Путь Никколо

Глава 26

Первое потрясение предстояло пережить мейстеру Грегорио из Лети, который был знаком со вдовой де Шаретти всего неделю. С ее подручным Николасом он и вовсе не был знаком, если не считать беглой встречи у насоса в красильне, когда сей юнец показался ему крайне ненадежным. Он также успел уяснить, что того называют Клаасом.

Его пригласили рано поутру, едва ли не прежде, чем он успел натянуть свое платье и завязать шнурки черной шапочки, но когда мейстер Грегорио открыл дверь кабинета, то обнаружил, что его хозяйка уже сидит там, слегка взволнованная. Весы по-прежнему стояли на столе, а также чернильница, перья и учетные книги. И список расценок с яркими клочками окрашенной пряжи. На другом конце стола сидел тот самый юнец, чинивший насос, в обычной синей ливрее Шаретти. Как ни удивительно, но в руках у него было перо, а на коленях — толстая стопка каких-то бумаг, и он просматривал колонки не то цифр, не то имен.

Впрочем, заслышав шаги, он тут же оторвался от работы и улыбнулся, скорее даже не стряпчему, а демуазель де Шаретти, на лице у которой, для такой маленькой, круглой и весьма привлекательной женщины, было на диво суровое выражение. Демуазель де Шаретти откашлялась.

— Мейстер Грегорио, спасибо, что пришли. Это не совсем деловой вопрос, хотя ради блага кампании я хочу сказать, что рада вас видеть, и, надеюсь, вам также понравится работать с нами. Мы с Николасом нуждаемся в вашей помощи по личному делу.

Мы… Когда она нанимала его, то утверждала, будто единолично владеет своим предприятием. Ее сына при этом не было. Зато присутствовал этот юнец, бывший Клаас, а ныне Николас. Помощь по личному вопросу? Мейстер Грегорио из Лети, который в свое время заверял множество контрактов, множество прошений и заявлений всех видов, теперь спокойно ждал, что последует дальше; взгляд его переместился с юнца на точку чуть ниже ключей у хозяйки на поясе. Если судить по разнице в возрасте, то это маловероятно. Но кто знает? Если только этот мальчишка не ее внебрачный сын, которого она наконец решилась признать.

— Буду рад сделать все, что смогу, — церемонно отозвался он, заметив, как при этом юнец вновь улыбнулся женщине, а ее нервозность неожиданно сменилась какой-то странной веселостью.

— Скажу вам сразу, — объявила она. — Это не вопрос беременности или усыновления. Клаас, который теперь будет использовать свое полное имя. — Николас, является незаконнорожденным сыном моего дальнего родственника. Тому имеются все свидетельства. Он воспитывался в этом доме с самого детства разумеется, на положении подмастерья. Он в курсе всех моих дел. Также он наделен незаурядными способностями.

Мейстер Грегорио любезно улыбнулся. Чего не отнять у молодого человека, так это незаурядной внешности. Такие глаза и полные, расплывшиеся губы встречаются лишь среди умственно отсталых. И такой широкий низкий лоб без морщин. Он где-то оцарапал щеку… По-прежнему улыбаясь, юнец вновь зарылся в бумаги. Мейстер Грегорио одобрительно заметил:

— Я вижу, он умеет читать и писать.

— Да, — отозвалась вдова де Шаретти. — Вы наверняка уже просматривали наши учетные книги. Вы видели все сделки, совершенные этой компанией с середины февраля, и записи о встречах, которые я посещала в сопровождении Николаса. Теперь вам следует узнать, что все эти встречи были спланированы и устроены самим Николасом. Что именно он предложил мне совершить все эти приобретения, нашел для них деньги и довел сделки до самого конца, за исключением официальных бумаг и соглашений, которые подписывала непосредственно я сама. Мейстер Грегорио, он обладает куда большей, нежели у меня, деловой сметкой. Куда большей, нежели все прочие мои работники. Он желает оставаться в компании. Он надеется, с помощью наших советов, сделать ее крупной и процветающей. Но, как вы понимаете, у него лично нет никакой власти. Вот почему мы с ним задумались над тем, каким образом его этой властью наделить. — Она помолчала.

Грегорио из Асти, который любил церковные песнопения, а также чтение пьес после ужина, почувствовал сейчас, что сам стал действующим лицом в такой пьесе, и настал черед его реплики.

