Ваню за плечо и потянуть его в сторону. Но Ваня сделал шаг в сторону, а за ним ринулась и Мирослава. Вздернутая рука хорсовки угодила прямиком по щеке яриловки, так как ее лицо находилось как раз на уровне Ваниного плеча.
Она отшатнулась, не ожидая такого поворота событий, и пока Вершинин уже схватил за грудки Третьякова, Яромир, взявшийся, словно из ниоткуда, подхватил неустойчиво стоявшую подругу, отводя ее в сторону.
— Упс, — сказала она и погладила ладонью место удара. Что ж, ходить ей с еще одним синяком. Полоцкий, бегло осмотрев место ушиба, нахмурился, оценивая нанесенный ущерб, но тут же отошел к старому знакомому и другу, которые в один момент могли перейти черту.
— Прекратите! — сказал он совсем негромко, но так властно, что все тут же замерли.
София стояла перепуганная. Она и сама не ожидала, что ненароком нанесет удар, даже если он и попал в неприятельницу. Выйдя вперед из толпы, Полоцкий осмотрел компанию собравшихся, чуть недовольно закатив глаза и поджав губы.
— Разошлись, — спокойно, но холодно сказал Яромир, и Никита с Иваном неохотно отошли друг от друга. — Ты, — кивнул он на Третьякова, глядя на него исподлобья. — Не позорься. Ты знаешь, о чем я говорю.
В ответ Иван коротко кивнул, но при этом так сжал челюсти, что казалось, от напряжения белки его зрачков, да и сам золотисто-коричневая радужка покраснели.
— Ты, — повернулся яриловец к Вершинину, стоявшему как-то сгорблено и сжимающего кулаки. — Девочки имеют право танцевать с любыми партнерами, ни те, ни другие не нарушают какого-то закона.
— Но…
— Если поставил точку, то имей мужество ее не превращать в запятую, — как-то совсем по-взрослому сказаны были слова из уст подростка. — Либо не устраивай сцен.
На этом он бросил еще один короткий взгляд на стоявшую в стороне Мирославу, которая уже и забыла о полыхающей щеке и во все глаза глядела на друга. Да, именно на друга. Мозг еще не был готов принимать тот факт, что эта самая точка, которую поставил Яромир в их дружбе, поставлена окончательно.
Парень развернулся и пошел в сторону выхода из Императорского зала, в котором по-прежнему играла музыка, разливался березовый сок по стаканам и стирались каблуки в танцах. Казалось, никто и не заметил маленького происшествия.
А может, происшествием это и было лишь для маленькой компании школьников, но для всего остального мира это было совсем незначимым событием? Вероятно, так оно и было.
====== Рукопись пятнадцатая ======
Комментарий к Рукопись пятнадцатая Погружаемся в атмосферу новогодних праздников🎄
Музыка для атмосферы:
Любэ — Санкт-Петербург, родной
Дискотека авария — новогодняя
Эстетика квартиры и дома в Питере https://t.me/griffindor777/2425
Буду рада вашим отзывам, поделитесь впечатлениями, побалуйте автора добрым словом🙏🏻❤️
глава отредактирована 27.10.23
ᛣᛉ
На следующее утро школьники, которые выбрали вернуться домой, а не оставаться на новогодних каникулах в Ведограде, выходили через исполинские Навьи ворота наружу, к тому самому лесу на горе Манарага, в котором первокурсники в этом году искали путь к школе.
Всюду чувствовалось воодушевление и ощущение приближающегося волшебства любимого многими праздника. Друзья прощались друг с другом, рассаживались по большим расписным саням, запряженным в лихие тройки бравых лошадей, возбужденно фыркающих клубами морозного воздуха.
Крича друг другу обещания написать открытки с поздравлениями, одногруппники махали друг другу руками в теплых рукавицах, а сани уносили их вдаль, вскоре скрываясь в густом лесу, где снежные елки и сосны тянулись своими макушками к небу.
К слову, многих учеников увозили их личные извозчики, присланные из дома. Так Яромир сел в большие сани, застеленные густым мехом, а тянули их несколько вороных коней; с ним за компанию уехал и Никита. А за Софией приехали белые лошади чубарой масти, похожей на расцветку далматин. Они были стройными, длинноногими и выглядели так, будто сошли со страниц сказки.
Мирослава проводила их взглядом и уселась в школьные сани вместе с Астрой, Иванной, Ксюшей Вуколовой и еще двумя одногруппницами, всего в санях их ехало шестеро. Несмотря на то, что у Кузнецовых была своя конюшня с лошадьми, в которой дед Астры и пробудил ее способности, девочка ехала вместе со всеми.
Мысли кружились в голове Мирославы, пока они ехали по дороге вдоль заснеженного леса. Откуда в Ведограде столько лошадей? И где они содержатся? Как долго они будут ехать, ведь до Ярославской области по прямой больше тысячи километров, а по трассе итого около полутора тысяч. Да и остальные девочки жили кто где: Астра, например, вообще с ведогорода Южноморье, а Иванна, кажется, родом с Дальнего Востока, из города Благовещенска…
Когда спустя полчаса поездки и громких разговоров Мирослава почувствовала, что ноги ее начали замерзать, но ни теплые вязаные носки, ни валеши не спасали от двадцати пяти градусного мороза, пришло время согреваться самим. Девочки достали термос и разлили всем горячего сладкого чаю, который и сморил всех в сон. Так как разговоры утихли, когда все обсуждения вчерашней новогодней елки иссякли, то школьницы быстро уснули. В следующий раз Мирослава открыла глаза уже тогда, когда кони во всю свою прыть везли ее по знакомой улице.
Однако вопреки ее ожиданиям, что приедет она в любимые Славенки, ехали они по одной из центральных улиц Санкт-Петербурга. К удивлению Мирославы, даже в дождливом и сыром Петербурге в этом году лежал тоненький слой снега, припорошивший замерзшие за ночь лужи. Тут и там слышались визги людей, вытворяющих пируэты, чтобы не шмякнуться спиной на ледяную панель, то есть на тротуар.
Сани катились по улице Рубинштейна, до боли родной и такой знакомой улочке к родительскому дому, где девочка прожила всю жизнь. Ресторанчики, бары и магазины были нарядно украшены гирляндами, окна снежинками, а из каждого заведения слышалась праздничная музыка.
Высокое статное здание с двухъярусной угловой башней, к которому и ехали сани, гордо стояло посреди перекрестка. Дом этот в простонародье называли «домом у пяти углов». Треугольная форма дома делала его похожим на какой-то большой ледокол, а также из-за того, что стоит он на пересечении трех улиц и одного проспекта, ему и приписали такое имя.
Первые два этажа дома, так сложилось исторически, не были предназначены для жилья: здесь располагались различные магазинчики, а следующие три вмещали в себя всего по две квартиры на каждом этаже. Венецианские окна на третьем этаже были полукруглыми и большими, а стоящие по сторонам оконных проемов кариатиды поддерживали ложные балконы окон следующего этажа.
Этажи и мансарда обильно украшены колоннами, пилястрами, треугольными фронтонами с крупной скульптурой: там женские обнаженные фигуры дев опирались на вазы. Если приглядеться, то можно было увидеть изображения экзотических птиц и увитые змеями кадуцеи древнегреческого бога Гермеса — богом торговли, счастливого случая, воровства, юношества и красноречия.
На самой верхушке дома — двухуровневой башне, арендовал помещение один известный художник, сделав из заброшенного исторического места вполне себе уютную мастерскую. Как помнила Мирослава, до этого в башне постоянно околачивались бездомные, что к расстройству ее родителей совершенно не пугало маленькую девочку.
Еще в семилетнем возрасте она частенько пробиралась наверх и, если заставала там кого-то из «городских сумасшедших», как говорил о них папа, заводила с ними светскую беседу.
Еще тогда, в далеком детстве Мирослава поняла, что иногда под вонючими драными куртками, рваными перчатками и желтой от дешевых сигарет бородой может скрываться начитанный и образованный человек, которому просто не повезло в жизни.
