Пятиэтажная Россия

Гламур и Психея Тамада и русский праздник

Главные праздники российского государства — Новый Год и Пасха; главные праздники российского гражданина — свадьба и корпоративка. Таковы четыре столпа национальной «экономики переживаний», так сложилась праздничная структура времени — бесполезно обсуждать, насколько различны эти особенные дни по смыслу, идее и значению. Тем более что новомодная корпоративка смыслами еще только обрастает, а современная свадьба — праздник, теряющий прежние смыслы. Так что же это такое — современный частный праздник?

В экономике переживаний работают профессионалы — они по мере сил изобретают праздники. Общество изобретает себя само, и на переднем крае этой работы стоит тамада. Великий человек. Король свадьбы. Гений корпоративки.

— Менеджер должен иметь теплый пол, холодные мюсли и чистые брюки! У вас у всех чистые брюки? Молодой человек, и у вас? Да, да, вот вы там в сторонке жметесь, смеяться боитесь? А у вас, девушка, откуда такая серьезность? Вас нашли в Ботаническом саду? Вас воспитали олеандры? Идите, идите ко мне, не бойтесь! Я вам подарю волшебную варежку. Хотите, я всем расскажу, для чего нужна волшебная варежка? Если вам в жизни придется трудно, откройте ее. Вы спросите, что же тогда случится? Да ничего не случится. Будете стоять с открытой варежкой, авось опасность вас и минует. Супостаты, и те жалость имеют. О, а тут какие печальные лица. Это у нас пресс-служба скучает? Что, дружище? Служить бы рад, пресс-служиваться тошно?

Так начинает корпоративную вечеринку Саша Завьялов, «лучший ведущий для молодых яппи; работающий в стиле Comedy club».

Зал полон молодых яппи — гуляет консалтинговая фирма. Ребята славно поработали и готовятся славно отдохнуть. На службе в чести протестантские ценности, но корпоративка (поэтика этого новомодного праздника только еще формируется) очевидно тяготеет к самому что ни на есть плотскому, карнавальному началу. «Ничего нельзя» обрушивается во «все можно», выпита уже первая рюмка, надрывается ведущий.

Переход от «еще-не-праздника» к «уже-празднику» произведен. За отдельным столиком осторожно улыбаются руководители компании. Они все еще верят, что заплатили деньги за «сплочение коллектива, укрепление командного духа и утверждение корпоративной философии». Деньги заплачены немалые, но торжество далеко от класса «премиум». «Премиум» стоит очень-очень дорого и включает в себя как минимум Киркорова. А средний уровень выглядит таким образом: помещение — банкетный зал (а самое модное — цех заброшенного завода, превращенный в «стильное праздничное пространство»). Именитые «гости на прокат» не приглашены; ведущий — юноша незнатный, сотрудник агентства, нанятого для организации празднества. Он, разумеется, работает в модном стиле, но пафосные компании предпочитают приглашать подлинных героев своего времени — собственно резидентов Комеди клаб. Так же скромны и музыкальные номера — ожидаются солисты прошлогодней «Фабрики звезд» и «Доктор Ватсон». На разогреве — группа «Мюсли», рекламирующая себя с девичьей непосредственностью: «Любимую группу московской молодежной тусовки вы можете пригласить к себе на вечеринку- это будет круто, если тебя поздравят эти малышки!» Что сделают малышки — две надутые девицы в розовых спортивных костюмах, «творящие в стиле RnB»? «Малышки споют крутые песни». Это первый, кафешантанный этаж шоу-бизнеса.

— О, я вижу перед собой коллектив, опьяненный водкой, — кричит ведущий Завьялов, поистине честно отрабатывающий свой хлеб, — что, мы уже под градусом русской северной широты? Тут кое-кто уже глазки сомкнул. Девушка, вам не слишком весело или слишком весело? Баю вам бай. Только помните — к хорошим детям перед сном приходит Ойле-Лукойле, а к плохим — страшное чудовище Юккос. Имейте в виду — скоро будут танцы! Нет, таким унылым людям, как вы, мужчина, место на вечере «Кому за сто тридцать»! На такие вечера мы зовем женский музыкальный коллектив кальсонопошивочной фабрики, ВИА «Мохеровые береты»! ВИА исполняет песни: «Вальс-пистон», «Палочка-выручалочка»; «Твои березовые бруньки совсем с ума меня свели…», и «Ай люля, люля-кебаб, разлюля-кебаб!».

