Путешествие вокруг света

ГЛАВА ПЕРВАЯ Отплытие.— Дорога от Плимута до Мадеры.— Описание этого острова

Едва в 1771 году корабль «Индевр» вернулся в Англию, как уже было задумано новое путешествие с целью дальнейших исследований в южных областях земного шара.

По разряду королевских судов шестого класса (шлюпы) были снаряжены два хороших, крепких корабля, «Резолюшн» и «Адвенчер»; их командирами назначены были капитаны Джеймс Кук и Тобайас Фюрно[57].

11 июня мой отец и я получили приказ, разрешавший нам принять участие в этом плавании, дабы собирать, описывать и зарисовывать предметы, представляющие интерес для естествознания. Мы собрались в путь со всей возможной быстротой и за девять дней отправили все наше дорожное снаряжение на борт «Резолюшн», который еще стоял в Ширнессе, но уже 22-го отбыл в Плимут.

26-го и мы покинули Лондон, а поскольку добирались мы по суше, то уже на второй день были в Плимуте, куда наш корабль еще не пришел. 1 июля мы отправились на борт яхты «Огаста» засвидетельствовать свое почтение тогдашнему президенту Адмиралтейств-коллегий графу Сандвичу. Его светлость милорд ожидал в этот день прибытия «Резолюшн» и надеялся посетить его вечером между пятью и шестью. Однако, к великому нашему огорчению, корабль не появился, и граф на следующее утро покинул Плимут [58].

Утром 3 июля мы увидели «Резолюшн» уже на рейде, куда корабль пришел ночью. Капитан Кук намеревался пробыть здесь восемь-девять дней и приказал за это время оборудовать наши каюты самым необходимым.

Стараясь не упускать ни малейшей возможности для обогащения науки и расширения наших познаний, мы использовали это время, что­бы посетить оловянные рудники в Корнуэлле, и, осмотрев с удовольствием и пользой большие и богатые шахты в Полдайсе и Кенвине, 8 июля вернулись в Плимут.

«В Плимуте капитан Кук получил инструкции, датированные 25 июня[59]. Согласно этим инструкциям ему надлежало принять под свое командование „Резолюшн", взять курс на Мадеру [Мадейру], запастись там вином, а затем плыть к мысу Доброй Надежды, чтобы дать людям отдых и снабдить оба корабля продовольствием. Оттуда он должен был плыть на юг, дабы по возможности отыскать мыс Сирконсисьон, который был замечен капитаном Буве под 54° южной широты и примерно 11°20' восточной долготы, считая от Гринвича. Ежели он таковой откроет, то надо было выяснить, является ли этот мыс частью большого материка, который в такой степени возбудил внимание географов и прежних мореплавателей, или же всего, только частью острова.

В первом случае надлежало обойти и исследовать как можно большую часть побережья, выясняя, какую пользу сулит эта земля торговле, мореплаванию и естествознанию. Встретив туземцев, капитан Кук должен был обращать внимание на их характер, темперамент, особенности ума, установить их численность и попытаться по возможности завязать с ними дружеские отношения. Покуда корабли будут оставаться в хорошем состоянии, люди — здоровыми, а пища — пригодной для еды, он должен продолжать эти открытия, двигаясь в зависимости от обстоятельств либо к востоку, либо к западу, стараясь при этом проникнуть как можно ближе к Южному полюсу.

Если же окажется, что мыс Сирконсисьон всего только часть острова, или если найти его не удастся вовсе, капитану следовало продвигаться на юг до тех пор, покуда у него еще останется надежда встретить континент или материк, а затем проследовать к востоку и обойти вокруг света в высоких южных широтах как можно ближе к полюсу, наконец снова направиться к мысу Доброй Надежды и оттуда вернуться в Спитхед близ Портсмута.

Когда же наступят времена года, небезопасные для дальнейшего пребывания в высоких широтах, капитан должен будет отходить в определенные места к северу, в более теплые края, дабы люди могли там отдохнуть и привести корабли в порядок. В случаях непредусмотренных он был волен действовать по собственному разумению; если же, на беду, „Резолюшн" потерпел бы крушение, ему надлежало продолжить плавание на меньшем судне. Копию этого приказа он передал капитану Фюрно, а также назначил ему место встречи на случай, если они потеряют друг друга».