Но с родителями она своими мыслями, конечно же, не делилась во избежание нотаций и допросов: зачем опять их маленькая и неугомонная дочь, несмотря на строгий запрет, лазила в башню?!
Тем временем лошадиная тройка легко проехала через арку внутрь скорее овального, чем круглого двора дома, похожего на колодец, каким-то чудом не задевая припаркованные в тесном дворике машины жильцов. Прохожие и местные жители бросали удивленные взгляды в сторону непривычного транспорта, но не более того. Вряд ли пресыщенных историзмом петербуржцев можно еще чем-то удивить.
Кони остановились, громко фыркая, а Мирослава достала свой чемодан из-под сидушки, на которой сидела, спрыгнула на землю и помахала лихой тройке, уже уносившейся прочь со двора. Девочка задрала вверх голову, чуть прищурившись. Полуовальный двор, если смотреть на небо, казался зеркальным омутом или, может, даже ловцом облаков, которые сейчас, к сожалению, из-за пасмурной погоды сменились плотными тучами.
Яриловка расстегнула свой школьный тулуп. В отличие от приполярной уральской горы, где мороз опускался ниже двадцати градусов, здесь, в Петербурге, едва ли было и минус три. Пройдя в широкую парадную, она не замечала тех странностей, которые мигом бросились бы в глаза любому захожему внутрь человеку. Богатый, некогда белоснежный декор, лепнина и плафоны на потолке, колонны и пилястры композитного ордера были зашарканы до такой степени, что кое-где не только клубами висела паутина, а грязь не перекрывала даже нанесенная поверх нее белая побелка.
Но все Мирославе было привычно и ро’дно, и уж точно она бы никогда не хотела променять их с родителями квартиру на любую другу в новом районе с современными лифтами и парадными с мраморным кафелем. Изогнутая лестница с бордовыми перилами извивалась, провожая школьницу мимо высоких окон с бордовыми рамами с видом на внутренний двор-колодец, прямо к ее квартире на пятом этаже.
Еще надо упомянуть, что жилых квартир в таком огромном доме было всего шесть, однако остальные жильцы и не подозревали, что имелась и седьмая, которую и занимала семья Мирославы.
Квартира досталась маме семейства Морозовых довольно интересно. Ольга Кузьминична росла в детском доме Центрального района Ленинграда с самых малых лет. Ольга, будучи маленькой девочкой, очень полюбилась своей воспитательнице, но та, не имея ни мужа, ни детей, не могла удочерить воспитанницу, уж слишком много было мороки со сбором документов, да и то не было никаких гарантий в одобрении.
Однажды взрослая женщина не явилась на работу, а чуть позже директор детского дома вызвал маленькую Олю, которая только-только пошла в первый класс, к себе в кабинет. Помимо него в кабинете сидели еще двое: мужчина и женщина, разодетые в старомодные тулупы и валенки. Так вот тот пришедший мужчина, по возрасту приближающийся к отметке «дед» в лично выдуманной Олей системе координат возрастов, на тот момент еще Гончаровой, рассказал, что воспитательница погибла в автокатастрофе, а в наследство оставила девочке жилье в центре Ленинграда. Так в жизни у маленькой Оли случилась еще одна большая потеря: сначала родители, а сейчас и любимая воспитательница, заменившая мать.
Квартиру сразу переписали на девочку безо всяких бюрократических заморочек, что даже юной школьнице показалось странным, но впоследствии проблем не было. Если не считать косых взглядов директора детдома, а также многочисленных попыток ее удочерить чужими людьми, дабы переписать квартиру на себя. Но всегда удочерение срывалось по той или иной причине, а через несколько лет попытки и вовсе прекратились.
Попала Ольга в квартиру только после знакомства с Михаилом. Ему показалось странным, что девушка не могла найти по адресу собственное жилье, ее будто отводило от нее. И однажды он сопроводил подругу на улицу Рубинштейна к дому «у пяти углов». Когда они поднялись на пятый этаж, парень понял, в чем тут дело, и сразу сообразил, что Ольга точно простачка, а квартира когда-то однозначно принадлежала ведьмагам. Кто они были и почему передали квартиру его девушке — они не знали.
Ольга была ошарашена и не могла понять, как это она раньше не замечала дверь, которая стояла ровно посередине площадки, а через несколько недель узнала от своего будущего мужа всю правду о нем. Михаил оказался ведьмагом. К облегчению молодого аспиранта-археолога, девушка приняла новость с энтузиазмом, не устраивала истерик и не падала в обморок от шока.
Она переехала из съемной комнаты в коммуналке, которую она целых два года снимала неподалеку, в собственную пятикомнатную квартиру, а вскоре пригласила переехать к ней и своего Мишутку. Квартира была скрыта от глаз посторонних зевак, однако представители империи ведьмагов довели до органов местного управления простаков сведения о таком жилье, что на самом деле не было редкостью в таком старинном историческом городе, к тому же, столице магического славянского мира.
Что уж там говорить, сама Мирослава узнала, обо всем этом совсем недавно. От чего ей показалось безумно весело наблюдать, как редкие встречавшиеся соседи привычно здороваются с девочкой и вообще не обращают внимания, в какую именно квартиру поднимается школьница. Заговоренная квартира не притягивала чужих глаз и не вызывала подозрений.
Нажав на кнопку дверного звонка, юная ведьма услышала знакомую птичью трель, оповещающую о прибытии гостей. Послышались быстрые шаги, и дверь мигом распахнулась. На пороге стоял широко улыбающийся папа. Он, как показалось девочке, немного поправился на африканской пище за эти полгода, и его пузико, как выражалась мама, стало чуть больше.
Также, судя по всему, он абсолютно точно захотел максимально приблизиться к аборигенам, поэтому и не брился. Тронутая сединой русая борода густо обрамляла круглое лицо. Рост у мужчины был не исполинский, но близкий к этому. Потолки в квартире были высокие, около четырех метров, так вот Михаил Иванович доставал ровно до середины высоты стены.
— Дочурка моя приехала! — обрадовался мужчина и прямо в домашних тапочках вы-
бежал на лестничную площадку.
Он одним рывком поднял желтый чемодан, уже изрядно потасканный. Будет уместно вспомнить, что чемоданчик побывал почти всех странах Африки, а затем колесил по грязи среди кустарников с новой хозяйкой по горе Манараге.
Другой рукой папа по привычке, будто забыв, сколько дочке лет, поднял и ее саму. Но сделав пару шагов за порог квартиры, он ойкнул и встал, как вкопанный, а затем, краснея как помидор, просипел:
— Слезай, душа моя…
Мирослава не смогла сдержать улыбки и лишь покачала головой: папа не менялся с возрастом! Тут из кухни показалась мама, вытиравшая руки о передник. Она покачала головой, будто с укором, но сама ярко улыбалась. Ее светлые густые волосы были завязаны в небрежный пучок на макушке, а спортивный современный красный костюм совершенно выбивался из общего интерьера квартиры. А также было совсем непонятно, как одетая по последней моде, мама может терпеть папин фирменный стиль «надел то, что первым выпало из шкафа». Они были будто из разных миров!
— Мира-а-а, — небрежно бросив передник куда-то вглубь кухни, закричала Ольга и бросилась по длинному коридору к дочери. — Что это на тебе? — скривила она накрашенные красной помадой губки, осматривая школьный тулуп после того, как чуть не задушила собственную дочь в объятиях.
— Очень практичная вещь, — хрипел мужчина, стоя в полусогнутом положении и хватаясь руками за поясницу, на которой задралась рубашка в коричневую клетку.
— Вижу, совсем ты уже не бравый гусар, — театрально вздохнула Ольга Кузьминична и исподтишка толкнула мужа в бок, слушая от того причитания. На удивленный взгляд Мирославы она игриво пожала плечами, мол: «А так ему и надо!». — А у тебя что с щекой? Почему опять разодрана?
Девочка, уже забывшая о том, что еще вчера София припечатала на ее щеку свою ладонь с перстнем, дотронулась до царапины.
