Прыжок леопарда

Глава 22

Виктор Игнатьевич Мушкетов очень многое знал, но спал спокойно и с удовольствием, если, конечно, было на то время. А разбуди в его ночью, в любой момент - с легкостью раскопает корни любой проблемы, играючи просчитает: что, где и когда следует предпринять, чтобы получить тот или иной результат. В неполные четырнадцать лет он уже был мастером спорта по шахматам. Но гроссмейстером так не стал. Способности Вити Мушкетова оценили гораздо раньше: сперва оборонка, потом разведка, потом, наконец - Центр Стратегического планирования - организация, поменявшая великое множество вывесок и названий, но не своей сути.

На каждом этапе карьеры приходилось доказывать, что ты - не последний. А когда доказать удалось, прошло время и кличка "Момоновец", полученная на производстве, уже отдавала не юмором - реализмом. Быть выдающимся проще, чем стать таковым, если, конечно, не принимать в расчет государственную политику, где такая халява проходит, а выдающийся на выдающемся сидит и выдающимся погоняет.

Центр был вне политики, а может быть - над политикой. Если точнее, эта сфера человеческой деятельности была для "конторы" чем-то вроде шахматной доски, на которой разыгрывались сложные, а оттого и - чертовски интересные партии. Те, кого в миру называют "видными деятелями", были, в лучшем случае, фигурами на этой доске. Их разменивали, передвигали с места на место, аккуратно укладывали в ящики, но очень редко проводили в ферзи.

Общее количество партий, одновременно разыгрываемых Центром по странам и континентам, не поддавалось учету. Не задумывался об этом и Виктор Игнатьевич, хоть и держал в руках нити каждой из них. Он был в иерархии Центра не самым главным гроссмейстером, а всего лишь - ответственным за результат. Выгорело дело - значит, у него толковый руководитель; провалилось - значит, сам он - плохой исполнитель. Впрочем, на зарплате это не сказывалось никак. А являлась ли эта Контора самым центральным центром, не было дано знать даже ему. Возможно, не знал этого, ни куратор ЦК, ни тот, кто незримо присутствовал на его рабочем столе, в образе телефона с государственным гербом вместо наборного диска.

То, что деятельностью его "фирмы" кто-то интересуется, Мушкетов понял давно. Задолго до дня, когда обнаружил "прослушку" в своем кабинете. Это было более чем забавно. В совсем еще недалеком прошлом, Виктор Игнатьевич знал бы, как поступить (хоть и представить такое, честно говоря, невозможно). Сунул бы мордой в "жучок" полковника Векшина и громко сказал "фас!" Что дальше - не его дело. Но тех дилетантов, что по наивной дурости ткнулись куда не следует, вне всякого сомнения, повесили бы за ребра на фоне громких отставок и небывалого "звездопада". Теперь же, в эпоху всеобщего недоверия, когда начальник следит за подчиненным, а тот - за начальником, в моде совершенно другие расклады. И самое пикантное - сам Виктор Игнатьевич очень хорошо потрудился, чтобы время такое пришло. Именно под его руководством осуществлялся начальный этап самой секретной операции в истории советских спецслужб.

Мушкетов любил работать "чисто, технично, красиво" и требовал того же от подчиненных. Излишний шум он считал признаком брака, а потому все оставил как есть до своего возвращения из командировки. План контригры должен созреть, отстояться и выпасть в осадок. Так подсказывала интуиция, а ей в некоторых случаях Виктор Игнатьевич доверял. Еще интуиция говорила, что любители подсматривать в чужую замочную скважину имеют высокую крышу. А если так - можно не сомневаться: в его вотчину уже внедрен не один соглядатай.

