Смит добился того, чтобы из организаторов Этьена перевели в участники. Макс из города свалил, прихватив и свою семейку. Рассел остался на месте, пока еще успешно отбивался от нападок правоохранителей. Смит встречался с ним. Решили все оставить как есть — Этьен был его любовник и больше ничего. Но бывшим любовником, так как Смит решил создать из Этьена образ святоши.
Стефан не приходил. Генри хотел, но его не пустили. Смит хотел договориться о залоге, но Этьена оставили под арестом, а дело передали в суд.
Этьен только ждал. Много чего ждал. Первого заседания, токсикоза, который должен был прийти, очередного неприятного разговора с Беком и более неприятного разговора с адвокатом, который больше учил Этьена манерам, чем говорил о деле, и радовался предстоящему ребенку больше, чем сам Этьен. Подумать только: милая омежка с пузом. Все должны лопнуть от умиления.
Ждал Генри или Стефана.
По телефону со Стефаном он разговаривал. Стефан умел красиво говорить резкие слова. Этьену даже стало не по себе. Этьена волновали счета, но Стефан это по телефону обсуждать отказывался. Только при личной встрече.
Ждал много чего, а большую часть времени лишь прокручивал в голове последние события. Что-то было странное во всем этом, во всем, что происходило в последние недели. Или даже месяцы. Или годы.
И в последние дни он больше валялся на своей кровати и смотрел вверх, на второй ярус нар. Потолка видно не было, только грязный матрас, лежавший наверху.
— Бьерре! — дверь с грохотом открылась. Этьен не спал, но лежал с закрытыми глазами. В последнее время его преследовала мысль, что его вот-вот начнет тошнить. А еще у него глаз начал слишком часто дергать и сон совсем сбился.
Вышел, уткнулся лбом в прохладную стену, снова закрыл глаза. Достали уже к нему приходить. Смит сказал без него ни с кем не разговаривать, но и Смит всегда находил время поприсутсвовать на допросах. А у Этьена после них ужасно болела голова.
Но они не пошли в привычную сторону. Темные серые неровные стены сменились ровными белыми. На полу лежал желтенький линолеум. Небольшой такой коридорчик с парочкой дверей.
— Встань. — Около последней двери Этьена снова уткнули в стену. Закрыл глаза, прислушиваясь. Постучали, дверь открыли, пара дежурных слов с кем-то, кто в кабинете. Этьен затолкали внутрь, предоставили свободу движений. Конвойный, тоже омега, как и многие здесь, присел на стул около двери.
Медицинский кабинет. Парочка плакатиков, стол врача со стулом, на который мог сесть пациент. Весы, широкая ширма, плакатик для проверки зрения и маленькая беленькая открытая дверка, ведущая в еще одну, отделанной белой плиткой, комнату.
За своим столом сидел доктор. Полненький такой, с таким же хвостиком, как у Этьена и даже с таким же цветом волос. Крашенный, но корни, опять точно так же, отросли. Но вот у Этьена отросшие волосы были чуть потемней, а у того они были попросту седыми. Доктор был старым.
— Садись. — Показал Этьену на стул.
Этьен сел.
— Какой срок?
Этьен не понял
— Сколько недель плоду?
— Около двух месяцев.
До Этьена дошло. Уже месяц никто его не смотрел, а врачи в клинике, когда Этьен записался на второй аборт, сказали, что если Этьен захочет родить, то ему нужно наблюдаться чаще, так как он с неблагополучным здоровьем. Они же и сказали Этьену бросить курить, спать столько, сколько положено, и поменьше нервничать.
Курить он уже бросил, остальное пока сделать не получалось.
Доктор начал заполнять свой бумаги, иногда спрашивая про самочувствие, про старые детские болезни и про количество абортов.
— Один. — Ответил Этьен. А потом припомнил, что вовсе и не один. — Два. — Поправился он.
— Возраст?
— Двадцать три.
