Глава 13

Консилиум занял все утро и часть дня. В основном он свелся к дискуссии между врачами, обсуждавшими, достаточно ли хорошо чувствует себя пациентка, чтобы можно было отпустить ее домой. Причем принятое решение должно было быть единогласным. Любое расхождение во мнениях могло оказаться решающим. Возглавлял консилиум психиатр из другой больницы.

Кроме того, требовалось и присутствие самой Софи, она на завершающем этапе должна была объяснить психиатрам, почему считает, что ее можно отпустить домой. А они, в свою очередь, могли задавать любые вопросы с целью определить состояние ее психического здоровья.

Софи не впервые вынуждена была проходить это испытание. Уже в седьмой раз она тихо сидела и ждала, пока эти люди обсуждали представленные документы и затем выносили решения относительно возможности выписки ее из больницы. До того она преуспела в четырех из шести случаев, на этот раз никаких гарантий не было.

— Ну а вы, мистер Тэлбот? — спросил приглашенный психиатр, когда заседание возобновилось после ленча. — Вы сможете находиться дома и поддерживать свою жену хотя бы первые несколько дней после выписки?

— Конечно, — ответил я. — Я всегда рядом и готов оказать любую поддержку.

— Вы что же, дома работаете? — осведомился он, сверившись с какими-то бумагами.

— Нет, — ответил я. — Но побуду с Софи дома, когда ее выпишут из больницы.

— А какого рода деятельностью вы занимаетесь? — спросил он.

Тут я замешкался. Был у меня когда-то один коллега-букмекер, который всегда говорил, что работает бухгалтером, и добавлял: «на ипподроме», когда спрашивали, где именно.

— Я букмекер, — сказал я.

— В конторе? — тут же осведомился он.

— Нет, — сказал я. — Я работаю на ипподроме, по большей части на бегах в Мидленде.

— Собачьих или лошадиных? — спросил он.

— Лошадиных, — ответил я. — Хотя в прошлом доводилось работать и на собачьих бегах, но дело оказалось не слишком прибыльным.

Он приподнял бровь.

— Интересно, почему?

— Недоставало беговых дорожек, — ответил я. — Некогда их было множество, но потом все позакрывали на реконструкцию. Немного дорожек — это значит мало собак. Это следовало предвидеть. Ну и интерес у публики к собачьим бегам заметно снизился. Теперь они все сидят по ресторанам и делают ставки, не отходя от обеденного стола, через тотализатор.

— Судя по всему, вам не слишком нравится этот тотализатор, — с улыбкой заметил он.

— Не нравится, — кивнул я. — Тотализатор, он никогда внакладе не останется. Перед тем как производить выплаты по выигравшим билетам, всегда возьмет свою долю. Им разорение не грозит просто потому, что не приходится устанавливать стартовые расценки. А я должен использовать весь свой опыт и знания, чтоб удержаться на плаву.

— Понимаю, — протянул он и сразу потерял ко мне всякий интерес.

— Но обещаю быть дома в любой момент, как только понадоблюсь Софи, — сказал я.

И, естественно, не стал упоминать о незваных ночных гостях и мужчинах с двадцатисантиметровыми ножами.

— Благодарю вас, мистер Тэлбот, — сказал психиатр. — Уверен, так оно и будет.

Но тон его предполагал, что он мне не верит ни на грош. Он опустил глаза и что-то записал себе в блокнот.

— Прошу прощения, — сказал я. Он снова поднял на меня глаза. — Уверяю вас, здоровье и благополучие Софи для меня куда важней любой работы. Я очень хочу, чтоб она вернулась домой. И сделаю все, что в моих силах, для обеспечения ее спокойствия и безопасности. Я люблю свою жену.

Весь день я просидел, держа Софи за руку, слушая всех этих равнодушных к чужой беде профессионалов, в деталях обсуждавших все ее личные особенности и самые сокровенные тайны. И теперь даже сам удивился страстной мольбе, звучавшей в моем голосе. Просто очень хотелось, чтобы Софи вернулась домой.

И понял я это только что.

— Да, мистер Тэлбот, — сказал психиатр. — Я вам верю. — И улыбнулся Софи, которая так и вцепилась мне в руку.

Затем он снова что-то записал и посмотрел на нас.

