Путешествие вокруг света

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ Путь от острова Вознесения через остров Фернандо-да-Норонья к Азорским островам.— Стоянка в Файале.— Возвращение в Англию

Покинув остров Вознесения, мы ушли далеко на запад и 9 июня в час пополудни увидели остров Фернандо-да-Норонья [Фернанду-ди-Норонья] недалеко от побережья Бразилии. Поскольку астрономическое положение острова еще не совсем точно определено, капитан Кук направился сюда, дабы уточнить его координаты.

Этот остров открыл еще в 1502 году во время своего четвертого плавания Америго Веспуччи, чье имя носит сия часть света и одним из первооткрывателей которой он является; но неизвестно, как он получил свое теперешнее название[603]. В 1733 году здесь основала небольшую колонию Французская Ост-Индская компания; однако вскоре на остров заявили свои претензии португальцы, которые и завладели им в 1739 году.[604] По данным французских карт, внутренняя часть острова состоит преимущественно из замкнутых между прибрежными холмами равнин[605]. Мы подошли к нему с востока и обошли Крысиный остров, лежащий у его северо-восточной оконечности. Там мы увидели залив Байя-де-Ремедиоc, защищенный пятью батареями, часть которых расположена на самом Фернандо-да-Норонья, часть — на скале у северо-восточной оконечности. Весь остров порос лесом, и некоторые горы имели вид вулканов, хотя теперь были богато покрыты зеленью; никаких следов построек на них мы не увидели. На пяти укреплениях тотчас были подняты флаги, и с одного из них выстрелила пушка. Мы тоже подняли флаг, выстрелили и тотчас повернули корабль на север.

11-го мы снова пересекли экватор, проведя в Южном полушарии два года и девять месяцев. Обычные для здешних мест штили задержали нас прежде, чем мы достигли 4° северной широты. Ветра не было с 14-го по 18-е, после чего подул северо-восточный пассат. За это время команда поймала несколько акул и одну морскую свинью, коих мы с аппетитом съели. Почти половина из богатой коллекции животных, за большую цену купленных моим отцом на мысе Доброй Надежды, издохла. Повинны в этом были матросы, коварно погубившие многих, и, чтобы сохранить жизнь оставшимся, отцу пришлось пойти на новые расходы.

За двенадцать дней пассат вынес нас из жаркого пояса земли и продолжался после этого еще пять дней, покуда солнце, от положения которого в эклиптике зависят границы сего ветра, еще находилось в области северных знаков. 4 июля шквалистые ветры перемежались затишьем, а на другой день наступил полный штиль, продолжавшийся два дня, и еще два дня он чередовался с легким ветерком. Моряки, много плававшие по океану между Европой и Америкой, называют широты, где чаще всего встречаются такие штили, «лошадиными широтами», потому что последние губительно сказываются на лошадях и прочем скоте, который везут в Америку. Бывает, что такое безветрие тянется целый месяц и за это время не подует даже слабенький ветерок.

9-го поднялся попутный ветер, который позволил нам продолжить наш путь к Азорским, или так называемым Западным, островам. 13-го в 4 часа пополудни мы уже увидели остров Файал [Фаял]. На следующее утро мы приблизились к берегу и увидели высокий остров Пико [Пику], берег которого весь был одет в зелень и казался усеянным домами. В 7 часов мы вошли на рейд, или в гавань, Файала, где обычно бросают якорь корабли. Португальский обер-лоцман вышел нам навстречу в шлюпке, чтобы показать надежное место в гавани, где уже стояли на якоре три корабля. Он рассказал по-французски, что один из этих кораблей, французский, недавно пришел сюда из Пара [Белен] в Бразилии, проскочив место своего назначения, острова Зеленого Мыса. На другом, маленьком судне не видно было никакого флага, а шло оно из Северной Америки. Третьим был французский фрегат «Пурвуайёз», капитан которого мосье д'Эстей весьма любезно прислал капитану Куку своего лейтенанта с предложением услуг.

После того как мы стали на якорь, к коменданту крепости был послан офицер с обычным запросом относительно приветствия, его продержали несколько часов и отпустили, сказав, что крепость в любом случае ответит двумя выстрелами меньше, чем мы; поэтому мы вообще не стали ее приветствовать. Американское судно после полудня отплыло, поскольку его шкипер не ждал от нас ничего хорошего, хотя на самом деле мы искали со всеми мира.

