Этьен все честно рассказал Стефану при их очередном разговоре. Пока перечислял все свои предположительные грехи, практически истрепался лимит времени для разговора, так что Стефан даже поругаться не успел. Ледяным голосом пообещал позвонить завтра. Этьен еще с минуту послушал короткие гудки, а потом пошел на кухню, чтобы украсть у Свена кусок колбасы.
— Ты чем думал? — сразу же спросил Стефан на следующий день.
Этьен начал объяснять про то, что и денег теперь много, и что на работу все равно не взяли бы, а свет уже отключили, и он не знал куда идти, а Макс обещал помочь, и то, что Этьену нравилось помогать Киту с машинами и он даже отучился на механика несколько месяцев и даже сдал экзамен на отлично.
При всем этом лепетании присутствовал Свен, сидящий на ворохе подушек с банкой пива в руках и хихикающий над виноватой мордой Этьена. Этьен кинул в него парой мокрых вишенок, тарелку с которыми держал на коленях. Свен замолк, но зато подобрал ягодки и с довольной рожей съел их.
— Придурок. — Протянул голос Стефана в трубке. — Ты зачем снова в это влез? У тебя совсем мозгов нет?
— Зато у меня есть деньги! — не выдержал Этьен.
— Да у меня бы тогда взял!
— Ты же не давал мне, — уже спокойней ответил Этьен. Он отставил в стороны тарелку в вишней и ушел на кухню. Открыл форточку и закурил. — Не надо меня отчитывать, ты не мой отец.
Ему хорошо было говорить, у него деньги кучами можно было раскладывать по дому, а Этьен тоже так хотел, чтобы не возвращаться в то время, когда он отмывал грязную посуду от жира.
Стефан обиделся и долго молчал, а Этьен курил, смотря в окно на блестящий снег.
— Про тебя Генри опять спрашивал. — Тихо заговорил Стефан.
Генри спрашивал про него часто.
Тогда Этьен целый месяц ждал извинений, замирая каждый раз, когда Бартон появлялся на горизонте. Но Генри слишком долго отходил, а Этьен уже и думать о нем перестал. Только над бровью образовалась тоненькая беленькая полосочка — Бартон, когда долбанул его об острый край койки, рассек Этьену лоб, не совсем сильно, но на небольшой шрамик хватило.
— Он в загуле. Дома нажирается, как свинья, несколько раз дежурства пропускал, так что его почти уволили, только на дружбе с хозяином держится. На всех плевать, ебет все что движется, а потом еще и жалуется мне.
— Ебет? — обеспокоенно спросил Этьен.
— Не знаю, — слишком быстро ответил Стефан, — слухи ходят.
Бартон совсем обнаглел, если так себя вел. Пусть он Этьену и не нужен был, но просить прощения и одновременно водить шашни со всеми подряд — гадство.
— Он же от злости только. — Заговорил Стефан. — Может, поговоришь с ним?
— Зачем? — спросил Этьен. Мысль о разговоре с Бартоном вообще пугала, потому, что Генри казался чем — то очень далеким, из другой реальности. Почти как мертвец.
— Жалко его. Подохнет так.
Стефану никогда никого не было жалко, ни Этьена, ни маленьких миленьких омежек, которые загибались у него под носом, ни самого себя, а вот сволочь Генри ему было жалко.
— И сколько он уже переимел? — ехидно поинтересовался Этьен.
— Свечку не держал.
— И даже поговорить не пытался? Тебе же жалко.
— Пытался. — Резко и раздраженно ответил Стефан.
— И?
— Сколько тебя уже переимело? Это я цитирую.
Этьен прикусил губу. Бартон любил штампы. Или считал, что если уж перед ним ножки раздвинул, то и перед любым сможешь? Невысокого мнения он был о себе. Этьен бы никогда не додумался из-за одной злобы трахнуться с кем-то.
Всего лишь трое за полгода. Разве это чересчур для свободного омеги?
— Вмаж ему за меня, что тебе будет? Я его бил, мне ничего не было.
— Он тебя, идиота, берег. Думаешь, что тебе так жилось хорошо?
Этьен не знал, где это ему жилось хорошо, но Стефан фигню не скажет. Но это его не волновало. Его волновало то, что Генри все такой же. То оскорбляет, то извиняется, а в перерывах, кого-нибудь имеет, выжрав перед этим водки. Еще и Стефану мозги выносил.
