Пусть каждый исполнит свой долг

Страшный год

Когда к Петру пришли известия о скором наступлении Карла, он очень встревожился. Он надеялся задержать походом в Литву наступление Карла на Саксонию. Но вызвать своими действиями немедленное вторжение шведской армии в Россию Петр вовсе не хотел. Он был готов воевать с Карлом, объединившись с саксонцами, на территории Литвы или Польши, но не считал, что Россия готова вступить в смертельную борьбу на своей земле.

Между тем Меншиков, которому очень хорошо жилось в Литве, где он был полным хозяином, писал Петру успокоительные письма, что, мол, слухи о походе Карла ложны. Огильви этим слухам верил и требовал сбора войск. Но Меншиков, который не любил Огильви, только высмеивал фельдмаршала в письмах к Петру.

28 декабря 1705 года Меншиков послал царю письмо, уверяя, что Карл и не думает двигаться с места, а Огильви просто старый паникер.

И в этот самый день Карл XII выступил из своего лагеря на Гродно.

Король оставил в Польше против саксонцев генерала Реншильда, а с ним 5200 штыков и 3700 сабель.

С собой он повел 8000 штыков и 6800 сабель. За шведской армией следовал Станислав Лещинский с польскими отрядами.

Меншиков со своими драгунами спокойно стоял на Буге, проводя время в кутежах. Передовые отряды шведов уже стали нападать на русских драгун. Но Меншиков думал, что это случайные рейды.

Да, не напрасно Петр считал, что все он должен проверять сам.

3 января 1706 года король Август и фельдмаршал Огильви с несколькими генералами сидели за ужином. И король и фельдмаршал любили выпить и поесть, и стол потому был обильный и разнообразный. Вместо серебряной посуды, когда-то захваченной у Августа шведским королем, на столе стояли простые фаянсовые тарелки, которые возил с собой Огильви. Но и на фаянсе Август ел с удовольствием. Он отрезал кусок жареной поросятины, положил его в рот, уже поднял бокал, чтобы отхлебнуть вина… Но раздался стук в дверь, и вошел саксонский полковник Дамниц, адъютант короля. Август нахмурился. Он не терпел, чтобы его тревожили во время трапезы. Несмотря на королевское неудовольствие Дамниц шагнул к столу.

— Важные новости, ваше величество!

Он протянул Августу пакет. Август небрежно разорвал обертку и стал читать письмо. Все смотрели на него и с изумлением увидели, что король бледнеет… Август медленно встал. То, что он прочел, лишило его аппетита.

— Господа! — сказал он. — Вчера король Карл перешел Вислу… Сейчас он в четырех переходах от зимних квартир нашей конницы…

— Не может быть! — закричал кто-то из генералов.

— Это письмо от человека, которому я верю, — сказал Август.

Огильви в ярости швырнул на стол салфетку.

— Вот что бывает, когда в армии десять командующих!

Но старый фельдмаршал быстро взял себя в руки.

— Ваше величество! — сказал он Августу. — Мы должны действовать! Надо немедленно подтянуть ближе к Гродно пехоту. Коменданту Тыкоцына полковнику де Дьюиту приказать приготовиться к обороне и обороняться до последнего человека. Пока Тыкоцын держится — Гродно может приготовиться к бою. Надо послать два эскадрона драгун занять засеку на дороге впереди Тыкоцына, чтобы неприятель не ударил на укрепление неожиданно. Надо разослать драгун на все передовые укрепления и наказать, чтобы давали шведским авангардам бой, а отступая, сжигали все мосты, и склады с продовольствием уничтожали, и местность разоряли. Если противник двинется в нескольких колоннах, драгунским полкам напасть на слабейшую, заставив остальные части идти к ней на помощь. Когда неприятель приблизится к Гродно, драгунским полкам не уходить, а остаться у него в тылу, непрестанно его тревожить и снабжение его пресекать. Вы, ваше величество, должны послать приказ саксонской армии: воспользовавшись отсутствием шведского короля с главными силами, напасть на корпус Реншильда, уничтожить его и идти к нам на подмогу. Тогда неприятель окажется под угрозой со всех сторон и, лишенный продовольствия, боевых припасов и путей отступления, погибнет. Надо действовать!

Август молча выслушал пылкую речь фельдмаршала. Он был так ошеломлен внезапным появлением Карла вблизи Гродно, так подавлен возможными последствиями этого появления, что совершенно растерялся и Огильви не поддержал. А поскольку он был оставлен Петром за главнокомандующего и Огильви не мог сам распоряжаться конницей, то предложенные фельдмаршалом меры приняты не были…

Меншиков, прискакавший в Гродно, писал Петру, чтобы он не торопился в Литву, потому что Карл, мол, стоит за Варшавой и ждет, пока замерзнут реки.

А Карл, переправляясь через реки на плотах, уже подходил к Неману. Шведы шли, не встречая сопротивления. Меншиков приказал генералу Ренне отвести драгунские полки к Гродно. Мощная кавалерия Ренне, вместо того чтобы прикрывать армию и изматывать противника, бездействовала.

