Хоррон с удивленим учуял людей. Они были недалеко. Его чутье никак не относилось к магическим умениям — у него просто было хорошее обоняние. А люди, проведшие в пути не один день, отнюдь не благоухают, мягко говоря. Так что запашок от них был мощный. По-видимому, они не пользовались в пути охотничьими снадобьями, чтобы отбить свой запах. Хоррон еще раз втянул расширившимися ноздрями воздух, и слегка скривился, уловив нотку запаха, присущего только чесноку. Не любил он это растение, его раздражал и запах, и вкус. Но главное он уже успел понять — направление, откуда принес ветер запах людей и приблизительное расстояние, выходило очень немного. Как они, кстати, до сих пор не привлекли внимание нежити, забравшись так далеко вглубь Земель Никкасу?
Хоррон повернул направо, и беззвучно спланировал вниз. Приземлившись, тихонько двинулся вперед — люди были совсем недалеко. Он подобрался, когда увидел полупрозрачные колдовские линии, образующие узор сигналки — в отряде есть чародей. Хоррон никого, в общем-то, не боялся, но одаренных он опасался — это в нем говорил его горький опыт. Много веков назад его сумели словить, и лишить тела могущественные чародеи. Позже он сумел возродится — для твари его вида это было вполне реально, так как здесь не умели правильно убивать таких, как он. Но теперь настороженность к одаренным глубоко пустила в нем корни. Отменный рукопашный боец — огромная скорость, помноженная на силу, и инстинкты сотен поколений хищников-бойцов в его роду — он думал, что магии не подвержен. Что иммунитет к ней делает его абсолютно неуязвимым. Жизнь доказала, что это не так. Так что теперь он, заметив одаренных, становился осторожней на порядок…
Хоррон подкрался поближе, ловко миновав «сигналку». На таком расстоянии уже были слышны негромкие голоса людей:
—…Зорд′Рен, скажи мне все-таки, за каким хнорром мы премся через эти мертвые земли в Загрию? — спрашивал один из них
— Не положено тебе знать, я тебе это уже повторяю пятый раз — отрезал второй. Судя по тону, этот вопрос успел его уже достать.
— Да ладно тебе, я все ведь равно узнаю. Просто чуть позже. А мне интересно сейчас. Ну давай, колись, друг.
— Вобщем-то, ладно. Мы едем забирать какого-то чародея. Ричард приказал — чтобы с его головы и волосины не упало — чем-то ему этот пленник очень важен.
— А почему все-таки мы? Мы что, охранники что ли? Мы — гвардия ордена, сам же говорил…
— Заткнись, дурень — перебил его еще один голос — твое дело — махать мечом. Вот и махай — когда придет время. Тебе за это платят, и неплохо. А остальное — не твоя забота. Сказали доставить — значит — доставить. Господину видней, кому это лучше поручить.
— Язык поукороти — огрызнулся первый — а то «тупой вояка» сейчас сам тебе его укоротит, вместе с носом.
— Что? Да я…
— Заткнулись, оба — прервал разгорающуюся перепалку еще один голос. В этом голосе чувствовались властные нотки, присущие человеку с привычкой приказывать, — Сармот, встаешь на стражу. Равак — ложись спать — сменишь Сармота через четыре часа. Все остальные — спать. А я…
Что хотел сказать про себя этот человек, так и осталось неизвестным, потому что в этот момент перед ним появился Хоррон и молниеносно проткнул ему горло хвостом, как копьем. Этого человека, как самого сильного чародея, он посчитал самым опасным. И потому убил первым. Небольшой фонтан крови вылился из горла чародея, хоть тот и моментально прикрыл горло руками. Но это было инстинктивное движение — он был уже мертв, хоть и не осознал этого. С пробитым горлом и порванными артериями ему не жить, и это не считая яда, попавшего из железы в наконечнике хвоста. Хоррон довольно зашипел. И с удовольствием почувствовал, как оставшихся людей начинает охватывать страх — это моментально стало ясно по их изменившемуся запаху. Но люди, вместо того, чтобы бежать без оглядки, решили сопротивляться. Хоррон был не против — он любил поиграть с жертвами, когда был абсолютно уверен в своих силах…
Еще один чародей вскинул руки, между которыми появилась ярко-красная нить, но закончить начатое он не успел — Хоррон буквально швырнул свое тело вперед, и просто перекусил одну из рук человека. Тот заорал, очумело глядя на обрубок руки. Неоконченное плетение моментально развалилось, лишившись формирующей воли чародея. Но потом произошло неожиданное — одаренный взглянул на Хоррона, и страх, и боль в его глазах куда-то делись. Тварь почуяла неладное, и одним прыжком отскочила метров на пять, причем назад. Любой акробат умер бы от зависти, доведись ему увидеть этот прыжок.