— Вы желаете пожениться? — заметил он. — Прекрасная мысль! Разумеется, я буду счастлив помочь вам в качестве стряпчего.

Она посмотрела на него словно бы поверх несуществующих очков. Платье с длинными широкими рукавами на ней сегодня было куда более изысканным, чем то, которое она носила обычно, а волосы, как всегда надежно упрятанные, скрывались не под повседневным платком или чепцом, а под круглым расшитым головным убором, чем-то напоминавшим осадную машину.

— Сейчас вы, разумеется, вознамерились, — промолвила она — после свадьбы просить меня об увольнении. Надеюсь, вы не сделаете этого. Мы нуждаемся в вас. И мы вскоре рассчитываем заработать немало денег.

Ну, еще бы! Любопытно, что этот парень намеревается продать в первую очередь? Если он и впрямь стоял за всеми теми сделками, то способностей ему действительно не занимать. Он вполне способен жениться на вдове, выдоить компанию досуха и сбежать со всем золотом еще до конца месяца.

— Часть денег, — пояснила невеста, его нанимательница, — поступит от обычного расширения существующей компании. Хотя Николас стоял у истоков этого расширения и будет продолжать участвовать помощью и советом, он не получит от этого никакого дохода. Вся собственность и недвижимость, которой я на данный момент владею, включая наше отделение в Лувене, принадлежащее моему отцу, должны быть полностью защищены, чтобы доходы шли исключительно мне, а после меня — моему сыну. Все, что заработает Николас в качестве моего доверенного лица, также будет зачислено на счет компании, которая будет выплачивать ему лишь заранее условленное жалованье.

А вот это любопытно. Она старается защитить себя. Юнец, судя по его лицу, ничуть этому не огорчился. Да, еще бы!

— Прошу простить, — заметил мейстер Грегорио. — Но у вас есть сын и две дочери. Они ведь зависят от вас в том, что касается будущего наследства и приданого?

Юнец что-то нацарапал в своих бумагах, затем поднял глаза на женщину.

— Вот оно! Я так и знал, что мы о чем-то забыли. Я ведь могу разлечься на подушках из золотой парчи, а вы продадите Хеннинка в рабство и увешаете меня бриллиантами, чтобы Феликс просил милостыню в своей таверне, а Тильда с Катериной вышли замуж за уличных подметальщиков. Ваши расходы и мое жалованье должны быть взяты под строгий контроль. Это означает наличие доверенных лиц. Это означает также хорошую бухгалтерию и независимую проверку учетных книг. — Он обернулся к стряпчему. — Мы уже пришли к соглашению, что это будет не столько брачный контракт, сколько, скорее, партнерский. Вот почему нам нужна ваша помощь. Мы хотим, чтобы все было сделано сегодня же утром.

Непосвященные всегда так говорили.

— Весьма маловероятно, что такое возможно, — возразил Грегорио из Асти.

Юнец покачал головой.

— Хм. А я думаю, возможно. Я уже послал письмо мейстеру Ансельму Адорне. Как только мы разберемся с самыми щекотливыми вопросами, то вы с демуазель останетесь составлять контракт. Мессер Ансельм может вызвать городских стряпчих и одного из бургомистров, который будет представлять город. Вместе с ним мы отправимся также к главе гильдии красильщиков, к мейстеру Бладелину и к епископу Тернийскому за церковным разрешением. Ему я тоже уже отправил послание. К полудню мы бы могли собрать в особняке Адорне всех нужных людей для подписания гражданского брачного контракта, после чего епископ, или, если тот откажется, то личный духовник мейстера Ансельма сможет отслужить брачную мессу в Иерусалимской церкви. Вот и все.

Грегорио покосился на вдову. Похоже, пусть и помимо воли, но она была слегка ошарашена Однако это слово даже близко не соответствовало тому, как чувствовал себя сам Грегорио. В одном она была совершенно права: у этого парня есть мозги. Он опасен. И стряпчий ощутил сострадание к Марианне де Шаретти.

— Понятно. Вы все отлично продумали. Но к чему такая спешка, могу ли я узнать?

Молодой человек воззрился на него с искренним и наивным видом.

— Потому что все вокруг будут рассуждать именно так, как рассуждаете вы. И начнется столпотворение. Как только жены узнают обо всем, никакой свадьбы не состоится: они слишком запугают своих мужей. Но все, что нам нужно — это обычная деловая встреча, во время которой будет составлен хороший контракт, надежно защищающий все стороны.