Самое то, чтобы завести детей. Этьен подавил ухмылку. Казалось странным, то, что у него скорей всего будет этот ребенок. Еще больше казалось странным, что Этьен не горит желанием делать третий аборт. Не то, чтобы он полюбил детей, но ему стало интересно узнать, что же это такое. И больше всего Этьена убедило поведение Генри. На него можно было оставить ребенка.
— Подписывай.
Смит научил Этьена ничего не подписывать. Или хотя бы читать. Этьен прочитал, отодвинул от себя листочек.
— Мне не надо, — он качнул головой, — я еще не решил.
Доктор зло посмотрел на него.
— А ты нам нужен такой?
— Придется потерпеть. Я свалю скоро, не бойтесь.
— Тебя еще не спрашивали. — Он подтянул документик обратно к себе и сам поставил подпись вместо Этьена. — Вот и все дела. Сам же благодарить будешь.
Доктор хотел убрать бумажку в открытый ящик стола. Этьен поначалу ошалел от такой наглости, а потом даже разозлился. Его ребенок, ничей больше, и он сам будет решать, что с ним делать!
Он резко подскочил со своего места, выхватил бумажку у этого человека из рук, разорвал его в мелкие клочки за пару секунд.
Так делать было нельзя. Доктор улыбнулся, а Этьена тут же почувствовал неслабый удар по спине. На этом весь разговор закончился. Его бросили в комнатку два на два с одним только железным стулом, толчком и без чего-либо, похожего на кровать. Условия хуже были только один раз — много лет назад, когда в приюте Этьена на ночь заперли в кладовой.
Но ребенок все равно был только его. И даже Генри не имеет на него такого права, какое имеет Этьен. Он потрогал свой живот. Идеально плоский. Через сколько-то там месяцев живот начнет расти, и Этьен станет кругленьким. Он уже видел низеньких беременных омег. Они были похожи на мячики. Должно быть, все это жутко неудобно и раздражает. А если Этьена начнет бесить и еще что-то, то о милом праведном образе можно будет забыть.
Уйти в мысли ему не дали. Сначала послышался грохот из-за стены и отдаленный лязг. Потом все заглохло, и в следующую секунду дверь со скрипом отворили.
— На выход.
Этьен подскочил со своего места и быстро надел кофту. И двух часов не прошло. Если они считали, что час в карцере — это нормально, они идиоты. Обычно Этьен сидел там и неделями, когда сильно кого-то доставал. А ведь потом — нет. Потом, когда появился Генри и Стефан стал ему другом, Этьена стали меньше трогать не только заключенные, но и работники колонии. Этьен тогда этого как-то не приметил. Посчитал должным. А сейчас припомнил.
Они снова вернулись в медицинский кабинет. Только теперь там был еще и складный с красивой фигурой бета. Прокурор, который все промывал Этьену мозги своими речами. Плохой человек. Хотел засадить Этьена на подольше и ничто его больше не заботило. Чтобы понять насколько это мерзкий человек, стоило краем уха услышать, как даже Бек ругается с ним. Из-за дела Этьена.
— Вас тоже беспокоит моя судьба? — Этьен остался стоять рядом со стулом. Положил руку на спинку.
— Заботит. — Кивнул бета. — И я даже могу забыть о том, что ты час назад совершил нападение на сотрудника изолятора.
— На этого что ли? — Этьен показал пальцем в сторону врача. — Я его пальцем не тронул.
— Нет, — почти зашипел прокурор, — ты как раз таки кинулся на него и даже нанес вред здоровью. Свидетели есть, не беспокойся. Любой сотрудник в изоляторе — свидетель.
— И что от меня надо?
Этьен уже догадался, но все равно нужно спросить. И уж лучше нападение, с которым Смит сможет разобраться, чем идти на поводу у этих нехороших людей. Этьену попросту его гордость не позволяла принимать такой вот шантаж. Ну и еще ребенок, которого нельзя пока убить, он же — святое для каждого омеги. Ну и еще возможна защита от тюрьмы.