«А не слишком ли у ведущего агрессивный стиль ведения праздника?» — подумалось мне, и — по простоте душевной — я о том у Александра Завьялова и спросила. Ни боже мой не желая его обидеть. А он обиделся и сказал: «Я знаю, мне не хватает творческой смелости. Я ведь даже элементарное слово „жопа“ иной раз со сцены произнести стесняюсь. О какой агрессии тут можно говорить? Вы посмотрите, что делают в Комеди клаб! Ничего не боятся. Да вы видели их? Купите хоть томик лучших шуток».

Купила.

Книга «Comedy club. Лучшие шутки» — чудовищная книга. Лесков о таких произведениях говорил: «Проклятие тому гусю, который дал перо, коим написана сия книжка». Жаль, что столь отточенный отзыв не поддается модернизации — ибо не политкорректно проклинать китайцев, давших клавиатуру тому компьютеру, на котором были набраны строки: «У камбалы глаза с одной стороны, а писька с другой. Пока рыба смотрит на сиськи, хватаем ее за письку». А вот пример пародийной песенки: «Всегда быть рядом не могут груди, всегда быть вместе не могут груди! Нельзя одной груди висе-е-е-е-еть без другой!». Перелистываем пару-тройку страниц и натыкаемся на «Богатырскую историю» от Гарика «Бульдога» Харламова и Тимура «Каштана» Батрутдинова.

«Харламов: А вот ежели! Ежели в лесу вражеском змеюка подлючая укусит нас промеж ног в колбасу богатырскую…

Батрутдинов (храбро): Колбасу богатырскую!

Харламов: Клянемся! Клянемся яд змеиный отсосать! Клянемся?»

Я тоже клянусь — эти пронзительные строки не выдернуты из общего элегантного контекста. Сама была несколько удивлена. Комеди клаб — популярная увеселительная новинка, юмор для белых воротничков. Видимо, перед нами тот род комического, который много теряет на бумаге. Но он же ведь и покоряет залы, надо полагать. Свою аудиторию резиденты Комеди клаба знают досконально и умеют с ней работать — умеют грамотно осмеять гостя, обидеть клиента, фраппировать слушателя. Актриса Ольга Кабо как-то раз до того обиделась, что швырнула в одного из резидентов бокал — ребята сочли происшествие удачной рекламой. Ведь большинство их почитателей как раз жаждут глумления. Давай великие кощунства, давай осквернение храма гламура! Природа успеха резидентов Комеди клаба в том, что они пытаются высмеять природу успеха.

Нынче — время новой устности. Слово произнесенное популярнее и весомее слова написанного — этому накрепко научил телевизор. Комеди клаб — агитационный театр сегодняшнего времени, «Синяя блуза». Его резиденты несут в массы культуру, нравственную гигиену и атмосферу победившего сословия — сословия офисных клерков, молодых яппи. «Поверьте, ребята, ох. енно быть очень богатым!», — поет резидент этого самого клаба Павел «Снежок» Воля, сидя на исполинском золотом унитазе; слушателям и смешно, и славно.

По версии Комеди клаба русский менеджер, этот пионер корпоративной культуры, как пионер и выглядит. Что представляет собой парадная пионерская форма? Светлый верх и темный низ. Вот и офисный клерк состоит из светлого верха и темного низа. Светлый верх используется на службе, влечет к жизненному успеху, к вершине. Темный низ глухо протестует против невыносимой сладости жизненной цели.

Пафос рабочего дня молодой яппи снижает дежурным сквернословием в ЖЖ; трудовой подъем рабочей недели нейтрализует великой «грязной пятницей» (растрата, гудеж, гульба в «правильном» месте — в пивоварне Тинькофф, например. Или на концерте Comedy club); головокружительную высоту годового послушания изживает на дне корпоративки.

Даже Романа Трахтенберга (вдумайтесь, господа — Романа Трахтенберга!) интервьюер спрашивает об опыте ведения корпоративных праздников (а опыт накоплен немалый) с плохо скрытым ужасом, как о чем-то тайном и страшном: «Вы же видели много всякого мерзкого, того самого „дна“. Вот вы ходите на эти пьянки, эти тусовки, эти люди, которые вокруг вас, которые вам теоретически должны быть противны…»

Да чего же противного в празднике непослушания? Его не вчера выдумали.

