Путешествия барона Мюнхгаузена

Четырнадцатый вечер

Мюнхгаузен предлагает вычистить луну; он получает в награду великолепного серого коня и, вернувшись на родину, заставляет его прыгнуть сквозь проезжающую мимо карету. Знакомому, утверждавшему, что пятнадцать лет назад он присутствовал на похоронах барона, Мюнхгаузен дает веское доказательство того, что он жив.

— Сегодня, господа, друзья и товарищи, вы услышите о величайшем, быть может, деле, какое мне удалось совершить на моем жизненном пути и о котором я никогда еще не рассказывал. Спустя несколько недель после нашего прибытия в Шираз мне случилось оказать шаху особенную услугу. Одним из его любимых занятий было посидеть и помечтать при луне, и однажды вечером, мы — шах и я — прогуливались по аллее душистых розовых кустов, а шах пел мне одну из чудных застольных песен покойного придворного поэта Гафиза, вдруг он прервал пение и простонал, схватив меня за руку:

— Послушай! Взгляни на луну! Что за ржавые пятна на ней?..

— Нет, нет! — отвечал я. — Нет! Это не ржавые пятна! Видишь ли, это явление называется лунным затмением; оно случается тогда, когда в полнолуние тень земли упадет на светлый диск луны и…

— Ах, братец! — прервал меня шах. — Ты — осел, хотя и ученый! Это ржавые пятна, а они бывают от сырой погоды. Спроси-ка у нашего придворного астронома!..

Но разве может сообщить мне какой-то астроном то, чего я и сам не знаю! Однако я провел всю ночь в раздумье, как просветить мрачное суеверие лучом истины? Наконец я решил: «Ну, что мне за дело! Ведь что город — то норов, что деревня — то обычай! И если в этой стране так думают, то надо приноровляться к их воззрениям!»

Еще до рассвета я вышел из дворца и разыскал нашего корабельного плотника, который прибыл в Шираз вместе со мной. Затем мы битый час вычерчивали с ним машинное приспособление, чтобы спустить луну и заново отполировать ее.

В обычное время я просил доложить его высочеству о моем приходе и сказал самым покорным образом, что я готов через несколько дней спустить луну вниз и удалить все ржавые пятна.

— Мюнхгаузен! — воскликнул обрадованный шах. — Если ты… если вы сумеете это сделать… клянусь бородой Пророка! В таком случае я возведу тебя в графы империи!..

В тот же день были сформированы три роты песочников, каждая по сто человек, и столько же отделений просеевальщиков песка, и эти шестьсот человек должны были приготовить самый мелкий песок для чистки и полировки луны. В то же время мы приступили к постройке нашей хитроумно придуманной машины для спуска луны, и ровно через четырнадцать дней после того лунного затмения была произведена первая проба машины. Когда же цивилизованный мир примирился с мыслью, что луны несколько дней не будет видно, потому что наступило новолуние, — мы в Ширазе спустили с неба ночную красавицу и вправду нашли на ней множество ржавых пятен и отполировали ее до такого же блеска, какой был у нее прежде.

С тех пор такая чистка производится через каждые четыре недели!..

Прошу господ слушателей при случае не отказать напомнить мне, что я обещал им показать привезенные из Персии орденские знаки, а также великолепную серую кобылу, которую шах заставил меня при отъезде принять в дар в знак его благодарности. Я двадцать лет ездил на ней, а когда она издохла, велел сделать из нее чучело, чтобы демонстрировать своим гостям. Эта лошадь обладала замечательно быстрым ходом, так что я в первое время по возвращении на родину, делая визиты по окрестностям, легко проезжал после обеда по тридцать-сорок миль и по пути из одного имения в другое успевал еще травить зайцев.

Однажды я гнался за зайцем, который перебежал через дорогу. Как раз между мной и зайцем по этой дороге ехала карета, в которой сидели две дамы — писаные красавицы. Мой конь так быстро и ловко проскочил сквозь карету, окна которой были открыты, что я едва успел снять шляпу и попросить у дам извинения за мою смелость…

Я хотел бы упомянуть сегодня еще об одном комичном случае того времени. Я много лет не видел одного из товарищей моих детских игр и случайно встретился с ним, когда он ехал из города, с хлебного рынка: ему часто приходилось наведываться туда, так как к нему перешла отцовская мельница… Большинство из вас, впрочем, лично знакомы с ним — это толстый Василий Мучник с Глиняной Мельницы. Дело было внизу, близ Шведского леска. Мучник слез с повозки и медленно тащился вперед в полумраке, когда я вдруг подъехал к нему и сказал:

— Добрый вечер, Василий!

— Черт побери мякину и мучные мешки! — воскликнул он, вне себя от изумления. — Покойный барон Мюнхгаузен!

— Что за глупости! — сердито промолвил я. — Я такой же покойник, как ты сам себе отец!

— Конечно! Семнадцать лет назад я видел вас лежащим на смертном одре… и присутствовал на похоронах вашей милости. Мы, парни, получили каждый по куску вишневого пирога, густо посыпанного сахаром… Вы должны бы были давно уж быть в могиле, господин барон!

— Погоди же, Василий! Я тебе покажу, покойник я или еще живой!

И с этими словами я закатил ему такую здоровенную оплеуху, что только звон пошел. Он свалился на землю. «Дурная трава не заглохнет!» — подумал я и оставил его лежать.

Спустя несколько дней я проезжал мимо мельницы и увидел, что мой толстяк Мучник сидит довольный на лавке и напевает себе под нос песенку.

— Ну, Василий, — сказал я, — поверил ли ты, наконец, что я жив? Или мне придется слезть с седла и окончательно развеять твою сомнительность?

— Нет, спасибо! Спасибо! Я теперь во всем вам верю, господин барон! — ответил Мучник, не ожидая ничего доброго.

— Ну, это хорошо, и мне это приятно. Иначе у меня имеются к твоим услугам, да и для всех других недоверчивых людей, бесстыдно сомневающихся в правдивости моих рассказов, еще много таких же веских доказательств.

А теперь — спокойной ночи, господа, друзья и товарищи!.. Спокойной ночи!