— Да это так, мам, травмы на производстве! А мы разве не с бабушкой Новый год будем праздновать? — перевела тему яриловка, кидая верхнюю одежду на вешалку и проходя по длинному коридору квартиры.
— Куда же вы без меня, — раздался голос Серафимы Николаевны, выходящей из комнаты, которая целиком и полностью была передана во владения женщины, когда она приезжала в Петербург. Девочка взвизгнула и кинулась бабушке на шею, стараясь не свалить ту с ног. — Ты так выросла, Мирочка! — со слезами на глазах говорила женщина, гладя ладонями щеки внучки.
— Да ладно тебе, — улыбнулась Мирослава и шепнула бабушке на ухо, — у папы снова спину свело, надо бы помочь.
Серафима Николаевна цокнула языком и посмотрела в сторону сына. Она покрепче схватила свой костыль, который на самом деле являлся посохом, и заковыляла в свою комнату.
Раздался шелест пакетов, тихие бормотания и уже через полминуты старушка показалась вновь. Она подошла к мужчине, что-то ему выговаривая, и наколдовала воду в стакане, взявшегося прямо из воздуха. Кинула туда какой-то натертый травяной порошок и протянула его сыну.
Михаил залпом выпил содержимое, стараясь не разгибать окоченевшей спины и стоя на полусогнутых ногах. Но практически тут же ему полегчало, и он оперся о стоявшую рядом обувную тумбу, громко выдыхая.
— Матушка, ты волшебница, — сказал тот и, громко чмокнув мать в морщинистую щеку, вприпрыжку заскакал по коридору. В этом был весь папа: неунывающий и оптимистичный!
Весь вечер Мирослава рассказывала родственникам о своей учебе в школе ведьмагии, о преподавателях и друзьях, о масштабах праздников, о волшебных коврах и своей первой командной победе. Упустила лишь только подробности, из-за чего конкретно она получила столько отработок и о нападениях на учеников.
К слову, мама, выслушав все молча, что было ей не свойственно, легко встала и, пройдя к белому высокому стеллажу, забитому разной макулатурой, кинула на стол пару газет под названием «Славянский вестник».
— Нам приходит подписка, мы только вчера прилетели и нашли стопку газет у себя под дверью, — сказала женщина и встала около мужа. Тот сложил локти на столе, застеленным белой кружевной скатертью. — Но я не вижу содержимого, — пояснила Ольга, мотая головой и задумчиво глядя на желтоватую корреспонденцию.
— Допустим вот тут, — Михаил взял выпуск за сентябрь, — статья о празднике Новолетия в Ведограде, пара фотографий. А тут о… — мужчина запнулся, и казалось, будто он чуть не подавился воздухом. Его глаза близоруко бегали по строчкам. Он стал искать свои очки, снова где-то брошенные.
— О шабашном матче, — проворчала Серафима Николаевна, выдирая листы из рук сына. Мирослава глянула на бабушку с подозрением, ведь та колонка была совсем не о «шабаше», а о нападении на Ваню Третьякова. Интересненько. — Давайте лучше общаться, чем в статейки глаза перить.
Кажется, родители ничего не заметили и только стали пуще прежнего суетиться вокруг дочери. Михаил вытащил с антресоли большую искусственную елку, спрятанную в холщовый белый мешок, а мама принесла старую коробку с игрушками. Бабушка подпевала под новогоднюю музыку, включенную на патефоне, волшебным образом подключенным по блютузу к смартфону Ольги Кузьминичны, и распутывала гирлянду и «дождик» с мишурой. Мирослава успевала везде и всюду. И елку нарядить, и поорать песню «Дискотеки аварии», жуя свежеиспеченные пирожки.
Она была дома!
ᛣᛉ
Следующим утром психологическое здоровье Ольги Николаевны снова проверялось на прочность. Вся семья проснулась не под звуки будильника, а под визг хозяйки квартиры. Мирослава, которая спросонья сразу не могла понять, где она находится, резко подскочила с кровати и пару секунд пыталась прийти в себя. Затем, опознав в громком крике мамин голос, она вылетела из комнаты и побежала на шум.
Из родительской спальни вышел заспанный отец, насаживающий на переносицу очки.
Хм, видимо, он совсем посадил свое зрение, проводя ночи за рукописями и разглядыванием в лупу каких-либо особенностей на найденных им же артефактах. Заспанный Михал застегивал рубашку через одну пуговицу и надел правый тапок на левую ноги, из-за чего его немного заносило. Серафима Николаевна, как всегда элегантная даже в байковом халате, ковыляла вслед за всеми.
— Дамочка, что же вы так орете! — послышался чей-то мужской голос, и Мирослава побежала еще быстрее, на ходу распахивая дверь в большую гостиную. Ольга, схватив тапочек с меховым помпончиком, стояла на диване, а прямо на электрическом черном самоваре с расписными цветами по пухлым бокам, сидел Персей.
Когда все разбуженное криками семейство встало в дверном проеме, мама, наладив дыхание, ткнула тапком в сторону ворона.
— Какого лешего он разговаривает?!
— Персей! — обрадовалась Мирослава и побежала к обеденному столу. Она подставила руку, и ворон в пару прыжков по девичьей руке добрался до ее плеча. Он, как показалось девочке, чересчур нежно курлыкнул и даже пару раз поворошил клювом в ее запутанных после сна волосах. — Как долетел?
Он тут же недовольно каркнул и насупился.
— Нормально. Только вот громогласная истерика в честь моей скромной персоны была лишней. Лучше б теплой воды налили с морозу, с самого приполярья летел!
— Мама, это Персей, мой фамильяр! — представила птицу маме яриловка. — Персей, это моя мама, Ольга Кузьминична!
— Кузьминична? — ворон каркнул так, будто хохотнул, а его черные глазки игриво заблестели.
— Пошутишь про то, не отец ли моей маме бабушкин домовой, я тебя голодом заморю, — прошептала, будто прочитав мысли ворона Мирослава, и тот отвернулся, нахохлившись. Ишь, какие мы обидчивые!
Целый день папа вел с вороном философские беседы, мама обходила того стороной, почему-то опасаясь его, а бабушка прикармливала домового, который и в этой квартире имелся. Звали его Тихон, но на людях показываться не любил. Сама же Мирослава просто наслаждалась предновогодним настроением и долгожданными каникулами.
Пока папа показывал всезнающему Персею свою коллекцию артефактов, бабушка и мама резали салаты, запекали куру и делали бутерброды с красной икрой, расспрашивая обо всем Мирославу, у которой к вечеру уже болел язык от разговоров. Бабушку интересовало, как сейчас выглядит Ведоград, кто сейчас преподает, к тому же она как-то странно отреагировала, когда внучка рассказала о Ягишне Виевне.
А маму больше волновали межличностные отношения дочки с одноклассниками. На кухне по верху кухонного гарнитура и стенам были развешаны десятки метров гирлянд, создающих еще более праздничную атмосферу. Ее огоньки отражались в бокалах, намытых до скрипа блюдцах и на длинном «дождике», украшавшем дверной проем. Красиво и уютно!
— Ваня пригласил тебя станцевать вальс? Он тебе нравится? А кто его родители? А он один в семье или есть братья, или сестры? А он хорошо учится?
Спустя десяток минут расспросов до Мирославы начало доходить, что мама не просто так достает ее вопросами, а точно прощупывает почву.
— Мы просто однокурсники, мам, мы не встречаемся! — запротестовала юная ведьма, чуть краснея от смущения. Ольга приняла позу «руки в боки» и покачала головой. Она повернулась к окну и как-то подозрительно хлюпнула носом.
— Дети так быстро вырастают, — глотая слезы, прошептала она, и Мирославе пришлось успокаивать сентиментальную родительницу. Бабушка же только хмыкала на все эти вопросы, а когда Ольга вышла из кухни и понесла блюдо с канапе в гостиную на стол, быстро спросила:
— А как там Яромир? Все у него хорошо?