Андрей Белый называл эмоцию непослушания «невыдирными чащобами самотерза», а пример чащобам приводил такой: «Бритт (знакомый Андрея Белого, англичанин — Е.П.) тридцать пять лет ходил во фраке по салонам, нажив себе сплин; чтобы бежать такой жизни, однажды он стал на корячки перед леди и лордами, на четвереньках выбежал в переднюю, на пароход — и в Париж».

На четвереньках — это он хорошо придумал, это символ безвозвратного перехода в новое состояние. А праздник — ритуал перехода временного. Наш молодой яппипобегает-побегает на четвереньках перед коллегами и начальством, изопьет чашу свободы, а назавтра, вместо парохода и Парижа — опять на работу. С обновленной душой, со смирением. Праздник вообще, как известно, смиряет с буднями.

Елена Давыдова, ведущий специалист агентства «Курсель», занимающегосяevent-продюсированием (именно так следует именовать серьезные компании, организующие презентации и корпоративные вечеринки), перечисляет мне виды игрушечных, карнавальных позоров, типичных для офисных party:

— Если в компании, для которой мы организуем вечеринку, строгий дресс-код, непременно ближе к ночи кто-нибудь из работников, напившись пьяненьким, до трусов разденется. Устроит импровизированный стриптиз. А если заказчики специально подчеркивают, что коллектив у них очень дружный, и прибавляют, что дружелюбная атмосфера в офисе — важная часть их корпоративной философии, то вечером обязательно будет драка. А IT- компаниям мы вообще ставим условие — развозим по домам только тех сотрудников, у которых на лацкане пиджака прикреплен бейджик с домашним адресом.

— Почему так, Елена?

— Мы так и не смогли для себя сформулировать причины особого влияния алкоголя на среднего IT-шника, но к вечеру на их корпоративках пьяны все, включая генерального директора и даму-главного бухгалтера. При этом когда шоферы (а они тоже устают, наши водители, они не обязаны иметь чувство юмора) спрашивают: «Какой у вас адрес?» — все, буквально все, начинают с одной и той же шутки: «www…» и там дальше. Не знаю, может быть, это только нам так не везет? Возможно, я зря обобщаю?

— Какие сейчас самые модные корпоративные вечеринки? С Comedy club?

— Пожалуй. Хотя в этом году заметно больше стало заказов на сюжетный интерактив. Вот мы, например, занимаемся дизайном действительности.

— Чем?

— Уже второй год устраиваем новогодние корпоративки в стиле кинофильма «Крепкий орешек». Праздник начинается традиционно. Фуршет. Ведущий работает в стиле советского конферанса: «А теперь выпьем за успехи нашей фирмы в будущем году!» Даем ему провести два-три тоста, и когда недовольство клиентов уже нарастает, когда начинаются шиканья и смешки, в зал врываются аниматоры с автоматами.

— Какими?

— Бутафорскими. Гиперболоидами инженера Спилберга. Происходит как бы захват сотрудников фирмы в заложники. Мы сажаем всех на пол, и минут сорок идет такой радиоспектакль с элементами интерактива. Главный злодей переговаривается по телефону с главным героем Макклейном (с полицейским, которого в фильме играет Брюс Уиллис); одновременно аниматоры в зале грозно кричат на тех, кто вертится на полу; и плюс к тому, в толпе заложников у нас спрятаны два-три актера с фляжками спиртного. Они пускают фляги по кругу «для смелости» и вообще создают тревожную атмосферу. Верите ли, такого добиваемся адреналина, что когда в зале появляется спаситель Макклейн (а он у нас такой, какой надо — босой, лысый, мускулистый, весь в красной краске), некоторые девушки срываются с места и бросаются ему на грудь. А некоторые юноши не могут с пола встать — так на них действует алкоголь в неожиданной обстановке.

— Алкоголь — важная тема для всякой корпоративки?