А Меншиков, не желая признавать, что он ошибся, все твердил Петру в письмах, что Карл вовсе не идет на Гродно, а только делает вид… Петр поверил своему любимцу, не торопился — и опоздал.

В Гродно ожидали сражения.

11 января 1706 года король Август собрал военный совет. Карл подходил к городу, и пора было решать: что же делать? За столом сидели фельдмаршал Огильви, Меншиков, князь Репнин, генерал Алларт, попавший, как мы помним, в плен под Нарвой и недавно обмененный на пленного шведского генерала.

Август, похудевший от тревоги и сомнений, положил перед собой на стол украшенную драгоценными камнями саблю — подарок Петра — и, прижимая ее ладонями, заговорил:

— У нас есть три возможности. Первая — идти навстречу шведскому королю и атаковать его прежде, чем к нему подойдет корпус Реншильда. Вторая — оставаться в ретраншементе и крепко защищаться, пока неприятель не обессилеет. Третья — отступить. Но если отступать, то куда? Я хочу слышать ваши суждения, господа генералы.

— Надо отступать, — сказал Меншиков. — И отступать к Полоцку. Там нас подкрепят полки из Ингрии и Пскова…

— Отступать! — сказал Репнин.

— Отступать, — сказал Алларт. — У нас мало кавалерии. Нам трудно будет биться с королем шведским в открытом поле. А в случае осады нам может не хватить провианта.

Огильви зло смотрел на генералов.

— «Отступать»! «Отступать»! А как мы покинем саксонскую армию, идущую к нам на выручку? «Отступать»! А если король шведский догонит нас на марше? Да у нас всего шесть полков кавалерии! Но если бы князь Меншиков не отправил остальные полки в Минск, у нас бы их было больше. А с шестью полками нам в поле сражение принимать — смерть! Мы не можем идти вперед и не можем отступать. Здравый смысл и военный опыт говорят, что мы должны защищаться в Гродно. Король Карл не посмеет нас здесь атаковать. А вскоре придет армия Шуленбурга, и мы ударим по неприятелю с двух сторон!

— А если Реншильд перехватит Шуленбурга? — спросил Алларт.

— Шуленбург раздавит Реншильда! — воскликнул Огильви. — У него вдвое больше войск!

После долгого спора генералы так и не пришли к согласию. Брать на себя решение Август не хотел. Он предложил отправить все высказанные мнения Петру. И поступить так, как решит царь.

Гонец ускакал на восток.

А через день — к вечеру — показались шведы. Они шли тремя боевыми колоннами, с артиллерией, без обоза. Если бы русские войска двинулись навстречу, Карл был готов немедленно начать бой.

Всю наступившую ночь шведы не спали. Король держал полки под ружьем на случай выступления русских. Рано утром следующего дня Карл повел своих солдат к Неману, несколькими верстами ниже Гродно, чтобы перейти реку по льду. Ренне поскакал с пятью полками к месту переправы. Берега Немана в этом месте оказались круты, и атаковать их было нелегко. Ренне спéшил драгун и велел им занять боевые позиции.

Карл остановил свою армию недалеко от реки, а сам поднялся на пригорок и смотрел на действия Ренне.

— Они хотят помешать нам переправиться, — сказал он командиру своей гвардии. — Ну, что ж, посмотрим, на что они теперь способны. Построй мне 600 гренадер. Я пойду с ними через реку и постараюсь выманить русских на лед. Тут мы с ними и разделаемся. Будьте начеку. А если они на лед не выйдут, я собью их с позиции.

— Но, ваше величество…

— Ты хочешь сказать, что это опасно? Для тебя — быть может. Для меня — нет.

Колонна рослых солдат в синих мундирах, с примкнутыми штыками без выстрелов беглым шагом пошла к правому берегу, занятому русскими драгунами. Карл, надвинув шляпу, чтоб ее не унесло зимним ветром, со шпагой в руке шел впереди колонны.

Озадаченный Ренне смотрел на эту удивительную картину. Он не узнал Карла, но понял, что здесь что-то не просто.

— Они хотят втянуть нас в бой и обойти…

Он приказал драгунам садиться на коней и отступил к Гродно.

В тот же день шведская армия перешла Неман и остановилась в трех верстах от крепости.

Осада Гродно началась. Русская армия была заперта.

Август и Меншиков успели покинуть город. Петр был отрезан от армии.

А 2 февраля 1706 года девятитысячная армия Реншильда разгромила вдвое большую саксонскую армию Шуленбурга под Фрауштадтом.

Волновались донские казаки, волновались каракалпаки и башкиры. Волновались российские крестьяне, измученные налогами, рекрутчиной и работами на укреплениях городов и дорог. Волновалась Астрахань.

Иногда Петру казалось, что возвращаются страшные дни 1700 года — времена после нарвского разгрома, когда Карл мог в любую минуту двинуться на оставшуюся без армии Россию… Но печальные эти мысли Петр почти никому не высказывал. Он был деятелен и суров. Проверял работы на сооружении пограничных укреплений, торопил сбор резервных войск. По приказам Петра стягивались ближе к Гродно отдельные кавалерийские и пехотные части из Прибалтики. В Орше, Смоленске, Полоцке и Минске быстро формировались новые полки. Подходили вызванные с Украины казаки гетмана Мазепы. Создавалась новая армия — армия второй линии. Отряды конницы были посланы в тыл Карлу XII. Генерал Боур со своими драгунами совершал нападения на польских сторонников Карла. Война шла повсюду.