Этот вопрос, казалось, состоял не из букв, а из маленьких острых лезвий, вонзившихся куда-то в район груди, вызывая колющую боль.
— Ага, — сухо ответила Мирослава, аккуратно складывая бутерброды с копченой рыбой на широкую тарелку и отводя глаза от бабушки.
Через минуту вернулась мама, сразу заполняя своей безудержной энергией все пространство, и Серафима Николаевна не стала допытываться и подтверждать свои догадки. Фамилию яриловца она не знала, так как внучка никогда ее и не упоминала, поэтому лишних волнений на его счет не испытывала. Лишь по-доброму завидовала внучке, перед которой сейчас открыты были все дороги.
Поздним вечером наряженное семейство собралось в гостиной. Мама в красном платье (у нее была большая любовь к этому цвету) с папой, одетым очень просто в клетчатую голубую рубашку и бежевые брюки, танцевали около елки под концерт «Голубого огонька». Серафима Николаевна рассматривала старые фотоальбомы, терпя на своем худом плече Персея.
Что было удивительно, так это то, что ворон был совсем не против предложенного ему Михаилом Ивановичем шампанского. Наклюкавшись из хрустального бокала шипучей жидкости, он во все горло орал, какая красивая в этом доме хозяйка, а та даже позволила себе пару раз его погладит. А потом вообще сорвала с новогодней игрушки, стоявшей под елкой, красный новогодний колпак на веревочке и прицепила на ворона. Тот, глянув на свое отражение в серебряной ложке, громко закаркал: вид ему понравился.
Папа достал свой старый фотоаппарат, от чего вспышка периодически озаряла гостиную, подсвеченную только светом работающего телевизора и гирлянд на елке. Мама делала кадры на свой смартфон, делая при этом такой важный вид, будто все ее нутро отрицало старый папин «Зенит» и говорило: «Иди в ногу с технологиями!».
— Завтра выложу в соцсети, пускай все видят, какая красивая у меня выросла дочь, — приговаривала Ольга, листая снимки в телефоне после того, как папа сфотографировал ее с Мирославой у новогодней трех метровой елки. Михаил только нежно поцеловал жену в щеку, и та покраснела еще больше, смущаясь так, будто им было не по сорок лет, а где-то в районе пятнадцати.
Мирослава, глядя на своих родителей, вспомнила о таком далеком разговоре с Яромиром. Они, сидя на больничной койке, обсуждали, что не хотят связывать себя узами браками с кем-либо и не верят в любовь. Но в одну единственную любовь девочка все же верила: сейчас перед ее глазами двое влюбленных друг в друга уже второй десяток лет людей танцевали посреди их гостиной.
— Новый год на пороге! — сказала бабушка, когда до полуночи оставалось десять ми-
нут.
— Так, сударь, вам уже хватит, — мужчина отобрал у Персея бокал, пока птица пыталась поймать равновесие. Он перелетел на елку, уцепившись за ее верхушку.
— Россия-я-я свяще-енная-я наша-а-а держава-а! — неистовым голосом каркал гимн России ворон, раскачивая новогоднее дерево.
— Кыш, патриот, сейчас елку опрокинешь! — подпрыгивала с тем же тапочком Ольга, но со своим ростом она никак не доставала до верхушки дерева, на котором висел Персей.
Папа наливал шампанское и протянул бокал Мирославе. Девочка изогнула бровь, но даже мама не была против.
— Ничего от глотка не будет! — махнула она рукой с тапочком и, поняв, что все еще держит его, через плечо запустила его куда-то за спину. Тот приземлился на паркет, предварительно шлепнувшись о стену.
Михаил переключил главный канал страны на неизвестный ранее Мирославе. Назывался он «Звезда Руси», а на экране показывали какого-то незнакомого мужчину в черном строгом мундире с большим красным коловратом на погонах длинного феряза. Он стоял в большой парадной анфиладе на главной лестнице Зимнего дворца. Однажды побывав на экскурсии в Эрмитаже, Мирослава помнила, что лестница называлась Посольской, а еще Иорданской, так как по ней во время праздника Крещения Господня спускался крестный ход к Неве, где во льду вырубалась для освещения воды прорубь — иордань.
Сдвоенные колонны серого сердобольского гранита, мраморная балюстрада, пространство, знаменующее свое величие белоснежным цветом, статуи на стенах, фрески на потолке и красная дорожка на белой мраморной лестнице — все это завораживало и притягивало взгляд.
Статный черноволосый мужчина с бородой продолжал говорить свою речь на экране телевизора. Его голос был низким, будто бы рычащим, но умиротворяющим и вызывающим полное доверие.
— Этот год мы прошли с вами вместе с достоинством и честью, как и подобает славянскому магическому народу, почитающему своих предков и дарованные нам колдовские традиции. От имени Магической народной империи я хочу пожелать, чтобы все трудности и боль уходящего года навсегда канули в Лету!
Мирослава слушала политика и не понимала, что чувствует. Первый раз она слушает не президента своей страны, а главу магического сообщества, в которое недавно влилась. Мама слушала речь с открытым ртом, молча поглядывая на своих родственников. Она еще задаст кучу вопросов позже…
— Спасибо каждому из вас, простак вы или ведьмаг, за то, что мы вместе! Мы становимся намного сильнее, когда чувствуем твердое плечо людей, стоящих рядом, тех, кто нам дорог, для всей нашей империи. С новым годом!
— Ну родные, ура! — поднял бокал Михаил Иванович, и тут же раздался звон хрусталя. — Слава Роду, мы все рядом!
— И точно, как хорошо! — подхватила бабушка, делая маленький глоток из бокала.
— С новым годом, любимые мои! — сказала Ольга Кузьминична и чмокнула в щеку Мирославу, которой было безумно неловко отпить шампанское. В итоге она отставила бокал, к которому потом не раз за ночь приложился Персей. Дальше они все вместе вышли на балкон, выходящий на проездную улицу, и смотрели на салюты и фейерверки, продолжающиеся несколько часов, громко кричали поздравления прохожим и соседям, которые также выглядывали из окон и балконов. Наступил очередной новый год, и что он привнесет в их жизни — было покрыто тонкой шалью тайны, такой заманчивой и дарящей надежду на лучшее.
Поздним утром Мирослава проснулась от заманчивого запаха блинчиков и сладко потянулась, глубже вдыхая запах любимого угощения. Видимо, бабушка не собиралась валяться в постели до самого вечера и решила побудить все семейство, заставив их желудки разбудить хозяев, неистово требуя завтрак.
Яриловка поправила кофту от пижамного клетчатого комплекта и всунула босые ноги в тапки. Зевая, прошла в гостиную к новогодней ели. Несмотря на то, что она считала себя уже взрослой, ожидание подарков, а также знание о существовании настоящего Деда Мороза в лице Бога Чернобога делало праздник еще более волшебным.
Под украшенным гирляндами, шарами и лентами деревом стояли запакованные в подарочную бумагу коробки. Она и сама приобрела небольшие подарки на Малахитном проспекте Ведограда.
А, если быть точнее, заказы принимал староста Илья, поскольку первогодки могли свободно спускаться на этот проспект только со второго курса. Маме она купила оберег-шарм «Макошь» на ее браслет; папе новенькую зачарованную лупу для осмотра археологических артефактов, так как на его старой пошла трещина; бабушке новый пуховый платок известных мастеров.
Даже Персею Мирослава купила расписной синий с белой вышивкой гамак, который повесит на свою кровать в школе, чтобы ворон не валялся у нее в ногах, а спал на своем персональном спальном месте.
К тому же, ей казалось, что вальяжно качаться и брать от жизни все — это было как раз в его стиле! Подайте только стакан со свежевыжатым березовым соком и киньте туда трубочку, а еще отойдите подальше, ироды, не загораживайте солнце! Ну или лампу! Ну или свечку! Да отойди ж ты прочь, окаянный!
Но прежде, чем дойти до заветных подарков, предназначенных ей, девочка, улыбаясь от своих мыслей, кинула взгляд на стол.