«Астрономы на обоих кораблях, господа Уолс и Бетти, покуда мы ездили в Корнуэлл, произвели наблюдения на небольшом острове (Дрейк) в гавани Плимута. Надо было определить астрономическую долготу этого места, поскольку именно здесь предстояло пустить в ход имевшиеся на борту долготные часы. Из трех таких хронометров работы Арнольда два должны были находиться на „Адвенчере". Третий, а также еще один хронометр, сделанный Кендаллом по точному подобию гаррисонова, оставались на другом судне. Все они были одновременно пущены в ход 10 июля и положены для хранения в четырехугольные деревянные шкатулки. Точнейшие измерения показывают, что королевская обсерватория в Гринвиче, через которую, как мы здесь постоянно будем считать, проходит начальный меридиан, удалена от островка в гавани Плимута на 4°20' к востоку».

Вечером 11-го мы поднялись на борт, намереваясь отплыть с первым попутным ветром. На другой день дул довольно сильный ветер, и мой отец, проходя случайно по палубе, обратил внимание, что положение нашего судна относительно «Адвенчера» и еще одного корабля, стоявших на якоре, изменилось; более того, ему показалось, что судно несет к скалам под крепостью. Он сказал об этом штурману Гилберту, тоже находившемуся на палубе, и тот сразу обнаружил, что порвалась цепь одного из якорей, на котором держалось судно. Такие цепи употребляются при погрузочных работах в Плимуте, для этих целей они, видимо, годятся; но постоянных и разнообразных движений тяжело нагруженного корабля выдержать не могут; так что, думаю, таким кораблям не стоит на них полагаться. По первому же сигналу все пришло в движение; матросы подняли паруса, приготовили канаты. Мы проплыли мимо «Адвенчера» и второго судна, избежав таким образом величайшей опасности — разбиться о скалы. Наши матросы сочли это благополучно окончившееся происшествие счастливым предзнаменованием для всего плавания. И как было не увидеть руки божественного провидения в сей важный миг, когда все наши надежды едва не оказались разрушены в самом начале![60]

Не раз во время путешествия попадали мы в обстоятельства столь опасные, когда не помогли бы никакие человеческие усилия, если бы о нашем благополучии не пеклась сила высшая, без коей и волос не упадет с головы. Мы но праву славим искусство и зоркость опытных мореплавателей, но при всем том не следует забывать, что прежде всего обязаны сей высшей силе, особенно в подобных случаях; этого не может оспорить даже самое замечательное мастерство, пусть оно и заявляет дерзко о своем презрении к религии.

Утром в понедельник 13-го мы вместе с «Адвенчером» вышли из Плимута. Я устремил прощальный взгляд на плодородные холмы Англии и дал волю естественным чувствам, вспоминая, сколько было связано у меня с этими местами, покуда наконец красота погожего утра и новые для меня впечатления плавания по спокойному морю не разогнали печальных мыслей.

Скоро позади остался знаменитый высокий маяк, воздвигнутый среди моря на скалах Эддистоуна для блага судоходства; глядя на него, нельзя не содрогнуться при мысли об одиноких смотрителях, которые порой вынуждены проводить там по три месяца, отрезанные от всякого общения с землей. Ибо, когда ветры и непогода сотрясают и раскачивают эту башню, они, должно быть, каждый раз вспоминают про страшную судьбу некоего Уинстэнли, погребенного под развалинами такого же маяка, который он сам воздвиг на этих скалах.

По мере того как мы удалялись от земли, ветер крепчал; волны становились выше, корабль качало с боку на бок, и люди, непривычные к морю, да и некоторые из бывалых моряков начали страдать от морской болезни. Длилось это у всех разное время, и большинству дня через три удалось прийти в себя не без помощи красного подогретого вина «Опорто» с сахаром и пряностями.

20-го мы увидели перед собой мыс Ортегаль на галисийском побережье Испании; местные жители называют его Ортигейра; возможно, это тот самый Promontorium trileucum, о котором упоминали древние. Местность здесь гористая, и там, где видны голые скалы, она беловатого цвета, но вершины гор покрыты лесом. Я заметил также нивы, уже почти созревшие; некоторые места показались мне покрытыми лугами. По тому, как жадно все на борту вглядывались в эту землю, было ясно: человек не амфибия. Видимо, те же чувства испытывал и Гораций, писавший:

22-го мы увидели маяк близ Коруньи, или Гройна, как на свой лад произносят наши моряки. Ветер стих, море было как зеркало; нивы, огороженные участки, маленькие деревушки и усадьбы знати украшали горный ландшафт. Казалось, все сошлось, дабы изгнать остатки морской болезни и поднять наше настроение, которое на пустой желудок и при бурных волнах, разумеется, поддерживать было трудно. Вечером мы увидали невдалеке небольшое судно, которое сочли за рыболовную лодку с испанского побережья, и потому спустили шлюпку в намерении закупить сведшей рыбы. Вся поверхность моря была покрыта тысячами маленьких крабов, не более дюйма в поперечнике; Линней называет этот вид Cancer depurator. Суденышко оказалось французской тартаной из Марселя, водоизмещением примерно 100 тонн, оно везло муку в Ферроль и Корунью. Люди на борту попросили у нас воды, поскольку их два месяца как носило по морю, собственный их запас иссяк уже две недели назад, и все это время они питались одним хлебом, не имея ни глотка вина. Пребывая в столь бедственном положении, они встретили несколько кораблей, в том числе испанских военных, но ни у кого не оказалось достаточно человечности, чтобы помочь им. Офицер, командовавший нашей шлюпкой, тотчас отослал к нам на корабль их пустые бочки, дабы их там наполнили, и, когда они вернулись, на лицах бедняг выразился живейший восторг. Они благодарили небеса и нас, радуясь, что наконец смогут опять развести огонь и после долгого поста насладиться горячей пищей. Сколь справедливы слова, что чувствительному сердцу порой ничего не стоит сделать доброе дело!

На другой день после полудня к гавани Ферроль мимо нас прошли три испанских военных корабля. Один имел, насколько я мог судить, 74 пушки, два же других всего по 60. Последний вначале поднял английский флаг, но, когда мы показали свой, он его спустил, выстрелил из пушки под ветер и поднял испанский флаг. Вскоре после этого он пустил ядро в сторону «Адвенчера». Поскольку мы продолжали плыть, не обращая внимания на выстрел, испанец развернулся и выпустил еще одно ядро, которое упало прямо перед кораблем. Тогда капитан Кук приказал кораблю лечь в дрейф. Так же поступил и «Адвенчер», хотя казалось, он это сделал только по нашему примеру. Испанец окликнул его по-английски и, показывая на нас, спросил: «Что за фрегат плыл перед вами?» Получив ответ, сам он на подобный вопрос ответить не пожелал, сказав только: «Желаю вам счастливого плавания». После этого столкновения, не особенно лестного для «владычицы морей», мы продолжили свой путь и ночью миновали мыс Финистерре[62].

25-го мимо нас проплыли против ветра, который, с тех нор как мы отошли от мыса Финистерре, оставался северо-восточным, несколько морских свиней. Ночью море светилось, особенно верхушки волн и струя за кормой корабля: казалось, они состоят из чистого света; кроме того, повсюду было видно как бы множество мелких искр[63].

28-го в 6 часов утра мы увидели остров Порто-Санто длиной около четырех — четырех с половиной немецких миль, бесплодный и почти необитаемый. На нем всего одна вилла, то есть поселок, расположенный на восточном берегу в долине, сплошь возделанной и на вид обильной виноградниками. Этот маленький остров находится под управлением губернатора Мадеры [Мадейры], число его жителей достигает пример­но 700.

Вскоре затем мы вышли на широту Мадеры и острова Дезерта, который наши путешественники обычно называют Дезертиры. В 6 часов пополудни нам открылся город Санта-Крус на Мадере. Горы здесь прорезаны множеством ущелий и долин. В горах мы увидели дома, на редкость живописно расположенные среди виноградников и высоких кипарисов, что придавало всей местности вид весьма романтический. Шлюпки отбуксировали нас на рейд Фуншала, так как был полный штиль, и мы стали на якорь уже затемно.

Утром 29-го всех нас восхитил живописный вид города Фуншала, расположенного амфитеатром вокруг гавани на пологих склонах. Благодаря этому все дома и постройки особенно хорошо смотрятся. Почти все они выкрашены в белый цвет, у многих два этажа и плоские крыши, что придает им сходство с простыми восточными постройками. Такой простоты не увидишь в Англии с ее узкими домами, где высокие крутые крыши усажены целыми рядами труб. На берегу видны были несколько батарей и платформ с пушками, рейд простреливался также из старой крепости, расположенной на крутой черной скале, которая во время прилива бывает окружена морем; англичане называют ее Лу-Рок. За городом есть еще одно укрепление, называемое Сан-Жуанну ду Пику. Ближние холмы, на коих повсюду можно увидеть виноградники, огороженные участки, загородные дома среди плантаций и рощ, рав­но как и несколько церквей, дополняют красоту пейзажа. Все наводит на мысль о заколдованном острове, о висячих садах Семирамиды[64].