— Миссис Тэлбот, мистер Тэлбот, спасибо, что уделили нам время. Как вам известно, мы должны обсудить все еще раз, уже между нами, прежде чем принять окончательное решение. Сегодня у нас четверг. Ответ вы получите завтра или в субботу. — Он оглядел остальных членов консилиума, убедиться, не желает ли кто из них что-то добавить. Таких не нашлось.

— Что ж, спасибо всем, — сказал он и поднялся из-за стола, давая понять, что время наше истекло.

— Спасибо вам, — сказала Софи.

И мы с ней тоже встали и вышли из конференц-зала.

— Думаю, все прошло хорошо, — сказал я ей.

— Ты считаешь?

— Да, — подпустив в голос уверенности, ответил я. — А ты нет?

— Не знаю. Как-то не очень понравился мне этот психиатр.

— А по мне, так очень даже ничего, — сказал я. — Уверен, все будет в порядке.

Рука об руку шли мы по коридору к ее палате.

— Ты правда меня любишь? — вдруг спросила она.

— Да, — ответил я. — Очень люблю.

Она не остановилась. Но заулыбалась.


Вечер я провел в больнице, рядом с Софи, у телевизора. Ни один из нас и словом не обмолвился о консилиуме или о решении, которое предстоит вынести врачам. Не строили мы и планов на ближайшие недели. Уже два раза в прошлом нас постигало горькое разочарование — собрались уехать вместе домой на уик-энд, но очередной консилиум приходил к выводу, что Софи отпускать рано.

А потому сегодня мы решили, что, если отпустят, это станет для нас неожиданным и приятным сюрпризом, который следует отпраздновать, хотя в глубине души знали, что страшно расстроимся, если вердикт будет отрицательным. Новая схема приема лекарств пока что работала хорошо, Софи меньше стали беспокоить побочные эффекты — организм постепенно привыкал к новым медикаментам.

Ни один из нас не хотел искушать судьбу и обсуждать этот вопрос, а потому мы сидели и молча смотрели комедию по одному из каналов, где показывали старые фильмы, вошедшие в золотой фонд.

Но разумно ли было с моей стороны так жаждать возвращения Софи домой, когда возникло столько проблем, связанных с моим отцом?

Джон Смит, кем бы он там ни был на самом деле, буквально помешался на своем драгоценном микрокодере, однако ни разу не упомянул о деньгах. Знал ли он о наличных в рюкзаке? Наверняка знал, если работал на пару с Близко Посаженными Глазками. А что, если тип, сидевший в синем «Форде», им и был? Или же машиной управлял кто-то другой? Может, Джон действительно работает на Австралийский комитет по скачкам и за ним стоит целая команда?

И для чего предназначены те деньги?

«Деньги отдай», — прошипел убийца, перед тем как вонзить нож в отца. Может, это была плата? Но за что? И почему тогда этот мерзкий тип убил отца, если тот был единственным, кто знал, где находятся деньги?

Я пытался вспомнить каждую деталь нападения на автостоянке, а перед глазами на экране разворачивалась новая комедия о неблагополучной семье. «Следовало бы снять фильм о моей семье, — подумал я, — вот только вряд ли получится комедия».

Мужчина подбежал и ударил меня по лицу, но потом занялся исключительно отцом. Теперь очевидно, что никакое это было не ограбление, как мне поначалу показалось. Нападавший не обращал на меня никакого внимания — до тех пор, пока я не стал звать на помощь, и она подоспела в виде компании, возвращавшейся с вечеринки.

Я вспомнил, как отец послал этого типа к черту и нанес удар ему в пах. Ну и Близко Посаженные Глазки пришел в бешенство и достал нож. Наверное, ему не следовало так поступать. Возможно, убийство отца стало большой ошибкой с его стороны. В Лондоне полно дешевых гостиниц. Мне еще повезло, что я относительно быстро нашел нужную, повезло, что отец не стал регистрироваться там под фамилией Тэлбот или Грейди. Если не знать, что находилась она в Суссекс-Гардене, задача была бы невыполнимой.

— Может, кофе выпьем? — спросила Софи, отвлекая меня от размышлений.

— Да, — ответил я. — С удовольствием. Позвать медсестру?

— Нет, — ответила она. — Еще на прошлой неделе они разрешили мне самой проходить в маленькую кухню. Сейчас принесу.

— Тебе помочь? — спросил я.