На Огильви Петр уже не полагался. После того как Огилызи не получил главного командования над армией, старый фельдмаршал обиделся. Его раздражало, что Петр диктует ему все действия. Петра, не привыкшего к строптивости, возражения Огильви сердили. Русские генералы — Меншиков, Репнин, Ренне, — считавшие, что Огильви дана власть не по заслугам, старались убедить царя не доверять ему. Видя, что отношение Петра к Огильви изменилось, они перестали считаться с приказами фельдмаршала.

Огильви совсем замкнулся, стал злым и нетерпимым. Петру он писал, что отступать сейчас невозможно: Карл стоит слишком близко от города и сможет напасть на отступающую армию. Надо ждать, пока шведы отойдут подальше.

А шведы и в самом деле постепенно отодвигались от Гродно. Им не хватало провианта и фуража для коней. Опустошив пригородные местности, они вынуждены были переносить свой лагерь в новые районы.

Армия второй линии вскоре должна была достигнуть 50 000 штыков и сабель. Но полки эти были малообученные, плохо снаряженные. И в случае гибели гродненской армии противостоять шведскому вторжению не могли…

Необходимо было спасти старые закаленные части.

И Петр разработал план ухода из Гродно.

Он приказал Огильви и Репнину, пользуясь отдалением шведов, построить крепкий мост через Неман еще до ледохода. Как только начнется ледоход, русской армии, заранее подготовленной, следовало немедленно перейти по этому мосту реку и сжечь мост. И шведы окажутся отделенными от русской армии весенней непереходимой рекой, а ледоход не даст им возможности быстро навести переправу.

Таким образом, русская армия сможет далеко оторваться от преследователей и уйти в свои пределы.

Петр все продумал и в письмах подробно расписал все детали отступления и подготовки к нему. Тяжелые орудия он приказал взорвать и утопить в Немане. Но не раньше, чем основные силы армии выйдут из города. А то в случае внезапного штурма город окажется беззащитным.

«Выступление должно быть с вечера, не поздно, чтобы ночью осталось больше времени для перехода до крепких мест, и зело стараться, чтобы открытые поля перейти ночью.

По выступлении конницу оставить позади, чтоб была в траншементе и у моста до самого утра, или долее, смотря по делу, чтобы неприятель не мог помешать выходу. Участь пленников предоставляется мнению военного совета.

Все чинить по сему предложению, а паче по своему рассмотрению и ничего не жалеть, ни артиллерии, ни имущества; только бы людей спасти по возможности…

Больных, как можно, старайтесь вывезти, хотя и на быках…»

Петр определил и точный маршрут отступления. Велел заблаговременно строить нужные мосты на дорогах. Назначил 12 000 пехоты и несколько тысяч казаков, которые должны были идти навстречу армии и прикрыть ее отступление.

Огильви упрямился, предлагал оставаться в Гродно до лета, ждать, пока Август соберет новые отряды. Фельдмаршалу очень не хотелось отступать. Ему хотелось сразиться с Карлом и заслужить великую славу. Он готов был рискнуть. Ведь он ставил на карту самое большее свою жизнь. А Петр не мог рисковать, ибо для него речь шла не просто о проигранном или выигранном сражении. Для него речь шла о судьбе России. И он должен был действовать только наверняка.

Он написал Огильви: «Если же по сему не учините и до травы стоять станете, то сие дело уже не за доброго слугу, но за неприятеля почтено будет».

Послав Огильви подробные приказания, отправив к Августу капитана Преображенского полка князя Долгорукова, чтобы ободрить короля и просить вернуть в Россию уведенные из Гродно драгунские полки, Петр выехал из Минска в Петербург — проверить, как строится город, как строится флот.

21 марта Неман вскрылся — начался ледоход. Немедленно больные и раненые были отправлены из Гродно. Их отправляли заранее, чтобы до выступления армии лазаретные телеги ушли подальше.

21 марта первые русские полки покинули укрепления, перешли по мосту Неман и двинулись на юг, к Брест-Литовску.

Шведская армия к этому времени из-за бескормицы вынуждена была отодвинуться от Гродно уже на 50 верст. Стояла она недалеко от реки. И Карл тоже заранее приказал построить мост, чтобы в случае нужды перейти по нему за русскими.

Узнав от своих разведчиков, что русские уходят, Карл бросился с конницей к Неману и увидел, что построенный его саперами мост смят льдами. Срочно стали строить новый. Но пока его во время ледохода строили, прошла неделя. Русская армия ушла далеко.

Карл, однако, не терял надежды перехватить русских. Его войска шли форсированным маршем, почти не отдыхая. Оттепель в тот год наступила рано. Оттаяли болота, дороги развезло. Шведская конница вязла в грязи. Артиллерия еле ползла. Но Карл гнал свою армию вперед и вперед.