Там лежал свежий выпуск газеты «Славянский вестник», свернутый в трубочку и перевязанный тонкой веревкой. Персей подлетел ближе, садясь на плечо.
— Год новый, а я все еще старый, — прокаркал ворон, противно похихикивая. Но говорил он тихо, может, просто голос сорвал от ночного пения?
— Твой подарок под елкой, — Мирослава почесала ворона по холке и схватила газету.
Что ж, на первой полосе была фотография того самого политика, вещавшего от имени славянского магического правительства. Черноволосый, с недлинной аккуратной бородой, взгляд строгий, будто прожигающий. Она уже хотела перелистнуть, но глаза наткнулись на имя… Борислав Мстиславович Полоцкий, император Магической народной империи.
— Полоцкий?! — ошарашено прошептала девочка, и ее осенило. Ну конечно! Мало того, что Яромир, впрочем, как и Владимир, его средний брат, были сильно друг на друга похожи: такие же черные курчавые волосы, острые черты лица и черные, как смоль, глаза. Так и сам Яромир когда-то ей рассказывал, что его отец в ведьмаговском обществе «какая-то большая шишка». Но Мирослава и подумать не могла, что он император. Это же приравнено к президенту, да?
— Император Полоцкий, папаша твоего дружка-волколака, — каркнул Персей, тоже заглядывая в газету.
Пол у девочки под ногами перестал казаться твердым, и она села на стул. Теперь ей стало понятно, почему все очень странно лебезили перед Яромиром, почему София так жаждала его внимания и почему все разом вдруг решили склонять голову и перед ней, Мирославой, как только поняли, что ее связывают какие-то отношения с Полоцким-младшим. Но почему никто ей не сказал, из какой он семьи?! Его называли молодым князем, но могла ли она догадаться, почему именно?!
А еще, возможно, она поняла, что причиной их недодружбы было не только проклятье друга. Яромир не просто боялся, что сможет причинить ей вред, но и скорее всего, понимал, что Мирослава ему не ровня.
Когда мысли чуть осели в голове, переставая гудеть, словно рой диких пчел, яриловка ради интереса пролистнула следующую страницу, и ее челюсть отвисла уже в который раз. «Очередное нападение в школе ведовства Ведоград» гласил заголовок. «Елена Олеговна Даль, ученица общины дажьбога была найдена почти полностью обескровленной вблизи зачарованного леса в ночь проведения новогодней елки. Состояние колдуньи среднее, однако медзнахари пока не дают никаких гарантий…».
Мирослава зажала рот рукой, дабы ни единого звука не вышло из него без ее воли. Она вспомнила темноволосую девушку в длинном, молочного цвета платье, которая сама подошла к ней познакомиться. Ее же упоминала Астра в день, когда сама же нарвалась на ссору с Вершининым. Кузнецова говорила, что Ваня гуляет каждую неделю с новой девушкой, а сейчас происходит нападение на одну из них…
Свернув газету, яриловка засунула ее под пижаму, когда услышала шаги в коридоре. Не надо, чтобы родители и бабушка знали об очередном нападении, иначе не видать ей больше Ведограда.
— С новым годом, душенька моя! — ворвался в гостиную Михаил Иванович, чья рубашка была застегнута через одну пуговицу. Он обнял дочку и чмокнул ее в светлую макушку. — Хорошо погуляли, да? — улыбнулся мужчина, почесывая отросшую бороду. Тут в помещение зашла и бабушка, неся на тарелке высокую стопку пышущих жаром блинчиков. В центре верхнего лежал кусочек маслица, растекаясь ароматной жирной лужицей.
— Уже проснулись? — лукаво спросила Серафима Николаевна, будто совсем не ожидала, что ароматы ее стряпни и звонкое громыхание кастрюльками на кухне кого-то разбудят. — Где Ольга, Миша?
— Прихорашивается, — как котяра улыбнулся папа и потянулся включить электрический самовар.
Тут же вихрем в гостиную ворвалась мама в шелковой бордовой майке и широких пижамных штанах, поверх был накинут халат до щиколоток, чьи полы взмывали вверх от каждого ее резкого шага.
— Откуда у нее было столько энергии? — читалось в глазах каждого находившегося в зале.
— Какие вы ранние пташки, Морозовы! А-а-а, вот в чем дело — кинула она взгляд на стол, — волшебные блинчики Серафимы Николаевны.
Женщина приобняла свекровь, а затем ринулась к дочери, захватывая ту в поистине «медвежьи» объятия, несмотря на свою миниатюрность. Схватив верхний блинчик, она свернула его, чуть подула и целым засунула в рот, застонав от удовольствия. Обычно мама постоянно сидела на диетах, но в приезды Серафимы Николаевны ела все ее угощения, за что потом очень себя корила, вставая на весы. — Непонятушки, а что, подарки еще никто не открывал?
Все воззрились в сторону елки, где одиноко лежали кучкой подарки и свертки.
— Я открою потом, — начала вставать со стула Мирослава, прижимая к себе спрятанную под пижамой газету.
— Э, нет, дамочка! Я что, зря все эти коробки в подарочную бумагу засовывала? Бегом! — накрашенным красным ногтем указала Ольга на подарки. Девочка все-таки встала и подошла ближе, незаметно заправляя газету под резинку штанов. Она раздала каждому их подарки и принялась распаковывать свои. Несколько минут слышалось шуршание бумаг и восторженные вздохи, а Михаил периодически отхлебывал чай из блюдца, как он всегда делал.
Сама Мирослава снимала обертку с первой небольшой и плоской коробочки. Мама как-то странно притихла рядом, видимо, подарок был от нее, об этом говорила немного мятая обертка, какого цвета можно и без подсказок догадаться. Женщина уселась на стул и даже чуть покачивалась в нетерпении, пока дочка сверкала своими перстнями, срывая бумагу. На свет показались билеты.
— Петергоф? Едем на экскурсию? — удивилась девочка. Они давным-давно были на территории Нижнего парка, но внутрь Большого дворца тогда так и не пошли. Мама активно закивала.
— Но перед этим шопинг! — взвизгнула она в предвкушении, а Мирослава театрально уронила голову на стол, постанывая. — Не ной, дочь моя, ты вон как вымахала! Что-то ты больше смахиваешь на старшеклассницу уже, а не на тринадцатилетнюю девочку!
— Летом мне будет четырнадцать!
— Логично! Все, пора приодеться! Парни скоро косяком пойдут, а ты ходишь не пойми в чем…
— Отстань ты от нее, Оля, — рассматривая блинчик новой лупой, сказал Михаил Иванович. — Какие парни, ты что? — для папы это вообще была больная тема, и Мирослава прыснула. — Открой лучше мой подарок.
Девочка полезла за второй коробкой размером значительно больше конверта. Завернута она была с точной аккуратностью: сразу видно, что маму отец к этому делу не подпустил. Стараясь сильно не рвать бумагу, как сделала это с прошлой абы как обклеенной коробочкой, Мирослава аккуратно достала книжку в кожаном черном переплете. Но когда она открыла ее, то единственная страница была пуста. Девочка удивленно посмотрела на отца, чешущего бороду.
— Это средство связи, перстневик по-нашему. Мы были в Египте, и местный мастер сделал эти экземпляры специально для меня. Они могут передавать сообщения, как между собой, так и другим книгам. Я взял такой еще тебе и бабушке.
— Ни черта я не понимаю в этих новомодных штучках, — отмахнулась Серафима Николаевна, со скептицизмом разглядывая изобретение. А Ольга кинула взгляд на свой телефон, сравнивая агрегаты.
— Электроника всегда барахлила у нас дома, — сказала женщина, что-то вспоминая, — это из-за магии, я так понимаю. Ну если сотовые в твоей школе не работают, будешь писать папе, а я все равно всегда рядом.
Мужчина взял книжку и открыл, держа ее в на своей огромной ладони.
