Путешествие наших генов

Глава четвертая Параллельные общества

Генетические изменения, последовавшие за миграцией земледельцев, указывают на их явное численное превосходство над жившими тут же охотниками и собирателями. В следующие столетия в Европе доминировала ДНК анатолийцев. Численное превосходство новичков в это время усилилось, ведь в связи с иным образом жизни у них было гораздо больше детей. Поскольку позднее ДНК охотников и собирателей снова стала успешной, выходит, что они не были полностью вытеснены, но, вне всякого сомнения, должны были сначала потесниться. Старожилам достались области, не представлявшие интереса для земледельцев, — небольшие горные хребты с малым количеством пастбищ и пахотных земель, или холодный север Европы. Охотникам и собирателям было куда податься: идеальные условия для сельского хозяйства в начале неолита в этой части планеты были редкостью.

Охотники и собиратели могли как-то договариваться с земледельцами. Они жили в параллельных обществах, знали друг о друге, но на контакт шли с опаской. Об одном из таких контактов говорит Лиственная пещера (Blatterhohle) в Северном Рейне-Вестфалии. От 6000 до 5000 лет тому назад, то есть когда от начала неолита прошло уже длительное время, охотники и собиратели, как и земледельцы, хоронили своих мертвецов в этой пещере. Об этом говорит анализ ДНК найденных костей. Эти популяции должны были быть соседями, которые договорились использовать общее кладбище. Изотопный анализ костей показывает, что каждая из групп питалась согласно своей собственной традиции. В рационе охотников и собирателей преобладали рыба и мясо, а к ним определенно прилагалась порядочная порция червей и прочих насекомых. В рационе земледельцев, напротив, преобладала растительная пища. Они успешно приручили крупный рогатый скот, овец и коз, но питались их молоком, а забивали животных редко. В общем, это были не лучшие предпосылки для того, чтобы приглашать друг друга на обед. Тем не менее то там, то тут между представителями двух групп случались романы — в пещере даже нашлись останки общих потомков. Но очевидно, что попытки мужчин-охотников ухаживать за женщинами из соседней группы оказывались безнадежными. В костях общих потомков не нашлась ДНК земледельцев, зато обнаружилась митохондриальная ДНК охотников и собирателей. Поскольку по наследству передается митохондриальная ДНК матери, выходит, что собирательницы и охотницы подпускали к себе земледельцев, а вот земледелицы собирателей и охотников — нет. Это соответствует наблюдениям над сегодняшними популяциями охотников и собирателей, которые живут в тесном соседстве с земледельцами, например в Африке. И там тоже лишь немногие крестьянки заводят романы с охотниками, а вот крестьяне с охотницами встречаются, наоборот, чаще.

Охотники и собиратели, привыкшие устраивать вечеринки с мясом на гриле, плохо принимали стиль жизни, который принесли с собой их новые соседи — преимущественно вегетарианцы. Удивительно, что потребовалось 2000 лет, прежде чем сельское хозяйство утвердилось в своих правах по всей Европе, ведь оно предлагало очевидно лучшие возможности для развития. Впрочем, у охотников и собирателей тоже были веские основания для того, чтобы не доверять новой жизненной модели или по крайней мере не перенимать ее с легкостью. У земледельцев могло рождаться больше детей, но и цена за это была откровенно высокой: у них никогда не бывало праздников. Чтобы заполнить свою кладовую, крестьяне в большинстве своем пахали целый день, в конце которого их ждало скромное количество зерновых, овощей и, возможно, стакан молока или кусочек сыра. Конечно, работа охотников и собирателей тоже не была сплошным праздником, но она по крайней мере выполнялась явно быстрее. Новички жили в постоянном страхе перед неурожаем, а вот охотники знали, как заполучить у природы еду даже при самых неблагоприятных обстоятельствах. Кроме того, их пищеварительная система была адаптирована к тяжелой мясной диете — до сих пор достаточно бросить взгляд на полку с безглютеновыми и безлактозными продуктами, чтобы понять: многие люди по-прежнему недовольны изобретением зернового и молочного хозяйства. В костях многих древних земледельцев обнаруживаются признаки недостаточной минерализации. Для сильных охотников это могло иметь серьезные последствия.