Вид города со стороны моря напомнил нам Фуншал на Мадере [Мадейре]. Он расположен вдоль побережья залива на пологих склонах холма, образующих как бы амфитеатр. Церкви, монастыри, крепости и дома с плоскими крышами большей частью белого цвета и имеют весьма живописный вид. Холмы над городом относятся к числу самых красивых из созданных когда-либо природой и трудом. Теперь они были покрыты полями спелых хлебов, садами, парками и всевозможными зданиями, кои свидетельствовали о большом числе жителей и благосостоянии. Два форта, по одному с каждой стороны города, служили для защиты и одновременно простреливали рейд. Самый крупный из них — южный.

Сразу после полудня капитан Кук вместе с моим отцом и мной отправился на берег к южному форту. Едва мы ступили на сушу, как поняли, почему португальцы не хотели отвечать на наш салют выстрелом на выстрел. Пушки лежали на дряхлых лафетах, и, конечно, не стоило подвергать их сильному сотрясению, открывая огонь. Большая часть их стояла на валу, который был слишком узок, чтобы его принимать всерьез. Более того, нас заверяли, что нынешний португальский министр экономики считал излишним расходовать для таких случаев порох.

Мы прошли через часть города, который называется Вилла-да-Орта. Он тянется на милю с четвертью и состоит из одной главной улицы, которую пересекают несколько переулков. Дома построены так же, как на Мадере, имеют выступающий эркер (балкон), который сверху прикрыт крышей, а по бокам оснащен подвижными решетками, заменяющими здесь окна. Мы посетили епархиальную церковь, которая, как и все здесь, построена на готический манер и выглядит мрачно, как на Мадере. Затем нас провели к английскому вице-консулу господину Депту, который встретил нас очень любезно и предложил господам Уолсу, Ходжсу, а также моему отцу и мне в распоряжение свой дом на время нашего здесь пребывания.

Потом он сводил нас в несколько монастырей. Один принадлежит францисканцам, в нем двадцать монахов и несколько мирян, которые, по их собственным словам, преподают здешней молодежи риторику, философию и теологию. Другой монастырь расположен на возвышенности, в нем двенадцать кармелитов и также миряне. Третий принадлежит двенадцати капуцинам и нескольким мирянам, он расположен на холме над городом. Четвертый стоит в самой лучшей, красивой части города; это бывший иезуитский монастырь, теперь, однако, в нем помещается суд, за исключением одного крыла, где устроена общественная школа. Трудно было ожидать, что в сих мрачных кельях сможет процветать ученость. У монахов здесь нет ни малейшего побуждения учиться, они предпочитают просто пожить приятно и спокойно, потому не особенно заботятся об учении.

Затем мы посетили два женских монастыря. Один из них посвящен св. Иоанну, в нем живут 150 монахинь ордена св. Клары и примерно столько же служанок. Они носят длинное платье из темно-коричневой саржи поверх другого, из белого ситца. Во втором монастыре живут восемьдесят-девяносто монахинь ордена Nossa Senhora de Conceiçao, при них столько же прислужниц. Они надевают белые платья, а на грудь — кусок голубого шелка с образом святой девы на серебряной пластине. В обоих местах нас очень любезно встретили у решетки, но, поскольку никто из нас не понимал языка друг друга, пришлось этим и ограничиться. Произношение у них мягкое, певучее, вначале оно казалось нам жеманным, пока мы не услышали, что так говорят здесь все. Выглядели некоторые из них очень приятно, и цвет кожи у них не такой темный, как мы ожидали, а у большинства бледный и безжизненный. При всем том религия не настолько владеет их помыслами, чтобы в сердцах их не осталось ни искры иного огня. Их красивые глаза все еще были верны природе, и если поверить хотя бы в сотую долю того, что рассказывают на Файале, то, видимо, бог любви безраздельно царит и в их кельях.

До заката солнца мы гуляли по городу и по окрестным холмам и наконец вернулись в дом консула Дента. Там мы познакомились с португальским священником, который говорил по-латыни немного лучше, нежели монахи во всех трех монастырях. Это был рассудительный, много знающий человек, который благодаря похвальной жажде знаний освободился от многих обычных предрассудков своих земляков. Он показал нам испанский литературно-политический журнал, который сейчас читают по всей Португалии, где премьер-министр запретил печатать любые газеты и публичные сообщения. Разумеется, такое предписание содействовало распространению во всем королевстве глубочайшего невежества, а это главная основа тиранического режима[606].