Из одаренного, из его глаз вырвалась струя смертельно опасных капель собственной крови. Сам чародей тут же умер, но струя его крови полетела в обидчика, неся смерть с собой. Это было так называемое посмертное заклинание адепта магии Крови, с таким Хоррон еще никогда не сталкивался. Однако он ощутил опасность для себя, и ракетой взмыл в небо. Струя последовала за ним. Единственное, что она заметно уступала ему в скорости. Где-то с минуту бешеного полета оказалось достаточно, чтобы окончательно оторваться от заклятия, воплотившегося в крови.
Хоррон заложил широкую дугу в воздухе в несколько километров, и вернулся к оставшимся людям.
Те сгрудились вместе, и выставили свои железки. И не только — ему пришлось в воздухе уворачиватся от одного арбалетного болта. Второй прошел значительно ниже. А Хоррон, спускаясь вниз, разогнался, и на огромной скорости «приземлился» прямо на людей, сбивая их с ног. В итоге, один из них моментально умер от множественных переломов — именно на него пришелся основной удар. Второй сломал позвоночник, и теперь лежал, уже не в силах подняться на ноги. А третий, оказавшийся сангом второго уровня, умудрился избежать серьезных увечий, и поднял свой тяжелый двуручный меч, готовясь к последней в своей жизни схватке. Хоррон издал рык. Кончик меча санга, до того державшийся в воздухе неподвижно, заплясал — человек попал под влияние рыка, наполовину состоявшего из инфразвука. Молниеносный бросок — и Хоррон смыкает свои клыки на горле врага, ловко увернувшись от меча. Перекусив шею, он остановился, и облизнувшись, вернулся к парализованному человеку. Тщательно обнюхал его ногу, и начал ее жевать. Дикий крик нещастного разнесся далеко. Когда Хоррон закончил с первой ногой и начал примерятся к остальным частям тела, человек наконец затих — умер — сердце не выдержало…
Вик, тюрьма ордена Белой звезды:
Я потерял счет времени… сколько так прошло — я не знал — может, день-два, а может, и пару недель. Как случилось нечто, что вывело меня из этой депрессии:
Окно было закрыто заклинанием, как стеклом. Оно пропускало воздух, но не пропускало больше ничего — даже крохотные камушки размером с половину спичечной головки отлетали от него. При этом, разумеется, оно было невидимо глазу простого человека. И, насекомого, соответственно, тоже.
Так вот. В мою камеру залетели два жучка. Один побольше, другой поменьше. Как именно они залетели — это вопрос отдельный, и меня, в общем, не заинтересовавший особо. Попали ко мне — и ладно. Они, естественно, устремились на свет. Ударились о заклинание, и упали на спинку. Лежат, и дергают ножками, пытаются встать. А встать самим у них не получается — панцирь на спине круглый, и их центр тяжести приходится ровно посередине панциря. Минут десять я посмотрел так на их мучения, а потом решил сделать доброе дело — дунул на них пару раз, пока их не перевернуло обратно, брюшком на землю. Жучки тут же прикинулись мертвыми, и замерли, не трепыхаясь. Инстинкт у них такой, наверное. Чтобы враги не сожрали — нужно притворится мертвыми. А через пару минут, один из них, который помельче, видимо, решил, что достаточно применять актерское мастерство, и «ожил». Резво прополз сантиметров пять в одну сторону, потом сантиметров десять в другую. Потом завелся, как маленький вертолетик, и пулей устремился в окно. Опять ударился о заклинание и снова упал на пол, спиной вниз. Больший жучок, кстати, так и не сдвинулся за это время. А мелкий упал, и снова начал дергать лапками. Я опять дунул, переворачивая его на живот. Он поступил точно также, как и раньше: замер на пару минут, а потом бодро «завелся», короткий полет — и не рассчитал, стукнулся в стену. Но упал не на спину, а на живот. Поэтому замер на мгновение, а потом снова ринулся на штурм. Увы, заклинание опять оказалось сильней, и жучок упал на спину и начал дрыгать лапками. А большой за это время так и не сдвинулся никуда, продолжая притворятся мертвым. Я разозлился на него, и дунул, переворачивая обратно на спину — не хочет использовать свой шанс — так пускай так и сдохнет, нелепо дергая лапками, лежа на спине.