— Кроме вас самого, насколько я понимаю? — не без сочувствия осведомился Грегорио. — Такое впечатление, что вы не желаете иметь прямого отношения ни к каким финансовым выгодам ни лично, ни косвенно через будущую супругу, если не считать получения назначенного жалования? Но на что вы будете жить, если, упаси Боже, она скончается? Все наследство отойдет сыну, и тот будет волен отделаться от вас. Я так понимаю, судя по тому, что о нем речь не идет вообще, что у него нет права голоса в этом соглашении.

— И это еще одна сложность, — подтвердила Марианна де Шаретти. — Моему сыну семнадцать лет, и он очень упрям. Я желаю, чтобы этот брак свершился, по возможности, без его ведома. — Она немного помолчала. — Скажу прямо, в этом мы с Николасом не согласны. Мы поступаем так по моему настоянию. Я не желаю, чтобы Феликс мог каким-то образом воздействовать на принятое мною решение. И без того впоследствии придется нелегко. А если, по закону, его присутствие или согласие все же необходимо, то вам придется обойти закон.

— Это возможно, если Церковь будет к вам благосклонна, — отозвался Грегорио. — Но если он затаит недовольство, то, пусть не сейчас, но годы спустя, этот контракт даст ему большую власть.

— Вот и отлично, — подтвердил молодой человек. — Пусть он получит в свои руки всю ту власть, которой может наделить его закон, не ущемляя лишь прав матери. Я хочу, чтобы здесь не оставалось и тени сомнений. Впрочем, от Феликса не будет особых неприятностей ни мне, ни вам, когда вы с ним познакомитесь поближе. Он просто еще очень молод. Что же касается денег, то я способен заработать себе на жизнь и вне компании Шаретти. Мейстер Грегорио, по-моему, демуазель намекала на некое новое предприятие. Оно будет принадлежать мне, вместе с моими партнерами, и не возьмет ни гроша из ныне существующей компании, каковая, впрочем, все равно будет получать немалую прибыль. И вы также, если пожелаете. Вот почему мейстер Ансельм, — что, несомненно, удивило вас, — готов прийти нам на помощь. Надеюсь, вы сочтете, что он — весьма весомый гарант, а я — возможно, не столь ненадежен, как вам показалось сначала. Но это покажет лишь время. А пока все, чего мы просим от вас — это составить контракт. Вы в ужасе?

Грегорио был потрясен, преисполнен благоговейного восхищения. Больше всего ему сейчас хотелось бы, чтобы эта встреча как можно скорее подошла к концу, и он мог бы взяться за составление брачного контракта, который будет именно таким, каким желали видеть его эти двое: очень точным, всеобъемлющим и изящным. И, главное, столь категоричным, что, какое бы коварство ни замыслил этот юнец, какие бы иллюзии ни внушил он этой женщине, но контракт остался бы нерушим во всех его условиях.

А потом, сказал он себе, можно будет остаться еще ненадолго, и с удовольствием понаблюдать за происходящим.

Вторым человеком, получившим эти известия, стал Ансельм Адорне, которому письмо вручили в тот самый миг, когда он поднялся с колен и вместе с супругой и с домочадцами вышел с утренней мессы из Иерусалимской церкви, построенной еще его отцом и дядей. Письмо состояло из нескольких страниц, исписанных убористым почерком, и, прочитав его, он придержал жену за руку.

— Прежде чем ты приступишь к своим домашним обязанностям, нам нужно поговорить. Потом следует привести в порядок главную гостиную. У нас сегодня утром ожидаются гости.

Как он и ожидал, ему пришлось подождать, пока она на кухне отдаст все необходимые распоряжения. После чего она присоединилась к нему в спальне.

