Эпилог

Через полгода мы с Софи отправились в Австралию, искать моих сестер. Лука, мой новый полноправный и должным образом оформленный партнер, и его молодой помощник Дуглас Мастерс остались, им было поручено вести наш процветающий бизнес без меня.

— Обратно можете не торопиться, — сказал мне Лука накануне отъезда. — Мы с Дугги прекрасно справимся. И Милли тоже будет помогать. — Похоже, что Милли все же переехала к Луке, и пока что Бетси, сестра, ее еще не убила.

После того славного победного июльского дня на скачках в Бангоре я взялся за работу с удвоенной энергией и энтузиазмом. Букмекерство вновь превратилось в увлекательное занятие, особенно когда рядом со мной стояла Софи, выплачивала деньги по выигравшим билетам, весело переговаривалась с клиентами, чего никогда не делала прежде. Очевидно, научилась этому у Дугги.

Вообще-то это была ее идея, поехать в Австралию, и я радостно за нее ухватился.

Вполне естественно, что после той погони и страшной аварии у нее пару раз возникали осложнения. Помню, как восхитило меня тогда почти полное ее спокойствие, но, если верить психиатрам, вызвано оно было тем, что мозг на тот момент автоматически отключил все стрессовые реакции. Лишь позже стали проявляться признаки страха, даже паники. Четыре дня спустя среди ночи я проснулся и увидел, что она лежит с открытыми глазами, вся в поту и тело сотрясает дрожь. Помню, оба мы страшно испугались, я вызвал «Скорую», и ее отвезли в больницу в Хемпстед, подлечиться.

Но, к счастью, приступы паники вскоре прекратились, и она пробыла там недолго. Вернули ее домой после тщательного обследования. Врачи сочли, что в целом состояние ее неплохое, регресс наблюдался лишь раза два. Один раз она очень сильно простудилась, и, видимо, какое-то средство от кашля плохо взаимодействовало с антидепрессантами, вот и начались перепады в настроении. Помню, после скачек я вернулся домой трезвый, как стеклышко, а она вдруг стала говорить, что я пьян. Первые признаки приступа были налицо. Всю ночь я просидел возле ее постели в ожидании, что маниакальное состояние развернется в полную силу, но утром она проснулась, и все как рукой сняло. Очевидно, эти новые лекарства действительно помогали, что вселяло в нас надежду и помогало строить планы на будущее.

Постепенно и осторожно я рассказал ей обо всех событиях, что произошли за те три памятные недели в конце июня — начале июля. В подробностях рассказал о том, как убили отца, о том, как я нашел его рюкзак и что было в нем спрятано. Рассказал о микрокодере и мистере Джоне Смите, о том, как он проник к нам в дом и я сломал ему руку. Я даже поведал ей о маленьких играх Луки и Ларри с телефонами и Интернетом в Аскоте и как отомстил двум громилам из крупной букмекерской конторы за нападение на меня на стоянке в Кемптоне.

Раз или два она укоряла меня, что я не обратился в полицию сразу. И, похоже, страшно рассердилась за то, что я подверг свою и ее жизни такой опасности, когда известный мне убийца продолжал разгуливать на свободе.

Я пытался объяснить ей, почему не хотел, чтобы полиция занялась этим делом, на что она вполне справедливо заметила, что в таких случаях нельзя руководствоваться личной неприязнью. Тут я с ней не согласился. Плохое отношение старшего инспектора Льювелина к букмекерам в целом и ко мне в частности могло отразиться на ходе расследования и привести к неверным выводам, как и моя антипатия к этому человеку. Даже когда все это закончилось, он упорно не хотел признавать, что я не имею никакого отношения к гибели отца.

