Пустой

Глава 5

Головная боль, кстати, не проходила, кажется только усиливалась. Я с трудом смог ковылять на двух ногах, переваливаясь с боку на бок, как зомби из кино, и так же медленно, как и ходячие мертвецы двинулся обратно к поезду. А куда еще?

На ошметки человеческих тел старался не смотреть. Кости, кровь, куски одежды и снова кровь. Меня конечно же замучила паранойя. Шел я, мягко говоря, не бесшумно и казалось, что сейчас же отовсюду на меня кинется какая ни будь тварь. Чем я буду от них отбиваться? Матом?

Дохромав до первого вагона я поднял с пола тамбура свой рюкзак. На удивление чистый и лежал рядом с выходом. В нем то и была моя спасительница, складная тросточка. Ах, какая полезная вещь! Насчет чистоты рюкзака, я, конечно, погорячился. Сзади, как раз между двумя спинными лямками было бурое пятно невысохшей крови. И вообще он лежал в луже крови. Точнее все помещение тамбура было залито одной сплошной бурой массой. Чистым вагон был только сверху. Я конечно же не стал рюкзак надевать на разодранную спину, а понес в руке, стараясь как можно дальше держать подальше от себя и даже случайно с ним не соприкасаться. Там же внутри документы. Я их даже проверил. Кто я без бумажки? Кровь меня не пугала, было просто противно.

Подниматься на верх по ступенькам и заходить в вагон не стал, от увиденного и так тошнило. Да и чего мне там искать то? Посовещавшись сам с собой, принял мудрое решение идти назад по ходу движения. Что впереди не ясно, дорога явно незнакомая. Да и какие-то создания малосимпатичные оттуда выбегают. Это пугало вдвойне. Пугало до охренения.

Как человек может не узнать местность знакомую ему как свои пять пальцев? Что случилось с этим миром? Откуда взялись эти монстры? Я их даже не рассмотрел толком. О чем не жалею. Вот ни капли. Что сделалось с домашними? Это по всему миру так или локально здесь? Может я просто сошел с ума? Предпосылки, то есть. Сколько раз головой бился за сегодня. Может я вообще умер и это ад?

Размышляя о бренном и сущном, я прошел примерно с пол километра от поезда. Дорога здесь была знакомая. И тут меня осенило! По железной дороге не ходят поезда! Во всяком случае, я ни одного не видел и не слышал уже сутки. Вот дела!

Стоял первый месяц осени и солнце начало припекать совсем по-летнему. Это конечно мило, но вот нифига не радует. Пить захотелось еще больше. Слабенький ветерок шумел листьями в лесополосе по обеим сторонам от железнодорожных путей, но не спасал от духоты. Все никак не мог понять, что же меня так напрягает? Конечно, это произошедшее и явное присутствие монстров рядом. Но что-то было еще…

И тут я понял. Ти-ши-на! Как городской житель, я привык к постоянному шуму вокруг себя. То автомобиль проедет, громыхая колесами. То раздастся нервный детский крик. Из чего вообще состоит городской шум? Да из всего. Мы просто никогда не задумываемся над этим, и воспринимаем все как должное. И с комфортом, так же. Открыл кран, и вода потекла. Какая хочешь, хоть холодная, хоть горячая. Щелкнул по выключателю и свет по всей квартире засиял. Про сливной бачек я вообще молчу. Да что ты будешь делать то, все про воду!

Дорогу пресекало болотце, со стоячей и вонючей водой, которое уже порядком заросло камышом и ряской. Местность вообще была заболоченная, и осушать природные богатства средней полосы страны и приводить все в нормальный вид, видимо было не рентабельно, поэтому через болото был перекинут небольшой железнодорожный мост без перил. Место кругом было живописное, но малолюдное. В таком болоте даже весдесущие дачники не силились. Портили идеалистическую картину стая вездесущих комаров. Кстати, где они? В связи с чем мною было принято решение принять освежающую водную процедуру. В общем говоря, воняло от меня дико. Аж до рези в глазах.