— У каждого перстневика свой пароль, — он ткнул пальцем, и там будто загорелся экранчик. — Просто в списке выбираешь абонента, так скажем. Тут в справочнике есть все, у кого есть такое устройство на территории империи. Хотя, я пока и не пробовал писать кому-то, кто за рубежом, — пожал он плечами и нервно постучал по пергаментному дисплею.
Мирослава взяла свою книжку, страница все также была пуста. Она дотронулась пальцем до шершавого листа, и тут вдруг теплым светом загорелся экран. Введя уникальный пароль из набора рун, Мирослава увидела простое поле для печати, как в компьютере. Вверху можно было выбрать кого-то из списка людей.
Имен оказалось не больше сотни, но они должны были разрешить тебе доступ, чтобы получать сообщения. Вот высветилось имя «Морозова Серафима Николаевна» в верхнем левом столбце, и девочка написала, просто водя по экрану как по листу бумаги слово «привет». Книжка бабушки тонко завибрировала, и старушка схватилась за сердце. У нее и с телефонами была недодружба, а с этим устройством придется повозиться еще дольше, чтобы привыкнуть. Она открыла книжку и уставилась на экран.
— Я потом тебе все под запись объясню, — успокоил маму Михаил. — Тебе-то все понятно? — обратился он к Мирославе, широко улыбаясь. Девочка кивнула и обняла родителей.
От бабушки она получила в подарок очередную пижаму. Такая была традиция.
— Еще мой подарок, — подал голос Персей, а Ольга вздрогнула так, что чуть не взлетела над стулом. Ворон глянул на нее одним глазом. — Вчера вы были ко мне благосклоннее, мадам.
— Это все шампанское, — истерично хохотнула женщина, а ворон понимающе каркнул. Мирослава в это время сорвала с большого мешка просто накинутую сверху бумагу и уставилась на надпись: «Корм для птиц».
— Это для тебя, чтобы ты на меня не тратилась, — прокаркал ворон, и все дружно рассмеялись.
— А как я это тащить до школы буду, умник? — с круглыми глазами спросила девочка, оглядывая десяти килограммовый мешок.
— Это уже ты решай, твой же подарок, — просто ответил Персей, тихо похихикивая и одной лапой воруя сушку из вазочки.
— А это чей? — ткнула пальцем в сторону небольшой коробочки Мира. В черном бархатном мешочке, висевшем на елке, никто не признал своего подарка. Когда все отрицательно замотали головой, будто сговорившись, она открыла мешочек, но ничего в нем не увидела. На свой страх и риск засунула туда руку, которая спокойно вошла туда по самое плечо. Девочка вспомнила, как в мастерской также выбирала камень для перстня.
Тут она нашла что-то мягкое и потянула на себя. То, что произошло следом, надо было видеть со стороны. Ничего не подозревающие родственники пили чай, спокойно макая блины в варенье и одним глазом, как говорится, смотрели в сторону Мирославы. Уже через пару секунд из мешочка вырвалось нечто размером в пару метров, накинувшись на подростка, от чего та, не ожидая, рухнула на пол. Лежа на паркете в темноте под чем-то, она провела руками над собой и почувствовала мягкую поверхность… ковра?
Папа мигом вскочил с места и приподнял один край толстой ткани.
— Жива? Это что еще за чудеса? — спрашивал он, протягивая свободную руку дочке. Она встала, с очумевшими глазами оглядывая красивый персидский ковер в синем цвете с золотой росписью. Посередине лежала маленькая записка. Аккуратно ступая по ковру в тапочках, Мирослава подняла бумажку: «Попутного ветра и больших побед!». Ровный косой почерк не нуждался в дактилоскопии. Сама она ничего не подарила Яромиру, так как не знала, уместно ли это будет.
— Видимо, сильно ему понравился твой подарок, раз такую бандурину тебе притаранил, — со знанием дела каркнул ворон.
Мирослава резко повернулась к нему лицом и недовольно поджала губы.
— Вообще-то, я не говорила, от кого это.
— Мира, тебе что, кто-то подарил… ковер? — не скрывая удивления, спросила мама, не сводя глаз с подарка, разложившегося от елки до небольшой старой печки в углу гостиной.
— Ну-ка, быстро говори, что ты знаешь! — попыталась поймать ворона юная ведьма, но тот взлетел на люстру.
— Я решил, что невежливо оставлять друга без подарка, ну и сам послал, — как-то совсем тихо закаркал, будто замурлыкал, Персей, делая невинный вид загнанного в угол зверя.
— Что ты ему послал?! — спросила Мирослава.
— Какой друг?! Иван?! — допытывалась мама. Ее уже съедало нетерпение.
— Яромиру точно понравилась та пластинка!
— Персей!!!
— Какой еще Яромир?!
— Что еще за пластинка, ешкин кот бы тебя подрал?! — спросили в разнобой все присутствующие. Ворон только лишь стал набирать амплитуду, раскачиваясь на люстре туда-сюда.
— Мне надо как-то вернуть ему подарок, — спустя несколько минут задумчиво оглядела ковер девочка. — Понесешь его прям так, не в мешке! — издевалась она над птицей. Тот, прикинув ношу, ошарашено спрыгнул прям на самовар, к счастью, Михаил Иванович успел спасти того от падения на пол.
— С ума сбрендила, ведьма? В нем килограмм двадцать пять, не меньше!
— Ну я же как-то дотащу твой мешок до школы, вот и ты передай ЭТО, — она указала на мирно лежащий ковер, — отправителю. КАК ты это сделаешь, мне мало интересно.
Спор продолжался еще некоторое время. Персей ныл и жаловался, Мирослава злилась, почему-то ей не хотелось вообще никаких подарков от Полоцкого. Раз она ему не ровня, то и подачки никакие ей от него не нужны. Мама ходила за поникшей дочерью, выспрашивая все о таинственном отправителе подарка, папа ходил следом за женой и ворчал, что это слишком дорогой подарок в их возрасте, и он голову открутит тому, чей подарок по какой-то причине не захотела принять его душенька. Бабушка ходила за сыном, уговаривая его не ворчать и отстать от дочери.
Такой вот веселый паровозик! Дурдом святого Перуна.
Спустя несколько сумасшедших дней, одного шопинга с Ольгой по торговым центрам, двум походам в кино и одного посещения аквапарка, семья все-таки вырвалась в Петергоф. Конечно, время для экскурсии было не лучшим, ибо на каникулах и в самом Питере было много гостей, а в местах по типу этого и того намного больше.
К удивлению семейства, которые только вышли из машины, заляпанной грязью, образовавшейся из растаявшего снега в столице ведьмаговского мира, в Петергофе было снежно и морозно. Будто город находился не в нескольких десятках километров от Питера, а намного севернее. Несмотря на близкую приближенность к Финскому заливу, ветер здесь был не сильный. Однако не для всех.
Большинство людей шли, чуть склонившись вперед и хватаясь за шапки и капюшоны, не желая потом гоняться за потерянными вещами. Мирославу удивил этот факт, и она сделала самый простой вывод — простаки. Для всей ее семьи бабушка нашептала какой-то заговор, и ветер обходил их будто стороной, а мороз не щекотал неприятными мурашками кожу.
Деревья были заснежены, статуи также были покрыты снежной шапкой, дорожки аккуратно подметены. Предъявив билеты контроллеру, Морозовы прошли внутрь Большого Дворца. Михаил поддерживал Серафиму Николаевну под руку, чтобы ей было легче идти. Так не в слишком торопливом темпе и посреди галдящей толпы туристов, состоящей почти полностью из гостей из Китая, все по очереди сдали верхнюю одежду в гардеробном зале. Взяв номерки, они прошли сквозь турникеты и вышли на парадную лестницу через просторный вестибюль с мраморными полами и белоснежными колоннами.
Лестница была некой прелюдией к интерьерам и убранствам дворца, удивляла его гостей своими «волшебными чертогами». Тусклый зимний свет, льющийся из многочисленных окон, сливаясь со светом искусственного освещения от ламп, показывал парадную лестницу во всем ее великолепии. Перила были декорированы коваными решетками, стены золоченной деревянной резьбой в виде гирлянд, венков роз и вензелей. Вдоль этих самых перил стояли золоченые резные вазы, а на площадке второго этажа высились четыре фигуры молодых девушек, символизирующих времена года: Зима, Весна, Лето и Осень.