— Безусловно, да. Мы это связываем с тем, что в последние годы для наших клиентов пропало понятие «праздничная еда». Советская триада «оливье, шпроты, курица» больше не работает. Праздничный стол — важнейшая часть ритуала, а мы не можем предложить нашим клиентам ни одного блюда, как бы символизирующего переход от будничного к праздничному. Видите ли, мы привозим ту еду, которую любой менеджер и так каждый день встречает во время своего бизнес-ланча. Салат с креветками, шашлычки на шпажках. Много ли вообще осталось «не житейской» еды? Черная икра, устрицы, кабанятина, дорогой коньяк? В любом случае, это не наш уровень. Поэтому символом праздника становится не качество еды и выпивки, а количество. Девушки больше, чем в будний день, едят; а мужчины — пьют. А потом поют.

— Вот как? Корпоративки кончаются песнями?

— Чиновничьи, во всяком случае. Вы имейте в виду, что чиновничество гуляет иначе, чем частные компании. Никакого Comedy club, только патетическая часть, конкурсы и караоке. В лучшем случае — эротик-шоу. Есть удивительные, знаете ли, команды — «Лесные девственники», «Мафия», «Одноклассницы», «Три сестры».

Итак — чиновник ни в смешном, ни в нелепом положении быть не хочет. Это-топонятно. Ему ли изживать праздником страх неудачи? Даже у самого маленького государственного служащего всегда есть подчиненный — посетитель, проситель. Вот он и есть — неудачник.

«Невеста — сестре:

— Дай помаду покраситься.

— Не дам.

— Ну погоди, ссыкуха, еще сама замуж будешь выходить!»

Сценка в дамской комнате ЗАГСа.

Какими бы лощеными мажорами не считали себя новобрачные вне дома, на свадьбе им не избежать лимузинов и рушников. Даже клеркам из крупных корпораций. Семья заключит их в тесные объятья, поднесет каравай («кто откусит больший кусок, тот и будет верховодить в семье!»), осыплет рисовой крупой на выходе из загса, побьет тарелки и стаканы на Воробьевых горах, и тут же всунет новобрачной в руки совок: «А ну, молодуха, покажи свекрови, какая ты хозяйка!»

И тамада для свадебного застолья чаще всего выбирается родителями — это второй по популярности (после молодого яппи) тип конферансье. Руководитель. Бутафорский глава рода, старейшина племени. Приличный мужчина с этнографической кашей в голове, прекрасно знающий, как вести себя, что бы понравится Семье. Он должен беспокоить гостей, сообщая современной свадьбе тревогу и печаль, свойственную свадьбе архаической.

В зале ресторана «Грильяж» играется свадьба. На невесте — белый кринолин, небрежно сброшен с плеч белый норковый жакетик. Родители — подтянуты, хорошо одеты — свадьба не из бедных. Украшен зал гламурненько — с люстр свисают розовые и серебряные шарики.

Воздушные шары редко используются в Европе для свадебного убранства — возможно, именно это обстоятельство позволило журналисту «Ле Монд» (газета поместила серию очерков о российской повседневности) написать: «В России молодые люди рано связывают себя узами брака, поэтому воздушные шарики, украшающие свадебные кортежи и банкетные залы, символизируют, вероятно, акт окончательного расставания с детством и решительного перехода во взрослую жизнь». Интересно, какое бы объяснение пришло в голову сметливому европейцу, если бы он видел свадьбу балерины Волочковой, уж лет двадцать как решительно перешедшей во взрослую жизнь, но тем не менее спустившуюся к гостям с небес именно что на исполинском воздушном шарике. При этом наша Фея всех кристаллов Сваровски, в русской земле воссиявших, сидела в золоченом кресле, подвешенном на этом воздушном шаре.

Вернемся, однако, в «Грильяж». Перед женихом и невестой стоят две бутылки шампанского, связанные голубой атласной лентой. Это одна из свадебных примет — шампанское будет увезено новобрачными домой. Выпить же его, согласно примете, доведется только через год — в ночь первой годовщины бракосочетания.

Из какого бриллиантового космоса берутся, откуда растут эти свадебные приметы новейшего времени? Мало, что из всего разнообразия брачных обычаев и церемониалов (народных, советских, великосветских, европейских и пр.) Москва выбрала вариант посадской, мещанской, зажиточной свадьбы. Так еще народный гений навыдумывал кучу причудливых новомодных ритуалов. Разносчиками странных новинок служат, безусловно, компании, берущиеся за организацию свадеб, и свадебные конферансье — и тех, и других на рынке праздничных услуг неисчислимое множество.

Меж тем и в ресторане слышен сильный голос конферансье. То — профессиональный ведущий свадеб, тамада Лев Серебряный.