Несколько раз упав на колени, я спустился вниз, то есть скатился кубарем к воде с действительно крутого обрыва. Вода! Пить! И пусть меня жрет кто захочет. Я вместе с тростью упал в грязную болотную воду.

Нет, пить ее конечно нельзя. Там микробы всякие, жучки-паучки и вообще это болото, думал я, сидя на коленях в воде и жадно без помощи рук хлебая воду жадными глотками. Всасывал ее как водный насос. Потом меня ей тошнило. Разогнав остатки желудочного сока по поверхности воды руками я снова пил воду. Меня снова тошнило. И снова и опять пил…

Лежа на спине в воде, я пришел в себя и пытался трезво размышлять. Жажда не естественная, это понятно. Так не бывает. Или с головой что-то не то, или непонятным туманом надышался. Голова после питья почти перестала болеть. Почти. Напиться до сыта я так и не смог как ни старался.

Умывшись и смыв засохшую кровь с тела и прополоскав остатки белья, я оставался по грудь в воде. Остаткирубахи без всякого сожаления выкинул. Вспоминая недавнюю жажду из воды вылазить не хотелось. Бутылки или любой пустой тары с собой все равно нет, так что возвращаться к поезду все равно придется. Или ну его? Обдумаю свое положение пока здесь. Пиявок то, вроде нет. Температура в водоеме нормальная. Куда дальше? Домой пути нет. Назад, откуда приехал? Куда? В город? Оттуда и туда ни одного поезда не проехало. Да я вообще где?

— Ай! — ком земли метко попал мне по макушке. Следом последовало довольное ржание нескольких человек.

Я нырнул в воду, затем медленно поднял над поверхностью свою бритую голову.

— Вылазь, водяной! — и снова дебильный смех.

На берегу стояли трое мужчин.

Точнее, на месте стояли двое, а третий блукал по берегу не далеко от них и при этом, как мне показалось, выискивая что-то на земле в вялой траве.

Автомат Калашникова, небрежно висящий стволом вниз у одного из мужчин на спине, меня немного напряг.

— Вылазий! — категорично заявил один из них.

Трижды повторять мне не надо. Похромал по пояс в воде к трем любопытным.

— Ты с электрички? Или местный?

— С электрички — ответил я.

— Сильно тебя помяло. Сутки тут сидишь в болоте? Реально водяной!

Вопросы видимо в моих ответах не нуждались. Спрашивал меня один пожилой мужчина с круглым не выбритым лицом. На голове сильные залысины и проплешина. Не мытый какой-то… Вообще вид все трое производили крайне неопрятный. Словно они сидели рядом со мной в соседнем колодце. Второй, видимо татарин, примерно тридцати лет с золотыми зубами все время гы — гыкал, что можно было принять за смех. Третий, тот, что ходил в стороне и видимо выискивал что-то в траве недалеко от компании был долговязым, иссушенным, сутулым и заторможенным. Как я потом понял, ничего он не искал на земле. Просто он был до невероятия сутул, и манера держаться у него была именно такой. Опустив голову вниз и рассматривая носки своих ботинок. Впрочем, он все время молчал и не обращал на меня никакого внимания в отличие от своих приятелей. Те разговаривали друг с другом, задавая вопросы мне и сами отвечали на них:

— Бабы были у вас в поезде? Молодые? — Гы — гы — гы…

— Ты здесь один, чухан?

— Много руберов потопил? — Гы — гы — гы…

— А без майки чего? Стриптиз танцуешь тут?

— Куда ехал то?

— Пол литру с собой не тащил? Гы-гы…

Мне этот допрос приелся. Но автомат у одного из мужчин за спиной не располагал к хамливой беседе. Да и какой из меня хам сейчас? Прошло мое время таких как они на место ставить.