Наконец после месяца напрасной погони шведы вступили в Пинск. Они безнадежно отстали от русской армии, потому что Огильви прошел по болотам и лесным топям еще по мерзлоте, а шведы попали в самую распутицу.

В Пинске Карл первым делом поднялся на колокольню католического монастыря и осмотрел окрестности.

Он стоял на верхней площадке колокольни. Колокола тускло поблескивали на солнце над самой его головой. Он снял шляпу, и теплый ветер шевелил его отросшие за время похода волосы. Он не мог оторвать глаз от моря сверкающей весенней воды, окружавшей город. Все ручьи и малые реки разлились, соединились с озерами, затопили окрестные болота. Пинск казался островом среди этого безбрежного половодья. Из воды торчали отдельные деревья, кусты. И только на горизонте зеленела полоса хвойного леса.

Вести армию дальше было невозможно.

Карл повернулся к адъютанту и неожиданно улыбнулся. Он заметил изумленный взгляд адъютанта.

— Ты удивлен, что я улыбаюсь? — спросил он. — Но разве не смешно, что какие-то грязные лужи помешали мне достигнуть цели? Ну, ничего. Царю Петру не долго уже осталось досаждать мне!

Вскоре шведская армия повернула обратно в Польшу.

Немало орудий осталось навсегда в белорусских болотах. Немало шведских солдат умерло по дороге от болезней, а то и просто утонуло при переправах через разлившиеся реки.

Армия Карла уходила в Польшу ослабленной.

А фельдмаршал Огильви вскоре вышел в отставку и уехал из России.

В то время как в Гродно решалась судьба армии, Астрахань снова восстала.

Шереметев, ждавший весны, чтобы двинуться с полками к главной армии, получил в начале марта известия из Астрахани, что там готовится новый бунт. Он решил немедленно идти на город, а если распутица задержит обозы, идти налегке, захватив провианту на несколько дней.

Полки Шереметева выступили 5 марта, а 8 марта встретил их астраханский архимандрит Антоний и сообщил, что бунт уже начался.

Шереметев послал вперед себя в город посадского человека Данилу Бородулина с письмом для астраханских старшин. Фельдмаршал убеждал их покориться и выйти мирно встречать его.

Когда Бородулин явился в город и вручил письмо, старшины собрали круг — общую сходку всех стрельцов, казаков и горожан — и стали обсуждать предложение Шереметева.

Атаман Яков Носов сказал:

— Мы здесь стали за правду, свободу и христианскую веру. Коли надо, мы все за это умрем! А нынешний царь всю страну измучил, веру христианскую порушил, всех в немецкое безбожное платье рядит. Он и теперь уже душой умер!

Другие старшины поддержали его.

— Не хотим такого царя! Идти надо до Москвы, до родни царской, до Немецкой слободы и весь корень в ней вывести!

Все беды от еретика Алексашки Меншикова! Не покоряться! Полки в Астрахань не пускать! Биться с ними!

Отпуская Бородулина обратно, Носов сказал ему:

— Что ты нас уговаривать приехал? Вы бы сами там образумились, да управились с князьями и боярами, а в городах с воеводами! А дороги просохнут, и мы к вам в помощь будем.

Выслушав Бородулина, фельдмаршал ускорил движение полков и 12 марта был под Астраханью. От беглецов из города он узнал, что старшины собрали в город всю окрестную вольницу, вооружили всех, кто хотел сражаться с царскими войсками, поставили на валах пушки и поклялись драться до последнего.

Когда авангард Шереметева подступил к укреплениям, восставшие пошли на вылазку. Они вывезли несколько орудий и открыли огонь. Но подоспевшие драгуны и пехотные батальоны опрокинули их и отбили пушки. Астраханцы отступили в город. На их плечах передовые части осаждающих ворвались на улицы. Астраханцы ушли в центральную часть города, окруженную стеной.

Подтянув артиллерию, Шереметев стал громить город. От взрывов тяжелых бомб рушились дома. Начались огромные пожары.

Мятежники сдались.

Несколько сотен восставших были закованы в цепи и отвезены в Москву. Там их допрашивали, пытали. А осенью кого казнили, кого отправили на каторгу. Уж тут Петр не знал пощады.

Шереметева царь щедро наградил.

Повернув из Пинска на запад, Карл прошел Польшу, останавливаясь время от времени для отдыха и громя имения сторонников Августа. После такой острастки мало кто из польских вельмож осмеливался сказать слово в пользу изгнанного короля, а тем более поддержать его оружием. Станислав Лещинский укрепился в стране.

Покончив с Польшей, Карл решил, что настало время добить упрямого Августа. Шведская армия двинулась на Саксонию — наследственные владения Августа, откуда он получал подкрепления и деньги.

После разгрома при Фрауштадте саксонцы и думать боялись о битвах с «северным Александром Македонским». Одно его имя наводило ужас. Когда шведы вошли в Саксонию, то оставшиеся еще войска тут же отступили в соседнее немецкое княжество Франконию. Семейство Августа бежало из страны.