Однако чем-то эта ситуация меня зацепила. Люди тоже часто ведут себя как жуки — бьются головой о непреодолимую для них преграду, не ища обходных путей. То ли они их не видят вообще, то ли даже и не пытаются искать… А может, мне элементарно не хватило упорства? Может, я недостаточно сильно бился головой о свое «стекло», чтобы оно треснуло? Как говорится, ты не неосилил — ты недостаточно хотел.
Ладно, попробуем рассуждать логично — а что мне еще остается⁈ У меня сейчас две проблемы — я теряю дар — в результате этого я потеряю магию, и, умру. И я в плену — причем тут у меня нет возможности даже пользоваться магией — ее моментально высасывают кандалы. И с той и с другой проблемой — полная ж*па. Хм, не получается у меня что-то холодно и беспристрастно рассуждать о собственных проблемах. Ну и хрен с ними, с эмоциями. Лучше так: что мне первостепенно? Конечно, «проклятие Жизни»! Я от него сдохну!
Пути решения проблемы — неизвестны. Нет их. Я их не вижу. Ладно, тогда хоть возможности какие-то, хотя бы гипотетические есть? Ну, как говорится, даже если вас сожрали — у вас все равно есть два выхода… А мой тогда где? Перегрызть себе вены? Так это не выход — я все равно сдохну, что так — что так. Еще раз провести ритуал я уже не могу, и попробовать прорваться в эльфийский лес — тоже. Вылечить себя с помощью своего дара менять ауры — тоже не могу. Попытаться договорится с моими пленителями? Чтобы они мне дали возможность провести ритуал? Или выпустили «погулять»? В эльфийский лес. «Ах, милостивые адепты Крови, не соблаговолите ли вы меня отпустить, ненадолго?». Нет, даже не смешно. Договариваться с ними бессмысленно. Кстати о птичках: то, что меня еще не потащили на допрос — дело странное, и непонятное. С дендроидами я засветился по-полной — так что сообразить, кто из защитников крепости баловался магией Жизни — учитывая, что кроме меня адептов Жизни я не видел — несложная задача. Так что единственный вариант, который я мог придумать — это то, что их что-то отвлекает, занимает больше, чем я. И как только они с этим разберутся, то… Нет, стоп. Я же уже договорился с собой, что не буду «грузится» из-за проблем, которых еще нет. Ладно. Так что там у меня осталось из возможных способов разобраться с проклятием? Ничего. И я опять вернулся к тому же, с чего и начал. Что-то не сильно мне помогла логика…
Но все-таки, может, хоть что-то я могу сделать? Хоть какой-то вариант? Чисто гипотетически, я мог бы вылечится и сам, с помощью своего дара. Но у меня не хватает сил. Чтобы так получилось, это мне нужно было этим заниматься все тридцать с хвостиком лет, после того, как я «ушел» от монахов Никкасу. Если бы я столько лет целенаправленно развивал свой дар — вот тогда, может, что-то бы и получилось. Эх, ну почему я этим не занялся⁈
Я еще немного, посидел, успокаиваясь — нервы у меня были ни к черту. Все время моя психика, видя безысходность ситуации, норовила сползти в глухую тоску. Но я старался теперь не давать себе этого делать — ведь из этого состояния, по сути, выхода нет. Позитивного, толкового выхода, я имею ввиду.
Когда я вновь привел себя в порядок, в моем мозгу всплыла картинка. Как-то случайно. За какие-такие ассоциации она зацепилась — одному дедушке Фрейду известно… Когда-то давно, много лет назад, еще на Земле, я видел календарь. Обычный такой, дешевый календарь с картинкой. Запомнилась мне сама картинка: аист, пытается проглотить жабу. А жаба, уже точит в пасти аиста, но борется изо всех сил — руками (в смысле, передними лапами), душит аиста! И бодренькая надпись поперек — «никогда не сдавайся!» Это воспоминание как-то незаметно подняло мне настроение. И я опять продолжил насиловать свой мозг, прокручивая всю доступную мне информацию вновь и вновь. И снова ничего — и так у меня прошел целый день.