Татарин, нагнувшись и пытаясь заглянуть мне в лицо спросил:

— Голова болит, да? Гы — гы — гы…

И обращаясь к приятелю с автоматом, заявил тому: «Дай ему живчика».

— С хера ли я?

— Ты ж ему крестный. Гы — гы — гы…

— Я?

— Ну да. Гы — гы — гы… Ты ж его «водяным» нарек. Гы — гы — гы — гы…

Последняя, не совсем понятная для меня острота вызвала просто истерический смех у татарина и тощего.

Плешивый, явно смущаясь, суетливо замялся на месте. Заматерился и даже покраснел под градом насмешек. Видно, было, что он смущен и растерян.

Я не помню, кто из них протянул мне наполовину наполненную пластиковую полутора литровую баклажку, с мутной жидкостью.

— Выплюнешь-прибью. Добавил он.

Открутив грязную, заляпанную пальцами пробку я вдохнул аромат напитка. Ствол автомата, направленный мне в голову, убедил меня сделать глоток пахнущей не стиранными носками отравы. Вкус оказался такой же, как и запах. Напоминал теплые нагретые на солнце сопли и слюни туберкулезника с гнилыми зубами.

Наблюдая за выражением моего лица, троица просто поломалась вдоль и попрёк от ржания.

Стоя перед ржущими мужиками, полуголый, в одних мокрых брюках, в одном кроссовке и с баклажкой в руке я не чувствовал себя победителем мира.

— Ладно… — отдышавшись от смеха, сказал плешивый, — Берем его с собой.

— Да нах…он нам нужен?

— Прибить его здесь предлагаешь?

— Да че прибивать то? Оставить его тут и все. Смотри на него. Он же поломанный весь — татарин не унимался.

Плешивый, как я понял, просто пошел на принцип. Не хотел включать заднюю перед золотозубым. Мнил себя главарем «банды».

— Я сказал с нами пойдет, и все тут.

— Ой ой ой… — ехидно прокудахтал татарин.

Тощего, казалось вообще ничего не интересовало. Его внешний вид говорил о том, что он тут вообще яко бы случайно. И вообще не понятно, как попал в эту компанию. И не интересует его ничего…

Троица пошла вереди меня. Я, как телок на привязи ковылял за ними. Тощий в самом начале пути отошел от компании и подшагнув ко мне полушепотом спросил, так что б не услышали приятели:

— А точно ты здесь один? Бабы нет?

Те двое все услышали. Ржание стало просто диким. Тощий аж подпрыгнул к ним:

— Да тише вы… сейчас всю нечисть соберете.

Те двое, не унимались. Раздосадованный, что стал объектом насмешек, подпрыгнул ко мне, замахнулся рукой для удара с целью выместить на мне свою досаду за услышанный компанией вопрос. Лицо его мгновенно преобразилось, из меланхоличного типа он мгновенно стал агрессивным тварью с перекошенным лицом и бешенными глазами. Лицо тощее, с проваленными в череп глазами наркомана со стажем. Но глядя на меня, полудохлого, остановил замах. Видимо постеснялся. От него я получил только леща по затылку, который, впрочем, чуть не сбил меня с ног. Вырвал у меня из рук бутылку с вонючей жидкостью, из другой руки открученную пробку, которую я просто держал в расплющенных и сбитых чугунной крышкой люка пальцах. Отскочил от меня к напарникам и зашипел на них:

— Да тише вы…

Так это он там что, дюймовочку в траве искал?

Те не могли уняться. Идя передо мной, подкалывали все время тощего, друг друга, меня, с трудом бредущего вслед за ними. Шутки были злые, не смешные, обидные. Впрочем, эти по-другому и не могут.

Я шел вслед за ними по полю, стараясь не наступить босой ногой на засохшую ветку, колючку и прочую радость для голой ноги горожанина, и ничего не понимал. Кто эти люди? Куда я с ними иду? Зачем? Явно о сложившейся ситуации они знали видимо больше меня. Куда ни будь да выведут.