Я поехал к нему, в полицейское управление Теймс-Вэлли, что неподалеку от Оксфорда, на следующий же день после аварии. Он сообщил мне, что личность водителя серебристого хетчбэка, которого я знал под именем Киппер, установлена, что он является мистером Мервином Уильямсом, что он выжил, но до сих пор находится в критическом состоянии, а потому его перевезли в специализированную клинику в Бристоль, где теперь им занимаются нейрохирурги. Согласно показаниям полицейских, прибывших на место аварии, он не был пристегнут ремнем безопасности на момент несчастного случая.

— Никакой это не несчастный случай, — прямо заявил ему я. — Этот человек пытался столкнуть меня с дороги, еще повезло, что грузовик врезался в него, а не в меня. — Я решил не говорить старшему инспектору о том, что слишком резко затормозил перед столкновением.

— Но за что, почему? — спросил он.

— Потому что у меня есть все основания полагать, что именно он убил отца. Наверное, и со мной хотел сделать то же самое, убрать, как свидетеля.

— Но с чего вы взяли, что именно он убил вашего отца? — спросил инспектор.

— В какой-то момент я узнал его, когда он пытался обогнать меня.

— Очень интересно, — протянул Льювелин и поднял телефонную трубку.

Мервин Уильямс, как выяснилось при второй встрече со старшим инспектором неделю спустя, был квалифицированным ветеринаром-хирургом. Родился в Австралии, в городке Чепстоу, что в Южном Уэльсе, но последние десять лет жил в Ньюбери и занимал должность ветеринара-инспектора страховой компании при Контрольном управлении по организации скачек. При обыске в его доме полиция нашла красно-черный рюкзак с багажной биркой, на которой значилось «ГРЕЙДИ». Полиция с нетерпением ждала результатов анализа ДНК темно-бурых пятен крови, обнаруженных на рукаве серой куртки с капюшоном, хранившейся в платяном шкафу у мистера Уильямса, — она в точности соответствовала описанию одежды напавшего на нас в Аскоте убийцы. В ходе обыска останков серебристого автомобиля был найден нож — размер и форма соответствовали смертельным ранениям, нанесенным моему отцу.

Я решил не спрашивать у старшего инспектора, нашли ли они пульт дистанционного управления от моего кухонного телевизора, хоть и очень хотелось вернуть его.

— И что теперь? — вместо этого спросил я.

— Все зависит от того, поправится ли мистер Уильямс, и если да, то в каком будет пребывать состоянии, — ответил Льювелин. — Формально он под арестом по подозрению в убийстве, но врачи говорят, у него обширное повреждение мозга. Так что, даже если и выживет, вряд ли сможет ответить на обвинения.

— И что сие означает? — спросил я.

— Если человека признают неспособным отвечать на обвинения, никакого суда над ним не будет. Тогда можно провести суд по фактическим данным. Доказательства представят присяжным, они и решат, сделал он это или нет. Но, разумеется, никакого там вердикта «виновен — не виновен» вынесено не будет, как и приговора тоже.

— Что же тогда будет с самим Мервином Уильямсом?

— Если его признают неспособным отвечать на обвинения, то с чисто формальной точки зрения он свободен. Но если признают способным, тогда будут судить за убийство. Похоже, нет сомнений, что убил именно он, анализ ДНК все докажет. Составленный вами компьютерный портрет оказался на удивление точным, учитывая, что вы видели Уильямса всего секунду или две на стоянке в Аскоте и что лицо его было прикрыто капюшоном.

Я решил не распространяться на тему того, что видел его не только на стоянке в Аскоте.

Затем старший инспектор показал мне фотографию мистера Мервина Уильямса, найденную полицией у него в доме. Я снова смотрел на мужчину с близко посаженными глазками, которого знал как Киппера, на человека, которого последний раз видел смеющимся, когда он пытался обогнать меня на дороге к Лик-Вутон.

— Так это все? — спросил я.

— На данный момент да, — осторожно ответил старший инспектор. — И все же у меня есть ощущение, что вы так и не сказали всей правды до конца.

«А он и впрямь очень неплохой детектив», — подумал я.