— Вот что, Нед, — покосилась она на меня, — я вполне в состоянии приготовить кофе. Я в полном порядке, ты же знаешь. Не собираюсь резать себе вены или что-то в этом роде. — И она улыбнулась, и сердце у меня екнуло, как тогда, много лет назад, когда мы первый раз встретились и она мне улыбнулась.

— Ты уверена? — спросил я.

— Абсолютно. Они позволили мне пользоваться кухней, но у них хватило ума не разбрасывать там острые ножи, чтобы какой-нибудь умалишенный мог ими воспользоваться. — Она рассмеялась своему каламбуру, я тоже засмеялся.

Да, по сравнению с прошлой неделей в ее состоянии наметился большой прогресс.

— Я очень, очень стараюсь, — уже серьезно заметила она. — Не пропустила ни одного приема этих новых лекарств, и кажется, нет, честно, они мне помогают. Я чувствую себя вполне хорошо, готова к выходу в мир.

Я встал, обнял ее. В глазах стояли слезы.

— Ладно. Иди готовь кофе, — сказал я.

Она вышла, я вытер глаза рукавом. То были слезы надежды и счастья после долгого отчаяния и чувства полной беспомощности.

Я подумывал о том, чтобы остаться в больнице, в гостевом номере. Но потом решил, что лучше вернуться домой и подготовить все к приезду Софи — на тот случай, если вдруг завтра ее выпишут.

И вот «Вольво» притормозил у дома с темными окнами, и я вдруг почувствовал, как страшно устал. Посидел еще немного в машине, осмотрелся, выискивая взглядом что-либо подозрительное. Но все выглядело нормально.

Я запер машину и благополучно добрался до двери.

Вошел. На коврике в коридоре валялись несколько писем и счетов, но никаких записок с угрозами я не обнаружил.

«Успокойся же наконец», — сказал себе я.

Пытался успокоиться, но все равно обошел весь дом, проверяя, надежно ли заперты окна, и задергивая на них шторы. Противно было думать о том, что мистер Джон Смит подглядывал за мной в окно, пока я чистил пылесосом грязь в гостиной. Нет, сегодня подглядеть не получится. Даже на кухне я так плотно задернул занавески, что и лучика света не должно было просочиться.

Затем я вынул всю добычу из отцовского рюкзака, выложил на стол и сидел и разглядывал ее.

Почему я не отдал все это старшему инспектору Льювелину? Пусть бы сам и разбирался. А я преспокойненько занимался бы своими делами и жизнью, которая и без того складывалась непросто без всех этих микрокодеров, зернышек и человека с противными глазками и длинным ножом.

На первый взгляд вроде бы неплохая идея.

Но имеет свои недостатки. Начать с того, что было бы весьма трудно объяснить старшему инспектору, почему я не отдал ему все с самого начала, как только нашел. Почему не поделился с ним нужной информацией, чтобы он мог найти эти вещи сам. Не думаю, что он бы очень обрадовался. У него есть все причины обвинить меня в противодействии полиции, а раз так, то какую защиту от человека с ножом может мне предоставить полиция? Да никакой.

Во-вторых, тот факт, что на руках у меня имеется микрокодер и деньги, дает мне определенное преимущество. При условии, конечно, что я останусь жив и смогу им правильно распорядиться.

Я взял отцовский мобильник и снова попытался включить его, но безуспешно. «Нокиа» — значилось под экраном. Мой мобильник был фирмы «Самсунг». И моя зарядка к отцовскому аппарату, естественно, не подходила. Тогда я достал из отцовского телефона сим-карту и вставил ее в свой, но и это тоже ничего не дало. Доступ к номерам телефонов хранился в памяти аппарата, а не в сим-карте.

Я порылся в нижнем ящике письменного стола, где хранились старые зарядные устройства, но ничего не подошло.

Затем я взял паспорт на имя Алана Чарльза Грейди и стал рассматривать. Выдан он был девять месяцев назад и выглядел настоящим, хотя о том, как должны выглядеть австралийские паспорта, представление я имел самое слабое. Перевернул несколько страниц и нашел штамп, проставленный офицером паспортной службы в Хитроу. Дата свидетельствовала о том, что отец не ступал на землю Великобритании до того дня, как приехал ко мне в Аскот. Но штамп был не один, рядом красовалась отметка, поставленная в аэропорте Дублина, и датирована она была предыдущей неделей. Получалось, что по прибытии из Австралии он действительно вылетел в Дублин из Хитроу — тут Джон Смит оказался прав — и использовал фамилию Грейди.