Вот, что было одновременно предметом и гордости, и крайнего моего недовольства, так это тонкое парфюмерное обоняние. Еще не подозревая, какое важное значение в жизни человека имеют запахи, я с самого детства, не ведая того, играл в Жан-Батист Гренуя. Первое воспоминание о проблемах, которые доставлял мне мой нос, могу сам себе напомнить, когда я был в детском лагере при средней школе. С самого утра мы, десятилетки уныло брели в здание опостылевшей школы, где вынуждены были лицезреть рожи одноклассников и выслушивать замечания о своем безобразном поведении от не менее любимых учителей. В течении светового дня я не помню уже точно, чем мы все там занимались, видимо чем-то очень важным и до неприличия интересным, чем еще можно было заниматься в советской школе. Вечером нас всех отпускали по домам к нашими ненаглядным родителям. Но, после полезного и диетического, легкоусвояемого обеда, нас всех ждал тихий час, в классном кабинете на раскладушках.

Я, как и положено десятилетнему оболтусу, в середине дня не спал, а занимался тем, что доставал всех окружающих своими рассказами и баснями. Врать я был великий мастер с самого детства. Сочинял на ходу, иногда сам себя удивляя, эко меня занесло то…

На соседней раскладушке разместилось тело какого-то увальня, туповатого и заторможенного. Я проучился с ним в одном классе многие годы, но его имени и лица я вспомнить не могу. Помню только его запах изо рта. Вонь пропавших щей с кислой капустой.

Я крутился и вертелся на своей лежанке, как только мог, но вонь, исходившая от него, настигала меня даже под тонкой одеялом. Я брезгливо отворачивался от него, когда он заговаривал со мной о чем то, морщил нос… Все было бесполезно.

Причем эту непереносимую вонь, ощущал я один. Больше никто ее не чуял или всем не было до нее никакого дела.

В последствии, я постоянно реагировал на запах краски, когда кто-то в девятиэтажном доме делал ремонт. Меня тошнило от запаха хлорки в больнице. А уж когда девочки, как это обычно у них бывает, не зная меры начали душится мамиными духами, для меня это было просто кошмаром.

В последствии, я стал списывать свои кривляния и выгибоны насчет ароматов, на счет своей нервической натуры, что отчасти было правдой. Уже гораздо позже, посмотрев фильм про несчастного парфюмера, а после прочитав книгу, я понял, свое проклятие. Но девственниц я не убивал, выжимку из них не делал, просто меня бесили неприятные для меня ароматы.

Сколько раз я проклинал себя за тонкое обоняние, когда, увидев сисясто-жопастое создание, теряешь голову от спермотоксикоза, и понимаешь в постели, что второго свидания с продолжением не будет. От нее запах такой, что пропадает вместе с эрекцией все желание находится рядом с ней. Не твое! И пахла она приятно, и все при ней, и не дура вроде… Просто не твое.

Плетясь за троицей непонятых типов, я сразу понял, что с ними не так. Запах. Я пытался вспомнить этот резкий и одновременно сладковатый до тошноты запах. Где я его ощущал? При чем совсем недавно.

Вспомнил! Возле электрички! Так пахли твари!

Это был трупный запах. Я вспомнил его. Так пахнет в морге. Такая вонь в секционной.

Проходя практику в городской прокуратуре, еще будучи студентом, приходилось частенько выезжать вместе со следаком у которого я был помощниках, на всякий криминал и бытовые убийства. Девяностые годы я застал во всей красе. К трупам я относился спокойно, без обмороков и рвотных рефлексов. Просто абстрагируешься и отстраняешься от всего происходящего. Говоришь себе, что сейчас ты, это не ты, это просто работа, не принимай близко к сердцу не чужое горе, ни чужие слезы. Это все понарошку, как в кино. Ты придёшь домой, искупаешься, смоешь под душем весь негатив, и заберёшься с головой под одеяло. И заснёшь без сновидений. Главное вернутся домой.

