Пятое правило дворянина

Глава 17

Великое княжество Московское.

Москва.

Главное управление тайной канцелярии.

— Ваше сиятельство... ваше сиятельство...

Ворвался в беспокойный сон Бестужева тихий женский голос. Интересно, ему это снится или это происходит и в самом деле? За последние несколько дней Георгий Васильевич спал всего несколько часов, так что не мог ответить на этот вопрос с абсолютной уверенностью.

Он открыл глаза и увидел лицо своей помощницы, которая смотрела на него с улыбкой. Тут он все вспомнил. Ну конечно. Под утро ему позвонил Демидов, в двух словах рассказал о том, что они нарыли, потом он велел арестовать Теряева, а затем...

Ага, затем он скинул сообщение Дарье, чтобы она разбудила его в девять, если обнаружит в кабинете спящим. Выходит, что он все-таки заснул.

— Сколько времени? — спросил он у Даши, сел на диване и зевнул.

— Девять ноль-ноль, ваше сиятельство, — ответила девушка и протянула ему полотенце, смоченное теплой водой.

— Демидов в управлении?

— Уже полчаса пытается к вам вломиться, но я держу оборону, говорю, что раньше девяти велено не будить.

— Ломится значит? — потянулся Бестужев, затем вытер лицо полотенцем и усмехнулся. — Ну, если ломится, пусть заходит. Как бы дверь с петель не вынес.

— Сейчас позову, — ответила девушка. — Кофе хотите?

— Давай. Только покрепче — голова трещит, может отпустит.

Едва Дарья вышла из кабинета, как дверь распахнулась снова и внутрь влетел довольный Демидов.

— Доброго утра, Георгий Васильевич!

— Да не ори ты так, Никита, — скривился Бестужев. — От твоего рева Лубянка рухнет.

— Может таблетку, ваше сиятельство?

— Ну ты прямо мать родная, — хмыкнул глава тайной канцелярии и встал с дивана. — Переживаешь... Не надо мне таблетку, один черт не берут они меня.

Бестужев посмотрел на себя в зеркало, пригладил волосы, затем сел за рабочий стол и хрустнул пальцами.

— Как дела, Никита Данилович? Рассказывай, чего стоишь приплясываешь. Теряева взяли?

— Ну а как иначе, Георгий Васильевич. Сразу после вашего разрешения за ним и поехали, — ответил заместитель.

— Проблемы были?

— Да какие там проблемы, ваше сиятельство? Охране его по зубам дали для профилактики, а сам герцог особо не сопротивлялся. Некогда ему было, — пожал плечами Демидов. — Все угрозами сыпал. Обещал, что весь мой род в порошок сотрут и по ветру развеют... Ну и ваш, само собой.

— Это понятно, — кивнул Бестужев. — Без этого никак.

Он внимательно посмотрел на Никиту, затем нахмурился и погрозил ему пальцем.

— Смотри! Вдруг ошибка — я тебя сам по ветру развею. Головой рискуем!

В этот момент вошла Дарья, прошла по кабинету и поставила перед своим шефом чашку кофе, аромат которого мгновенно разнесся по всей комнате.

— Спасибо, — кивнул Бестужев, затем взял со стола свой телефон и протянул девушке. — Держи. Покажи парням, пусть запишут модель и такой же мне купят.

— Хорошо, Георгий Васильевич, — ответила девушка.

— Никакой ошибки быть не может, ваше сиятельство, — продолжил Никита после того, как Дарья вышла из кабинета.

— Где он сейчас, в камере? — спросил Бестужев и отхлебнул обжигающего напитка.

— Так точно. Я ему дал пару часов подумать. Сказал все в точности как вы велели — наврал, что Ворона и Бирюкова тоже арестовали... Так что пока висит, размышляет.

— Молодец, — глава тайной канцелярии сделал еще один глоток и с одобрением посмотрел на напиток, который всего за несколько мгновений сотворил над ним волшебство — головная боль утихла, а мысли побежали гораздо резвее.

— Что прикажете, пусть еще повисит?

— Хватит. Времени у нас нет, — Бестужев за пару глотков допил кофе и встал из-за стола. — Каждый час на счету. Пошли поговорим с герцогом. Мне кажется он уже созрел.

Мужчины вышли из кабинета, немного попетляли по длинным коридорам, которые для всякого незнающего человека выглядели сплошным лабиринтом. Затем подошли к лестничному пролету и начали спускать. Их путь лежал в самый низ, на первый этаж.