На следующий день я проснулся. Не давая апатии вновь овладеть мною, я решил сделать зарядку. Ну, или, хотя бы хорошую разминку. В общем, заняться мне все равно было нечем, так что я приступил к задуманному. Хорошенько размявшись, я заметил, что мое настроение поднялось просто до заоблачных высот. Я как-то выкинул на время все то, что давило на меня все это время. У меня исчезает дар? Я скоро сдохну? Я в плену? Плевать! Здесь и сейчас, в данные минуты я себя чувствую Х-О-Р-О-Ш-О! Я даже чувствовал себя слегка опьяневшим, как от пары-тройки бокалов хорошего крепкого вина.
Так, в приподнятом настроении, ко мне пришла еще одна мысль — как по-другому организовать свои размышления. Я вспомнил, что существует такая методика, подходящая под мою ситуацию: нужно упорно думать про одно и то же, причем стараться рассматривать это изо всех возможных и невозможных позиций. А когда мысли невольно начинают ускользать на другую тему, возвращать их на первоначальный объект внимания.
Такая тактика на удивление принесла неожиданные плоды — я с понял, что почему-то думал только о том, как вылечить проклятие. Но даже и не допускал мысли о том, что можно «затормозить», как бы заморозить его. На это у меня сил может даже и хватит. Маловероятно, если честно, но… это был шанс. И я тут же принялся за дело. Сначала изучил собственную ауру (слава богу, для этого мне не нужны никакие заклинания — этому меня научили монахи еще тогда, когда у меня вообще никаких знаний о магии не было). Результаты не особо порадовали — похоже, я уже вернулся на уровень посвященного. Количество маны, которое я мог запасти осталось прежним, но вот мои возможности применить ее сильно уменьшились, почти вполовину. Ну да ладно, буду работать с тем, что есть.
…Аура для меня выглядела как тоненькие светящиеся линии, разных цветов и оттенков. В слое, отвечающем за энергетическое состояние, преобладали разные оттенки зеленого — так визуально были видны «остатки» моих возможностей как мастера Жизни. Вернее, теперь уже посвященного. А вообще, это сложнейший комплекс, состоящий из энергии в особом состоянии. Каждая часть ауры отвечает за что-то свое, и при этом все они взаимосвязаны. Какая-то часть — за выносливость, другая — за интеллект, третья — за кровеносную систему, четвертая — за память, пятая — за Дар… В ауре человека четыре слоя. Первый отражает телесное состояние, второй — энергетическое состояние, третий же слой соответствует духовным возможностям. А четвертый соединяет душу человека и его тело. Так как я отлично помню, как выглядели все слои моей ауры до проклятия, то найти изменения не составило большого труда. Поврежденными оказались второй, и третий слои. Ну, если со вторым все ясно — все-таки именно в нем отражаются возможности чародеев, и этот слой они развивают, то причем тут третий слой? Мне было непонятно. Вообще, именно этот слой ауры оставался для меня «темным лесом». Я знал, что он отвечает за мыслительную деятельность, за эмоции… Мориус (один из моих учителей среди монахов Никкасу) когда-то мне намекал, что в этом слое таятся какие-то большие возможности. Но информацию про него давать не стал — сказал, что мне это слишком рано. Так что все, что я про него знал — это моя память о том, каким он был раньше. Нельзя сказать, что он сильно изменился, но в нем появились в некоторых местах как бы разрывы, что ли, по-другому их описать сложно. Такая же картина, только еще ярче проявлялась и во втором слое. То есть мне нужно каким-то чудом то ли залатать эти разрывы, то ли просто остановить их развитие. Прийдя к такому решению, я принялся за работу. Чередуя воздействие на второй и третий слои ауры, я латал ее, восстанавливая, заращивая разрывы проклятия. Это было очень тяжело — на каждый такой участок я тратил очень много сил, как будто сама моя аура уже противостояла мне. А самое паршивое — это то, что новые разрывы появлялись даже быстрей, чем я успевал их латать. То есть я все равно медленно, но верно проигрывал…
Некоторое время спустя, резиденция ордена Белой звезды, империя Нарт:
— Господин, мы выяснили — второй посланный нами отряд, уже усиленный тремя сангами, двумя оборотнями и четырьмя адептами Крови, исчез точно также, как и первый.