Благодаря щедрому «дару» от мистера Генри Ричарда Фельдмана в размере шестисот тысяч фунтов мы с Софи летели в Австралию из Лондона в Сидней первым классом, на втором этаже реактивного лайнера Британских авиалиний, и большую часть пути попивали самое лучшее и дорогое шампанское.

Выплата выигрышей малолетним правонарушителям компанией «Тони Бейтмен (Тёрф Экаунтантс) Лтд.» заняла какое-то время, но в конце концов их убедила сделать это головная компания «ХРФ Холдинг Лтд.» во избежание дальнейших осложнений.

Лишь двое из тридцати подростков не сделали ставки, прикарманили по двести фунтов каждый. Теперь же они в полной мере осознали свою ошибку — мало того что потеряли внушительный куш в виде четырех тысяч восьмисот фунтов, так еще подверглись остракизму со стороны двадцати восьми своих бывших товарищей.

Дугги и Лука отдали часть своих денег на развитие клуба электроники, что помогло полностью обновить оборудование. Я же потратил пару тысяч фунтов на праздничный ужин, который закатил для сотрудников психиатрической больницы.

Так, на всякий случай.

Источник всего этого нашего богатства по кличке Ориентел Сьют, выступающий теперь как Крикет Хиероу, после Бангора-он-Ди принимал участие в скачках еще дважды и оба раза приходил первым, хотя стартовые расценки на него были значительно ниже ста к одному, в отличие от того памятного июльского дня. Его тренер, Майлз Карпентер, известный мне под именем Пэдди Мёрфи, заявил в телевизионном интервью, что надеется выиграть стипль-чез на фестивале в Челтенхеме в марте будущего года.

Однако, если верить публикациям в «Рейсинг Пост» в начале декабря, у Крикета Хиероу вдруг случился сердечный приступ во время тренировки в Ирландии, и он рухнул как подкошенный и умер. «Такое, увы, случается, — писал репортер. — Сколь ни прискорбно, но слишком часто случается со скаковыми лошадьми».

Я же тем временем усомнился, что погибла именно эта лошадь, если тут были замешаны шарики от пинг-понга. Определенный интерес представляла и сумма, на которую был застрахован Крикет Хиероу. Я подозревал, что на целое состояние.

В шесть утра теплым январским днем мы с Софи благополучно приземлились на другом полушарии, в Сиднее. Здесь лето было в самом разгаре, солнце еще только начало вставать над горизонтом, но с каждой минутой становилось все жарче. Мы подъезжали с севера, и перед нами открылся восхитительный вид на город, все еще погруженный в темноту, мост в гавани Сиднея походил на ленту, протянутую над морем и подсвеченную снизу мерцающими бликами воды.

Я страшно волновался.

Мне всегда хотелось побывать в Австралии, еще до того, как узнал, что мой отец жил там. Для меня эта страна была символом завоевания человеком самых отдаленных уголков планеты, хотя, уверен, аборигены смотрели на это несколько иначе.

В самолете на всем пути из Англии я читал путеводители и ко времени приземления в Сиднее стал почти что экспертом по всему австралийскому.

Впервые европейцы увидели Австралию лишь в 1606 году, до этого они не подозревали о существовании континента. В те времена Шекспир писал и ставил свои пьесы в Лондоне, а Христофор Колумб вот уже более ста лет знал о существовании Америки. Первые поселенцы и заключенные прибыли и начали строить колонию в Ботани-Бей почти два столетия спустя, лет через двадцать после того, как Соединенные Штаты провозгласили свою независимость от Британии.

По европейским стандартам Австралия большая, но малонаселенная страна. По площади она почти в два раза превышает территорию Евросоюза, а населения здесь меньше раз в двадцать. Если бы поровну распределить все имеющиеся земли, то на каждом квадратном километре жили бы всего семь австралийцев, в то время как в Англии на равной площади размещаются более тысячи человек.