Вообще-то можно было воспользоваться лифтом, но эта древняя конструкция раздражала Георгия Васильевича. Грохочущий, слишком медленный — всякий раз, когда он в нем оказывался, графу казалось, что он едет в гробу. Такое себе ощущение.

Вскоре они оказались в широком прохладном коридоре, по левой и правой стене которого вереницей тянулись глухие металлические двери.

— В девятой, — сказал Демидов.

Бестужев остановился напротив камеры, на которой пожухлой краской была нарисована кривая девятка. Из соседней камеры раздавались сдавленные стоны.

— Что это там?

— Работают с одним... Пытался японцам информацию по одному секретному боевому артефакту передать, — пояснил Никита. — Вот, выясняем, может еще чего было интересного. Как все выясним — я доложу, ваше сиятельство. Кстати, я специально Теряева рядом посадил, чтобы ему думалось легче...

— Молодец, — одобрил Бестужев.

Мужчины подождали пока один из сотрудников откроет камеры, а затем вошли внутрь.

— Включите свет, — попросил Георгий Васильевич.

Камера была небольшой, примерно десять на десять шагов. Бетонные облезлые стены грязного темно-серого цвета, под потолком буйно цветет плесень, в центре подвешенный за руки мужчина с дряблой кожей, в ярко-белых трусах. Единственная надетая на нем вещь резко выделялась своим белым цветом на фоне общей мрачной атмосферы.

Из мебели имелся стол, больше похожий на операционный и пара стульев. На столе небольшой чемоданчик, обтянутый черной кожей.

Удивительно, как быстро человек становится жалким и беспомощным после того, как оказывается в такой вот обстановке. Даже не верилось, что совсем недавно этот человек был вверху иерархической лестницы этого мира.

— Ну, здравствуйте, Федор Александрович, — поприветствовал висевшего Бестужев, сразу же после того, как за ними лязгнула металлическая дверь в камеру. — Вы даже представить не можете, как мне хотелось поскорее поставить в этом деле точку.

Человек поднял голову, мрачно посмотрел на графа и вновь опустил ее.

— Не хотите здороваться? Ну как хотите. В отличие от вас, я очень рад здесь видеть вашу персону, так что прощу дурное воспитание, — Георгий Васильевич сел на стул, который жалобно скрипнул под его весом. — Как вы относитесь к хорошей беседе, герцог? Я вот, например, очень люблю поговорить с умным человеком. В последнее время это такая редкость... Но вы не обижайтесь, я не о вас сейчас говорю. Мне кажется, что вы человек умный, а потому общий язык мы с вами найдем довольно быстро. Что скажете, Федор Александрович?

На этот раз герцог даже не пытался поднять голову, он просто молчал.

— Молчите? Впрочем, я могу вас понять. Разговаривать с человеком, по приказу которого вас вытащили из теплой постели и подвесили в прохладной камере — это сложно. Поэтому я немного облегчу вам задачу. Давайте я вам сейчас кое-что расскажу, а вы просто послушаете, договорились?

Разумеется Теряев не стал отвечать и на этот раз.

— Ну, будем считать, что договорились. Я думаю, мой коллега вам объяснил в двух словах, что нам все известно, но на всякий случай повторюсь — вдруг вы его недопоняли. Собственно, моментов, которые нам нужно обсудить всего три, так что мы быстренько управимся.

Бестужев выдержал небольшую паузу, закинул ногу за ногу, а затем продолжил.

— Момент первый. После блестяще проведенной операции нам стало известно, что внезапно господа Бирюков и Игнатьев стали намного богаче, чем были. Каждый заработал почти по миллиону. Вот только деньги к ним пришли каким-то сложным путем, — Георгий Васильевич усмехнулся. — Но вы же знаете, у нас ребята любопытные служат. Начали выяснять, и знаете, что оказалось? Деньги ушли с ваших счетов, открытых в банках Швейцарского княжества, затем пошли в Королевство Монако, оттуда на Мальту, затем заглянули на Гибралтар, а потом снова оказались в Швейцарском княжестве. Но уже на счетах ваших приятелей.

— Дерьмо это все, — промычал Теряев.

— Погодите, Федор Александрович, не перебивайте меня. Вы же не захотели со мной разговаривать, так что теперь вам придется подождать пока я закончу, — теперь тон Бестужева стал жестким. — Теперь второй момент. К сожалению, вы связались не с тем человеком — Бирюков позволил себе один неосторожный телефонный разговор. Вообще-то с записями разговоров тайных советников знакомиться нам не положено, но учитывая обстоятельства... Оставлю для вас лишь суть — этот господин задал лишний вопрос господину Игнатьеву, перед его отъездом в Японскую империю, который как раз касался поступления денег на его счет. Странно, правда?