На следующее утро мы наведались к офицерам французского фрегата, жившим в доме некой вдовы-англичанки мадам Милтон. Сия добрая женщина прослезилась, услышав, что мы проплыли вокруг света, это напомнило ей о погибшем сыне, который плавал с капитаном Фюрно и принял ужаснейшую смерть от новозеландцев вместе с несчастным Pay. Обстоятельства этой смерти казались в силу привитых нам воспитанием понятий гораздо страшней любых других и должны были тем более ранить сердце несчастной скорбящей матери. Глубина ее тоски не могла не вызвать сострадание в каждом чувствительном сердце и напомнила нам, как много матерей и в Европе, и на островах Южного моря имели причины оплакивать безвременную смерть своих сыновей, проклиная дух человеческой предприимчивости. Зрело взвесив превратности, выпавшие ей на долю, мадам Милтон решила обеспечить своей дочери покой и счастье и послать ее в один из здешних монастырей, не подумав при этом, что на четырнадцатом году мирская жизнь имеет столько прелести и привлекательности, сколько не будет иметь на пятидесятом. Дочь была так хороша собой, что могла бы поспорить красотой с любой португальской дамой на Файале. Один из наших офицеров проникся к ней сочувствием и пытался отговорить мадам Милтон от ее намерений; в самых неуклюжих выражениях, на какие только способен грубый моряк, он стал уверять ее, что она не только не делает достойное дело, но, напротив, навлечет и на себя вечное проклятие господа. Пусть читатель решит, способны ли увещевания моряка, да еще в таком тоне, произвести большое впечатление, однако дама выслушала их благосклонно, а в ходе дальнейшего разговора выяснилось, что, собираясь сделать из своей дочери монахиню, она руководствовалась отнюдь не одним лишь благочестием, но, скорее, личными соображениями.

Затем мы совершили прогулку на холм, возвышавшийся над городом. Он был сильно застроен, а все поля обнесены оградами, камни которых местами скреплены раствором, а местами лишь проложены мхом. Жители возделывают в основном пшеницу с щетинистыми длинными колосьями и короткими стеблями. У них есть также немного ячменя, который был уже убран, а также маиса, или турецкого зерна; он высевается между каштанами, кои очень украшают страну. Если же его высевают в открытом поле, то по большей части смешивают с фасолью. Вокруг домов или хижин мы нашли несколько полей с огурцами, тыквами, дынями и арбузами, а также сафлором[607], коим португальцы пользуются, дабы придать своим блюдам желтый цвет. В их садах растут лимоны, апельсины, сливы, абрикосы, фиги, груши и яблоки. Капусты они сажают мало, а желтая репа и морковь здесь вырождаются, так что им ежегодно приходится получать новые семена из Европы. Правительство настоятельно рекомендовало сажать картофель, однако народ ест его неохотно, и потому он продается дешево. Португальцы выращивают много сладкого лука и чеснока, которые особенно любят, наряду с так называемыми помидорами (Solaпит lycopersicon Linn.), или томатами, и земляникой. Есть также несколько виноградников, но их немного, и вино из здешнего винограда плохое.

Волы здесь маленькие, но мясо у них вкусное, хотя их тут запрягают не только в плуг, но и в повозки. Овцы, мясо коих очень вкусное, также мелкой породы; свиньи и козы весьма длинноноги. Домашнюю птицу можно встретить любую. Лошади у них маленькие и плохие; ослы, и мулы красивы, их много, и в здешней местности они очень нужны. Дороги устроены гораздо лучше, чем на Мадере, и вообще все свидетельствует о большом трудолюбии жителей. Повозки, однако, производят невыносимый шум, что связано с их плохой конструкцией. Колеса состоят из трех больших неуклюжих кусков дерева, обитых железом, и закреплены на осях жестко, так что те движутся вместе с ними, вращаясь в круглом отверстии, которое проделано под повозкой в специально укрепленном там четырехугольном брусе.

Хижины простонародья сооружены из глины и покрыты соломой, они хоть и маленькие, зато прохладные и чистые. Цвет кожи у здешних жителей в общем более светлый, чем на Мадере. Черты их мягче, хотя чувствуется сходство национального типа.

Их одежда лучше, она состоит из грубых полотняных рубах и штанов, синих или коричневых курток и сапог. Женщины бывают не лишены приятности; носят короткую юбку и кофту, а волосы сзади завязывают в узел. Отправляясь в город, они надевают накидку, которая закрывает голову, оставляя лишь небольшое отверстие для глаз, и подвязывается вокруг тела. Мужчины в таких случаях надевают большую шляпу с загнутыми полями и накидывают плащ. Мы обычно видели их за работой, как в поле, так и дома, но не встретили ни одного бездельничающего попрошайки, что заметно отличает сей остров от Мадеры.