Но если верить всем этим путеводителям, заселена Австралия неравномерно, девять человек из десяти проживают на побережье, в больших городах. А большую часть территории в центре занимают необитаемые пустыни с весьма оригинальными названиями, как то: Большая Песчаная Пустыня и Маленькая Песчаная Пустыня. Но имеются здесь и тропические дождевые леса, занимают вполне приличную территорию в штате Квинсленд, что на северо-востоке.

Вообще я был поражен разнообразием географических поясов в отдельно взятой стране. Хотя чему тут удивляться? Ведь Австралия раскинулась почти от экватора на севере, а до Антарктиды на юге, можно сказать, рукой подать. А в поперечнике с запада на восток такое же расстояние, как от Нью-Йорка до Лос-Анджелеса.

Как же я буду искать сестер в такой огромной стране?


Мы с Софи планировали провести первые несколько дней в Сиднее, немного акклиматизироваться, свыкнуться с разницей во времени. И заняться тем, чем занимаются обычно туристы.

Благодаря «Тони Бейтмен» мы остановились в роскошном пятизвездочном отеле с видом на оживленную гавань. Я сидел в номере у окна и, точно завороженный, наблюдал за тем, как снуют взад-вперед желтые и зеленые паромы, как танцуют на мелкой волне яхты под парусами, но Софи стремилась обойти все достопримечательности, увидеть все собственными глазами.

Первым делом мы поднялись по ступеням знаменитого здания Сиднейской оперы, полюбовались ее оригинальной крышей в виде полураскрытых раковин. Затем отправились в Ботанический сад, вволю полюбовались разными удивительными растениями, даже посидели в кресле миссис Макквайер — сиденье его было вырезано в скале заключенными в 1816 году. С этого места открывался потрясающий вид на Сиднейскую гавань. Как гласит легенда, миссис Макквайер, жена губернатора, просиживала здесь часами, мечтая оказаться на борту одного из кораблей, отплывающих в Англию, на ее родину.

Через три дня всей этой туристической беготни с рассвета до заката, включающей подъем на знаменитый мост над гаванью, мы с Софи окончательно вымотались, ноги гудели, в голове все смешалось, и мы были благодарны судьбе за короткую передышку — часовой перелет в Мельбурн.


Еще перед отъездом из Англии я через Интернет нанял частного детектива, который бы помог в поисках сестер. Он и встретил нас в аэропорту Мельбурна.

— Лачлан Харрис? — спросил я молодого человека, который стоял у отсека выдачи багажа с табличкой. На ней крупными буквами было выведено: «ТЭЛБОТ».

— Он самый, — ответил он. — Только называйте меня просто Лачи. — Детектив был невысокого роста, лет тридцати, бронзовое от загара лицо, светлые волосы торчат смешными короткими хвостиками.

— Нед Тэлбот, — сказал я, пожимая ему руку. — А это моя жена Софи.

— Здрасте, — ответил он в типично австралийской манере. И ей тоже пожал руку. — Рад познакомиться.

— Новости есть? — с надеждой спросил я. Я специально не звонил ему из Сиднея, хотя временами с трудом сдерживал нетерпение.

— Да, — ответил он. — У меня для вас хорошие новости. Но давайте сперва выедем из аэропорта. Отвезу вас посмотреть дом отца.

С этими словами он подхватил наши чемоданы и направился к выходу. Мы двинулись за ним. Я был разочарован отсутствием объяснений.

— Всему свое время, — заметил он, когда мы оказались в машине и выехали с территории аэропорта.

— И все же в чем заключаются эти ваши новости? — спросил я.

— Я нашел обеих дочерей мистера Алана Грейди, — ответил он.

— Моих сестер! — радостно воскликнул я, точно ребенок, предвкушающий гору подарков рождественским утром.

— Да, — кивнул он. — Как вы утверждаете, ваших сестер. — И продолжать не стал.

— И что же? — спросил я. — Когда с ними можно встретиться?

— А вот тут небольшая проблема.

— Какая еще проблема?