Звучит тост (текст его приводится дословно — Е.П.):

— Однажды поспорили между собой тигр и горный орел, кто их них перепрыгнет через ущелье. Тигр прыгнул, но силы ему не хватило, он сорвался вниз и разбился. Тогда орел как примерный семьянин и заботливый любящий муж содрал шкуру со льва, накинул на себя и понес домой. Пока шел, эта шкура его целиком и накрыла. Жена орла, увидев, что на пороге стоит тигр, сильным ударом клюва убивает своего мужа. Так выпьем же за то, чтобы жена узнавала мужа в любом состоянии, в каком бы он ни явился домой!

Тигр-лев и пеший орел нравятся папаше жениха, а мамаша сидит надувшись. Я думала — характер такой, а оказывается, она нюхом, как горный орел, почуяла опасность: после жульена тамада набросился на нее и родительницу невесты.

Свекровь и теща во время типичной московской свадьбы переживают настоящие терзания, ибо бесстыдные эротические намеки, составляющие развлекательную, глумливую часть действительно народной русской свадьбы, давно уже не используются, и остается только наваристый социальный юмор. Свекровь и теща — анекдотические персонажи, комические фигуры — кому ж, как не им, развлечь застолье. Тамада подходит к сватьям с заранее подготовленными шпаргалками, добрые женщины не смеют отказаться.

Теща: «У меня была лишь дочка, а теперь я при сыночке. Дочка мужа заимела, я сынком разбогатела (голос становится бесцветным, пустым). Раз жене твоей я мать, будешь мамой называть».

Мама жениха вскидывается, на лице ее появляется гримаса убийственной мимической силы. «Он выпил рюмку с гримасой, от которой случился бы выкидыш у маркитантки», — однажды написал о Суворове военный мемуарист де Дама; только на мирной столичной свадьбе я поняла, что мог иметь в виду наблюдательный воин.

Мама невесты, однако, продолжает: «Теща — это в анекдоте, а со мной не пропадете! А ребеночка родишь, сам с поклоном прибежишь».

Наступает голгофа свекрови:

«Я горжусь своим сыночком, у меня теперь и дочка. Как не может нравитьсятакая-то красавица (оговорочка по Фрейду). Если мамой будешь звать, заменю тебе я мать. (Теща гневно вздрагивает.) Я о доченьке мечтала, что б подружкою мне стала. Сына мы делить не будем, мы ведь оба его любим. Он ведь, право, не бревно — так что будем заодно». Жених сидит с неопределенным лицом. Никак не поймет — его обидели, что ли? И мамочка какая-то недовольная…

Я не жду много от разговора с Львом Серебряным — и приятнейшим образом ошибаюсь. Передо мной печальный, разумный человек, старый актер, знаток человеческих слабостей.

— Лев Евгеньевич, а что же у вас такой простоватый репертуар?

— О, все, что я произношу на свадьбе, проверено временем. Поверьте мне, я с первого взгляда на жениха и невесту знаю, какой тон надо избрать. Народные обычаи в моде! Ну, или то, что принято считать народными обычаями. Свадьбавсе-таки основательная вещь. Основательные вещи не должны быть оригинальными. По крайней мере, в этом до сих пор уверен отечественный семьянин. Холодильник не может быть красным, диван не должен быть в оранжевую рябу, потолок не стоит красить в зеленый цвет. Место телевизора — в зале на стене, а не в ванной на потолке. Поэтому когда дело доходит до организации свадьбы, даже интеллектуалы и неврастеники покорно слушают советы родни. Покупают каравай, рушник, клумбу на капот и белый кринолин.

Прав, пожалуй, опытный ведущий — свадебная оригинальность смотрится нелепо. Вот женился второй раз певец Газманов. Супруга его, рослая красавица, считает себя «креативной личностью», особенно преуспевшей в превращении любого будничного дня — в праздничный день. Так что она сама придумала весь церемониал свадьбы. Вместо фаты надела бейсболку, расшитую стразами Сваровски (ничего не поделаешь, эти стразы — слабость известных столичных красавиц), посадила Газманова в красный лакированный кабриолет. Ну, и порулили они в Грибоедовский. Невеста улыбается, машет ручкой, собирает восхищенные взоры, а вокруг московская дорога. Пробки, толкотня, тягомотина, фабрика ненависти. Так что смотрели зеваки на свадебную колесницу с большим сочувствием. Ветрено, пыльно, сидят они в этом кабриолете как голые.