Трясясь в служебном автомобиле вместе с ментами на вызов, зная, что увидишь туп, просишь кого-то, кто сверху, только что бы не вонял, что бы только не вонял…

Но потом всегда приходилось топать в морг, за какими то справками, актами и выписками, А там этот запах… Но там трупный запах перебивал формалин, а здесь только смердящий трупный пахер.

Шли по полю, огибая редкие кусты и чахлые деревца. Темп ходьбы мои провожатые не сбавляли, по сторонам особо не смотрели. По всему было заметно, что местность им знакома и никаких неприятностей они не ждали. Меня по-прежнему смущал автомат, висящий небрежно перекинутым за спину у одного из мужчин. На сотрудников МВД точно не похожи. Какой ни будь местный ЧОП? Тоже не то…

Пройдя примерно с километр, вышли к бортовой тентованной «Газели» стоящей у заброшенных дачных домиков. Несколько мужчин возрастом от двадцати до пятидесяти со скучающим видом слонялись рядом с автомобилем. В кузове находилось еще двое мужиков, на полу валялась какой-то ширпотреб, который можно набрать из старых дачных домиков. Оттуда и набрали, как я потом узнал.

В кузов авто я залез самостоятельно. Во всяком случае, помочь мне желающих не нашлось.

Треск и скрежет в кузове ржавой и убитой временем «Газели» к задушевной беседе не располагал, так что ехали молча. Я один из всей компании находился в полном недоумении от происходящего. Остальные просто тупо смотрели перед собой, иногда о чем то, переговариваясь. На меня внимания не обращали. Словно каждый день брали с собой подобных пассажиров.

Примерно через час тряски по ухабам приехали в пром-зону. По всей видимости раньше это была стройбаза торгующая бетонными блоками и пиломатериалами. Наблюдая из кузова, я дивился на открывшийся колхозстайл!

По всему полукруглому периметру базы, стояли серые бетонные блоки, которые держались друг на друге за счет собственного веса, не скрепленные раствором. С одной стороны монструозного забора высотой примерно метра с три не было, а отрывался вид на болото. С обеих сторон забора замыкающего ограждение, часть бетонных блоков на несколько метров утопала в болоте. Вся огороженная территория была примерно чуть больше футбольного поля.

Солнце начало припекать нещадно, что еще больше усиливало жажду, которая снова начала меня снова мучить. Разбитая об запорные краны колодца голова все гудела и ныла, сообщая остаткам мозгов о своем бедственном положении. Спина за все время сидения в кузове автомобиля затекла и ребра так же напоминали о себе. О моем комфорте за все время переезда никто не подумал. Водитель автомобиля явно ненавидел своих пассажиров или просто забыл о них на время поездки. С противоположной стороны в центре забора красовались стальные ворта.

Буквально выпав из кузова, я стал оглядываться по сторонам, куда это меня занесла нелегкая? Несколько мужчин, довольно устало и с ленцой, начали разгружать кузов автомобиля и затаскивать скраб одно из помещений. Его просто скидывали на пол в угол не сортируя. Это были в основном вещи из разряда: выкинуть жалко, а надеть стыдно. Заберу на дачу, пусть там лежит.

Вокруг себя, я увидел несколько, примерно одинакового вида одноэтажных строений из бетона и селикатного кирпича, где ранее по всей видимости хранилась всякая строительная фигня и находились дешевые офисы и бытовки сотрудников — работяг. На окнах некоторых строений находились «декоративные» решетки в виде паутины, сваренные из тонкой арматуры. По все видимости их ставили еще во времена советской власти. Увидел и несколько бытовок на колесах, впрочем, уже давно спущенных. Все выглядело так, словно слесари-ремонтники в спешке затащили внутрь все, что смогли. Как мне показалось все было наставлено без какой-либо системы. Просто свалено как попало.