Душой он еще оставался в Мурманске - в холодном осеннем городе, где схлынул грибной сезон и люди готовились к долгой зиме. Если кто-то из них и ждет перемен - то к лучшему. Ни гласность, выплеснувшая на страницы газет, копившееся веками дерьмо, ни километровые очереди в заветный отдел гастронома, ни первые беженцы из районов межнациональных конфликтов, ни банды малолетних преступников, обкладывающих данью спекулянтов-кооператоров не бросали ни тени тревоги на светлый лик советского человека - строителя коммунизма, привыкшего жить по закону. А как оно будет на самом деле - поди разберись. Новый вождь не справлялся с делами. Он все больше напоминал запатованого короля при фигурах в цугцванге, когда каждый последующий ход грозит только потерями. Наверное, потому Мушкетова срочно отозвали в Москву. Он понял еще в самолете, что изменились сроки, что уже стартовал новый этап операции, ход которой мог предопределить судьбу государства на долгие годы вперед. Именно так: не "Союза", а "Государства". Оставалось надеяться, что Устинов ничего не напутает и все сделают в соответствии с посекундно расписанными параграфами инструкции.

Виктор Игнатьевич гордился тем, что мыслит "новыми категориями". Но в том, что могло негативно сказаться на его личной карьере, он старался придерживаться старого "совкового" принципа: чем больше бумажек - тем чище задница.

И все-таки жаль, что так и не удалось увидеть мальчишку - думал Виктор Игнатьевич. - Интересно, каким он стал, чему научился? "Привет, дъяволенок, - сказал бы он вместо приветствия. - Помнишь, я говорил, что Мушкетов помнит добро и платит за него в трехкратном размере? Так вот, ты мне теперь задолжал. Пришло время расчета. Скажу без обиняков: мне нужен твой головной мозг, вернее ты сам, но под моим контролем. Целиком, с мыслями, потрохами и готовностью сделать все, что я прикажу. Что для этого нужно? - парочка безболезненных операций в американской клинике. Гарантирую полный сервис. Согласишься - будешь жить долго и хорошо; нет - тут уж не обессудь: раздавлю. И совесть моя будет чиста: ты ведь не человек. Сам еще не ведаю кто, но точно - не человек".

Звонок радиотелефона настиг его прямо в машине.

- Алло! Да, я слушаю. Что вы там, черт побери, молчите, где он?

Канал, перекрываемый аппаратурой ЗАС, позволял говорить открыто.

- Видите ли... его нет...

- Что вы там сопли жуете? Докладывайте, как есть: почему нет: убит, ушел, расщепился на атомы?

- Или смерть, или хорошая имитация.

- С-сволочи! - задохнулся Мушкетов, заикаясь от переполнявших его чувств. - Как это произошло?

- Он утонул. У самого берега утонул. Ударился головой о железку - вся шапка в кровище - и камнем на дно.

- Тела, естественно, не нашли?

- Ищем.

- Ищите, сволочи, землю ройте! Задействуйте водолазов - я позвоню, куда следует. Перекройте всю акваторию порта. Нет - весь Кольский залив, все проходные, все дыры и щели, аэропорт и вокзалы...

- Мною только что отданы точно такие же распоряжения, - голос Устинова звенел от обиды.

- И дороги! - будто не слыша, добавил Мушкетов. - Но чтоб нашли! Вас же, майор, вне независимости от результата, завтра в восемь ноль-ноль жду у себя в кабинете.

Положив трубку, Виктор Игнатьевич уронил руки на колени и долго молчал. А что ты хотел? - спросил внутренний голос. - Ты же сам внутренне ожидал, что все так и случится. У твоего дъяволенка был единственный путь отступления: по воде. Чем он и воспользовался. Ты на его месте сделал бы то же самое. Так что сам виноват. Водолазов нужно было предусмотреть с самого начала.

- Ихтиандр хренов! - вырвалось у Мушкетова вслед за невольной ассоциацией.

- Что? - не понял водитель.

На площади было тихо и традиционно немноголюдно. Наискосок от ворот Центра все так же торчал неприметный с виду "жигуль". Его резина уже поплыла от частой и небрежной перекраски. На крыше соседнего дома, как и неделю назад, копошилась бригада шабашников. Многие из случайных прохожих примелькались настолько, что в пору здороваться.

- Домой! - коротко бросил Мушкетов, запоздало ответив на повисший в воздухе вопрос своего шофера.