Карл, не встречая сопротивления, занял столицу Саксонии Дрезден, а затем направился к Лейпцигу и стал лагерем недалеко от него, под городом Альтранштадтом.

Когда Август узнал, что Карл в Саксонии, он понял, что может лишиться не только польской, но и саксонской короны. Понял он и то, что Карл за счет Саксонии вознаградит себя за все военные издержки…

Саксонский владетель пришел в ужас. Он видел, как растет мощь России, верил, что в конце концов Петр победит. Но пока еще придет эта победа! А шведы уже сегодня грабят его Саксонию!

И он втайне послал двух своих доверенных людей — Имсгофа и Пфингстена — предложить шведскому королю мир.

Посланцы Августа весь сентябрь вели переговоры с министрами Карла в шведском лагере. 13 октября они от имени своего короля подписали мирный договор со Швецией. Август по этому договору обязался отказаться от польской короны, признать законным польским королем Станислава Лещинского, разорвать отношения с Россией и прекратить военные действия против Швеции.

Август согласился на все. Но поскольку он находился со своими полками неподалеку от русской армии, то договор просил держать в тайне, пока он не сумеет уехать в Саксонию.

Петр ничего об этом не знал и на Августа рассчитывал.

Карл был очень доволен. Он достиг своего — вывел из войны последнего союзника России, захватил богатую Саксонию, которая кормила теперь его уставшую армию, подтвердил свою славу непобедимого полководца, для которого нет ничего невозможного.

Когда Карл утвердился в Саксонии, Европа замерла от ужаса. Куда теперь пойдет шведский король? Пруссия, Австрия, Дания, германские княжества послали в шведский лагерь под Альтранштадтом послов — уверять Карла в дружбе. Англия и Голландия предложили ему услуги в качестве посредников — для заключения выгодного мира с Россией.

Карл держался холодно и высокомерно. Он понимал свою силу.

Но, глядя непроницаемым взглядом в заискивающие глаза послов, он знал, что они напрасно беспокоятся. Он знал, что ни одна из этих стран его не интересует.

Он знал, что пойдет он только на Россию.

Он оставил Россию без союзников. Он обеспечил себе прочный тыл. Он соберет в Саксонии столько денег, сколько нужно для похода на Москву.

На этот раз царь Петр не уйдет от него.

Карл ненавидел Петра не как государя враждебной страны. Он ненавидел его просто как человека. Он чувствовал, что, пока не прогонит Петра с российского престола, не унизит его, не сошлет на край света, сердце его не будет знать покоя.

Он думал только о походе на Москву.

В сентябре 1706 года Петр сделал первую попытку взять крепость Выборг. Из Выборга шведы посылали отряды для нападений на русские войска, стоявшие вокруг Петербурга. Пока Выборг в шведских руках — новая столица под угрозой…

Осада с самого начала шла неудачно. Сильный шведский флот господствовал у берегов, снабжал город всем необходимым. А главное, он препятствовал русским судам подвозить осадному корпусу провиант. Сухопутный путь был длинным и трудным.

В Выборгской губе постоянно находились шведские купеческие корабли. И вечером 12 октября Петр послал гвардии сержанта Михайлу Щепотева с пятью лодками — захватить, если удастся, какой-нибудь из этих кораблей. В лодки село 48 солдат.

Флотилия отплыла уже поздно вечером. Ночь была темная, сырая. С моря наплывал туман. Редкие звезды видны были в разрывах туч. И чуть блестели волны.

Лодки держались близко друг от друга. Солдаты гребли медленно и осторожно — почти без плеска.

Щепотев стоял на носу передовой лодки и пытался разглядеть, что впереди. Плыли долго. И вот наконец сержант увидел, что из плотного сырого тумана перед ними встает высокий борт корабля. Он сделал знак гребцам — весла замерли в воздухе. Лодка шла вперед по инерции. Корабль был уже совсем рядом, когда Щепотев понял, что перед ними не купеческое судно… Он увидел пушки, увидел размеры и оснастку корабля. Корабль был военный…

Нападать на вооруженное судно, команда которого наверняка гораздо многочисленнее всего абордажного отряда, куда как рискованно. Щепотев мгновение колебался. Но как он вернется и скажет государю, что заблудился, наткнулся не на тот корабль, струсил, ушел с пустыми руками?.. Он вытащил шпагу и, обернувшись, взмахнул ею, подавая сигнал другим лодкам. Солдаты ударили веслами, лодки рванулись вперед.

И только тут шведы заметили нападающих. Загремел корабельный колокол. С топотом бросились по своим местам матросы.

Но лодочные борта уже скрипели о корабельную обшивку. Щепотев первый прыгнул на палубу. За ним, отбрасывая шведов багинетами, лезли солдаты.

Щепотев схватился со шведским офицером. Тот, отступая перед мощными взмахами шпаги, запутался ногой в канате, упал, и Щепотев заколол его.

Две лодки из пяти обогнули корабль, и с другого борта тоже послышалось «ура!». Солдатам Щепотева удалось оттеснить шведов на корму. Там шла яростная схватка. Шведские шпаги и кортики отступали перед русскими штыками и прикладами.