— Они не поверили, что вы их брат.

— Что? — воскликнул я. Прежде такая мысль мне и в голову не приходила. — Почему нет?

— Говорят, у них есть документальное подтверждение тому, что отец их, Алан Чарльз Грейди, родился в Мельбурне в марте 1948-го. Я проверил записи в магистратуре штата Виктория, — ответил Лачи. — И действительно, Алан Чарльз Грейди родился в Королевском госпитале Мельбурна 15 марта 1948 года. У меня имеется копия свидетельства о рождении. — Он достал из кармана пиджака сложенный пополам листок бумаги, протянул мне.

Мистер Джон Смит, кем бы он там ни был на самом деле, сказал мне в машине, когда мы находились недалеко от Стратфорда, что свидетельство о рождении моего отца, Алана Грейди, подлинное, но я тогда ему не поверил.

— Должно быть, подделка, — сказал я. — Или же отец украл документы и назвался этим именем после смерти настоящего Алана Грейди.

— Я смотрел в отделе регистрации смертей, — сказал Лачи. — Никакого Алана Чарльза Грейди с этой датой рождения в списке не числится.

— Возможно, тот человек умер где-то в другом месте, необязательно в Австралии, — заметил я. — Может, на корабле, где плавал отец.

Я еще раз взглянул на свидетельство о рождении. Там значились и имена родителей Алана Грейди, были указаны их адреса и род занятий.

— А что с родителями? — спросил я.

— Оба умерли, — ответил Лачи. — Я проверял. Умерли, заболев свиным гриппом во время эпидемии в Мельбурне в 1976-м. К тому времени были уже далеко не молоды, за семьдесят. Сын был поздним ребенком.

— А другие дети у них были? — спросил я.

— Не нашел.

— Так что же мне теперь делать? — растерянно спросил я.

— Я не говорил, что дочери Грейди отказываются встретиться с вами, — сказал он. — Просто не желают признавать вас за брата.

— О, ну тогда еще не все потеряно, — заметил я. — Постараюсь их убедить.

Лачи Харрис довез нас с Софи до Макферсон-стрит в Карлтон-Норт и затормозил у дома под номером 312.

Вдоль улицы тянулись террасами ряды одноэтажных жилых домов, все с верандами, изящными витыми решетками и перилами из сварного железа.

— Викторианские, — заметил Лачи. — Викторианские в смысле эпохи возникновения, а не по названию штата. — Он усмехнулся собственной шутке. — Такой тип строений называют у нас «домами бума», поскольку построены они были в девятнадцатом веке, самый разгар активного заселения этой территории. После золотой лихорадки 1850-х.

— А что, очень славные домики, — заметила Софи. — Только внутри, должно быть, темновато.

Дома были длинными и узкими, и поскольку располагались террасами, окна сбоку отсутствовали.

— А можно зайти и посмотреть? — спросил я. — Ключи у меня есть. — И я показал Лачи кольцо с тремя ключами, которое нашел в рюкзаке отца.

— Боюсь, что нет, — извиняющимся тоном произнес он.

— Почему? Я ведь его сын.

— Его дочери добились судебного запрета, не позволяющего вам входить в дом и на прилегающую территорию.

— Да как они только посмели! — возмутился я.

— Вы уж извините, — пробормотал Лачи. — Но сейчас такие домики в цене, и дочери Грейди считают, что вы приехали сюда с целью лишить их наследства.

У меня просто челюсть отвалилась.

— Мне никакие деньги не нужны, — пробормотал я. — Мне нужна семья.

— И тем не менее, — сказал Лачи. — Весь бизнес, связанный с наследованием и продажей недвижимости, строго контролируется. Алан Грейди оставил завещание, а все мы знаем: раз есть завещание, значит, найдется и обделенный родственник. — И он снова усмехнулся.

— Так в чем проблема, если есть завещание? — спросил я. — Естественно, что он оставил все дочерям.