Стефан снова вспомнил начало разговора, пообещал вправить Этьену мозги и отключился. Долго стоял и смотрел в окно.
Потом опять вспомнил про Генри, почувствовал, что хоть и ненавидит, но все равно ревнует, как свою собственность.
Вернулся в комнату и начал приставать к Свену, залезая ему рукой в штаны и тиская ему яйца. Свен в это время допивал остатки своего пива, а другой рукой гладил Этьена по плечу. Свен был хоть и младше, но был альфой и был на целую голову выше.
Они устроились в старом кресле перед телевизором, Свен помял его за задницу, уже начиная стягивать короткие домашние шортики, в которых было холодно ходить, но передумал.
— У меня у друга детства на выходных днюха. — Сказал он Этьену. — Что-то типа вечеринки будет. Пойдем?
Этьен с интересом посмотрел на Свена, вытащил руку тому из штанов.
— Типа — это как?
— Соберется куча народа у него на квартире, напьются, накурятся, врубят музыку и начнут нести философскую хрень.
— И что, мне с философами болтать придется?
— С пьяными обкуренными философами. Это весело.
— Тогда ладно. — Легко согласился Этьен. Он любил повеселиться, а веселиться выходило редко. А это должно было быть интересно. — Купим твоему другу парочку умных книг и бутылку.
— Ему лучше травки купи.
— Травку нельзя, — пробормотал Этьен, когда Свен повел его в комнату, — травка карается. Законом.
Они переместились на пол, в гору подушек и одеял. Ощутимо тянуло холодом из небольшой щели под окном. Свен уже освободил от штанов свой стояк, когда Этьен прекратил думать о друге Свена и травке и подумал о Генри и его издевательском вопросе.
Оттолкнул Свена и откатился от него подальше, попутно заворачиваясь в одеяло, чтобы не мерзнуть и не светить голой задницей.
— Не хочу сегодня. — Отверг все возмущения.
Свен молча и покорно ушел в ванную, подрочить в душе, как он это любил делать.
Квартира была старой постройки, с просторными комнатами, большими квадратными окнами и высокими потолками. Все это считалось неким шиком, а для Этьена в этом месте веяло ужасной, вроде как пережитой, казенщиной.
Пришли они уже, когда все собрание было в сборе, и к ним тут же кинулся странный омега с синими длинными волосами, которые у него свободно болтались за спиной. Омега был весь в летящих многослойных тряпках и с кучей сережек в исколотых ушах.
— Свен! — радостно завизжал он и кинулся обнимать Свена, но потом заметил Этьена и несколько смутился. Этьену было по барабану до того, с кем Свен обнимается.
— Привет. — Продолжил улыбаться омега. — Мы с ребятами тебя заждались, — потом обратился к Этьену, — Привет, Я — Томми.
Омежка, кажется, был в хорошем настроении и всех любил. И Этьену это понравилось, Этьену тоже захотелось улыбаться.
— Этьен, — ответил за него Свен и одной рукой притянул к себе, — моя любовь.
— А теперь так? — Этьен глянул на него. — И где же сумасшедшие философы? — он снова посмотрел на омежку перед ним.
— Они еще трезвые. — Засмеялся омежка. — Давайте куртки мне, я приберу. Свен, — кивнул он на Этьена, — поухаживай за любовью.
Свен помог ему снять короткое пальто, самое красивое и элегантное, что нашел Этьен. Омежка засунул всю верхнюю одежду в большой шкаф и, схватив Этьена за руку, повел в смежную комнату, отделенную от прихожей разноцветными шторами.
— Классная кофточка, — сказал он Этьену.
В комнате было накурено, стояло целых три дивана, на котором сидело человек десять. Один альфа — именинник — поднялся и кинулся обниматься к Свену, как синеволосый минутами ранее.
— Это Этьен. — Свен снова подтянул Этьена к себе. — А это мой друг — Виктор. Вик.
Омежек вместе с Этьеном было пятеро. Томми — синеволосый и хозяин этого дома, по совместительству будущий муж Вика. Свен сказал, что эта квартира досталось Томми от дедушки, и в которой Томми теперь жил вместе с Виком. Сам Вик был из соседнего со Свеном двора. Этьен один раз там побывал и понял, почему многие бегут из той помойной ямы.