Бой был жестоким, но коротким. Оставшихся в живых шведов загнали в трюм.

И вдруг с левого борта грохнуло и по палубе пронзительно свистнула картечь. Несколько солдат упало.

В горячке боя русские не заметили, как подошло второе шведское судно. Шведы поняли, что произошло, и ударили из бортовых орудий.

— К пушкам! — крикнул Щепотев.

По разодранному мундиру текла кровь. Он был ранен.

Он первый подскочил к орудию и стал заряжать, благо заряды были приготовлены шведами возле пушек.

Но прежде чем русские успели ответить, со шведского корабля грохнул еще один залп. Щепотев рухнул на палубу. Несколько картечных пуль пробили его насквозь.

К орудию, которое заряжал сержант, бросился унтер-офицер Сенявин.

— Пали, ребята! Пали! Отобьемся!

Восемнадцать солдат, оставшиеся в живых, залегли у борта и открыли ружейный огонь. В ответ шведам ударили пушки захваченного судна.

— Руби канат! — скомандовал Сенявин.

Отстреливаясь из пушек и ружей, стали уходить. Шведы преследовали недолго. Корабль их был уже поврежден, и страх внезапного абордажа удержал их возле крепости.

Захваченное судно Сенявин привел к русскому лагерю.

Когда подсчитали убитых и пленных шведов, то оказалось, что на судне было 108 человек. В живых осталось 23…

Из 18 уцелевших русских были ранены 14…

Михайлу Щепотева похоронили на балтийском берегу.

А осаду Выборга пришлось вскоре снять.

16 октября 1706 года на равнине под польским городом Калишем стояли лицом к лицу две армии — русско-саксонская и шведско-польская.

Силы их были равны — приблизительно по 30 000 штыков и сабель.

Шведами и поляками командовал генерал Мардефельд, которому Карл поручил охранять интересы короля Станислава.

Русскими и саксонцами — Меншиков и Август. Их армия состояла целиком из кавалерийских полков.

Когда за несколько дней до сражения Меншиков объявил Августу, что он намерен атаковать Мардефельда, король пришел в ужас. «Боже мой! — подумал он. — Ведь если мои саксонцы тоже будут сражаться, то Карл решит, что я нарушаю наш договор. Ведь он же в ярости может разгромить всю Саксонию!.. Но ведь и отказаться я не могу — у этого русского выскочки втрое больше солдат, чем у меня. Чего доброго, он арестует меня за измену и отправит в свою Московию…»

В ночь на 17 октября генерал Мардефельд был разбужен адъютантом:

— Господин генерал! Посланец от саксонцев!

Злой спросонья Мардефельд велел привести посланца. Тот вручил генералу письмо от саксонского обер-маршала Пфлуга. Пфлуг от имени своего короля уверял Мардефельда, что Август и Карл находятся в дружбе и согласии, что только присутствие большого русского войска мешает Августу открыто объявить об этом. Пфлуг умолял шведского генерала не дожидаться боя, а заблаговременно отступить. Тогда Август сделает все возможное, чтобы русские шведов не преследовали. А вскоре мир между саксонцами и шведами станет всем известен.

Мардефельд, хмурясь, прочитал письмо и швырнул его на стол.

— Иди к тем, кто тебя послал, — сказал он саксонцу, — и передай им, что в советах врагов я не нуждаюсь. Мой король оставил меня здесь, чтобы сражаться. И я буду сражаться. А дипломатией пускай занимаются дипломаты!

Получив такой ответ, Август пришел в отчаяние. Но делать было нечего. Он отдал приказ своим войскам готовиться к бою.

Ранним утром 17 октября два рослых всадника выехали на пригорок, поросший высокой, уже порыжевшей травой. Кони сразу опустили головы и захрустели подсохшими стеблями…

Впереди темнел широкий ручей, разлившийся от осенних дождей. Неслась, всплескивая и завиваясь воронками, мутная, вспененная вода, впадая невдалеке в широкую, но мелкую реку Просно.

За ручьем — менее чем в полверсте — строились солдаты Мардефельда.

Облака густого осеннего тумана, подгоняемые сырым ветерком, плыли вдоль ручья, мешая как следует разглядеть шведов.

Бледно-желтое солнце поднялось из-за дальнего леса, и лес в его лучах запылал багровым цветом.

Синели в просветах тумана шведские мундиры.

Меншиков сказал:

— Хитрый швед! Фронт свой ручьем прикрыл. Тут в атаку не шибко разгонишься… Мы через ручей, а он нас пальбой.

Август уныло кивал. На душе у него было тяжело. Он думал о своей несчастной Саксонии, с которой безжалостный Карл сдерет теперь три шкуры.

— Нет, — говорил Меншиков, оглядывая равнину, — мы в такой азарт входить не будем… Гляньте, ваше величество, — сказал он Августу по-немецки, — если вон там, где отмели на реке, нам полки переправить и во фланг ему выйти, то он — хочет не хочет — фронт повернет и нам подставит…

Август кивнул. Меншиков рванул повод, вздыбил коня и поскакал к своему лагерю. Август за ним.