Мы побывали в лесах и рощах, раскинувшихся на холмах, где нашли много миртов, дико росших под высокими осинами, а также кусты семейства восковниковых. Последние на здешнем языке называются файа, отсюда, видимо, и произошло название Файал.

Вид с этой высоты необыкновенно красив. Город и рейд лежали у нас под ногами, а дальше, на расстоянии 2—3 миль, виден был остров Пико. Отовсюду доносились голоса множества канареек, дроздов и других певчих птиц. Сей концерт был нам тем более приятен, что напомнил о европейских театрах, коих мы так давно не посещали. Весь остров был вообще богат всевозможными птицами, среди которых мы заметили, в частности, множество обычных перепелов, несколько американских вальдшнепов и разновидность небольшого ястреба. По имени этих ястребов сии острова получили название Азорских, так как по-португальски ястреб называется Аçоr [Азор].

Жара заставила нас к полудню возвратиться в город и искать прибежища в высоких, прохладных покоях консульского дома. Но местность слишком нравилась мне, чтобы я весь день оставался в городе. Поэтому вместе с господами Уолсом, Паттеном, Ходжсом и Гилбертом мы предприняли еще одну прогулку. Мы поднялись на холм мимо капуцинского монастыря св. Антония, взяв себе в проводники двух бойких ребятишек, так как нам хотелось увидеть ручей или речку, кои, естественно, украсили бы ландшафт. Миновав несколько романтических холмов и лесов, где господин Ходжс сделал ряд зарисовок, мы увидели перед собой красивую плодородную равнину, всю покрытую нивами и лугами. Там, в леске из осин и буков, лежала деревня Носса Сеньора де ла Луц. В этом месте мы разделились, и лишь господа Паттен и Ходжс пошли со мной к ручью, который мы так долго искали.

Поначалу мы были несколько разочарованы в своих ожиданиях, ибо увидели широкое и глубокое русло, по одной стороне которого среди камней и гальки протекал маленький невзрачный ручей. Однако, к удовольствию наших маленьких проводников, мы наконец спустились вниз и скоро пришли к источнику, где несколько девушек набирали воду. Среди них мы заметили одну, чья одежда и белая кожа выделяли ее среди других как персону более высокого ранга. Ее и называли все время «сеньорой», что, однако, не давало ей никаких привилегий, и она наполняла свои ведра наравне с другими. Нам доставил немало удовольствия такой пережиток патриархальной простоты, особенно примечательный в цивилизованной стране, где гордость и праздность считаются отличительным признаком высшего сословия.

Мы прошли по руслу ручья, которое, как нас заверили, зимой бывает все заполнено водой, ибо в это время года обычны сильные ливни. Как раз сейчас жители ожидали дождя и потому положили в сухое ложе реки много связок льна, дабы его замочить. Этот лен был длинный и на вид превосходного качества; здесь же на острове из него ткут грубое полотно.

Изрядно усталые, мы возвратились в город, когда уже начинало темнеть. По пути остановились у хижины крестьянина, где отведали обычного местного вина, немного терпкого, а в общем хорошего и здорового. Дождь, которого все ожидали, и в самом деле полил, едва мы добрались до дома. Нам сказали, что в это время года он поистине бесценен, ибо наполняет соком грозди винограда, который обычно бывает не крупнее смородины. В наше отсутствие отец поговорил с несколькими португальцами, особенно с упомянутым священником, сообщившими ему различные сведения об Азорских островах и их теперешнем состоянии. Это дает мне возможность рассказать читателям следующее.

Впервые Азорские острова открыли в 1439 году фламандские корабли[608]. Несколько фламандских семей тогда же обосновались на Файале, где и сейчас один приход называется Фламингос. По той же причине некоторые старые географы называли Азоры Фламандскими островами. В 1447 году португальцы открыли остров Санта-Мария, самый восточный в этой группе, затем остров Сан-Мигел (Св. Михаила) и третий — Терсейру. Дон Гонзалу Велью Кабрал в 1449 году высадился на Терсейре и заложил город Ангра. Один за другим были открыты и объявлены владениями Португалии острова Св. Георга [Сан-Жоржи], Грасьоза, Пико и Файал. Наконец обнаружили и два западных острова этой группы, которые были назвапы Флорес [Флориш] и Корво [Корву]: первый — из-за обилия росших там цветов, второй — из-за множества ворон, которых там увидели[609].