Один омежка был одноклассником Свена и Виктора. Двое остальных, Ренди и Макс (еще один), были с института. Ренди тоже носил в ушах кучу серег и тоже понравился Этьену. Безымянный одноклассник и Макс-студент, который тоже был со своим альфой, принципиально отвернулись от Этьена, даже не поприветсвовав.
А вот Томми щебетал о своих делах абсолютно со всеми. Он единственный, кроме Этьена, совсем не пил, говоря, что это плохо влияет на его чакры.
Этьен ел вкусные бутербродики, сидел в обнимку со Свеном, чтобы у того еще больше поднялась самооценка и иногда курил. Томми совсем рядом с ним зажег какую-то трубочку.
— Что это? — спросил Этьен.
— Благовонья, улучшают пищеварение, между прочим, и очищают разум.
— А не наоборот?
— Нет. — Затряс головой Томми и посмотрел на Этьена своими круглыми честными глазами. — Это специальные палочки.
— Я ему недавно подарил. — Похвастался с другого конца диванчика Ренди. — Он это любит, да Томми?
— Люблю. — Подтвердил Томми. — Хочешь еще бутербродиков? — спросил он у Этьена. — Я принесу.
Даже не дождавшись ответа убежал из комнаты, попутно потрепав голову своему Вику.
— Какой-то он странный. — Сказал Этьен Свену тихо.
— Счастливый человек. Он хороший, тоже из детдома. — Свен знал, что Этьен сирота, даже знал, что Этьен сидел, хотя не спрашивал, за что. Сказал, что сам не без греха.
— А дедушкина квартира?
— Дедушка не воспитывал. Я точно не знаю, — отмахнулся Свен.
Томим принес новые тарелки с едой и две бутылки без этикеток и с довольной улыбкой выставил это на небольшой столик. Потом включил музыку, что-то странное для Этьена, похожее на гитару, но тут Макс-студент отлип от своего альфы и попросил поставить «что-нибудь нормальное». Нормальным оказалась клубная музыка. Этьен теперь под такие мелодии вспоминал только встречи с Генри и играющее радио.
В общем, настроение неожиданно испарилось. Свен уже надрался и продолжал пить вместе с остальными альфами.
Этьен ушел на кухню, где сидели Томми и Ренди и курили.
Этьен пошел к ним, выдвинул еще один стул и сел на него.
— А вы что здесь?
— Там громко. — Буркнул Ренди.
— А я не умею танцевать, — заговорил звонким голоском Томми, — а ты красиво танцуешь. Тебя учили?
— Немного. Ребята из спальни давно показывали.
— Ты с приюта, да? Я тоже, с третьего городского.
— Самый гадский, — заметил Этьен.
— Ну да, и еще там дети злые.
Ренди захохотал, а Томми остался сидеть с серьезным выражением лица.
— Били, что ли? — спросил Этьен.
— Маленько. — Ответил Томми. — В основном те, которые совсем безнравственные. Которые, лишь бы взрослей стать. Они не бьют даже, а попросту изводят. Одного так извели.
Этьен щелкнул зажигалкой и ближе пододвинул к себе единственную пепельницу.
— Хочешь травы? — легкомысленно предложил Томмии и протянул в сторону Этьена свою сигарету, от которой шел странный сладковатый дымок.
— Ты псих, Томми. — Выплюнул Этьен. — Убери подальше, я сейчас блевану.
Ренди тоже курил траву.
— Там Свен твой к Рокки снова подкатывает. Ты, смотри, они переспят.
— Да неужели? — Этьен приподнял бровь. — Были случаи?
— Весь выпускной класс, пока Свен не сел.
— В тюрьму? — уточнил Этьен. Он что-то такое знал.
— Рокки на выпускном потребовал подвигов, а Свен разбил витрину ювелирки. — Ренди затянулся и, подняв голову вверх, медленно выпускал дым колечками.
— А Рокки залетел от кого-то, пока Свена полгода не было. — Закончил грусно Томми. — Уже два года помириться не могут.
— Но трахаются иногда. — Отрезал Ренди.
— Но это же любовь!
Этьен слышал их и все больше хотел рассмеяться, потом не выдержал и захихикал, спрятав лицо руками:
— Как же вы, блять, весело живете, ребята. А к черту, давайте свою траву!