Задуманный Меншиковым маневр удался прекрасно. Когда союзный корпус вышел Мардефельду во фланг, шведский генерал вынужден был срочно разворачивать армию. Теперь ручей оказался на его левом фланге, а фронт открыт для атаки.

С утра 18 октября 1706 года Меншиков построил свою армию для боя.

Союзники стояли в две линии. Правое крыло боевого порядка составили драгунские полки Меншикова, левое — саксонская кавалерия. Меншиков — в отступление от правил — расположил два полка между линиями и один за второй линией, в резерве. Это придавало русским боевым порядкам особую прочность.

Все дороги вокруг были перекрыты казаками, калмыками — чтобы отрезать Мардефельду пути отступления. Меншиков своим фланговым маршем прижал шведов тылом к реке. Мардефельд был в ловушке, отступать ему было некуда.

Но шведский генерал решил стоять насмерть. В центре своей позиции он поставил шведские части — 23 эскадрона кавалерии, а между ними 6 батальонов пехоты. Польские полки под командой Потоцкого и Сапеги, верные королю Станиславу, встали на флангах.

В два часа дня после пушечной пальбы первая линия союзной конницы пошла в атаку. Удар был направлен на фланги Мардефельда. Хоругви Потоцкого и Сапеги были опрокинуты. Эскадроны стали заходить во фланг шведским частям. Но шведская пехота открыла такой убийственный огонь, что атакующие — и русские и саксонцы — были отброшены. Шведская конница пошла в контратаку, гоня перед собой русские эскадроны. Ее встретили стоящие за первой линией два драгунских полка и остановили, а полки второй линии охватили фланги шведской конницы. Резервов, чтобы поддержать свою гибнущую конницу, у Мардефельда не было. Потоцкий и Сапега укрепились за обозными повозками, и вывести их оттуда не было возможности.

Шведская конница была изрублена. Пехота осталась одна.

Мардефельд построил свои батальоны в каре — боевой четырехугольник, ощетинившийся штыками. Раз за разом эскадроны Меншикова и Августа шли в атаку на каре. И раз за разом откатывались с потерями.

Тогда Меншиков спешил несколько эскадронов драгун, приказал примкнуть штыки и идти в штыковую атаку. Один из фасов каре был прорван, и в прорыв хлынула конница. Каре рассыпалось. Началось истребление пехоты.

Вокруг поля боя рыскали казацкие и калмыцкие сотни, вылавливая беглецов. Мало кому из шведов удалось спастись.

Впервые за войну русские одержали верх в таком крупном сражении.

Петр ликовал.

Зато Карл пришел в ярость.

— Ваш король решил обмануть меня! — кричал он послам Августа. — Он думает поправить свои дела шпагой? Отлично! Мирный трактат уничтожается! Снова война!

Присланное Августом письмо немного успокоило Карла. Но чтобы впредь не было таких неожиданностей, он велел обнародовать мирный трактат — пусть русские знают, что у них нет союзника! Кроме того, Карл наложил на Саксонию огромную контрибуцию и потребовал, чтобы Август немедленно освободил пленных, взятых под Калишем.

Перепуганный Август угрозами и уговорами получил от Меншикова, не подозревающего о его замыслах, всех пленных и отпустил их под честное слово. А сам уехал в Варшаву и там объявил, что заключает с Карлом перемирие. Никакие убеждения русского посла князя Долгорукого не помогли. Август твердил, что не может отдать свою Саксонию на полное разорение, и дал понять, что в случае перемены обстоятельств он снова вернется к союзу с царем.

Петр узнал о выходе Августа из войны только 10 декабря, на пути из Петербурга в Нарву. Его встретил курьер, посланный Меншиковым, и сообщил страшную новость.

Петр вылез из возка и быстро пошел по скользкой обледенелой дороге. Возок ехал за ним. За возком спешил, еле поспевая, курьер Свечин.

Петр шел долго, стараясь подавить смятение. Он ждал этого известия, но все надеялся, что Август продержится, не изменит. Не продержался, изменил.

Теперь помощи ждать не от кого. Теперь ничто не может удержать бешеного шведского воителя от похода на Россию. Ну что ж, значит, такая судьба — встретиться с ним лицом к лицу…

«Брат мой Карл считает себя Александром Македонским. Но во мне он не найдет второго Дария!» — думал Петр. Да, он не станет, как тот персидский царь, бросать под вражеские мечи наспех созванные орды. Карл встретит такую войну, к которой не привык и которой не ждет! Выбирать не приходится. Или Россия гибнет, или Карл со своими гренадерами.

Известие об измене Августа меняло все планы.

28 декабря 1706 года Петр был уже в Жолкиеве — в районе расположения главных русских сил.

Пришло роковое время.

Пусть каждый исполнит свой долг.

Кончался 1706 год. До нового года оставалось всего несколько часов.

В доме, который Петр занял по приезде в Жолкиев, шел военный совет. Принималось решение огромной важности — как вести войну, ежели Карл пойдет на Россию.