В 7 часов к нам подошла шлюпка с офицером (Capilanos do Sal) на борту. Этот офицер — один из двух Guarda-Mores(уполномоченных) коллегии здравоохранения, которые устанавливают карантин для судов, пришедших из Берберии, Леванта[65] или других мест, где возможна чума. Он поинтересовался состоянием нашего здоровья, из какой страны мы прибыли, и узнал все, что ему требовалось.

Вскоре после этого мы сошли на берег и вместе с капитаном отправились к господину Лафнану, английскому купцу, который по договору снабжает необходимым все прибывающие сюда королевские суда. Новоназначенного консула, господина Мэррея, еще не было на месте; однако господин Лафнан принял нас с радушием и достоинством, делающими честь ему и его нации.

Вблизи город производит гораздо худшее впечатление, чем когда смотришь из гавани. Улицы его тесны, плохо вымощены и грязны, дома, хоть и построены из тесаного камня или обожженного кирпича, внутри темны. Застекленные окна имеются лишь в тех домах, что принадлежат английским купцам или другим важным лицам, остальные обычно имеют решетчатые ставни, которые крепятся вверху на крюках с петлями и открываются как окна, а при надобности могут быть сняты. Нижние комнаты служат по большей части жильем для слуг или же лавчонками и складами.

Что до церквей и монастырей, то это плохие постройки, свидетельствующие о том, что те, кто их строил, не обладали особыми познаниями в архитектуре. Внутри они безвкусны, слабый свет, проникающий туда снаружи, позволяет видеть лишь дешевые украшения, задуманные как готические. Францисканский монастырь мил и просторен, однако сад там, видимо, плохо содержится.

Монахини Санта-Клары встретили нас весьма вежливо у решетки своей комнаты для бесед с посетителями, а после выслали несколько старых женщин предложить выращенные ими на продажу цветы.

Затем мы пошли погулять с господином Лафнаном. Мы дошли до его загородного дома, который стоит на холме в одной английской миле от города, и там встретили приятное общество самых видных на Мадере английских купцов. Наши капитаны вечером возвратились на борт, мы же с удовольствием приняли вежливое приглашение господина Лафнана расположиться на время пребывания здесь, в его доме.

На следующее утро мы принялись за изучение внутренних областей острова и занимались этим весь день. В 5 часов утра мы пошли вверх по ручью, который вел нас от берега в горы. В час пополудни мы достигли каштанового леса неподалеку от самой высокой вершины этого острова, примерно в 6 английских милях от имения господина Лафнана.

Воздух здесь был заметно прохладнее. Чтобы вернуться как можно более коротким путем, мы наняли негра, который через полтора часа привел нас к нашему доброму хозяину.

На другой день мы стали готовиться к отплытию. Растроганный, покидал я эту дивную страну и благородных друзей, способных ценить, чувствовать и получать удовольствие от радости ближнего. Еще и сейчас сердце мое полно чувством благодарности и уважения, которое в ту пору сделало для меня таким нелегким прощание; поистине удовольствием было обнаружить хотя бы за пределами страны то британское гостеприимство, следов которого в самой Англии не нашел Смоллетт[66],

Прежде нежели совсем покинуть этот остров, я хотел бы привести сведения, которые имел возможность собрать там; надеюсь, они будут интересны моим читателям, ибо по большей части записаны от сведущих англичан, долгое время там проживших. Я, разумеется, допускаю, что кому-то из моих читателей сведения о Мадере покажутся излишними; по если они не найдут их у множества путешественников, которые обошли на своих кораблях весь свет, а это в данном случае, видимо, так, то я не нуждаюсь в дальнейших оправданиях. Слишком легко не заметить вещей, лежащих перед самой дверью, интересуясь прежде все­го «открытиями», которые кажутся более важными, когда они касаются стран отдаленных.