— Слушай, — бета склонил голову набок, как птичка, — я редко проигрываю, а с тобой уже все ясно. Даже самый лучший адвокат против фактов не попрет. Зачем тебе ребенок?
— Нужен.
— На жалость своим пузом подавить? Ничего не добьешься, поверь. А я вот сделаю из тебя самую настоящую шалаву, которая себе это пузо и нагуляла. И ничего от жалости там и не останется.
— Я не нагулял его. — Этьен вцепился руками в спинку кресла. Конвоир привстал со своего стульчика, а доктор хмыкнул. — И я вам не блядь, а если у вас недотрах, то на мою голову это не перекладывайте.
— Нарываешься. — Прошипел бета, который стал уж весь красным. Беты же, хоть и относились к сексу не так, как остальные, но и они на такое оскорблялись. Тем более, когда тебе под сорок, а у тебя никакой личной жизни, хоть ты и красавчик. И нечего тогда так разговаривать с Этьеном.
— Ой ли? Делайте что хотите, но ребенок это мой, а не ваш. Так что и голову им себе не забивайте.
— Знаешь, насколько он твой?
Этьен приподнял бровь. Жест входил в привычку, а Смит его запрещал.
— Ты его родишь, увидишь пару раз и все. А потом только лет через тридцать, когда он будет старше, чем ты сейчас. Тебе такое надо?
— Вы пугаете. — Спокойно ответил Этьен. — Суетитесь, потому что проигрываете дело. Вот, угрожать пришли. — Этьен улыбнулся. — Я этого ребенка вообще видеть не желаю, но он родится.
— Ладно. Пусть. — Прокурор отошел к отрытому решетчатому окну. На улице была весна. Сразу где-то там пели птички, а с крыши капало на железный карниз. — Уведите его в камеру. — Бросил он командным голосом. — Подумай хорошенько обо всем.
Этьен чувствовал себя ужасно. Выжатым, пару раз раздавленным и пережеванным. Еле дотащил свое тело до кровати и закрыл лицо руками.
Это повторялось снова и снова целых две недели. В медблоке ему смерили пару раз давление, пощупали живот и сказали, что Этьен здоров. Идиот — доктор все протягивал ему документы для аборта и даже предложил взять с собой одну из копий. Крутой адвокат ничего не хотел с этим делать, объясняя это тем, что это лишь запугивание.
А Этьен болтался здесь уже давно, больше месяца. По утрам стало иногда подташнивать, и это было не совсем хорошо. Генри не приходил. Его не пускали. Но Генри принес ему пакет со жратвой, где были и сигареты. За две недели Этьен не выкурил и пачки. Курил по одной в день и то не каждый раз. Только один раз распсиховался, выкурил за день половину пачки и потом лежал на спине и поглаживал твердый живот, как будто извиняясь.
Пришел Стефан. Наконец-то. В белоснежной рубашке, с галстуком и даже с запонками. На запястье у него все еще были наклеены пластыри, а остальном он выглядел очень прилично и даже престижно.
Этьен посмотрел на него и начал ковырять ногтем поверхность стола.
— Ты что-то нарядный. — Пробормотал он, стреляя глазами.
— Я с суда. — Просто ответил Стефан. Он сидел боком к Этьену, смотрел прямо в дверь и крутил в руках белую коробочку сигарет. Для Стефана тонкие были невиданным прогрессом.
— Какого?
Стефан тяжело посмотрел на него и усмехнулся:
— Пиздец тебе.
— А. Все хорошо?
— Нет. — Получил медленный ответ. — Не все хорошо. Ты мне своим хулиганством все испортил.
— У меня не хулиганство.
— Не порть мне настроение. — Стефан отмахнулся.
— Так что? — Этьен подался вперед, почти облокачиваясь на холодный стол.