«Интересно, — подумал я, — чем же занимался отец в Ирландии целых шесть дней?» Пришло время выяснить это. Нельзя просто сидеть и ждать, когда мистер Близко Посаженные Глазки заявится и начнет требовать денег, приставив мне к горлу нож. Или, что еще хуже, к горлу Софи.


Наутро в пятницу я стоял у местного магазина, торгующего мобильными телефонами, и ждал, когда он откроется, ровно в девять.

Спал я плохо, то и дело мерещилось, что поскрипывает ступенька лестницы. Перед тем как лечь, придвинул стул к двери в спальню, и он благополучно простоял там до самого утра.

В десять минут десятого дверь магазина отворила девочка-помощник продавца, на вид ей было лет двенадцать, не больше.

— Да, сэр, — сонно произнесла она. — Чем могу помочь, сэр?

— Мне нужна зарядка вот для этого телефона. — Я протянул ей мобильник отца и не стал спрашивать, вышла ли на работу ее мама.

— Без проблем, — она заметно оживилась. — Для машины или простая?

— Простая, — ответил я.

Она подошла к витрине, взяла одно зарядное устройство.

— Вот это должно подойти, — сказала она. — Что-нибудь еще?

— А вы можете проверить, подойдет или нет? — спросил я.

— Подойдет, — заверила она меня.

— И все же проверьте, пожалуйста, — попросил я.

Девочка, очевидно, сочла меня сумасшедшим, однако повиновалась. Достала длинные ножницы из-под прилавка, разрезала пластиковую упаковку. Воткнула вилку зарядника в штепсель, взяла у меня телефон.

— Вот, видите? Уже заряжается. Такие маленькие черточки задвигались, вот тут.

Я посмотрел. Действительно, заряжается.

— Спасибо, — сказал я. — А включить можете?

Она надавила на верхнюю кнопку. Экран засветился, заиграла мелодия из пяти нот. Потом она протянула телефон мне, не вынимая из зарядного устройства.

На экране высветилась надпись: «Пожалуйста, введите код».

— Я очень давно пользовался этим телефоном, — решил схитрить я. — И код просто забыл. Может, вы сможете восстановить?

— Да вы что! — чуть ли не с ужасом воскликнула она. — Нам такого не разрешают. Откуда знать, может, телефон и не ваш вовсе?

— Но чисто теоретически это возможно? — спросил я. — Если очень захотеть, а?

— Сомневаюсь, — буркнула она. — Ладно, подождите. Пойду спрошу Карла.

— А кто такой Карл?

— Работает там у нас, в мастерской. Чинит мобильники. Очень умный парень.

Она исчезла и вскоре вернулась с молодым человеком, который не произвел на меня впечатления очень умного. На нем были полинялые порванные джинсы, простая и довольно грязная белая футболка и вязаная коричневая шапочка, напоминавшая чехольчик для чайника. Из-под шапочки в разные стороны торчали пряди светлых волос, на щеках и подбородке светлый пушок.

— Вы можете разблокировать этот телефон? — спросил его я.

Он ничего не ответил. Взял телефон у меня из рук, какое-то время разглядывал его.

— А код был из четырех цифр? — осведомился он.

— Не знаю, не помню, — ответил я. — Если б помнил, сам бы разблокировал.

— А номер МИНМО у него какой? — спросил он.

— МИНМО?

— Международный идентификационный номер мобильного оборудования, — медленно, словно ребенку, пояснил он.

— Понятия не имею, — ответил я.

— Обычно он указан внутри аппарата, — сказал он, снял заднюю панель, вынул батарею. — Ну вот, пожалуйста. Его удалили. Тут должен быть стикер. — Он показал где. — Так люди поступают с крадеными телефонами. — И он подозрительно уставился на меня.

— А как еще можно узнать этот МИНМО? — спросил я, стараясь не обращать внимания на этот выразительный взгляд.

— Можно ввести звездочка решетка 06 решетка, если телефон заблокирован, — нехотя ответил он. — Или же он должен быть напечатан на стикере. На коробке, в которой вы его купили.