— Причина? — голосом второго, казалось, можно заморозить лед
— Мы не знаем. Но это…
— Помолчи… Значит так — отправь еще один отряд морем. А по поводу земель Никкасу — я еще подумаю, как лучше поступить. Терять людей просто так мне не нравится. Но и оставить без внимания неизвестную опасность тоже нельзя…
Пять дней спустя, полдень, портовый город Растан, империя Нарт:
Небольшая шхуна покачивалась на волнах возле берега. Деревянная фигура ласточки с распростертыми крыльями украшала нос этого корабля. Однако шхуна стояла не в самом порту, как всегда, а километрах в пяти южнее его. Причина была проста — пассажиры, которых ждал этот корабль, не хотели привлекать внимания.
Огромный, косая сажень в плечах, с небольшим пузом, бородатый боцман в рваных штанах вразвалку подошел к капитану. А капитан, напротив, являл собой его прямую противоположность: невысокий, худощавый, расчесанные и увязанные в длинный хвост ухоженные волосы, гладко выбрит, одет почти с иголочки в опрятную и чистую одежду. Однако, несмотря на внешние различия, эти два человека были чем-то неуловимо похожи. Как похожи два зверя одинаковой породы. Только это были два бывалых морских зверя.
— Вырядился — недовольно, достаточно громко пробурчал боцман. И почесал волосатое пузо.
— Не бубни, Канго. У нас хороший заказ — платят неплохо. Чего еще тебе нужно?
Капитан оторвался от разглядывания берега, развернулся и встретился глазами со своим боцманом. Они уже больше десяти лет вместе бороздили соленую воду. И иногда понимали друг друга даже не с полуслова, а с полувзгляда. Пару раз это уже спасало им шкуры.
— Не нравятся мне щедрые заказчики. Когда везешь скупердяя — сразу знаешь, чего от него ждать. А когда вот так… — и боцман шумно сплюнул, не продолжая свою мысль.
Но капитан не обратил ни малейшего внимания на поведение боцмана. Его звали Тонторро де Онор, и он, хоть и был титульным благородным, но, в отличие от многих, уже давно смотрел не на сословие людей и даже не на их поведение, а на самих людей. И среди благородных попадаются редкостные уроды, а среди простолюдинов — воистину благородные духом люди. У боцмана было скверное поведение, но он был честен, всегда говорил в лоб то, что думал. И случись какая неприятность, был готов прикрыть капитана собственным телом. Такие качества заслуживали уважения. А скверные привычки — это, право, совсем небольшой минус.
— В общем-то, я согласен с тобой. Но деваться некуда — предыдущий шторм слишком сильно потрепал нас. С такими повреждениями чудо вообще, что мы не отправились кормить рыб. И за ремонт пришлось выложить все, что у нас было. Так что сам понимаешь — или браться за этот заказ, или распускать команду и продавать нашу Ласточку, — капитан легко хлопнул по поручню рукой.
После этого они оба замолчали. Боцман был не согласен. Его интуиция, побывав в десятках переделок, тихо нашептывала, что что-то не то с заказчиками. Но переспорить капитана он не мог. Хотя тоже понимал, что ситуация, в которой они сейчас — «не фонтан», и приходится браться за любую подвернувшуюся работу.
А у капитана были свои причины так поступить. Никто из команды не знал, но корабль был заложен. Теперь по документам его треть принадлежала конторе Минтара — одного из крупнейших торговцев на южном побережье. Причем по тем же хитро составленным документам, если он не отдает определенную сумму каждый год — то Ласточка полностью становится собственностью Минтара. А узнал об этом капитан уже потом, через несколько дней после подписания всех необходимых бумаг. Ему оставалось только матерится на проклятого торгаша, и на собственную глупость, позволившую угодить в хитрую бюрократическую ловушку…
— Вон они, плывут — раздался недовольный голос Канго. Здоровяк развернулся, и демонстративно неторопливо ушел с кормы на нос корабля. Тонторро только покачал головой на это. Потом поймал взгляд мимо проходившего матроса, и махнул ему рукой.
— Да, капитан?
— Вон, видишь, плывут? Это к нам. Поможешь им подняться на борт.
— Ага.