— Я тебе этого не прощу. — Стефан все так же смотрел на дверь. — На меня плевать, меня и твоя морда не потопит. Просто все эти заседатели да судьи еще мне нервы потянут. Под домашний сунут в крайнем случае, да и то ненадолго. — Стефан помолчал и прикурил все-таки. — Так вот, со мной все нормально хоть как будет, а ты уже не какой-то там бедный брошенный всеми мальчик с трудной судьбой, а клинический идиот. Вот и вся история.
— Ты же знал, что я делаю. Нас не слушают, не знаешь?
— Нет, не слушают. — Пепел Стефан стряхнул прямо на грязный пол. Это было очень нагло с его стороны. — Твои деньги я спрятал, до них не доберутся. Но вот что не пойму — откуда у тебя почти миллион взялся? Ты остров хотел купить?
— Это Макса. Точнее, всех. За все тачки.
— Я в курсе. — Стефан клацнул зубами. Сигареты он уже скурил, но спокойней не стал. — Я в курсе, потому что каждая собака в этом городе сейчас ищет эти бабки, но ты спокойно торчишь тут, а все твои проблемы расхлебываю я!
— Я не горю желанием здесь торчать. — Этьен передернул плечами. Он вовсе никак не отреагировал на крики Стефана. Все это он и ожидал. Пугаться сейчас сил не было. — Можешь спрятать, чтобы не нашли?
— Уже. — Выплюнул Стефан. — Но нужно будет вернуть.
— Потом. Куда Макс делся не узнавал?
— В городе его точно нет.
— Почему.
— Испугался. Если других причин нет, значит, он скоро вернется. И первым делом, думаю, озаботится он тобой.
Этьен согласно кивнул.
— Мне нужно знать, когда он появится.
— Тедди скажет.
— И можешь как-нибудь мне все транзакции с того счета распечатать и принести? За последний год, минимум. И еще, — Этьен старательно соображал, — можно выяснить, от кого приходили деньги и к кому уходили?
— Зачем?
— То есть, я это знаю, но нужны доказательства. Мне цифры нужны.
— Хорошо. — Согласился Стефан. Слишком легко согласился. Этьен ожидал сопротивления, потому что именно Стефан в последнее время был против работы Этьена и, особенно, против общения с Максом. — Думаешь, почему я так легко согласился? — усмехнулся Стефан. — Но малой кровью здесь уже не обойтись. Я-то думал, что ты только забрел в это болото, а ты в нем уже давно утонул. — Стефан усмехнулся. — В последнее время казалось, что ты сам бросишь все это дело.
— Почему?
— Из-за Генри.
Этьен хотел так сделать. Но в конце, когда уже и предполагаемый ребенок нарисовался, и вроде бы что-то хорошее. И Генри был.
— С ним все нормально? — Этьен пододвинулся еще ближе.
— Это целая комедия с ним. Еще один отмороженный на всю голову. Вы с ним прямо парочка.
— Ты достал уже ругаться.
— Что поделать.
— Генри что-то сделал?
— Тедди рассказал ему про всю эту муть твою с прокурором. В итоге Бартон набил ему морду.
Тедди это был Смит. Теодор, вроде. Но для Стефана, как оказалось, Тедди.
— Кому морду?
— Слушай, соображай быстрее и глазами не лупай. Не Тедди же.
Этьен испытал такую потребность сейчас прочитать Бартону лекцию на тему того, что можно, а что нельзя. Но Этьен сам только и делал, что слушал эти лекции изо дня в день. Хотелось побольше узнать, что там сейчас с Бартоном после таких заскоков, но Этьен только спросил:
— Ему ничто не сделали?
— Сделали. Парочку суток ему сделали. И ко мне не лезь, у меня голова о Бартоне сейчас не болит. — Стефан покурил. — Придет на недельке, не трясись. Я договорился.