Все это плодородные острова, населенные трудолюбивыми жителями; подчиняются они генерал-губернатору, пребывавшему в Ангре на Терсейре. Имя нынешнего губернатора дон Антон де Алмада; о нем все отзываются с похвалой как о доброжелательном, ненавидящем всякое угнетение человеке. Свой доходный пост он использует не для собственного обогащения, наоборот, вкладывает свои деньги, дабы способствовать процветанию островов. Недаром его оставляли на этом посту шесть лет, то есть вдвое больше обычного срока. Его преемника дона Луиша де Тал Пилатуша сейчас ожидали со дня на день из Лиссабона вместе с новым епископом Ангры. Епархия этого прелата распространялась на все Азоры, капитул включал еще двенадцать каноников. Доходы ему начислялись пшеницей и составляли около 300 муи [мойо], каждый 24 шеффеля (английских)[610]. Каждый мойо стоит не менее четырех фунтов стерлингов, так что он ежегодно получает 1200 фунтов стерлингов. На каждом острове есть капитан, или комендант, осуществляющий надзор за полицейскими делами, над милицией и доходами. На каждом острове Juiz, или судья, следит за соблюдением гражданских законов; апелляции от него направляются в высший суд на Терсейре, а оттуда в Лиссабон, в верховный суд. Жители, видимо, весьма склонны к спорам, так что у адвокатов много работы.

На острове Корво, самом маленьком из Азорских островов, едва ли наберется шестьсот жителей, которые по большей части сеют пшеницу и откармливают свиней, получая каждый год немного сала.

Остров Флорес чуть больше, плодороднее и населеннее, он дает около 600 муи пшеницы и некоторое количество сала. Однако, поскольку на обоих островах не производят вина, их снабжает вином Файал. Много лет назад у берегов Флореса разбился большой, богато нагруженный испанский военный корабль. Команда и груз были, однако, спасены. Эти испанцы завезли на остров венерические болезни, коих тут прежде не знали, и, так как женщины не могли устоять перед богатыми подарками, за короткий срок все без исключения жители оказались заражены. Чтобы хоть как-то искупить сей грех, они за большие деньги построили церковь, которая сейчас считается самым красивым зданием на Азорах. Зараза между тем, как это было и в Перу, и в некоторых местах Сибири, распространилась на этом острове так, что никому не было пощады.

Файал — один из самых крупных островов, с востока на запад он тянется на 9 больших морских миль (лиг), а в ширину на 4. Нынешнего коменданта, или капитан-мора, зовут сеньор Томаш Франсишку Брун де Силвейра. Он слывет жадным и корыстолюбивым; нам говорили, что он постоянно живет за городом лишь для того, чтобы не общаться с иностранцами и местными жителями. Судью ожидали на Файале вместе с новым генерал-губернатором из Португалии. Главного представителя духовенства на этом острове называли лишь oviedor(аудитор); он был священником в главной городской церкви.

Что до образования, то на него не обращают на Файале никакого внимания, как и вообще на Азорских островах, да и в самой Португалии. Господину Флерье и французскому астроному господину Пингре[611], некоторое время назад испытывавшим долготный хронометр господина Ле-Руа, на Терсейре запретили вынести их инструменты на берег из суеверного опасения, что это принесет острову несчастье[612].

Уже больше двух лет каждая канари вина, изготовляющегося на Файале и Пико, облагается сбором в 2 рея[613]. Этот сбор, составляющий для каждой бочки примерно шиллинг стерлингов и ежегодно достигающий тысячу фунтов стерлингов, хотели употребить на содержание трех профессоров [преподавателей], которых намеревались выписать из Лиссабона. Однако, к несчастью для науки и вообще для жителей этих островов, не успели еще собрать этих денег, как ими уже распорядились по-другому. Теперь на них содержится гарнизон, который, по утверждениям, состоит из ста человек, на самом деле насчитывает лишь сорок, причем никак не обученных, не знающих порядка и не обеспеченных достаточным количеством оружия. Результатом является полное отсутствие общественных воспитательных заведений. Поэтому лишь те из жителей, кто в состоянии платить, может чему-нибудь научить своих детей. Правда, здесь есть один сдавший необходимые экзамены профессор, однако жалованья для него не нашлось, и ему приходится зарабатывать свой горький хлеб преподаванием латыни.