Помочь в растаскивании вещей из кузова автомобиля, в котором только что ехал, меня не просили, я и не стремился на трудовые подвиги. Примерно минуты через две, к одиноко стоящему человеку с оголенным торсом, грязных, непонятного цвета брюках и одном кроссовке, то есть ко мне, подошел пританцовывая как-то боком, парень, лет двадцати пяти. Даже в моем крайне нездоровом состоянии я заметил и удивился, голова подошедшего парня была практически правильной квадратной формы. Как же ему в школе за его крайне нестандартный внешний вид доставалось — бедняжечке. Небритая рожа, щетина на которой росла реденькая и рыжая, гадливая ухмылка тонких губ и быстро бегающие глаза производили впечатление крайне отталкивающее. Впрочем, мне было не до капризов. Хоть кто-то мной заинтересовался. Троица меня «арестовавшая» и «конвоирующая» пропала из виду. Я даже не увидел, как они выходили из машины и куда именно ушли.

Я все это время стоял, крутя головой и рассматривая местные достопримечательности.

— Ну, рассказывай — ехидно ухмыляясь сказал он.

— Записывай — ответил я.

— Чё записывать?

— Так запомнишь? Памяти хватит?

Я был крайне раздражен, не понимал, что происходит, чувствовал от всего этого себя полным придурком и от этого злился абсолютно на все на свете. Да еще и мой внешний вид меня несколько смущал.

Парень, слегка опешивший, начал переминаться с ноги на ногу. Но быстро опомнился и вспомнил кто тут главный, а кто стоит полуголый.

— Ты кто? — опять спросил он.

— Сейчас за паспортом схожу… Ты кто? — я начал повышать голос. И что это за катафалк меня сюда припер? Метнись за старшим, я ему объяснюсь.

— Слыш ты… — тот явно пытался обидеться, поняв, что его статус раскусили. Глаза его начали наливаться кровью и губы скривились. Ну не подойдет уважаемый человек к новенькому, тем более с таким видом как у меня.

— Остынь Кубик, — раздался чей-то голос.

Вот с этим уже говорить можно. В камуфляже и берцах, лет пятидесяти. В отличие от Кубика, с намеком на прическу и гладко выбрит. Широкоплечий, но с заметным возрастным пузиком. Лицо прораба-строителя. А может это и правда его база? Возник он передо мной незаметно. Впрочем, в моем состоянии я бы и слона не заметил. Глаза глубоко посажены и с какой-то хитринкой, словно мне собирался анекдот рассказать. Начальство, ну или людей наделенных властными полномочиями видно сразу. Во всяком случае, я сразу понимал перед кем «КУ» делать. Есть в них, что-то от барина, в осанке, взгляде, тембре голоса и манере говорить. Как известно «начальство надо знать в лицо», а лучше и со спины.

— Ты откуда такой? — поинтересовался он.

— На электричке ехал и не доехал. Потом ваших встретил. Как-то вот так…

— Вот так… — задумчиво повтори он. — Нафиг вы его суда притащили? — обратился от к кому-то за автомобилем.

— Баклан сказал с собой берем — откуда-то из-за автомобиля обиженно раздался голос татарина. — Он его Водяным нарек. Гы — гы — гы — гы…

Квадратная башка с незамысловатой кличкой Кубик, заржала то же.

— Сильно тебя помяло то? — поинтересовался мужик, обращаясь ко мне.

— Терпимо.

Тот на меня не смотрел, а прищурившись что то разглядывал в стороне. Было видно, что мои слова для него не важны. И почему то у меня создалось впечатление, что именно сейчас решается вопрос моей дальнейшей жизни. Наверное, нервы шалят…

— Ну иди ко всем… Делать то умеешь что?

— Дай я хоть штаны заменю.

— Ну иди, меняй — усмехнулся тот.

По его речи, и отношению к нему Кубика и невидимого для меня татарина, стоящего за автомобилем, было заметно, что этот тип не из простых, а что-то вроде начальника на этой помойке. Да и хрен бы с ним! И со всеми этими кубиками-рубиками… Я вообще домой хочу, и голова у меня болит.