Маргрит не скрывала волнения. Впрочем, особых причин для тревоги вроде бы и не было, поскольку все дети находились дома, и даже Ян, приехавший из Парижа на Пасху. За шестнадцать лет супружества она неплохо изучила своего всегда столь осторожного и любезного мужа. Если бы беда приключилась с отцом Питером, нашедшим тихое убежище в картезианском монастыре, либо с кем-то из тетушек и дядюшек, сестер и братьев, или бесчисленных кузенов, племянников и племянниц семейств Адорне и ван дер Банк, то он сообщил бы ей об этом немедленно. О деловых проблемах она даже не помышляла. Разумеется, она была в курсе многих забот мужа Маргрит ван дер Банк исполнилось всего четырнадцать, когда она вышла замуж, — сирота, но получившая отличное воспитание. Она прекрасно содержала дом, была хорошей матерью и не лезла в мужские дела Разумеется, кроме тех случаев, когда какой-то вопрос мог повлиять на их общее будущее, как, к примеру, эта история с квасцами. Об этом он ей все рассказал. Она по-прежнему жалела, что он связался с этой затеей.

Вот почему она так забеспокоилась, когда, вместо обсуждения каких-то новых возможностей, назначений или приобретений, он заговорил как раз о том, что так тревожило ее. О переговорах насчет квасцов и об этом молодом человеке из красильни, об этом Клаасе, который был столь любезен с их дочерьми Марией и Кателийной и который, — как ни трудно в это поверить, — и замыслил всю эту опасную затею с помощью какого-то итальянского лекаря. Скорее всего, пустая выдумка, только для того, чтобы заручиться поддержкой Ансельма в каких-то других делах. Хотя сам Ансельм, похоже, доверял способностям этого юноши.

Но не всякий мужчина столь даровит, как ее Ансельм. Ему было девятнадцать, когда он женился, а городским советником в Брюгге он стал уже к двадцати годам, и тогда же выиграл свой первый приз на турнире Белого Медведя. Ансельм был бюргером, но принадлежал к знатному роду. А тут какой-то мастеровой…

И вот теперь Ансельм говорил ей:

— Ты, разумеется, помнишь юного Клааса из дома Шаретти. Это письмо от него. Он должен вскоре прийти сюда, чтобы попросить помощи для Марианны де Шаретти. Их предприятие слишком разрослось, так что она теперь нуждается в партнере. Она полагает, что сам Клаас наиболее достоин такого доверия, но, разумеется, по происхождению он никак не подходит. И потому, похоже, она желает разрешить эту проблему, сделав молодого человека своим супругом.

Маргрит не удержалась от изумленного возгласа. Ансельм взглянул на нее, как только он один умел делать.

— Дорогая моя, это их личное дело. Демуазель приняла решение. Она желает, чтобы брачный контракт был составлен и подписан прямо сегодня утром, и просит меня о помощи в подготовке свадьбы. Он также говорит, что она не решается просить об этом сама, но он точно знает, что она хотела бы получить церковное благословение. Он спрашивает, позволим ли мы, чтобы подписание состоялось сегодня у нас дома, а мессу потом отслужили в Иерусалимской церкви.

Маргрит немного помолчала, потому что муж одернул ее. Но ей все-таки необходимо было поделиться с ним своими мыслями.

— Он считает, будто ты у него в долгу, иначе он никогда бы не решился просить ни о чем подобном. Это первая ласточка всех скверных последствий вашего партнерства.

Отложив письмо, Ансельм присел рядом с женой.

— Разумеется, именно поэтому он и попросил меня о помощи. Но есть и иная причина. Я понимаю правоту Марианны де Шаретти. Он способен управлять ее делами как никто другой. И ему мешает лишь низкое происхождение.

Маргрит ван дер Банк пожала плечами.

— Но ты же знаешь, что этого недостаточно. Если она выйдет за собственного подмастерья, вместо того чтобы нанять способного управляющего, вместо того чтобы подыскать мужа, подходящего по возрасту и по рангу, это сделает ее посмешищем всего города. Возможно, он и впрямь лучший, кого она в состоянии найти. Но поступая таким образом, она ставит компанию превыше собственного достоинства Клаас! Очаровательный юноша, но такой неуправляемый, что ему то и дело достаются колотушки. И всякий раз, когда он возвращается из Лувена, все мои подруги запирают своих горничных. О чем она только думает?

— Похоже, он повзрослел, — возразил Ансельм. — Ты же сама дозволила ему сопровождать наших дочерей на Карнавал. Может статься, он вполне созрел для брака Может статься, любовь моя, что они искренне привязаны друг к другу. — Он задумался. — Хотя, признаюсь, что в письме об этом не сказано ни слова. Он желает представить это исключительно как деловое сотрудничество.