Налог на вино не единственный, который так плохо используется. Другой, гораздо более важный, состоит из двух процентов со всего экспорта и должен идти на поддержание крепостных сооружений. Однако вал разрушился, батареи пришли в негодность, деньги же посылаются в Терсейру и там с выгодой идут в дело. Десятая часть всего, что производят Азорские острова, идет королю; табак считается монополией короны и приносит большие суммы. Так что владение этими островами, сколь они ни малы, не безразлично для португальского двора.

Пшеница и маис, или турецкое зерно,— главное, что производит Файал; в хорошие годы в Лиссабон уходит несколько кораблей с пшеницей. Выращивают также немного льна. Однако вино, которое продается под названием Файальского, изготавливается только на острове Пико, расположенном как раз напротив и не имеющем гавани. Число жителей Файала достигает 15 тысяч, они разделены на двенадцать церковных приходов. Третья часть живет в городе Вилла-де-Орта [Орта], в котором три церковных прихода. Рейд, или залив, летом защищен довольно надежно, зимой же подвержен южным и юго-восточным ветрам, которые, как мне говорили, в это время года очень сильны. Но так как дно здесь хорошее, песчаное, то американские торговые суда держались на трех-четырех якорях даже в самую плохую погоду. Большую часть производимого на острове Пико вина вывозят в Северную Америку и Бразилию.

Остров Пико получил свое название по находящемуся там высокому пику, или остроконечной горе, которая часто закрыта облаками и заменяет жителям Файала барометр. Пико — не самый большой, но наиболее населенный из Азорских островов, на нем 30 тысяч жителей. Нив там нет, зато весь остров покрыт прекраснейшими виноградниками, которые создают восхитительный вид на пологих холмах у подножия пика. Зерно и прочее продовольствие завозятся здешним жителям с Файала, самые знатные семейства которого владеют обширными землями на прилегающей к этому острову западной стороне Пико.

Время сбора винограда — всегда радостный праздник. Четверть, а то и треть всех жителей Файала перебирается тогда всеми семьями, даже с собаками и кошками, на Пико. Винограду съедается столько, что из него можно было бы сделать 3 тысячи бочек вина. Каждому хочется насладиться сим вкусным плодом, хотя вообще португальцы могут считаться образцом умеренности. Когда-то ежегодно делалось 30 тысяч, а то и 37 тысяч бочек вина; однако несколько лет назад на лозы напала какая-то болезнь, из-за которой листья до времени опадали, так что приходилось чаще всего закрывать грозди от солнца[614]. Лишь недавно виноградники выздоровели, и теперь они дают от 18 до 20 тысяч бочек. Лучшее вино, получаемое в виноградниках на западном берегу, принадлежит жителям Файала. Из винограда, который растет на восточной стороне, делают водку: на меру водки идет четыре меры вина. Лучшее вино острое, очень приятное и крепкое, и, чем дольше его хранить, тем оно становится лучше. Одна пипа (два оксофта)[615] стоит здесь от 4 до 5 фунтов стерлингов. На Пико изготовляется также небольшое количество сладкого вина, называемого паcсада; бочка его стоит от 8 до 10 фунтов стерлингов.

Остров Св. Георга — маленький, узкий, довольно высокий и очень крутой. На нем 5 тысяч жителей, которые выращивают много пшеницы, но совсем или почти совсем не занимаются виноградарством.

Грасьоза — остров не такой крутой, но тоже маленький; производит он главным образом пшеницу, которую выращивают 3 тысячи жителей. Выделывают также немного плохого вина; его тотчас перегоняют в водку, бочка которой содержит спирта столько, сколько шесть бочек вина. На Грасьозе и Св. Георга также много пастбищ, и жители их изготовляют на вывоз сыр и масло.

Терсейра — следующий по величине после Пико среди Азорских островов. На нем много полей пшеницы; делается также плохое вино. Являясь резиденцией генерал-губернатора, высшего суда и епископа, он имеет несколько большее значение, чем другие. Число жителей достигает 20 тысяч, пшеница вывозится в Лиссабон.

Остров Сан-Мигел также значительных размеров, очень плодороден, число жителей около 25 тысяч. Здесь не производят вина, но возделывают в большом количестве пшеницу и лен. Из льна здешние жители вырабатывают так много грубого полотна, что ежегодно могут отправлять в Бразилию три корабля. Это полотно шириной примерно в локоть; самый худший сорт его продается по полтора английских шиллинга, или около 10 грошей за вару (португальский локоть), что, вообще говоря, очень дорого. Главное поселение на острове — город, называемый Понте дель Гада [Понта-Делгада].