Я проковылял в здание, куда заносили хлам с кузова «Газели». Трость свою я в болоте оставил, рюкзак с документами тоже, и хромал, как мне казалось сразу на обе ноги. Рухлядь, перевозимую в кузове, скидывали одну кучу, прямо у входа. Из той же кучи я сразу себе вытянул и напялил на себя старый, строительный комбинезон, опознавательный знак Джамшуда и Равшана. И такие же старинные строительные ботинки без шнурков. Явно в них по даче какой ни будь дедок щеголял. С моими, теперь уже не музыкальными пальчиками сделать это было не просто, а именно натянуть обувь на ноги и комбез на полуживое тело.

Еще не заходя в основную залу для приема гостей, я по запаху определил, что там. Вонь давно не мытого человеческого тела. Старых и пропотевших тряпок. Запах гниения дешевых продуктов питания и конечно же алкогольный смрад.

Казарма и бомжатник. Несколько сбитых из необструганных досок лежанок стояло в помещении размером с половину школьного спортзала. На бетонном полу было накидано тряпье, на котором валялись бренные тела. Там же, на полу горел костер без намека на ограждение. Вонь в воздухе была почти осязаемой. В казарме был полумрак. Это интимное освещение давали мутные от грязи стекла окон, некоторые были на распашку открыты. Было видно, что уборку в помещении проводят, но грязь и какой-то хлам, бумажки, баклажки, пустые пачки из-под сигарет, окурки и прочий мусор заполоняли все пространство. На относительно чистых островках валялись прямо на голом полу матрасы и на некоторых сидели и лежали мужчины, возрастом в диапазоне от двадцати до шестидесяти лет. Но, впрочем, молодежи было больше. Тела постоянно чесались и что-то бормотали вслух.

Пройдя вдоль стенки, там же и уселся на пол. Точнее сполз вниз по стене. Стараясь без особого интереса оглядываться по сторонам и как радаром, пытался разглядеть все. Компания привокзальных бомжей, одетых кто во что горазд не обращала на меня никакого внимания. Кто-то что-то пережевывал. Кто спал. Кто лениво разговаривал друг с другом. В конце большого и грязного помещения дверь, по-видимому, в туалет. Рядом с этой дверью так же на полу были кинуты матрасы и несколько человек лежали на них. От основной массы населения бомжатника их отделяло некоторое пространство. Словно полоса отчуждения. «Главное мне в эту компанию не попасть» — подумал я про себя.

Смотря на чавкающие рожи, я вдруг понял, что хочу есть. Больше суток ни ел и не пил. Да еще головой… Голова практически не болит! Точно! От радости, что людей встретил что ли?

Глаза просто слипались, и я бы заснул, если бы не голод и не ноющие пальцы рук. Примерно через час все встали со своих мест, лениво загомонили. Несколько человек растолкали спящих и потопали к выходу из здания. Я пристроился в хвост печальной процессии.

Путешествие закончилось в соседнем здании, посреди бетонного пола которого стояло несколько длинных столов и скамеек. Стиль помещения напоминал ГУЛАГовскую столовую как ее показывают в Голливудских фильмах про заключенных в СССР.

Пристроился в конец очереди к раздаточному окну. Похоже это и правда когда-то было столовой. Схватив сбитую по краям керамическую тарелку, через полметра в другом окне получил в нее из половника порцию бурой каши с тушенкой и два куска хлеба. Ложку отхватил себе там же, нарядную, ресторанную.

Пристроившись за столом, вместе со всеми, в четыре взмаха ложки умял все содержимое. Из чего была приготовлена каша, я так и не понял. Вкус ее я тоже не вспомню. Съел бы еще два раза по столько же… Но кто ж даст то…

Вынимая языком остатки каши и тушенки застрявших между зубов, поинтересовался у соседа:

— А компот будет?