— Может, это она к нему неравнодушна? — предположила Маргрит. — По крайней мере, слухи пойдут именно об этом. Привлекательный молодой человек, который очень любит женщин. Ему будет несложно заставить ее увлечься. Деловое соглашение! Кто бы сомневался?! Феликс, лишенный наследства, а бедные юные девушки…

— Нет, — перебил жену Ансельм. — Об этом он говорит особо. Компания принадлежит лишь демуазель и ее семье. Ее собственный поверенный и городской стряпчий составят контракт, который лишит его всякой возможности пользоваться доходами. Для себя он не хочет ничего, кроме работы во благо компании, что, по его словам, является само по себе достаточной наградой. Я верю ему. Именно поэтому я и принял такое решение.

— Ты поможешь ему? Да, полагаю, ты сделаешь это из-за ваших совместных дел. Ты восхищаешься им. Разумеется, я сделаю все необходимое, потому что ты мой муж, и мне жаль эту бедную женщину, которой так нужна верная подруга. Но как же ее семья? Что скажет сын?

— Судя по письму, он останется в неведении до завершения церемонии. Таково желание матери, а не самого Клааса Точнее, Николаса… Полагаю, теперь нам надлежит называть его именно так. — Поднявшись, Ансельм Адорне подошел к жене и положил руку ей на плечо. — Так ты согласна быть с ней во время брачной мессы?

— Церковь! — Маргрит вскочила с места. — Нам нужно все подготовить в церкви! Да, конечно, я буду с ней. Замужняя дама куда лучше, чем незамужняя, хотя жаль, что мы не можем пригласить никого более знатного. Кателину ван Борселен, к примеру. Но она уже уехала в Бретань. Да малышку Гелис ждет разочарование, а также и многих других девочек.

— И тех, кто постарше, — сухо согласился ее супруг.

Когда в тот день полуденный рабочий колокол прозвонил над Брюгге, то все сукновалы и красильщики Шаретти, ширильщики и закройщики, возчики и конюхи, кладовщики и подсобные рабочие сняли с себя грязные фартуки под бдительным оком Хеннинка и разошлись по домам или направились на кухню дома Шаретти, чтобы насладиться заслуженным обедом. Поскольку мейстер Грегорио с вдовой удалились по делам, то их работники вели себя чуть более шумно, чем обычно, хотя им явно недоставало Клааса, который в это время всегда старался их развлечь. Кто-то попытался, пока не слушал Хеннинк, передразнить вдову, как порой делал это Клаас, но у него не вышло ничего даже близко похожего.

В высоком зале Иерусалимской церкви звук колокола услышали люди, собравшиеся перед непривычно раскрашенным алтарем с изображением черепов и лестниц, и орудий Страстей, за которым Франческо Коппини, епископ Тернийский, отслужил брачную мессу. На столике с покровом, вышитым самолично Маргрит ван дер Банк, стояло посеребренное распятие с частичками Истинного Креста, доставленными со Святой Земли отцом и дядей Ансельма. Узкие лестницы по обеим сторонам алтаря вели на верхнюю галерею с белой балюстрадой, освещенную невидимыми снизу окнами, расположенными наверху в башне, — Адорне устроили здесь все в подражание церкви Гроба Господня, куда совершали свое паломничество.

Наряды собравшихся делали честь этому великолепному зданию. На Маргрит было парадное парчовое платье с высоким поясом, под который уходили отвороты широкого горностаевого ворота, а также высокий двурогий чепец. На Ансельме, их друзьях из Городского Совета и из гильдий также были парадные одеяния длиной до лодыжек с атласными или меховыми отворотами или капюшонами, и положенные по рангу массивные фетровые шляпы. Разумеется, среди них не было ни единой женщины.

На невесте был тот же самый наряд, что и поутру, поскольку времени переодеться не оставалось: круглый подбитый головной убор, скрывавший волосы, а также платье-футляр с аккуратно подвязанными верхними рукавами и квадратным вырезом на горле, в котором виднелась очень красивая подвеска. Впервые за все время вуаль не скрывала шею, и Маргрит заметила, что кожа ее осталась светлой, гладкой и без единой морщинки. Также у нее были красивые синие глаза, здоровые зубы и обычно весьма привлекательный цвет лица.