— Завещание составлено от имени Алана Чарльза Грейди, — пояснил Лачи, — а мертвым он пока что не числится. Тут возникаете вы, утверждаете, что мужчина, владевший этим домом, есть не кто иной, как ныне покойный Питер Джеймс Тэлбот, и что он приходится вам родным отцом. Так что чисто теоретически можете претендовать на эту собственность.

Тут уже расхохотался я. Все, что связано с моим отцом, по-прежнему было покрыто мраком тайны.

— Ну, неужели нельзя войти хотя бы на минутку, взглянуть одним глазком? — спросил я. — Никто ничего не узнает.

— Боюсь, что нельзя, — ответил он. — Эти ваши ключики, может, и подойдут к дверным замкам, но отпереть ими тюремную камеру, куда отправит вас суд, не получится.

— О, — протянул я, продолжая рассматривать дом, но изящная изгородь из сварного железа не позволяла разглядеть даже входную дверь.

Радостное предвкушение, которое испытывал я по прибытии в Австралию, мгновенно испарилось. Я растерялся и не знал, что делать.

— Так что же дальше? — упавшим тоном спросил я.

— Давайте попробуем взглянуть на проблему более оптимистично, — предложил Лачи. — Дочери Грейди согласились встретиться с вами, я назначил встречу на завтра. Будет праздник, День Австралии, и мы поедем на скачки.

— Лошадиные скачки? — спросил я.

— Ну, конечно, какие же еще, — ответил он. — Мы договорились встретиться завтра днем, на ипподроме в Хэнгинг-Рок.

— А они замужем? — меня продолжало разбирать любопытство. — Дети у них есть?

— Не замужем, — ответил Лачи. — А вот насчет детей не знаю, но думаю, что нет.

— Скажите, а Хэнгинг-Рок — это то самое место, где во время пикника пропали школьницы? — спросила Софи.

— Да это только в кино было, — ответил Лачи. — Ничего общего с действительностью.

— А их имена? — спросил я.

— Кого, тех школьниц из фильма?

— Да нет. Дочерей Грейди.

— Патриция и Шэннон. Патриция старшая. Ей двадцать девять. А Шэннон на два года младше.

И снова я был потрясен до глубины души. Мой небезгрешный, но не виновный в убийстве отец назвал свою старшую дочь в честь трагически погибшей первой жены.


На следующий день, ровно в одиннадцать утра, в гостиницу за мной и Софи заехал Лачи, забрал нас, и мы двинулись на северо-запад, к Хэнгинг-Рок, путь до которого занимал около полутора часов.

— Лето нынче выдалось страшно засушливое, — заметил Лачи, кивком указывая на тянущиеся вдоль дороги мили фермерских угодий с выжженными солнцем почти до черноты злаками. — Велика опасность возгораний в буше. Вообще удивляюсь, зачем это понадобилось устраивать скачки в Хэнгинг-Рок. В прошлом году там была нехватка воды, и скачки перенесли на другой ипподром, в Кайнетоне.

— А почему понадобилось назначать встречу с сестрами именно там? — спросил я.

— Они живут неподалеку оттуда. — Это показалось вполне приемлемым объяснением.

— И часто там проводятся скачки? — спросил я.

— В Хэнгинг-Рок?

Я кивнул.

— Только два раза в году. На Новый год и в День Австралии. Скачки местного значения, можно и так сказать. Ипподром маленький. Не то что во Флемингтоне. — В ноябре во Флемингтоне каждый год разыгрывался Кубок Мельбурна.


И действительно, ипподром Хэнгинг-Рок не шел ни в какое сравнение с ипподромом в Флемингтоне, уже не говоря об Аскоте. Однако обстановка здесь царила оживленная, народу было полно, еще бы, ведь сегодня праздник. Все постройки носили временный характер, кругом раскинулись шатры, и, как в Бангор-он-Ди, трибун не было, зрители могли наблюдать за скачками со склона горы.