Я решил не говорить ему, что не покупал этого телефона. Это лишь укрепит его подозрения в том, что мобильник краденый. Хотя, как знать, может, в прошлом телефон действительно постигла такая участь.

Он вставил батарейку, включил мобильник. На экране высветилась та же надпись — «пожалуйста, введите код».

— А можно как-нибудь обойтись без этого МИНМО номера? — спросил его я.

— Нет, приятель, — ответил он и отдал мне телефон. — Без этого номера или кода доступа ничем не могу помочь. Разве что придется стереть всю память. Хотите, попробую?

— Нет, — быстро ответил я. Ведь мне была нужна как раз память.

Я заплатил девочке за зарядное устройство и отнес телефон домой, на Стейшн-Роуд. Снова уселся за кухонный стол и стал думать, что же делать дальше.

«Может, попробовать как-то вычислить этот код?»

Я набрал четыре цифры — 3105. День рождения отца — тридцать первое мая.

На дисплее моментально высветилось: «Код неверный». Затем снова появилась надпись: «Пожалуйста, введите код».

Я попробовал 0531 — так принято писать даты в Америке, но и это не сработало.

Тогда я ввел год его рождения. Тот же результат.

Затем попробовал 1234. И снова: «Код неверный».

Посмотрел на копию его водительских прав. Набрал 0312, номер его дома. «Код неверный».

В водительских правах была указана дата рождения Алана Грейди — 15 марта 1948. Я попробовал 1503. Опять не то. Затем набрал 1948. И снова неправильный код.

Да он мог быть каким угодно, этот чертов код. Интересно, чему равны мои шансы разгадать его и разблокировать телефон? Если код основывался на номере его телефона, тогда они равны нулю.

Я прикинул: из четырех цифр можно составить десять тысяч комбинаций. Если вводить по одной комбинации каждые десять секунд, то вся эта процедура займет сто тысяч секунд — это при условии, если я не сделаю ошибок. А сто тысяч секунд равняются… Я сидел, делая в уме вычисления… равны… одной тысяче шестистам шестидесяти минутам, плюс еще две трети, что составляет… почти двадцать восемь часов. Причем без перерывов на еду и сон. Да еще при условии, что телефон не заблокируется полностью, после того, как введено много неверных кодов. Нет, должен быть способ получше.

Я взял телефон и зарядное устройство и уже решил снова ехать к Карлу, может, у него появятся какие-то другие идеи.

Но так до него и не добрался.

Сидел в машине возле магазина, смотрел на телефон, зажатый в руке. Смотрел и не верил своим глазам. Он разблокировался! После того, как я ввел дату своего рождения, 2504. И тут же экранчик приветливо выдал: «Код верный».

Значит, он не забыл. Нет, в его жизни вполне могли быть и другие события, произошедшие двадцать пятого апреля, но мне хотелось верить: отец помнил, когда я родился.

Тут вдруг телефон зазвонил. И я даже вздрогнул от неожиданности.

И ответил.

— Голосовое сообщение, — произнес механический женский голос. — Пожалуйста, введите код.

«Опять все заново, — подумал я. — Нет, только не это». — И набрал 2504.

— Вам поступило три новых сообщения. Сообщение первое принято в десять тридцать утра восемнадцатого июня.

Через два дня после его смерти.

— «Алан, это Пэдди, Пэдди Мёрфи, — произнес мужской голос с сильным ирландским акцентом. — Ты где? Должен был позвонить мне вчера».

Я сделал вывод, что Пэдди Мёрфи и мистер Близко Посаженные Глазки не одно и то же лицо. Иначе бы он знал, что позвонить Алан уже никогда не сможет.

Второе и третье сообщения были также от Пэдди Мёрфи. И в каждом звучала все более настойчивая просьба, даже мольба, немедленно перезвонить ему.

— Номер звонившего плюс 353 42 3842, — произнес все тот же безликий голос после того, как я нажал нужную кнопку. Я записал эти цифры в блокнот, который всегда держал в бардачке. Плюс 353 — это код Ирландии. Возможно, Пэдди Мёрфи был тем самым человеком, с которым отец встречался в Дублине.

Мне всего-то и оставалось, что разыскать этого Пэдди Мёрфи в Ирландии. Да запросто, — подумал я. Во всяком случае, куда как проще, чем отыскать в Китае человека по имени Чанг.

К тому же у меня есть телефон этого Пэдди.

Загрузка...