— А какие из новейших церемоний кажутся вам наиболее дикими? — спросила я умницу Серебряного.

— Больше всего, — рассудительно ответил он, — мне претит обычай фотографировать невесту на белой лошади. Лошадь, во-первых, ни в чем не виновата. Во-вторых, у девяноста процентов невест кринолины держатся на проволочных обручах, вставленных в нижнюю юбку. И поэтому в тех же девяноста процентах случаев, когда девица лезет на лошадь «фоткаться», обручи становятся колом, и юбки задираются.

Причем не как-нибудь там мимолетно или шаловливо — нет, вся жесткая конструкция накрывает девку с головой, а мы вынуждены любоваться зрелищем ее парадного исподнего. И так каждые выходные, пять лет подряд.

— Да? А за пять лет в праздничном бельевом наборе хоть что-либо изменилось?

— Подвязки появились. У всех. Декоративные. Голубые. Одна штука на правой ноге. Теперь обычай в моде — сначала невеста кидает в толпу подружек букет, а потом жених стаскивает у нее с ноги подвязку и кидает своим друзьям. Кажется, тот из юношей, кто поймает, дольше всех не женится.

— Псевдоним у вас нечеловеческой красоты. Специально для клиентов подобрали?

— А вы как думаете? Предположим, у меня фамилия Бронштейн.

— А на самом деле?

— На самом деле — Киржнер. Я же должен чем-то зацепить внимание, чтоб именно меня выбрали из всей массы ведущих. Не могу же я писать в своем резюме: «С хлебом-солью на вышитом рушнике встретит молодых опытный тамада Левушка Киржнер»? Лев Серебряный — броско, солидно. Ах-ах, жизнь наша долгая. У меня, знаете, однокурсник в Щепкинском училище был — мальчик из провинциальной актерской династии. Топазов-Глинский была его фамилия. Как же мы над ним издевались! А он, бедняга, всем рассказывал свою долгую историю.

Дедушка его, давным-давно, как сейчас принято говорить — в начале прошлого века, работал в антрепризах «по Волге», и играл в фантастически популярных спектаклях-ужастиках. А что вы думаете — Островского, что ли, бесперечь играли? Кинематограф в пеленках, о телевидении даже Жюль Верн не помышлял, а народ спокон веку пугаться любил. Цирк, ярмарка и антреприза — вся развлекательная индустрия. А дедушка, как многие и многие актеры, из поповичей. Жеребячьего сословия. И фамилия у него соответствующая. Этих фамилий уж и не помнят, потому что впоследствии они просто исчезли. По матушке он Кедроливанский, а по батюшке — Крестовоздвиженский. И как вы представляете себе афишку: «В роли Вампира, кровавого виконта Д?Эрто — Симеон Крестовоздвиженский»? Смешно? Вот так — над чем посмеешься, тому и послужишь».

Печален Лев Серебряный, тамада, «работающий свадьбы в амплуа неблагородного отца».

Мы спорим с ним о том, что такое свадьба вообще. Переход из одного состояния в другое — как всякий праздник. Конец одного желания (выйти замуж, жениться) и начало другого желания (порядка, мира, более осмысленной жизни).

«Легко люди жить стали, ничего не боятся, — говорит Лев Евгеньевич, — свадьбы не боятся. Я в день своей свадьбы от страха себя не помнил. С супругою знаком три месяца, никакой интимной проверки устроить было, разумеется, невозможно. Что впереди — неясно. Не только в постели — жизнь подступала неведомая. Ни о каких пробных браках никто слыхом не слыхивал. Когда из свадьбы ушел страх, праздник сдулся».

Нет же — только лишившись страха, трагедии, интриги, свадьба и стала наконец праздником. В старом его значении — праздный день, пустой день. Свободный.

Прежнего уже нет, нового еще нет. Соседи кричат, пора идти выкупать невесту. Что еще за ерунда, придумают же, мздоимцы чертовы. Господи, как неловко! Растерянность, неловкость, трата, растрата, гульба, гудеж, радость, восторг, упоение, сладость, неловкость, растерянность. Вот и день прошел. Так и жизнь пройдет.

Все испытал, что мог? Кажется, все! Смирился? Кажется, да.