Во дворце, по словам экскурсовода, было тридцать залов, интерьеры которых сменялись и равнялись периодам смены власти, а также веяний моды. Через украшенную золоченой резьбой дверь статная девушка вела свою группу в Танцевальный зал дворца. Имперская роскошь захватывала дух от изобилия золотых барельефов и высоких зеркал, которые отражали льющийся свет из высоких окон, расположенных в два яруса.
Следующим залом был Чесменский, стиль классицизма здесь брал верх над вычурным барокко.
— Картины, которые вы видите, посвящены Чесменскому морскому сражению, — говорила в небольшой микрофон экскурсовод, остановившись посреди зала, — оно закончилось победой русских войск в русско-турецкой войне. Автором двенадцати полотен был немецкий художник Якоб Гаккерт.
В таком ритме и стиле, собственно, как и любая другая экскурсия, группа обошла еще Тронный зал, площадь которого равнялась 330кв.м.; аудиенц-зал, запомнившийся плафоном на потолке с изображением «Освобождения иерусалима»; Картинный зал, от пола до потолка в котором все было увешано портретами молодых девушек из коллекции итальянского художника Пьетро Ротари.
Мирослава шла позади всех, стараясь не упустить ни одной детали. Ее завораживали такие места, ведь здесь кипела настоящая, а не музейная жизнь около ста лет назад. Ей хотелось наперекор запретам трогать все руками, прикасаться к истории. Получить ту богатую энергетику, которая чувствовалась и лилась из каждого мазка краски, кусочка ткани или дощечки паркета. Вот так лечь, лежать и впитывать. Когда-то здесь не было туристов, ослепляющих историческое место вспышками фотокамер, а проходили балы, светские рауты, маскарады и, в конце концов, здесь кто-то просто шел утром с чашкой кофе и думал:
— А не развязать ли новую войну? Не освободить ли крестьян? Не провести ли экономическую реформу?
Когда данная мысль сильно захватила девочку, она, кажется, вжилась в фантазию сильнее нужного, оставшись в пространстве почти одна — без толпы туристов и бдящих смотрителей залов. Только вот сейчас в ее направлении кто-то шел в домашних тапках и растянутой футболке. В зубах этот кто-то держал простой карандаш, в одной руке кружку с каким-то напитком, а в другой стопку пергаментов.
Спустя пару мгновений Мирослава поняла, что она отстала от группы и находится посреди какой-то проходной комнаты. Голоса галдящих туристов стихли, и теперь она потерялась. Навострив уши и приказав себе не трусить, Мирослава вспомнила, что она, вообще-то, ведьма и вообще не должна ничего бояться. Поэтому, взяв себя в руки, двинулась навстречу другому посетителю дворца. Тот, подняв голову, резко замер, от чего вода из кружки с плеском вылилась на начищенный до блеска паркет.
— Привет, — сказал ошарашенный Яромир, все еще держа в зубах карандаш. Он, поняв это, просто выплюнул его на пол, и тот, с глухим стуком упав, покатился в сторону.
Мирослава, глядя на него во все глаза, не знала, радоваться этой встрече, или не стоит.
— Ты тоже здесь на экскурсии? — спросила девочка, забыв поздороваться. Отчего-то ей было очень необычно общаться с одногруппником за пределами Ведограда.
— Что? — удивленно поднял черную бровь Полоцкий, а затем покачал головой. — Вообще-то, нет, я здесь… — он замялся под внимательным взглядом школьной знакомой, но все-таки закончил, — … живу.
Мирослава истерично хохотнула, оценив шутку, но мигом улыбка сошла с ее лица, когда она поняла, что вряд ли можно прийти на экскурсию в домашних тапках на босу ногу.
— Аа-а-а, — глупо протянула девочка и стала оглядываться. Куда же все-таки ушла ее группа, и где она найдет родителей с бабушкой?
— Как отпраздновала Новый год? — прервал тишину Яромир, все также стоя с пустой кружкой и пергаментами, прижатыми подмышкой.
— А? О, хорошо, — слабо улыбнулась девочка, кусая нижнюю губу.
— Не спросишь, как отпраздновал я?
Мирослава нервно вздохнула и выдохнула так, будто была раздраженным быком на корриде.
— Наверняка ты крутился среди светского общества ведьмагов вместе с отцом-императором, мне такое не интересно, — она ответила грубее, чем хотела, а парень криво ухмыльнулся.
— Теперь ты точно все обо мне знаешь…
— Даже то, что ты живешь во дворце, — голосом, наполненным сарказмом и торжеством, сказала Мирослава. — И ходишь в растянутой футболке среди всего этого великолепия! — ее рука потянулась к тряпке, которой и футболкой сложно назвать. На лицевой стороне ткани виднелось выстиранное фото какой-то старой рок-группы.
— Постоянно ходить в праздничных кафтанах утомляет, — раскланялся парень, и последние капли воды из кружки упали на пол. Он махнул рукой, будто это совершенно не имело значения.
— Ты живешь в музее, поверить не могу! — отчего-то осознание этого факта заставило девушку истерично засмеяться. — И я не буду тебя жалеть, чертов князь, да чтоб тебя!
Яромир улыбнулся и мотнул головой. Его челка отросла еще сильнее, свисая волной до самого кончика носа. Вдруг в конце длинного коридора послышался какой-то шум, и парень резко втянул воздух носом.
— Пошли, быстро, — схватил он ее за руку, волоча за собой куда-то в другую сторону. Они пробежали несколько залов, пару раз куда-то свернули и наконец наследник славянского престола, если его можно было так назвать, открыл какую-то высокую дубовую дверь, сразу же захлопывая ее после того, как затолкал туда подругу.
Подростки оказались в просторных покоях. Наверное, совсем не маленькая квартира родителей Мирославы, казалась на фоне этой комнаты миниатюрной копией жилища гномов. Интерьер совпадал с интерьерами других залов, которые она сегодня посетила: много золота, лепнина и фреска на потолке.
Однако была одна неурядица. На статуе молодой девушки висела футболка с принтом современных рок-исполнителей, многочисленные книжные полки были забиты книгами на пополам с музыкальными дисками и пластинками. В углу у огромного дивана синего цвета стояло несколько гитар, одна балалайка и гармонь.
Царил легкий беспорядок, но Мирослава называла такой бардак «творческим». Темные шторы были задернуты, а освещалось все настенными светильниками. Стены комнаты, которые сразу привлекли внимание гостьи, обиты “китайскою материею шелковою с разными фигурами”. Мирослава пригляделась и поняла, что на них изображены обычные житейские сценки: люди спокойно беседуют в маленьких домиках, отправляются на рыбную ловлю, наблюдают за выступлением уличного дрессировщика, охотятся, покупают у торговца декоративные комнатные цветы и т. п.
— Как ты попала сюда из туристического поля? — спросил парень, выводя одногруппницу из обследующего пространство транса.
Она вздрогнула и повернулась.
— Ты меня сам сюда привел, — не поняла она вопроса, и парень покачал головой.
— В смысле, до этого, когда ты меня встретила?
Мирослава, кажется, вообще перестала соображать.
— Давай ближе к делу!
— Понимаешь, этот дворец… — тут он резко замолчал и снова прислушался к тишине. Послышались удаляющиеся шаги за дверью, кто-то, от кого они бежали, прошел мимо. — В общем, он как бы раздвоен, понимаешь?
Девочка отрицательно замотала головой, глядя на Яромира.
— Как бы объяснить, — парень запустил пятерню в вихрастые волосы и стал вышагивать рядом. — Я могу ходить по всему замку, но никогда не наткнусь ни на туристов, ни на организаторов экскурсий и выставок, это резиденция императора. А туристы ходят по заколдованной копии, это что-то вроде иллюзии простыми словами. И то, что ты прошла сюда, это… хоть и приятный сюрприз, но неожиданный.