Тот, вздрагивая всем телом, когда ему видимо попадался особо мерзкий кусок, пробурчал:

— Щас те все будет. Остряк мля…

Вполне удовлетворенный ответом, я стал внимательно осматриваться по сторонам. Низкие потолки, на которых висели лампы дневного света, которые по всей видимости давно не включались. Стены не красились лет тридцать как минимум, но в целом и в общем было видно, что за порядком и санитарией здесь следили. Вся та же компания, что и была в «божатнике», но за отдельным столом в уголке находились несколько незнакомых мужчин, одетых в камуфляж. И стол был накрыт красной полиэтиленовой пленкой. И сервирован побогаче чем наш. Между столом и кухней постоянно сновал какой то тип с разносами, то принося, то убирая посуду со стола.

— Лагерный актив? — поинтересовался я у того же соседа, слегка толкнув его локтем в бок и мотнув головой по направлению стола.

— Увидишь, — усмехнулся тот, — Сидел что ли? — поинтересовался он у меня.

— Я и сейчас сижу. На лавочке.

На этом наша беседа закончилась.

Проковыляв в казарму, так я стал ее называть, я опять уселся на пол возле стены на прежнем месте. Затем встал и кряхтя как старый дед, отправился к куче тряпья из которой ранее вытащил свой комбез. Покопавшись там, вытянул какую-то тряпку, напоминающее одеяло. Устроившись на ней с максимальным удобством у стены, стал ожидать дальнейшего развития событий. Через некоторое время ко мне подошел мой знакомый по столовой. Присев на корточки рядом со мной, вздохнул и с каким-то стоном сказал:

— Ну что, давай знакомится?

От Сварного, так он себя назвал, я узнал, что я скорее всего, просто сошел с ума от многочисленных травм головы. Поверить во все сказанное им было невозможно.

Тот, видимо хотел показаться мне и самому себе очень умным и эрудированным типом, корифеем происходящего. Пояснял все пафосно и высокомерно, через губу.

Эдакий, местный старожил, снизошел и начал учить меня жизни. Хоть бы рожу сделал по проще. Глазенки то свиные выпучил, и сел на корты как ЗК. И объясняет словами, значение которых сам не знает. И голос у него писклявый как у бабы. И воняет здесь. И света нет, как в подвале. И изжога у меня от их каши. И вообще…

Я понял, что меня трясет от всего происходящего, я просто в одном шаге от истерики и если бы я смог, то учинил бы драку не важно с кем. Разбивая в кровь чью-то морду и вопя как сумасшедший, вымещая на пострадавшем все, абсолютно все! Мой мозг просто отказывался принять и обработать всю информацию. Поверить в нее. Хоть я понимал, что все это чистая правда, но принять все это — просто не мог! Все это вышло в агрессию ко всем и сразу. Осознание того, что я по вполне объективным причинам не могу ничего сделать ни с происходящими событиями, ни с людьми, вылилось в агрессию по отношению к самому себе. Я просто трясся от ненависти ко всему, Сварному, всем этим улыбающимся рожам, к себе и своему фатальному невезению.

Его монолог слушало еще несколько человек, лениво развалившись в различных позах на полу рядом с нами. Изредко вставляли ценные, по их мнению, комментарии.

Я, временно стал эпицентром всеобщих насмешек и подколов. Почти все находящиеся в казарме сгрудились вокруг меня и без того заставляя меня плотнее прижаться к стене. Все против меня одного… Как же я всех их ненавижу… Что ж мне так не везет то… Как же меня так угораздило…

Минут за тридцать я обогатился знаниями о «Стиксе». До сих пор не понимаю, как я не сошел с ума в тот день?! А может и сошел?

Постепенно общий гомон стал утихать, все расползались по своим облюбованным местам и начали забываться в сне. Меня оставили в покое. Сварной куда-то делся. Я отвернулся лицом к стене и свернулся калачиком на тряпке, лежащей на полу. Завтра я проснусь у себя дома и все это кончится. Все это…

В общем храпе я незаметно для себя уснул.