Вместо ответа герцог издал звук, отдаленно похожий на рычание.

— Вот видите, я все-таки смог вас заинтересовать, а вы сомневались, — глава тайной канцелярии встал со стула, подошел к лежавшему на столе чемоданчику и звякнул защелками.

Перед ним в два ряда лежали блестящие металлические инструменты, очень похожие на хирургические. Бестужев взял один из них и показал Теряеву.

— Смотрите-ка, что я нашел! — тот поднял голову, посмотрел на инструмент и в его глазах появился испуг. — Вообще-то мы уже давно работаем новыми методами — артефакты, зелья, наркотики... Но я вот большой любитель истории, так что предпочитаю по старинке. Но перед этим договорю. Вы же слышали, я говорил о трех моментах... Так вот, герцог, третий момент самый печальный для вас. Мы уже арестовали и Бирюкова, и Ворона... Должен сказать, что оба они держались недолго, так что во всем сознались.

Бестужев подошел к герцогу и дотронулся холодным инструментом до его лица. Теряев дернулся от неожиданности и попытался отвернуться от железяки, но ему это не удалось.

— Может быть, конечно, император помилует тебя, суку... Но до разговора с ним ты лишишься некоторых частей тела, — прошипел Георгий Васильевич, надавливая инструментом на лицо герцога. — Мне это доставит удовольствие, Теряев... Вот смотри...

В этот момент Федора Александровича начало трясти, а на пол что-то полилось. По камере распространился резкий запах мочи.

— Вы никак обоссались, герцог? — осуждающе спросил Бестужев. — Что же вы... Подождите хотя бы пока я начну...

— Бумагу! — прохрипел Теряев. — Я все напишу! Дайте мне бумагу!

Граф подождал немного, а затем похлопал герцога по щеке.

— Счастливчик вы, Федор Александрович! После разговора со мной редко кто остается в целости и сохранности, а вот вам повезло... Ну, пока повезло, во всяком случае. Никита Данилович, дайте ему бумагу и ручку.

Глядя на сотрясающегося в рыданиях Теряева, Георгию Васильевичу стало противно.

— Демидов, давай заканчивай и бегом ко мне в кабинет, — сказал он и вышел из камеры.

Оказавшись в мрачном коридоре, граф облегченно вздохнул и впервые за последние дни позволил себе искренне улыбнуться. Так он и шагал по управлению, веселый, бодрый...

Не привыкшие видеть шефа в таком благодушном образе, сотрудники кивали ему и на всякий случай старались поскорее исчезнуть с его глаз. Радостный Кощей с широкой улыбкой на лице? Нет, лучше в этот момент держаться от него подальше — вдруг граф спятил.

Вот только Бестужев не спятил. Он вернулся к себе в кабинет, выпил пару рюмок коньяка, закусил их шоколадом и с нетерпением стал дожидаться Демидова.

Лишь после того, как его заместитель вошел в кабинет с несколькими листами в руках, он успокоился окончательно.

Бегло ознакомившись с содержанием исписанных мелким почерком листов бумаги, он удовлетворенно хмыкнул и посмотрел на довольного Демидова.

— Молодец, Никита Данилович. Как твой шеф — гарантирую тебе орден и путевку на Алтай.

— Спасибо, Георгий Васильевич, но мне бы к морю...

— Перебьешься. У нас еще пока не сезон по морям кататься, а по заграницам я тебя искать не собираюсь. Известное дело... Будешь мне потом рассказывать, что связи не было, — нахмурился Бестужев. — Мне прошлого раза вполне хватило, так что будешь дышать чистым воздухом родного Отечества.

— Понятно, — вздохнул Демидов. — Служу Отечеству.

— Вот это правильно, — одобрил граф. — Но на сегодня пока не все. Арестуйте по горячему Бирюкова и Ворона. После арестов доложишься мне. Игнатьева сразу в самолет и сюда. Порфирия этого тоже к нам, на Лубянку.

— Будет сделано, Георгий Васильевич.

— Завтра можешь взять выходной. Всем участникам передашь благодарность от моего имени и список подашь на награды и памятные подарки.

— Слушаюсь, ваше сиятельство.

— Ну и на завтра ресторан какой-нибудь под нас закажи — будем кутить. Только, чтобы народу не слишком много. Человек тридцать, не больше. Разнесете все к чертям...

— Есть заказать ресторан, — повеселел Никита. — Могу идти?

— Давай, топай.