Ипподром размещался в природоохранной рекреационной зоне, и, как следовало из названия,[6] нависающих и других скал высотой до пятисот футов, а также расселин между ними тут было превеликое множество. Происхождение их носило вулканический характер. В отличие от ипподрома в Лестере здесь в самом центре росли деревья. Просто полно деревьев. И все эти эвкалипты временами загораживали бегущих лошадей от зрителей.

«И от организаторов тоже», — подумал я.

Но вообще здесь было очень красиво, а в тени, под раскидистыми вязами, толпились игроки — со всех сторон облепляли лотки букмекеров, точно пчелы горшочки с медом. Игра есть игра, так было, есть и будет по обе стороны от экватора.

По всей видимости, Лачи был своим человеком в местном спортивном клубе, поскольку у входа нас встретила небольшая делегация.

— Добро пожаловать на скачки в Хэнгинг-Рок, — сказал Энтони, председатель клуба, пожимая мне руку. — Всегда рады видеть здесь настоящего энтузиаста скачек из Англии.

— Спасибо, — сказал я, отвечая на рукопожатие и ощущая некоторую неловкость. Уж не путает ли он меня с кем-то другим?

А затем всех нас пригласили в шатер, на ленч.

— Что ты им сказал? — улучив момент, шепотом спросил я Лачи.

— Сказал, что тебе принадлежит одна из крупнейших в Великобритании букмекерских контор и что ты подумываешь о расширении дела, возможно здесь. — Он широко улыбнулся. — Поэтому за ленч не придется платить. Клуб угощает.

— А где же сестры? — спросил я.

— Подъедут чуть позже, — ответил Лачи. — Ведь накормить и их бесплатным ленчем было бы неудобно, верно?

Еда была просто превосходной, ничуть не хуже, чем подают обычно в Аскоте. Появился даже джаз-банд, играющий в стиле кантри и вестерн, и название у него для страны, где полно ядовитых змей, было самое подходящее: «Змеиные шкурки». Музыканты расхаживали между шатрами, играли и развлекали публику.

Стол, за которым мы сидели, был накрыт на десять персон. Помимо председателя, разместившегося на дальнем конце рядом с Софи, тут были и другие важные лица. Меня же посадили рядом с чиновником из Австралийского комитета по скачкам, который, как выяснилось чуть позже, являлся начальником их службы безопасности.

— Вот уж никогда не подумал бы, что здесь, в таком уютном и славном местечке, как Хэнгинг-Рок, могут произойти события, требующие вмешательства главы службы безопасности, — с улыбкой заметил я.

— Надеюсь, вы правы, — ответил он. — Но тут, неподалеку от Вуденд, у меня летний домик. Так что просто заскочил по дороге. К тому же у меня сегодня выходной. Приехал поразвлечься. — И он отпил глоток пива.

— Каникулы бушмена?

— Вот именно.

Какое-то время мы ели молча.

— Скажите, у вас в штате службы безопасности есть агенты под прикрытием? — тихо спросил его я, пока все остальные гости весело и шумно болтали. — Люди, проводящие секретные расследования?

— Есть, — ответил он, опустошая бокал пива и, судя по всему, не желая вдаваться в детали.

— А как насчет одного англичанина? — не унимался я. — Человека по имени Джон Смит?

Настал его черед улыбаться.

— Ну, знаете ли, мистер Тэлбот, на этом свете полно англичан по имени Джон Смит.

— Тот, о ком идет речь, страшно интересовался одним предметом под названием «микрокодер».

Тут он улыбаться перестал, но всего на секунду.

— Кто еще хочет пива? — спросил он, вставая из-за стола с пустым бокалом.

— Прекрасная мысль, — заметил я и тоже поднялся.

И мы вместе подошли к бару, что находился в дальнем конце шатра. Все остальные остались за столом.

— Что вам известно о микрокодере? — строго спросил меня он. Каникулы бушмена кончились. Для него настал рабочий день.