Конечно, с земледелием не все было плохо. Да, работа могла быть тяжелой, питание не самым полезным, а образ жизни не самым здоровым. Зато жители эпохи неолита обрели расширенную семью, которая в долгосрочной перспективе повышала шансы на выживание собственного потомства, а с ним и целой популяции. На непритязательных охотников и собирателей земледельцы должны были смотреть с удивлением, как и те — на них.

Тяжелая работа, которая определяла жизнь земледельцев, вскоре стала безальтернативной. Как только они начали производить больше питания, с помощью которого могли поставить на ноги больше детей, они тут же оказались в беличьем колесе, которое человечество с тех пор так и не может покинуть. Благодаря этому колесу библиотеки полнятся книгами всё новых советчиков, которые адресуют свои рекомендации застрессованным сотрудникам. Больше питания означало не только больше детей: больше детей стали требовать больше питания, которое надо было сначала вырастить и собрать.

Уже тогда важным было то же, что стоит во главе угла сейчас: человек скорее удвоит свою рабочую нагрузку, чем ухудшит свои жизненные стандарты. Стандарты у крестьян были, вне всякого сомнения, выше, чем у охотников и собирателей, по крайней мере если говорить о материальных благах. Земледельцы владели полями, жили в домах, держали скот. Однажды вступив на путь роста, они могли отступить, только рискнув жизнью своих детей. К тому же через пару поколений вернуться от земледелия к охоте было уже невозможно — умения, которые для этого требуются, нужно приобретать с ранних лет. А еще примкнуть к охотникам и собирателям (которые, по мнению большей части земледельцев, были ниже статусом) означало фактически обречь себя на добровольное изгнание.

В прямом соседстве — как это было возле Лиственной пещеры — две популяции, вероятно, жили редко. Земледельцы присоединялись к охотникам и собирателям там, где для них были хорошие условия. Горы, леса или склоны даже не обсуждались. Им нужна была хорошая почва, в идеале способная плодоносить много лет. Поэтому крестьяне обосновывались в первую очередь на плодоносных лёссовых почвах, на островках, оставшихся после ледников. Одним из наиболее популярных регионов в эпоху неолита была Магдебургская бёрда. Ее черноземные почвы до сих пор остаются одними из самых плодородных в Европе. Охотникам и собирателям здесь вскоре нечем было поживиться, как и во многих других регионах с хорошими почвами. А для первых земледельцев Европа была свободным полем, самые привлекательные части которого надо было занять поскорее. Времена пионеров длились недолго — все больше людей стремились в лучшие места. Европа была захвачена, ее оседлые жители закрылись от посторонних.

Первые неолитические поселения были незащищенными. А вот следующие поколения пришли к необходимости отгородить свои владения от посторонних с помощью защитных сооружений. Борьба за распределение ресурсов, похоже, началась рано: уже в начале развития земледелия по всей Центральной Европе совершались массовые захоронения, что указывает на военные конфликты. В Тальхайме возле Хайльбронна нашли яму, в которой около 7000 лет назад было похоронено более 30 человек. Противники забили их каменными топорами и тупыми предметами. В австрийском Аспарне-ан-дер-Цайя в тот же временной период враги напали на 200 человек или убили их во время бегства. В такой массовой резне, которая обычно была борьбой за дефицитные сельскохозяйственные земли, никого, конечно, не щадили. Детей, подростков, стариков и женщин находят в могилах наряду с мужчинами активного возраста, способными к бою. Очевидно, в начале неолита люди еще прибегали к рабочим инструментам и предметам, используемым для охоты, как к орудиям убийства. На замену им пришли лук и стрелы, хотя и в Тальхайме, и в Аспарне черепа жертв были размозжены топорами и теслами — орудиями для обработки дерева. Спустя считаные столетия в могилах земледельцев появилось идеальное оружие — искусно украшенное и созданное специально для убийств. С началом неолита, еще до появления армий и организованных военных кампаний, военные разборки стали неотъемлемой частью цивилизации.