— Не трясусь. — Этьен откинулся на спинку стула и натянул рукава свитера на кулаки. Холодно было, а во дворе уже почти лето стояло. Со Стефаном сейчас о Генри не хотелось говорить. Стефан всегда относился к нему с какой-то насмешкой, и чем дальше, тем больше становилась эта насмешка. — Что мне делать?
— В смысле?
— Как вылезти из болота? Не знаю, насколько это хорошая идея, спускать всех собак на Макса.
— Нормальная. — Ответил Стефан. — Я не могу тебе сейчас во всем помочь, давно сомнительными делами не занимался и мало людей знаю, кому можно доверять. Счет, конечно, не отследят, я здесь постарался. Но нужно показать его Тедди. Скорее всего, по правилам с сегодняшнего дня мы не играем. — Стефан пощелкал пальцами. — Скорее всего, нужны доказательства против Мельгора и остальных. И нужно время. И здесь опасно, тебе нужно выбираться. Что там с процессом?
— Через две недели. Я ребенка оставил, Смит говорит, это поможет.
— Пока пуза не видно, это совсем не аргумент для судьи. В любом случает, это лишь формальность, назначат доследование и дату следующего заседания. Вот там уже этот театр и понадобится. Тедди тебе должен был говорить.
— Он объяснил. — Этьен кивнул. Его сроки не интересовали. Другой вопрос все больше волновал, так метко закинутый в его голову угрозами прокурора. — Я о том, что если меня посадят, то это надолго будет.
— И что? — Стефан насторожился.
— Тогда мне ребенок не нужен, и я еще успею его вытащить.
Стефан никогда не удивлялся или еще как-то по-другому проявлял сильные эмоции. Этьен не видел. Стефан всегда был в одной ипостаси. Он только иногда делал длинные паузу и смотрел в пол или на свои руки, пальцы которых часто оказывались переплетенными.
— Да роди уже. — Стефан сел наконец-то лицом к нему.
— Хрень какая-то тогда выйдет.
— Какая?
— Как с младшим твоим.
Стефан опустил взгляд и побарабанил пальцами по столешнице.
— При чем здесь Майкл?
Этьен смутился и помялся, но все-таки выложил все до самого конца:
— Он тебя не принимает, а он уже все равно взрослым был, когда ты сел, хоть и ребенком. А мой меня даже знать не будет. Видел же уже такое. Зачем мне так делать? Только хуже будет.
— По-твоему, Майклу лучше и не рождаться было? — Стефан посмотрел на него смутно и со странной угрозой.
— Моему тогда лучше не рождаться. — Этьен тяжело задышал от нервов, снова поерзал и наклонился вперед. — Он мне и не нужен. Это Генри все, а мне не нужен.
— Тогда ты тоже должен был сдохнуть. Ты же своему папашке тоже не нужен был, а что-то живешь сейчас.
Этьен с непониманием посмотрел на Стефана, пытаясь понять, к чему тот клонит, но Стефан больше ничего не стал объяснять, только смотрел с уязвленным самолюбием.
— Это другое совсем. — Выдавил в конце концов Этьен. Это же было дикостью — думать, должен ты вообще жить или нет.
— Это то же самое. Вот и думай. — Стефан встал.
— Ты уходишь?
— Мне вообще здесь быть нельзя. На пять минут пустили.
— А мой же папашка, — Этьен повторил это слово, — и хотел чтобы я сдох. Тоже.
— Но что-то ты живой до сих пор, так что не выдумывай ерунду всякую. Лучше хоть как-то жить, чем вообще не жить. А ты только о себе и думаешь. Распечатки через Тедди передам.
Стефан ушел. Генри не появился, но Смит сказал, что тот очень просился, но у Генри не было столько денег и связей, сколько было у Стефана.
А через пару дней Этьен получил стопку бумаг. Они были опасны для Макса, в них были переводы на его личные счета. Все было запутано и не лежало на поверхности. Но Этьен мог все это показать. Это могло потопить Макса. Но и не его одного. Здесь было столько же доказательств вины Этьена.