Молодой человек тоже одет был в точности как и поутру, когда появился здесь, чтобы помочь все устроить. По счастью, он надел не синий рабочий дублет, в каких ходили все служащие Шаретти, — при данных обстоятельствах это выглядело бы неприличной насмешкой. На нем был темный саржевый дублет, сидевший достаточно изящно, — вероятно, его собственный, купленный на деньги, заработанные в Италии. Поверх он надел не слишком длинную тунику без рукавов, какую мог носить какой-нибудь стряпчий, но темно-зеленую, а не черную, поскольку это явно было бы ему не по карману. Волосы, тщательно расчесанные, выбивались из-под шляпы с широкими полями, но без всяких украшений. Шоссы, тоже темно-зеленого цвета, оказались целыми, а не латаными-перелатаными, в каких привыкла видеть его Маргрит. Также она еще никогда не видела его без улыбки.

По окончании церемонии им предстояло пережить еще свадебный обед за столом, накрытым в большой гостиной. Но наконец кто-то догадался упомянуть фландрские галеры, и теперь уже разговор потек без остановок, ибо это была тема, наиболее близкая сердцу и кошельку любого торговца в Брюгге. Так значит, этот недоумок Алвизе Дуодо направился с фландрскими галерами в Лондон по пути в Венецию, и, разумеется, английский король захватил их, ибо нуждался в кораблях для войны против своих сородичей из Йорка. Анджело Тани и Томмазо умирали от ужаса, и дело не только в потере тканей. Получит ли отделение в Лондоне свои мячи для игры? Дориа отослал горны и проволоку для клавесинов, Якопо Строцци — зубочистки и игральные карты. Разгрузят ли весь этот товар, или моряки просидят в темнице все то время, пока их корабли будут отражать атаки других англичан, отплывающих из Кале?

Епископ Коппини хранил предусмотрительное молчание. Именно ему надлежало отправиться в Кале и примирить тамошних англичан с их собратьями в Англии, которые завладели фландрскими галерами.

Разумеется, замысел неплохой. Но как только это произойдет и будет объявлен мир, то папа римский сможет начать крестовый поход для того, чтобы отвоевать Константинополь, и у короля Франции, герцога Бургундского, и английского короля (кто бы тогда ни занимал тамошний трон) не будет иного выхода, кроме как направить флот или армию ему на помощь. И тогда в следующий раз фландрские галеры вполне может захватить в Слёйсе герцог Филипп, вместе с шотландскими барками, португальскими кораблями, бретонскими каравеллами, нормандскими вельботами и тяжелыми судами из Гамбурга Как выжить негоцианту в такие дни? Воистину, без астролога не обойтись.

— Можно начать скупать рыбу, — предложил жених, который до сих пор почти не подавал голос и, как ни странно, не сказал никаких особых глупостей. — Рыболовецкие суда единственные, которые нельзя послать в крестовый поход. Но до окончания Великого Поста осталось недолго, так что спрос на рыбу будет невелик.

Шутка была не такая уж скверная, и они выпили достаточно кандийского вина мейстера Ансельма, чтобы от души посмеяться над ней. Но более того, несколько человек подумали про себя, что этот паренек, сам того не желая, подсказал им идею, над которой стоит здорово поразмыслить.

Разошлись они все в отличном настроении, а когда вернутся домой, то, учитывая роль, которую сыграли во всем происшедшем, они будут склонны скорее защищать этот брак, нежели осуждать его. К тому же они все знали условия договора, подписанного у них на глазах, и знали, чьи интересы он защищает. Таким образом, единственным из всех возможных, самые влиятельные семейства в Брюгге будут, по крайней мере, знать правду.

Когда удалился епископ и бургомистр, и стряпчие, Маргрит ван дер Банк обняла невесту за пухлые красивые плечи и предложила пройти в свои покои, дабы там привести себя в порядок перед уходом.

Их новый поверенный, мейстер Грегорио, уже вернулся в дом Шаретти. Там, как только подойдут и жених с невестой, о состоявшемся браке будет объявлено всем ее работникам. Разумеется, после того как демуазель сообщит эту новость своему сыну и дочерям.

Пугающая перспектива после такого тяжелого утра. Демуазель была бледна от усталости. Но словами тут не поможешь… Маргрит обняла ее, пытаясь таким образом заверить в своем дружеском расположении, но вдова Корнелиса была гордой женщиной. Она не дала волю слезам, а просто на мгновение дольше положенного задержалась в объятиях Маргрит. Затем, отступив на шаг, спокойно поблагодарила ее за все.