Крестьяне шли против крестьян. Но, возможно, оборонительные укрепления в земледельческих поселениях создавались и для защиты от охотников и собирателей, которые могли воспринимать поля и пастбища практически как прямое приглашение — оставалось только самостоятельно освоить земли. Вооружались ли охотники и собиратели против земледельцев? Этот вопрос остается открытым. Зачем рисковать жизнью ради кусочка земли, если живешь как кочевник? Они наверняка видели, как высока вероятность проиграть сопернику — хотя бы в силу его численного превосходства. Отношений на равных между двумя группами не было — охотников, вероятно, в лучшем случае терпели, пока они не мешали новоприбывшим. Без межгрупповых конфликтов не обходилось, но и до постоянного военного противостояния не доходило. Отношения скорее характеризовались явным господством земледельцев и взаимным недоверием.

Не везде соотношение сил между двумя группами было таким явным, как на богатых почвах Центральной Европы. На юге Скандинавии и более южных побережьях Балтийского и Северного морей подходящих для земледельцев почв не было — там росли слишком густые леса. Жившие там охотники и собиратели, напротив, радовались теплому Гольфстриму, который обеспечивал богатые рыболовные угодья. Они, в свою очередь, притягивали большое количество тюленей и китов. Следовательно, охотники и собиратели не видели причин брать пример с крестьян, которые все крепче держались за свои места.

В Скандинавии тоже существовали параллельные общества, но несколько иные. Как и в остальной Европе, там обе популяции сначала жили рядом, а перемешались позже. Но в Скандинавии охотники и собиратели смогли укрепиться лучше, чем где бы то ни было. Сегодня на севере их ДНК распространена больше, чем в других частях континента. Около 6200 лет тому назад, то есть задолго до начала неолита в Центральной Европе, из взаимодействия с земледельцами здесь возникла так называемая культура воронковидных кубков. Она названа в честь типичных керамических питьевых чаш, которые сужаются книзу, как воронки. Скандинавские старожилы-охотники и собиратели не были вытеснены новоприбывшими, что объясняется не какой-то особой резистентностью к чужому влиянию, а наоборот, открытостью к импортированным техникам. Их готовность к инновациям в течение следующих столетий сделала культуру воронковидных кубков одной из самых успешных в неолите. Древние скандинавы уже определенно знали, что такое колесо. Вкупе с воловой тягой это открывало совершенно новые возможности для развития транспорта и земледелия. Самый ранний из ныне известных следов колеса был найден в Шлезвиг-Гольштейне, во Флинтбеке. Ему 5400 лет, и его обнаружили под мегалитической гробницей. Одно из величайших открытий, которое скандинавы тогда подарили Европе, — прообраз трактора: в плуг запрягали двух волов и таким образом прокладывали на поле большие борозды. Археологам не доводилось находить подобные агрегаты, зато им попадались следы плугов того времени в скандинавских глинистых почвах, которые сегодня покрыты лишь двадцатисантиметровым слоем земли.

Волов запрягали парами. Если один двигался слишком быстро, то обрекал и себя, и партнера на сильнейшую боль. В крайнем случае животные могли даже сломать шеи. Так вспахивали большие поля; много участков земли таким образом было впервые подготовлено к сельскохозяйственным работам. Обильно растущие на скандинавских территориях деревья можно было завалить, но выкорчевать из земли их корни людям было не по плечу. Использование волов в качестве тягловой силы ситуацию изменило: деревья больше не были препятствием для формирования полей. Теперь получалось избавиться даже от валунов, которые остались после ледников (особенно много их было в Северной Европе). Некоторые археологи видят в изобретении такого плуга толчок к созданию многочисленных монументальных каменных конструкций, которые появились в это время по всей Европе, например мегалитических гробниц, более известных как курганы. В конце концов, куда-то нужно было деть камни с новых полей. По крайней мере есть предположение, что все было именно так.

Ответом продвижению крестьян из Анатолии на север 6200 лет тому назад стало появление культуры воронковидных кубков, принесшей с собой обратно на юг не только улучшенную технику, но и уже знакомую ДНК. 5400 лет назад скандинавы на востоке дошли вплоть до нынешней Белоруссии, а на западе — до нынешней Саксонии-Анхальта с ее благодатными почвами. Осевшие там земледельцы должны были отступать все дальше. После многочисленных нападений ареал так называемой группы Зальцмюнде ограничивался территорией, по площади равной сегодняшнему концертному залу. Окончательно исчезла эта культура примерно 5000 лет назад.