Самый юго-восточный среди Азорских островов — Санта-Мария, на нем выращивают много пшеницы. Жителей около 5 тысяч, некоторые из них заняты изготовлением глиняной посуды, которой снабжают все эти острова. Недавно у них появились два небольших корабля, на постройку которых пошли деревья, растущие на этом острове.

Надеюсь, что, хотя приведенные выше сведения и не дают полного описания Азорских островов, все же читателям они будут приятны, ибо эти не так уж далеко расположенные от нас острова малоизвестны и редко посещаются европейцами.

В воскресенье мы осмотрели несколько церквей и после полудня вместе с нашим капитаном отправились в монастыри. Каждый имеет собственную церковь, где обычно можно увидеть две стоящие одна против другой кафедры. Иногда здесь принято предоставлять чёрту возможность для защиты. Тогда он поднимается на кафедру, а с другой звучат в его адрес обвинения и проклятия. Можно себе представить, что, даже если его противником окажется самый глупый монах, какого только тут можно найти, бедный чёрт все равно остался бы в проигрыше. Алтари по большей части сделаны здесь из кедрового дерева, оно распространяет по всей церкви приятный запах. Вечером мы видели большое шествие, на коем присутствовали священники всего города и самые знатные из жителей в черных плащах. Нетерпимость, в которой иногда упрекают римскую церковь в других странах, здесь, кажется, заметно ослаблена благодаря постоянному общению и торговле с Северной Америкой. Если кто-то пропускает причастие, его не обвиняют в безбожии. В этом отношении особенно иностранцы могут воздать должное хорошему обращению, коего напрасно было бы ждать в любезной, но рабской столице Франции.

На следующее утро мы прошли к горе, лежащей к северу от города. Там много красивых пейзажей. Дорога по обеим сторонам была усажена высокими тенистыми деревьями и окружена нивами, садами и огородами. Мы могли увидеть всю равнину с деревней Nossa Senhora de la Luz, а за ней горную гряду, образующую самую высокую часть острова. По словам местных жителей, на вершине одной из гор примерно в 9 английских милях от города есть глубокая круглая долина. Эта впадина имеет в окружности более 2 больших морских миль и со всех сторон пологие склоны, одетые красивой травой. Жители пасут там большие стада овец, которые становятся почти совсем дикими. Там много кроликов и перепелов. Посредине озеро пресной воды, на нем водится бесчисленное множество диких уток. Вода нигде не бывает глубже 4—5 футов. Впадина, из-за своей формы получившая название Ла-Калдейра (котел), видимо, представляет собой кратер потухшего вулкана; это тем более вероятно, что на Азорских островах, как известно, есть несколько вулканов. Странная гора, которая поднялась в 1638 году неподалеку от острова Сан-Мигел, образовав новый остров, несомненно, вызвана была действием мощного вулкана, и хотя она вскоре потом снова исчезла, все же ее короткого появления достаточно, дабы опровергнуть мнение, что лишь самые высокие вершины могут обладать внутренним пламенем. Таков же был и остров, обнаруженный в ноябре 1720 года между Терсейрой и Сан-Мигелом, что подтверждает сказанное выше[616]. Из высокой горы на Пико постоянно поднимается дым, о чем нам говорил португальский капитан Шавьер, с большим трудом взобравшийся туда. В очень ясную погоду этот дым можно рано утром видеть на Файале. Землетрясения на всех Азорских островах — вещь весьма обычная; всего за три недели до нашего прибытия на Файале ощущались толчки. Таким образом, почти все острова Атлантического океана, подобно островам Южного моря, представляют собой остатки былых вулканов или имеют еще теперь огнедышащие горы.

До возвращения в город мы еще побывали в загородном доме и в саду одного из самых знатных здешних жителей и обнаружили тут больше вкуса, чем ожидали. Хотя мы только что покинули жаркий пояс земли, зной очень тяготил нас. Однако климат на Азорских островах по большей части очень счастливый, здоровый и умеренный. Зима здесь никогда не бывает суровой; правда, в это время года усиливаются ветры и чаще идут дожди, однако мороз и снег бывают лишь на самой вершине пика. Весна, осень и большая часть лета, видимо, бывают здесь очень приятны благодаря свежему морскому ветру, который обычно охлаждает воздух настолько, что жара становится необременительной.