Матрос ушел встречать, а капитан остался на корме. Это было место, где он проводил основную часть своего времени на корабле. Здесь был штурвал, и отсюда был виден вся шхуна. Если бы Ласточка была больше, то это место можно было бы назвать капитанским мостиком. Под ним располагались каюты капитана, боцмана и команды. Тут же было несколько свободных кают, для нечастых пассажиров. А под основной частью корабля и носом был трюм — большое свободное помещение, используемое под перевозку грузов. Сейчас там было пусто — корабль был налегке. А когда они прибудут в Загрию, Тонторро планировал загрузить корабль местным вином — он разузнал, что оно неплохо продавалось в северо-западной части империи Нарт. Правда, продажа вина в империи облагалась специальным налогом, но капитан не собирался его платить. Виданное ли дело — отдать две трети своего заработка в жадные лапы чиновников? Куда лучше договорится напрямую с трактирщиками, и за неделю-две, небольшими партиями распродать его по максимальной цене. Немного уступить, конечно, куда же без этого, но зато минуя посредников — это выгодно и ему, и хозяевам трактиров и харчевен.
А в это время пассажиры добрались до Ласточки. Матрос уже скинул веревочную лестницу, и капитан поспешил туда же. Как радушный хозяин встречает гостей на пороге своего дома, так и Тонторро считал своим долгом поприветствовать прибывших на судно.
Первый из них залез на палубу, и окинул все вокруг надменным взглядом.
«Похоже, гость с норовом. Стоп, да это еще и их главный… плохо. Может даже, Канго и был прав. Но сделанного уже не воротишь» — такие мысли проскользнули в голове капитана. Но вслух он, понятно ничего такого не сказал — только поприветствовал, и помог разместится.
Пассажиров было семеро — плюс их вещи и два больших деревянных короба. Все свои вещи и короба они втащили сами, пренебрегая помощью матросов.
В это же время на палубу, зевая, и потягиваясь, вышел Жинор — корабельный чародей. В том, что он только проснулся, не было ничего удивительного — он был убежденной «совой».
— Всем доброго дня — невнятно пробормотал он, окинул взглядом все вокруг и пошел наверх, на корму. В это же время двое пассажиров затащили последний короб в трюм.
— Добрый день, капитан — поприветствовал чародей Тонторро.
— Добрый — машинально отозвался тот, гадая, что произошло. Дело в том, что когда Жинора что-то беспокоило, то он называл всех на «вы». А в обычном состоянии он всем говорил «ты», вне зависимости от рангов, сословий и званий. Однако ему не пришлось гадать долго.
— Это те самые пассажиры, которых мы ждали?
— Да. А что, что-то не так?
— А вы в курсе, что они потащили в ящике?
— Нет, не знаю. Только не в одном, а в двух.
— Как лицо, занимающее должность чародея на этой посудине, я заявляю — мне это не нравится. Эти коробки прикрыты универсальным щитом.
— И что?
— А это значит, уважаемый Тонторро де Онор, что я не могу увидеть, что в этих деревяшках находится. Мало того, у нас на борту теперь присутствуют трое чародеев неизвестной силы и направления магии, также прикрытых аналогичными щитами. Капитан, ВЫ уверены, что все в порядке?
У Тонторро задергалось левое веко. Уже второй человек на судне говорит ему, что что-то не то. Какое-то странное совпадение… Он раздраженно закрыл глаза, расслабляя их, а потом открыл:
— Все в порядке, не переживай — эти слова дались ему нелегко, но изменить он уже ничего не мог — а значит, ему оставалось сделать только «хорошую мину при плохой игре».
— Ясно, в порядке. Я так сразу и понял — раздраженно ответил Жинора, резко развернулся, и отправился на палубу. А капитан с запозданием вспомнил давние слова чародея, о том, что по ауре собеседника тот всегда видит, лжет человек или нет.
«Что-то и у меня появилось нехорошее предчувствие… Владыка Морей, сохрани нас» — тихо прошептал капитан.
— Поднять якорь! Развернуть паруса! — раздался громкий, уверенный голос Тонторро. Матросы забегали по палубе, выполняя приказ капитана.
«- Конечно-конечно, Владыка Морей сохранит вас капитан, не сомневайтесь… ровно до того момента, пока вы будете нужны нам» — губы первого ступившего на борт пассажира исказила тонкая усмешка, и он погасил заклинание, позволившее подслушать ему все разговоры капитана.