— Только то, что его используют для считывания поддельных идентификационных чипов.

— О господи, — взволнованно произнес он. — А вам известно, где он?

— Уже нет, — ответил я. — Он какое-то время находился у меня, в Англии, потом я отдал его мистеру Джону Смиту.

Сразу было заметно — эта новость пришлась не по вкусу начальнику службы безопасности. Даже можно сказать — совсем не понравилась.

— Но зачем понадобилось отдавать прибор ему?

— Потому что он говорил, что работает на вас, — пытался оправдаться я. — И еще сказал, что вы будете это отрицать.

— Я и отрицаю, — сказал глава службы безопасности. — Если это действительно тот человек, о ком я думаю, то да, он работал на нас. По крайней мере, мы считали, что работает, но примерно год назад стали подозревать, что он злоупотребляет своим положением и расследует только те случаи, где задействованы люди, неспособные дать ему приличную взятку. Доказательств для вынесения ему сурового приговора в суде у нас было недостаточно, поэтому мы просто уволили его, и на австралийских скачках он теперь персона нон грата. А потом стало известно, что он связался с группой мошенников, которые подменивали лошадей, используя поддельные чипы. Лошадей убивали.

— Ради страховых выплат? — спросил я.

— Да, — кивнул он, явно удивленный тем, что и это мне известно. — Ну и еще в эту схему были вовлечены нелегально работающие букмекеры.

Я решил, что теперь не самое подходящее время сообщать ему, что отец мой как раз и был одним из таких букмекеров.

— Мы опасались, что он начнет проделывать те же трюки и в Англии, — сказал шеф службы безопасности. — И теперь, судя по вашим словам, опасения подтвердились.

— А как его звали по-настоящему? — спросил я.

Ему явно не хотелось говорить. Сам род его занятий предполагал секретность, и он предпочитал собирать информацию, а не распространять ее.

— Расследование у нас здесь еще не закончено, мы предпринимаем все попытки найти прибор до того, как он снова им воспользуется.

— На вашем месте я бы не утруждался, — заметил я.

— Это еще почему? — сердито спросил он.

— Микрокодер больше не работает, — ответил я. Улыбнулся ему и вспомнил, как Лука подносил нож фирмы «Стэнли» к платам прибора. — Перед тем как отдать микрокодер, я нанес непоправимый ущерб его микросхемам.

— Но почему? — спросил он.

— Потому что не слишком доверял этому мистеру Джону Смиту.

Глава службы безопасности на минуту призадумался, потом улыбнулся.

— Думаю, вы хотели сказать, что мистер Айван Фельдман не вызвал у вас особого доверия, так?

— Айван Фельдман, — медленно и тихо произнес я. Так, значит, вот как по-настоящему звали мистера Джона Смита. — Интересно, уж не родственник ли он Генри Ричарда Фельдмана из «ХРФ Холдинг Лтд.»?

Он не ответил, а я решил, что почти наверняка родственник. Может, сын.


Сестры должны были приехать к чаю, сразу после ленча Лачи отправился за ними. И вот он появился в дверях шатра. К этому времени важные гости уже почти все разошлись, отправились заниматься другими делами — смотреть скачки, устраивать презентации победителям, отгонять кенгуру от финишного столба.

Я махнул Лачи рукой, следом за ним в шатер зашли две молодые женщины. У обеих каштановые волосы, широкие скулы — в точности как у меня.

Никаких подтверждений, что я их брат, не требовалось. Они тотчас же поняли, что так оно и есть. Сходство говорило само за себя. Ни в каких представлениях мы не нуждались. Просто обнялись и заплакали.

А затем я представил им Софи, которая тоже была вся в слезах.

— Нед всегда так хотел иметь сестер, — пробормотала она, вытирая глаза.

Меня же настолько переполняли чувства, что я утратил дар речи.

Софи обернулась ко мне.

— И скоро им предстоит стать тетушками, — добавила она. — Потому что я беременна.

Загрузка...