Остров Мадера имеет около 55 английских миль в длину и 10 миль в ширину. Его открыл Жуан Гонсалес Зарку 2 июля 1419 г.; легендарный же рассказ, будто он был найден неким англичанином Мекином, исторически ни на чем не основан[67].

Остров делится на две капитании, которые называются по находящимся в них городам Фушнал и Машину. В первой капитании есть две судебные палаты (Judicatura), одна из них в Фуншале, другая в Кальетте, небольшом городке, область которого называется графством и принадлежит семейству Кастельо Мельор. Во второй тоже есть два суда, один в Машику и один в Сан-Винсенте.

Фушнал, единственный город (cidade) на этом острове, расположен на его южном побережье под 32°33'34" северной широты и 17°12'7" западной долготы по Гринвичу. Кроме этого города здесь еще семь поселков, или вилл (villas). Четыре из них — Кальетта, Камара ду Лобос, Рибейра Браба и Понта ду Сол — относятся к капитании Фушнал, разделенной на двадцать шесть церковных приходов, три других — Машику, Сан-Винсенте и Санта-Крус — относятся к капитании Машико, в которой семнадцать церковных приходов.

Губернатор является главой всех гражданских и военных учрежде­ний на этом острове, равно как и на островах Порто-Санто [Порту-Санту], Сальважес [Селважен] и Дезерта. Когда я находился на Мадере, эту должность исполнял дон Жуан Антониу ду Сан Перейра. Он слыл человеком знающим и рассудительным, но притом весьма сдержанным и до крайности осторожным.

Департамент юстиции подчиняется коррегидору, к которому направляются апелляции из всех низших судебных инстанций. Король, сам назначающий на эту должность и лишающий ее, обычно направляет для нее людей из Лиссабона. Каждая судебная палата (Judicatura) состоит из сената, члены которого выбирают своим председателем одного из судей (Juiz). В Фуншале его называют Juiz da Fora, и в отсутствие коррегидора или в случае его смерти он считается его представителем. Иностранные купцы избирают своего собственного судью, провидора, который одновременно собирает королевские пошлины и доходы. Они в целом составляют примерно 120 тысяч фунтов стерлингов и по большей части расходуются на жалованье королевским чиновникам и войскам, а также на содержание общественных зданий. Складываются они из десятины с урожая, которая принадлежит королю как гроссмейстеру ордена Христа[68], далее, из десятипроцентного налога со всех поступающих товаров, за исключением только продовольствия, и, наконец, из налога в одиннадцать процентов на все вывозимые товары. На острове есть лишь единственная рота регулярных войск численностью в сто человек; зато милиция насчитывает три тысячи человек и разделена на роты, каждая из которых имеет капитана, лейтенанта и прапорщика. Ни офицеры, ни рядовые в этой милиции не получают жалованья, но, поскольку принадлежность к ней дает известное положение, каждый туда стремится. Ежегодно устраиваются сборы, и в течение месяца проводятся учения. Все военные подчиняются Sejante Моr, а два Capitanos du Sal несут адъютантскую службу при губернаторе.

Число священнослужителей на этом острове достигает 1200, многие из них используются в качестве домашних учителей. После изгнания иезуитов здесь нет официальных орденских школ, кроме единственной семинарии, где оплачиваемый королем священник преподает десятку студентов. Эти студенты поверх обычного черного студенческого платья носят красный плащ. Однако тому, кто хочет быть посвящен в сан, необходимо пройти обучение в недавно созданном университете Коимбры, в Португалии. На Мадере существует также капитул, подчиняющийся епископу, чьи доходы превосходят губернаторские, поскольку он получает 110 пип вина и 40 муи пшеницы, муи составляет 24 английских бушеля[69]. В пересчете на деньги это обычно приносит ему около 3 тысяч фунтов стерлингов в год. В четырех монастырях, один из которых находится в Фуншале, живут также 60—70 францисканцев. Около 300 монашенок распределены по четырем монастырям, принадлежащим к орденам Мерси, Санта-Клары, Инкарнасау и Бон Жезус. Монашенки последнего ордена имеют право покидать монастырь и выходить замуж.