После полудня за мной зашел французский консул господин Эстри и повел меня в монастырь св. Клары. Там были две его сестры-монашки; проведать их пришла вся семья. Даже женщин не допускали за решетку, как это делается в других странах. Монахини обычно предлагают своим гостям какие-нибудь сладости; на сей раз они выставили целое угощение из разных сладких и жирных блюд. Конечно, трудно предположить, что дух может оставаться спокойным и склонным к размышлениям и молитве, покуда тело ослаблено и истощено постами и бдениями. Однако можно ли считать соответствующим сей главной цели монастырского уединения противоположный образ жизни, когда в изобилии вкушаются все лакомства роскошного стола? Это тоже, разумеется, вызывает обоснованные сомнения.

На следующее утро мы попрощались со всеми нашими знакомыми и в полдень вместе с консулом и несколькими другими португальцами отправились на корабль. Послеполуденное время пролетело приятно и незаметно; наши гости были непринужденны и веселы в общении, чем заметно отличались от португальской знати на Мадере, которой присуще невежественное высокомерие. Вечером они вернулись на берег, а мы наутро снялись с якоря и отправились в путь при попутном ветре.

Мы миновали острова Св. Георга и Грасьозу, а к полудню увидели остров Терсейру. В три часа пополудни мы прошли вдоль его северного берега, где видны были обильные нивы и окруженные зеленью деревни. К вечеру мы уже удалялись от него; курс наш лежал к Английскому каналу [Лa-Манш]. 29-го в 4 часа пополудни мы увидели Старт-Пойнт и маяк на Эддистоуне, последнем месте английского побережья, которое мы видели в начале нашего путешествия. На другое утро мы прошли мимо Игольных скал (Needls)[617], между островами Уайт и плодородными берегами Гэмпшира, пока в полдень наконец не бросили якорь в Спитхеде.

Итак, преодолев бесчисленные опасности и трудности, мы завершили плавание, длившееся 3 года и 18 дней. За это время мы покрыли больше миль, чем какой-либо другой корабль до нас. Если сложить в одну линию весь наш путь, то она более чем трижды опояшет земной шар. Нам достаточно повезло: мы потеряли всего четырех человек, из них трое погибли случайно, а четвертый умер от болезни, которая наверняка свела бы его в могилу, даже если бы он оставался в Англии[618].

Главная задача нашего путешествия была выполнена: мы выяснили, что в умеренном поясе Южного полушария нет никакого материка. Мы даже исследовали Ледовое море по ту сторону антарктического круга, не встретив таких значительных земель, какие предполагались там. В то же время мы сделали важное для науки открытие, что в великом Мировом океане природа образует ледовые глыбы, совершенно лишенные частиц соли и содержащие чистую и здоровую воду. В другие времена года, проплыв в Тихом океане между тропиками, мы нашли там для географов новые острова, для натуралистов — новые растения и новых птиц, в особенности же для друзей человечества — неизвестные до сих пор разновидности рода людского. В одном уголке земли мы не без сострадания наблюдали бедных дикарей Огненной Земли, полуголодных, отупевших, бездумных, неспособных защитить себя от суровой непогоды и опустившихся почти до грани, где кончается человеческая природа и начинается неразумное животное. В другом месте мы видели счастливые племена островов Общества — людей красивых, живущих в превосходном климате, способном удовлетворить все их желания и потребности. Им уже известны были преимущества общительности, мы нашли у них человеколюбие и дружелюбие, но они же привыкли давать волю распутству. Для всякого непредубежденного человека, повидавшего столь разные народы, станут несомненны и очевидны выгоды и преимущества, кои нравственность и религия принесли в нашу часть света. С благодарным сердцем осознает он сии неоценимые блага, без всякой его заслуги даровавшие ему великое превосходство над столькими другими людьми, кои слепо подчиняются своим влечениям и чувствам, не ведая даже слова «добродетель», и коим еще не дано постичь общую гармонию мирового устройства настолько, чтобы принять волю творца. Впрочем, куда важнее понимание, что, как ни велик вклад, внесенный нашим путешествием в сокровищницу человеческих знаний, цена его невелика в сравнении с тем, что еще скрыто от нас. Нет счета тому неизведанному, что мы при всей нашей ограниченности еще способны познать. Не одно столетие перед нами будут открываться новые, бескрайние перспективы, и дело только за тем, чтобы обратить все силы нашего духа, все его величие и блеск на служение общему благу.