Мирослава поежилась, пытаясь понять услышанное.
— Я ничего не делала, просто отстала и заблудилась.
— Ладно, я попробую изучить этот вопрос, такого раньше не было, — улыбнулся парень, поняв, что его слова напугали ее.
— У меня к тебе вопрос, Полоцкий, — было непривычно называть его по фамилии, но так ей сейчас казалось правильным. — Тебе было весело полгода водить меня за нос?
Яромир замер на месте, нервно шмыгнув носом и покосившись в сторону. Выглядел он, по правде говоря, болезненно. Конечно, ведь приближалось очередное в его жизни полнолуние.
— Я не…
— Думаешь, раз я не росла в вашей распрекрасной империи, то можно было делать из меня дуру?
— Мирослава!
— Все смотрели на меня и думали, что я кретинка, раз не понимала, кто ты такой! Сын императора огромного государства! Ты…
— Я ненавижу все это!!! — он прервал ее монолог, глядя на одногруппницу сверху вниз.
Она злилась, и ему казалось это заслуженным по отношению к нему самому.
— Ненавидишь что?! — девочка сложила руки на груди, не сводя взгляда с черноглазого яриловца. Тот неопределенно повел рукой, а затем пожал плечами.
— Все намного сложнее. Мне хотелось, чтобы ты общалась со мной не из-за моей родословной, не из-за выгоды, возможной власти или чего-то подобного! Все это у меня уже было! Мне просто…
Парень глубоко вдохнул, крепко поджимая губы. Он хмурил брови и смотрел на Мирославу, будто в ее пазорьих глазах могли таиться подсказки, что именно она хочет от него услышать и надо ли ей это вовсе. Ему было страшно. Страшно говорить о своей семье и о том, как ему приходилось.
— Я хотел быть обычным. Нет, не так. Я хочу быть обычным! Но я проклятый волколак, сын императора! И все мои близкие люди, так или иначе, страдают из-за меня! Даже ты…
Повисло липкое, как свежий мед, молчание. Мирослава не знала, что сказать. Ей было крайне неловко, у нее пылали щеки, а глаза, как не странно, начало щипать от эмоций.
Она боялась расплакаться, поэтому глубоко вздохнула, отворачиваясь к столу хозяина комнаты. Они были так юны, но взрослая жизнь уже наступала им на пятки, заставляя принимать важные решения и отвечать за каждое произнесенное слово. И это было сложно, хоть и неизбежно.
Яромир, проследив за тем, куда она смотрит, тяжело вздохнул.
— В любом случае, спасибо тебе за подарок!
Он медленно прошел к своему большущему рабочему столу, поднял плоскую картонку, в которой юная ведьма узнала музыкальную пластинку с неизвестной ей группой. Однако она догадалась, что их песни от ее имени подарил Яромиру Персей. Хитрый гавран!
— Ты любишь рок? — неуверенно спросила яриловка, подходя ближе к стеллажам и осматривая содержимое. Витавшее между одногруппниками напряжение ощущалось кожей. Важно было не оступиться, чтобы не сорваться в пропасть окончательного финала их дружбы. Игра на грани обрыва, и пока они оба не готовы были сделать шаг назад.
— Да, правда, не только его… А как тебе ковер? Уже смогла его запустить?
Мирослава смутилась, заправив волнистую светлую прядь за ухо.
— Слушай, если честно, я не дарила тебе пластинку, это все Персей, — призналась она, а Яромир нахмурился и отрешенно кивнул головой. — Мы с тобой вроде как все решили, что мы не друзья, и я подумала, что тебе от меня не захочется ничего получать…
— С одной стороны ты права, — согласился с чем-то из сказанного парень. — Но… возможно, я эгоист, Мирослава. Я опасен и болен, два в одном, еще и с короной на башке, в прямом смысле этого слова! — он очертил круг над головой, и девочка истерично хихикнула, представив его разодетым по моде семнадцатого века, как юный царевич. — Я пытался не сближаться чересчур близко, мне было строго наказано не заводить дружбу с кем-либо и тем более, чтобы кто-то узнал мой секрет. Конечно, все руководство Ведограда в курсе, это вроде как норма, ведьмаги нормально относятся к таким, как я… Но мой отец сделал из этого огромную проблему, запугав всех, заставив их молчать даже о том, кто я вообще такой… Мало ли Полоцких живет в империи… Видишь ли, это стыдно и позорно, что наследник великого императора волколак, наполовину животное, не контролирующий себя во время превращений… Моя семья тоже обладает магией перевертышей, но я единственный, кто на них не похож, кто не контролирует себя в эти моменты… Нет от меня толка!
Он выдохнул и, переведя дух, снова зашагал по комнате прямо по огромному мягкому ковру, уперев ладони на бедра.
— Я прошу прощения за свое скотское поведение, — сказал яриловец, оборачиваясь к своей гостье. Мирослава стояла у большого дивана, будто к полу приклеенная, и внимательно следила за парнем. — Я многое наговорил и наобещал, знаю. Но чтоб меня гроза прибила на месте, клянусь, больше такого не повторится!
— А как можно запустить новый ковер? — невпопад спросила девочка, стараясь избегать неловких разговоров и извинений. Яромир опешил и как-то сник, разочарованно решив, что вся его речь прошла мимо ушей собеседницы. — Да Ярила ж тебя побери! — зашептала Мирослава, в две секунды преодолев разделяющие их метры и встав на носочки, обняла друга за худые плечи. — Княже ты долбанный, вот ты кто! Мы оба хороши!
Полоцкий ухмыльнулся, обнимая подругу в ответ. Они стояли так еще несколько секунд, раскачиваясь в разные стороны.
— Даже Тихий океан иногда обуревают штормы, да? — спросил он подругу, и она улыбнулась такому сравнению их дружбы с водной мощью. Такой огромной, неизведанной и загадочной.
— Верно!
====== Рукопись пятнадцатая, ч.2 ======
Комментарий к Рукопись пятнадцатая, ч.2 Всем приятного чтения☀️
глава отредактирована под ориджин 27.10.23
ᛣᛉ
На душе посветлело. Казалось, будь она природой, то в ней бы закапали весенние капели, обозначающие начало чего-то нового. Нового сезона года, новых возможностей, нового шанса на крепкую дружбу.
— А насчет ковра, — сразу переключился с сентиментальной ноты Яромир, стесняясь проявленной слабости и своих раскрытых переживаний. — Надо просто попросить его подлететь, как на первом занятии по полетам. Единственное, этот будет слушаться только тебя, с остальными вообще не факт, что сработается.
Мирослава закусила обветренную губу, что-то обдумывая.
— Он лежит у меня в зимнем пальто, в гардеробе. Я хотела сначала заставить Персея отправить тебе его обратно в разложенном виде, потом все же мне удалось с помощью папы упаковать его в мешочек. Так он со мной и катается в кармане пальто уже несколько дней, я не знала, как можно тебе его отдать.
— Погоди, — сдвинул брови яриловец. — Ты хочешь мне его вернуть?
— Это дорогой подарок… — начала мямлить Мирослава, уперев взгляд на носки своих зимних сапог, совершенно нелепо смотрящихся на богатом ковре посреди покоев юного князя.
— Стоп, дареному коню в зубы не смотрят! Я его вообще не покупал, раз на то пошло, — отмахнулся Полоцкий и, встретив удивленный взгляд подруги, пояснил: — У нашей семьи много всего, этот ковер несколько лет лежал и пылился без дела, так пускай теперь полетает! Он в гардеробе, говоришь? Пошли!
Они бежали по коридорам дворца, пока в какой-то момент Мирослава с удивлением не почувствовала, что она прошла сквозь некую едва уловимую рябь.
Тут же они вбежали в толпу гуляющих туристов, с интересом оглядывающихся на подростков, один из которых был одет в растянутую футболку, пижамные штаны и в тапки на босу ногу. Странный выбор одежды для посещения Петергофа в январе, не находите?