В 1768 году общее число жителей в сорока трех церковных приходах Мадеры составляло 63 913 человек, из них 31341 мужского и 32 572 женского пола. В одном лишь этом году умерло 5243 человека, родилось же всего 2198 детей, то есть смертей на 3045 больше, чем рождений. Вполне вероятно, что это было связано с какой-то эпидемией, ибо иначе остров давно стал бы необитаемым, тогда как климат его превосходный, погода по большей части мягкая, а жара в более высоких местах даже летом бывает весьма умеренная, так что люди богатые проводят там свой летний отдых. Зимой горы здесь по многу дней бывают покрыты снегом, в местах же более низменных он держится не дольше одного-двух дней. Впрочем, на достоверность наших сведений о рождениях и смертях можно положиться, так как мы имели возможность получить через секретаря губернатора выписку из церковных книг.

Люди из простонародья темнокожи и хорошо сложены; правда, у них большие ступни, что, возможно, связано с хождением по крутым и каменистым горным дорогам. Лица удлиненные, глаза темные, волосы черные и от природы кудрявые, у некоторых даже по овечьи курчавые, что, вероятно, объясняется смешением с неграми. В общем они выглядят неуклюжими, но не вызывают отвращения. Женщины безобразны, они лишены того нежного цвета кожи, который наряду с изящной хорошенькой фигурой обеспечивает нашим северянкам преимущество перед другими женщинами. На Мадере женщины малорослы, широки в костях, это относится и к лицу, но особенно, к ногам. В их манере одеваться и вести себя также нет особой приятности; что же до цвета кожи, то они очень смуглы. Впрочем, хорошие пропорции, красивая форма рук и большие живые глаза в какой-то мере компенсируют эти недостатки. Рабочий люд летом носит полотняные матросские штаны, грубые рубахи, большие шляпы и сапоги. Некоторые имеют ко­роткий суконный камзол и длинный плащ, его они иногда перекидывают через руку. Женщины носят юбки и короткий узкий корсаж; наряд этот хоть и прост, но некоторым очень к лицу. Носят они также короткую широкую накидку, голова же остается совершенно непокрытой, и незамужние женщины укладывают волосы на макушке в узел.

Живут здесь плохо и на редкость скудно, питаются по большей части хлебом с луком или другими овощами, изредка мясом. При всем том потрохами и прочими мясными отходами здешние жители пренебрегают, «глотателями кишок» называются у них самые последние нищие. Пьют они обычно воду или же плохонький напиток, приготовляемый из винограда и воды; перебродив, он становится слегка острым и кислым, однако его нельзя долго хранить. Само же вино, которое принесло острову такую славу и которое делается их же руками, им редко перепадает. Главное их занятие — виноградарство, а поскольку виноградники большую часть года не требуют ухода, люди могут вволю предаваться праздности, которая так естественна в странах теплых и плодородных. Португальское правительство, похоже, до сих пор не придумало, как с этим бороться; правда, недавно издан приказ, требующий сажать маслины там, где земля слишком суха и не подходит для виноградников, однако никто не позаботился для начала как-то поддержать земледельцев или пообещать вознаграждение, которое поощрило бы их охотнее взяться за новое дело.

Виноградники сдаются в аренду и всегда только на один год. Арендаторы получают четыре десятых урожая, еще четыре десятых идут землевладельцу, одна десятая — королю и одна — духовенству. Столь малая доля и чувство, что ты просто работаешь на других, конечно, обескураживают и лишают людей надежды. Однако, несмотря ни на что, они веселы и довольны, за работой поют, а вечерами собираются, чтобы потанцевать под монотонные звуки гитары.

Городские жители видом еще безобразнее сельских. К тому же нередко они бледны и худы. Мужчины ходят во французском, преимущественно черном платье, однако обычно одежда бывает не по мерке и кажется вышедшей из моды еще полсотни лет тому назад. Дамы сложения более нежного и приятного, однако ревность, от рождения присущая здешним мужчинам, вынуждает их жить замкнуто и лишает радостей, какие даны даже более бедным деревенским женщинам. Люди знатные образуют нечто вроде аристократии, однако они до того гордятся своими предками, что поневоле держатся замкнуто, невежественно и до смешного чопорно. Земельные владения принадлежат нескольким старым семействам, живущим в Фуншале и других здешних городах.