Демидов бодрым шагом покинул кабинет, а граф взял телефон, торопливо нашел в книге контактов номер Николая Александровича Романова, глубоко вдохнул и нажал кнопку вызова.

— Что за зверь? — спросил у меня Верховцев, глядя на лежавшего возле камина ящера.

— Крокодил карамба! — важно ответил ему Тосик, развалившийся на ящерице.

— Шушик зовут, — сказал я. — Гость из иного мира.

— Странный он какой-то... Ярко-оранжевый весь, — хмыкнул Леонид Александрович.

— Он разный бывает. Цвета умеет менять, зараза.

— Вы без настроения, Владимир Михайлович?

— Нормально, — отмахнулся я. — С Василисой общался перед вашим приходом, так что сами понимаете. Вы то чего так поздно пожаловали?

— Новости у меня хорошие, ваше сиятельство, по телефону всего не скажешь, а захотелось поделиться как можно скорее.

— Если вы про Нижний отчитываться, так можно было утра подождать, — я наклонился и погладил Шушика, по телу пробежала приятная волна. — К тому же я вам разрешил отоспаться. Кстати, мне звонил сегодня этот Фома. Говорил, что его бес какой-то попутал и просил счет, куда можно извинения перечислить. Я обещал подумать... Может и в самом деле не убивать его?

— Как скажете, ваше сиятельство, — ответил Верховцев. — Но вообще-то я не про поездку в Нижний рассказывать к вам приехал.

— Тогда интересно, давайте выкладывайте с чем пожаловали.

— Я только что от Бестужева...

— Вот как? Только не говорите, что завтра меня в камеру переведут. Если так, то я позабочусь, чтобы империя вздрогнула!

— Да нет, ваше сиятельство, думаю сегодня был последний день вашего... скажем так... временного ограничения в передвижениях.

— Наконец-то! Я уже думал они там дрыхнут целыми днями, а не работают! Что Бестужев интересного рассказал, кто там главный вдохновитель?

— Герцог Теряев, — ответил Леонид Александрович. — Заплатил Бирюкову и Игнатьеву, а они уж там расстарались.

— Вот герцог, сука, — покачал я головой. — За сыночка решил отомстить? Лучше бы он ему ремня в детстве чаще давал, а теперь чего уж... Ну хер с ним. Что Салтыковы? Неужели никак в этом деле не отметились?

— Никак, Владимир Михайлович. Во всяком случае, пока ничего. Посмотрим. Может быть Игнатьев что-то новенькое расскажет, но по словам тайного советника и Теряева, вроде бы они и в самом деле не участвовали.

— Странно.

— Ну почему же? Может быть так и есть, — пожал плечами Верховцев. — Сами рассудите. Одно дело в вас стрелять и межродовые разборки устраивать, а совсем другое — в подобных шашнях участвовать. Одно слово «заговор» чего стоит... Здесь точно плахой пахнет.

— То есть в моем случае не пахнет?

— Ваше сиятельство... Роды часто воюю друг с другом, вы уж не обижайтесь. Поэтому как решит поступить Император одному ему известно, — Леонид Александрович посмотрел на тлеющие огни в камине. — Может случиться так, что дело ссылкой ограничится. Сами понимаете, времена сейчас непростые, а род Салтыковых крепко на ногах стоял...

В этот момент в моей груди начал зарождаться приступ гнева. Да плевать я хотел на связи Салтыковых и мощь их рода. Вот это меня вообще мало интересует! Сдохнут оба! Никого в живых не оставлю!

— С учетом того, что вопрос со мной будет закрыт, вскоре над Салтыковыми может состояться суд? Я правильно понимаю, Леонид Александрович?

— Думаю да. Процесс над ними и без того уже слишком затянулся.

— Что же, в таком случае я хочу, чтобы никто из них до суда не дожил... Мне они живые ни к чему.

Верховцев молча смотрел на камин. По выражению его лица трудно было понять, о чем он думает в этот момент.

— Вы что-то хотите сказать или мне показалось? — спросил я у него.

— Думаю, как это сделать, — ответил он, затем посмотрел на меня и усмехнулся. — Ваше сиятельство, вы умеет сложные задачки придумывать.

— Вот видите, как хорошо, — улыбнулся я в ответ. — Я придумываю сложные задачки, а вы их успешно решаете. Каждый занимается своим делом...

— А что насчет Екатерины? — спросил он.

— Катю не трогать... Пусть живет спокойно...

— Понятно, — кивнул Леонид Александрович.

— И вот еще что... Фоме этому, перед тем как он извиняться начнет и деньги нам слать, взорвите все к чертовой матери... Пусть знает свое место...