Печи в доме были жарко натоплены, и генералы в расстегнутых мундирах сверкали белизной сорочек. Табачный дым плавал под потолком.

Петр сидел во главе стола, вытянув длинные сильные ноги, и говорил — резко и весомо, иногда пристукивая по столу жилистым кулаком. Шереметев, Меншиков, Алларт уже высказались, и теперь царь подводил итоги:

— Я, господа генералы, подтверждаю свое прежнее мнение: искание генерального боя зело опасно, ибо в один час все дело может быть опровержено. Нам решить надо — давать неприятелю баталию в Польше или не давать? Я полагаю — не давать. Понеже, ежели какое несчастье случится, ретироваться будет трудно. Армия погибнуть может. Баталию, ежели необходимая нужда будет, давать только в своих пределах. В Польше же небольшими партиями — конными и пешими — неприятеля непрестанно тревожить, особенно на переправах. В тех краях, по которым неприятель идти будет, конными партиями опустошение производить перед ним и томить неприятеля оголожением провианта и фуража. Так же и стараться бить по частям, на отделившиеся отряды нападая… Мой брат Карл будет искать генерального боя, чтобы разом все решить. А мы в подобный азарт входить не будем. Мы с генеральной баталией подождем, пока неприятель не утомится и числом не уменьшится… Нам не лихость свою показывать надобно, но викторию добыть!

Так и решили действовать.

Но решившись сражаться и победить, Петр не терял надежды заключить мир со Швецией. Он воевал не ради войны. Если бы удалось помириться на приемлемых условиях, он подписал бы мир.

Петр предложил английскому герцогу Мальборо быть посредником в переговорах. Но хитрый Мальборо писал царю любезные письма, а сам подталкивал Карла на Россию.

Петровские дипломаты вели переговоры с датским королем — уговаривали его снова вступить в войну, напоминали о многих русских победах. Но датский король слишком боялся Карла.

Велись переговоры с Голландией. Велись переговоры с Францией и Баварией. Все напрасно. В Европе были уверены, что русские победы сразу кончатся, как только против русской армии пойдет сам шведский король.

Нашествие Карла на Россию было неминуемо.

Поздно вечером 21 августа 1707 года шведский король Карл XII сидел в походном шатре под Альтранштадтом и, почти не мигая, смотрел своими светлыми глазами на карту. В глубине души он вовсе не был тем бесшабашным удальцом, которым хотел казаться. Делая вид, что полагается только на военное счастье, он на самом деле умел обдумывать свои планы, взвешивать возможности противников, тщательно рассчитывать действия.

И сейчас, накануне выступления в поход на Россию, он смотрел на карту, вспоминал бесконечные труднопроходимые дороги, по которым он уже шел со своими солдатами полтора года назад, теряя коней и артиллерию, вспоминал белорусские болота и море весенней воды, остановившее его армию в Пинске…

Он вспоминал взятые русскими крепости в Прибалтике, уничтоженные корпуса Шлиппенбаха и Мардефельда, вспоминал спокойную отвагу, с которой защищалась русская гвардия под Нарвой в 1700 году.

Теперь — в 1707 году — ему, Карлу, было уже не девятнадцать лет. Из юного храбреца он превратился в опытного полководца, хотя и любил по-прежнему поражать друзей и врагов бесшабашными выходками. Но что же делать, если любит он риск и опасность больше всего на свете? Что же делать, если он в сражении предпочитает не доверять донесениям, а сам оценить обстановку в гуще боя?

Карл сидел над картой, еще раз измерял расстояния, подсчитывал еще раз количество войск. Стоящий в Финляндии корпус Любекера пока вне игры. В Польше придется оставить 8000 или чуть больше, чтобы поддержать короля Станислава. Левенгаупт со своими 12 000 до поры до времени будет в Курляндии. Стало быть, для вступления в Россию остается 32 000 солдат. Левенгаупт, усилившись подкреплениями из Швеции, присоединится позднее. Поляков короля Станислава можно будет пустить южнее. И есть еще один козырь, о котором царь не подозревает, — украинский гетман Мазепа со своими 50 000 всадников… Сил вполне достаточно.

Карл, сдвинув белесые брови, смотрел на карту… Царь Петр, очевидно, надеется, что шведский король будет штурмовать все укрепления, которые возведены на дорогах, будет стараться выбить русскую армию с неприступных позиций, которые она заблаговременно займет? Царь надеется, что при этом полки шведов будут таять от потерь и в глубину России дойдут остатки армии? Плохо же он знает Карла. Король, как истинный полководец, сделает то, чего враг не ожидает. Глубоким фланговым обходом он поставит русских под угрозу окружения и заставит их самих покинуть Польшу! Искусными маневрами он будет вытеснять их с укрепленных рубежей! Он не потеряет при этом ни одного полка и без сражений отбросит русских к Москве. А там — генеральный бой…

В том, что его «викинги» разгромят армию царя в решающей встрече, Карл не сомневался. Он верил в своих солдат и верил, что сможет навязать Петру бой в выгодных для себя условиях.

Но он плохо знал Петра…