Мадера представляет собой одну большую гору, которая поднимается со всех сторон к середине острова; на ее вершине есть углубление, называемое местными жителями Val и поросшее, по их словам, мягкой вечнозеленой травой. Камни, которые мы имели возможность изучить, по-видимому, все побывали в огне, они были ноздреватые, черного цвета, словом — это в основном лава. Многие камни напоминали породу, которую горняки в Дербишире называют dunstone. Почва по всему острову состоит из туфа, смешанного с глиной и песком, такую же почву мы встретили потом на острове Вознесения. Все это дает мне право заключить, что эти лавы и охры выброшены вулканом и что вышеупомянутое углубление на вершине горы было когда-то кратером, то есть отверстием. Правда, при первом взгляде на Мадеру я был другого мнения; лишь черная скала Лу-Рок или скалы, на которых стоит крепость Сан-Жуанну, равно как свойства почвы и камней, наконец, расположение упомянутого углубления убедили меня, что все это прошло через огонь.

Остров расчленяют несколько ручьев, устремляющихся сверху по глубоким ущельям; равнин же, которые якобы видели путешествовавшие до нас[70], мы здесь нигде не, нашли. Кое-где в руслах можно видеть скопления больших и, малых камней, принесенных сюда сверху потоками воды, главным образом зимой, в пору сильных дождей. Для блага виноделия вода с помощью плотин и каналов направляется к виноградникам, дабы хозяева в определенное время могли ею пользоваться. Некоторые имеют воду круглый год, другие три раза в неделю, а иные два или даже всего только один раз. Так как в столь жарком климате ни один виноградник не может обойтись без орошения, они требуют больших затрат и устраиваются по возможности там, где можно иметь воду круглый год.

Если в горах попадается хотя бы клочок ровной земли, который можно приспособить для земледелия, на нем сажают съедобные коренья (Arum esculentum Linn.)[71] и для сохранения влаги окучивают их землей, ибо это растение лучше всего развивается на влажных почвах. Листья идут на корм свиньям, корнями же охотно лакомятся сами местные жители. Для той же цели сажают сладкий картофель (Convolvulus batatas)[72], который наряду с каштанами составляет основу их питания. Большие каштановые леса растут в горах, где нет виноградников. Сеют также пшеницу и ячмень, преимущественно там, где лозы уже состарились или где их только собираются сажать. Однако всего урожая зерновых едва хватает на три месяца, так что жителям приходится ввозить продовольствие, особенно североамериканское зерно. Ежегодно они получают его в больших количествах в обмен на вино. Причина плохих урожаев отчасти в недостатке удобрений, отчасти в лености здешнего народа; но даже если бы земледелие здесь велось наилучшим образом, зерна, по-видимому, все равно бы не хватало.

Гумна здесь круглые, их устраивают на самом краю поля, где для этого очищают и утаптывают землю. Снопы кладут по кругу, и пара волов волочит по ним четырехугольную доску, усаженную снизу острыми кремнями. Чтобы доска была тяжелее, погонщик сам на нее становится. Солома, таким образом, превращается в сечку, а зерно выбивается из колосьев.

Самая важная статья дохода на Мадере — вино, которым и знаменит этот остров. Виноградники разбивают всюду, где только позволяют место, почва и вода. В каждом устраивается один или несколько проходов шириной от 3 до 6 футов. По обеим сторонам проходов идут стенки высотой в 2 фута. Сверху эти проходы перекрыты решетчатым сводом высотой в 7 футов, а вдоль них на одинаковом расстоянии друг от друга стоят столбы, на которых крепятся решетки из бамбука. Эти решетки покрывают весь участок по обеим сторонам крытого прохода на высоте примерно 2 футов от земли. Таким образом они дают опору побегам, а у работников остается место, чтобы выпалывать сорняки между лозами. При сборе винограда они ползают под решеткой, срезают гроздья и собирают их в корзины. Я видел здесь гроздья весом более 6 фунтов. Такой способ содержать почву чистой от сорняков, сохранять в ней влагу, а самим гроздьям обеспечивать достаточно тени и придает вину Мадеры те превосходные вкусовые свойства, которыми оно славится. Однако он связан с необходимостью занимать часть земли под посадки бамбука, без которого нельзя соорудить решетки. Если какой-то виноградник не удается обеспечить бамбуком, он не может быть как следует оборудован и потому становится непригоден для пользования.