Он отпустил машину неподалеку от ресторана "Ханой". Закурил, хотя идти оставалось всего ничего.

Вдоль тротуара обреченно скучала реденькая цепочка торгующих москвичей. Место здесь не особенно ходовое. Сигареты, водка, вино, джинсы и прочий, самый разнообразный товар. Все это было разложено на газетках, картонках, пустых бутылочных ящиках, раскладушках, детских колясках и создавало видимость изобилия.

- Почем бесплатно? - поинтересовался Мушкетов у древней старушки, бережно прижимавшей к груди бутылку "Андроповки". - Из старых запасов?

- Пятнадцать рубликов, - привычно заакала она. - Дешевле действительно только бесплатно. На поминки свои брала один ящик.

- Понятно, - посочувствовал Мушкетов, выгребая из бумажника мелочь, - вы не в курсе, в этой богадельне принимают клиентов, которые со своим горячительным?

- Здесь-то? - старушка с сомнением посмотрела на тяжелые ресторанные шторы. - Здесь, если и принимают - только пинком под задницу...

...На девятый этаж он поднялся пешком. Не зажигая света, прошел на кухню и поставил на стол граненый стакан. Ему было что вспомнить, было о чем подумать. С фотографии на стене честно глядели на мир два молодых паренька - два друга, два лейтенанта. Оба в новеньких соломенных шляпах за пять хао. Тогда во Вьетнаме их надевали все: и военные, и гражданские. Толстый соломенный жгут хорошо защищал от осколков.

- Если бы не она, - вслух произнес Мушкетов и потрогал рукой шрам над левым виском.

Он выпил стакан водки и закурил. Да, крепко ему досталось тогда! Векшин практически пер на себе и его, и громоздкую рацию, и свой автомат, и его СВД. Они шли, обходя звериные тропы, продираясь сквозь чащу. Приходилось раздвигать ветви и спутанные лианы, поправляя их так, будто бы не было этих прикосновений. То же самое - на земле. Листья, падавшие с деревьев, за тысячи лет спрессовались, прогнили, и кишели пиявками. Чувствуя запах его, Мушкетова, крови, они поднимали головы и вытягивали свои хоботки. И от этого земля под ногами шевелилась и шелестела. А прямо над головой распускалось дерево вынг. Праздничные цветы были словно нанизаны на алую бахрому под густой, низко свисающей кроной. И казалось, что мерзкий, гнилостный запах весь исходит оттуда...

Эх, Женька, Женька! Если бы ни этот ублюдок, мы бы с тобой остались друзьями!

Все, что осталось в бутылке, он высадил из горла. Закурил, потянулся за телефоном. Дело есть дело, нужно звонить Кривичу, уж он-то косяков не допустит. Если с Векшиным что-то случится, Антон разобьется, но приедет в Москву. Все остальное вторично!

Мушкетов представил себе "Кривду", его холеные нервные руки и сплюнул от омерзения. Кривич был дознавателем, а по совместительству - палачом. Мало кто из конторских знал его должность и звание, а тем более - имя и отчество. Эти холеные руки навсегда убирали "своих". Чаще всего ─ за дело. Иногда - в интересах дела. Встретить Кривича в коридоре считалось дурной приметой, а в кабинете шефа - к чьей-то внезапной смерти.

Мушкетов догадывался, что Кривда копает и под него тоже. Он даже собрал кое-какой компромат, пополняя его в ходе рабочих допросов с пристрастием. Как разведчик, как аналитик Кривич был никакой. Но в заплечных делах ему не было равных. Вот одна из последних новинок: обычный телефонный звонок.

- Как дела, как здоровье?

А накладкой проходит сигнал на отключение сердца - неслышимый, неразличимый. Такой же сигнал посылается мозгом в мгновение смерти.

- Слава Богу, нормально, - успевает ответить клиент, а далее - долгий выдох с исходом души.

Он все же заставил себя набрать этот номер. Где-то в дебрях подвала зазвенел телефон.

- Вас слушают!

Услышав тихий вкрадчивый голос, Мушкетов хрипло сказал:

- Время пришло, действуй!