В целом фаза распространения людей с севера совпала со спадом культуры Центральной Европы. Неясно только, что здесь причина, а что — следствие: люди, принадлежавшие к культуре воронковидных кубков, пришли в уже свободную местность или, проявив жестокость, ее завоевали. Одного не хватает для понимания событий, происходивших 5500–5000 лет назад: от того времени в большинстве регионов Центральной Европы не осталось человеческих останков — только артефакты и следы поселений. Это может означать, что люди, жившие в то время, сжигали своих мертвецов — погребальный обряд, который никоим образом не мог быть импортирован с севера. Предполагаемые (и только) кремации могут указывать и на катастрофу, которая позднее очистила дорогу для новой большой волны иммиграции в Европу. Но об этом позже.

ДНК в первую очередь северных и центральных европейцев сохраняет следы представителей культуры воронковидных кубков и по сей день. У скандинавов генетический компонент охотников и собирателей почти так же велик, как компонент анатолийских земледельцев. В Литве, восточной области распространения культуры воронковидных кубков, охотничий и собирательский компонент даже преобладает. На юге Европы, куда анатолийская иммиграция была направлена поначалу и куда скандинавское движение не проникло, напротив, перевешивает анатолийский элемент. У сегодняшних жителей юга Франции и севера Испании почти нет ДНК охотников и собирателей, а у людей из Тосканы и подавно. Наиболее четкие генетические следы первых крестьян прослеживаются в сегодняшней Сардинии, где они остаются почти не смешанными с другими. Получается, что сардинцы — «генетические ископаемые». Это случай уникальный, ведь даже в Анатолии и на Ближнем Востоке нет популяции, которая со времен неолита осталась бы почти неизменной. Вероятно, до этой эпохи на Сардинии охотников и собирателей не было вообще — или были, но лишь в малом количестве, а более поздние серьезные иммиграции эту область не затронули.

Находки, связанные с жизнью на Сардинии во времена неолита, показывают, что 8000 лет назад местные жители были способны строить корабли или по крайней мере очень хорошие плоты. Служили они не только для того, чтобы вместе с семьями добираться до острова, но и чтобы перевозить полный неолитический арсенал, а это как минимум две особи крупного рогатого скота. Древнейший корабль был найден археологами в Браччано близ Рима. Построен он был 7700 лет назад. В то время заселена была не только Сардиния, но и соседняя Корсика. Слава кораблям — уже 6200 лет тому назад с их помощью земледельцы наконец достигли нынешней территории Великобритании. Земледелие, по крайней мере с завоеванием новых земель, проложило себе путь по всей Европе. Исключение составили Прибалтика и северная Скандинавия, где еще 5000 лет назад люди жили в просторных, не подходящих для сельскохозяйственных работ лесах, будучи охотниками и собирателями.

Не только люди во времена неолита жили скученно. Домашние животные были неотъемлемой частью крестьянского домохозяйства и обитали под одной крышей с людьми. На то было много веских причин. Европа была заселена не только волками, но и охотниками, которые не пощадили бы беззащитных овец. От посягательств других крестьян животных тоже следовало защищать. Ко всему прочему, зимой братья меньшие согревали людей своим теплом.

Правил гигиены в ту пору еще не знали. Сами по себе домашние животные не представляли большой проблемы, даже несмотря на широко распространенные гельминтозы (животные служили промежуточными хозяевами, переносчиками гельминтов). Но в поселениях хранились продукты питания, в первую очередь зерновые и молочные, которые привлекали грызунов, а вместе с ними — их паразитов, блох и вшей. Бактерии и вирусы всех сортов легко распространялись в поселениях, заболевания чаще передавались от животных к человеку. Если охотники и собиратели постоянно меняли свои места обитания, то земледельцы так и жили среди звериных и человеческих экскрементов, повышая свои инфекционные риски. Передача заболеваний от человека к человеку тоже процветала: этому способствовала скученная совместная жизнь, при которой приватности почти не уделяли внимания. Человек в эпоху неолита подчинил себе растения и зверей, но приобрел нового противника: инфекционные заболевания. И с тех пор они требовали всё новой дани.