Вино бывает разного качества и цены. Лучшее получается из того сорта винограда, что был доставлен сюда из Кандии [остров Крит] по повелению дона Генриха, инфанта Португалии[73]. Называется оно «Мальвазия Мадеры». Пипу здесь на месте продают не дешевле чем за 40—42 фунта стерлингов. Это вкусное сладкое вино, но его мало. Следующий сорт — сухое виноградное вино, какое привозится в Лондон; пипа его стоит 30—31 фунт. Сорта похуже, которые поставляют для Ост- и Вест-Индии, а также для Северной Америки, стоят в зависимости от качества 28—30 фунтов стерлингов. Ежегодно здесь получают около 30 тысяч пип, в каждой по 110 галлонов[74]. 30 тысяч пип лучших сортов идет на вывоз, остальное вино частью потребляется на самом острове, частью перегоняется для изготовления водки, которую отправляют в Бразилию, частью идет на производство винного уксуса.

Виноградники окружены либо каменными оградами, либо живыми изгородями из гранатов, миртов, ежевики и дикой розы. В садах выращивают персики, абрикосы, айву, яблоки, груши, грецкий орех, каштаны и другие европейские плоды, а иногда и такие тропические растения, как бананы, гуайявы [75] и ананасы.

Домашние животные на Мадере те же, что и в Европе, правда, бараны и быки тут невелики, но мясо их весьма вкусно. Лошади тоже низкорослые, но крепкие. Они легко взбираются по самым крутым горным тропам, поскольку других дорог здесь нет. Колесных повозок тут вовсе не знают, но в городе можно увидеть нечто вроде полозьев или саней из двух соединенных поперечинами брусьев, которые спереди образуют острый угол; в них запрягают волов и возят так бочки с вином или другие тяжелые грузы.

Здесь больше разнообразных диких птиц, чем другой дичи, единственным представителем которой можно считать лишь кролика. Видели мы прежде всего ястребов (Falco nisus), много ворон (Corvus coronе), сорок (Corvus pica), лесных и полевых жаворонков (Alauda arvensis et arborea), скворцов (Sturnus vulgaris), овсянок (Emberiza citrinella), обычных и горных воробьев (Fringilla domestica et montana), желтых трясогузок и малиновок (Motacilla flava et rubecula), а также диких голубей, разновидность которых не смогли определить. Попадались нам также домашние и береговые ласточки (Hirundo rustica et apus), a no словам некоторых господ из английской фактории, они видели здесь и ласточек деревенских (Hirundo urbica). Ласточки остаются тут на всю зиму, их бывает не видно лишь в редкие холодные дни, когда они прячутся в расщелинах скал, но с первым же теплом они появляются снова. Красноногая куропатка (Tetrao rufus) держится во внутренних частях острова, видимо потому, что там ей спокойнее, нежели в других местах. У господина Лафнана в клетке я видел красноклювого воробья (Loxia astrild), зяблика, щегла, сарыча и канарейку (Fringilla coelebs, Carduelis, Butyracea canaria); все они были пойманы на острове. Домашняя птица — индюки, гуси, утки, куры — здесь редкость, должно быть, из-за недостатка зерна.

Змей на острове вовсе нет, зато все дома, виноградники и сады кишат ящерицами. Монахи в одном здешнем монастыре жаловались, что эти ящерицы причиняют большой вред садам; чтобы от них избавиться, они закапывают в землю большой латунный котел, куда эти животные, всюду шныряющие в поисках пищи, попадают сотнями и гибнут, не умея выкарабкаться по гладкому металлу.

Море вдоль побережья Мадеры и соседних островов Сальважес и Дезерта не бедно рыбой, но ее не хватает для соблюдения постов, поэтому селедку привозят английские суда из Готенбурга [Гетеборг], а соленую и вяленую треску — из Нью-Йорка и других мест Америки.

Насекомых мы видели мало, хотя, останься мы тут подольше, возможно, встретили бы еще. Все они были известны и разнообразием не отличались. По этому поводу я хотел бы сделать замечание, которое относится ко всем островам, где мы побывали в ходе нашего путешествия. Четвероногих животных, амфибий и насекомых на островах, лежащих далеко от материка, бывает немного; первых можно здесь увидеть лишь в том случае, если они завезены сюда человеком. Напротив, рыбы и птицы, способные найти сюда путь без посторонней помощи, по воздуху и по воде, встречаются чаще и отличаются большим разнообразием. Крупные же материки богаты вышеназванными видами животных, равно как и птицами и рыбами, которые, как уже было сказано, распространены повсюду. Так, в Африке мы за несколько недель смогли встретить множество самых разнообразных видов четвероногих животных, амфибий и насекомых, тогда как в других местах из числа таковых нам не попалось ничего нового.