Чуть позже, когда удалились и жених с невестой, Маргрит рассказала об этом Ансельму, но тот, хотя она этого очень ждала, не поделился в ответ тем, что произошло между ним и этим юным Николасом, когда они остались одни. На самом деле, рассказывать было особо не о чем. После гостя Адорне воспользовался уборной, а затем вернулся в комнату и увидел, как жених, до тех пор превосходно владевший собой, дрожа всем телом, надает на стул, словно в него из окна угодил арбалетный болт. Заслышав шаги Адорне по выложенному плиткой полу, он обернулся рывком.

Ансельм посмотрел на него сверху вниз.

— Ты хоть спал прошлой ночью, мой друг Николас? Полагаю, что нет.

Иногда во время боя воины, чтобы избавиться от усталости, вдыхают вот так, глубоко, наполняя легкие воздухом, а затем выдыхают с силой, чтобы прогнать боль. Николас при этом улыбнулся, и покачал головой все с той же улыбкой. Ансельму сделалось любопытно, где и как тот провел последнюю ночь своей свободы. Последнюю ночь юности, в какой-то мере. Легким тоном он промолвил:

— Каждый жених имеет право на вечеринку с друзьями.

Он надеялся, что молодой человек ответит ему в том же небрежном тоне, однако взор юноши оставался по-прежнему расплывчатым, словно что-то другое отвлекало его.

— А. Нет. Я был у себя.

Ансельм Адорне взглянул на него, затем, подтянув стул поближе, уселся, в профиль глядя на своего гостя.

— Николас? Но ведь ты бы не хотел вернуть все вспять, даже если бы мог? Вновь вставать по рабочему колоколу, мешать ткань в красильных чанах, жить в окружении детей и простолюдинов? Это было бы грехом, учитывая, как многое ты способен дать миру, благодаря своим способностям.

— Деньги? — переспросил Николас, обращаясь куда-то к окну. — Я был счастлив, даже ничем не владея. И мог делать счастливыми других людей.

— Разумеется, — согласился Адорне. — Но это было в юности. Тебе нужно нечто большее. И это было твоим решением.

— Да, — сказал Николас.

Ансельм Адорне по-прежнему не сводил с него взгляда Не было никакого смысла говорить: «Ты этого хотел. Разве ты не предвидел заранее последствий? Разве ты не понимал, что еще не готов совладать с этим?» Он подумал: парню придется справиться, ради той несчастной женщины. Но что тут может помочь? Уж конечно, не вино, чтобы утопить в нем свои заботы.

— Полагаю, что моей супруге и демуазель хочется побыть немного наедине, — наконец промолвил Адорне. — Если желаешь, то подожди, пока я проверю, закончили ли занятия Мария и Кателийна. Они никогда не простят меня, если ты уйдешь, не повидавшись с ними. — Немного помолчав, он добавил: — Разумеется, они ничего не знают. И их это ничуть не заботит.

Ансельм Адорне всегда пытался проникнуть в мысли и чувства других людей. Порой Маргрит предупреждала его: «Ты подходишь слишком близко. И к тому же, Ансельм, ты порой ошибаешься». Но на сей раз он не ошибся. Хотя молодой человек сказал всего лишь:

— Я был бы вам весьма благодарен.

Ансельм Адорне без лишней спешки поднялся и вышел, а затем вернулся с дочерьми в комнату, где их уже ожидал верный друг Клаас, с улыбкой приготовивший очередную головоломку из пряжи, намотанной на пальцы.

К тому времени, как невеста была готова отправляться восвояси, Адорне не мог усмотреть ничего достойного порицания в манерах ее спутника. Николас произнес взвешенные и, похоже, вполне искренние слова благодарности хозяину дома и его супруге Маргрит. Затем он взял плащ демуазель и накинул ей на плечи. Она с улыбкой взглянула на него: румянец уже вернулся на щеки, а с ним, похоже, и былая отвага.

Боже правый, что за свадьба! Что за свадьба!

Адорне вместе с Маргрит проводили демуазель с мужем, благословив их на прощание, и по каналу на своей барке те отправились домой. Засмотревшись на них, Ансельм Адорне не заметил, как в дом вошел его сын Ян. Вечно голодный, как все студенты, он принялся донимать слуг расспросами, жадно набивая рот остатками пиршества, и услышал совершенно невероятный ответ. Ответ, который никакая сила на свете не заставила бы его удержать при себе.