"Та самая Аннушка", 2 том, часть 1: "Другими путями"

Глава 2

Без веской причины

Проснулся в залитой солнцем палате и первым делом откинул покрывало, чтобы посмотреть на ногу. На вид не изменилось ничего, но, пощупав культю, обнаружил почти не выступающий над кожей инородный предмет. Попытался его разглядеть, не преуспел, и только потом заметил лежащее на прикроватной тумбочке зеркало. С его помощью увидел, что в торце обрубка ноги теперь есть нечто новое. Пластинка с чёрными кружочками. Материал не опознал, не похоже ни на металл, ни на пластик. Ничего не болит, кожа вокруг слегка покраснела, но и только. И не скажешь, что только что имплантировали какую-то штуку… Или… не только что? Сколько я пробыл без сознания? О чёрт…

Я сел на кровати и панически огляделся в поисках костылей, не нашёл. Зато нашёл кнопку на стене, дотянулся и нажал.

Мирена пришла минут через десять, когда я уже решился скакать куда-нибудь на одной ножке.

— Проснулись? — спросила она дружелюбно. — Как ощущения?

— Никак, и это меня пугает!

— Почему?

— В прошлый раз после операции я долго от боли спать не мог. Сколько времени прошло?

— Меньше суток, не пугайтесь.

— А где Аннушка?

— А, вот вы о чём переживаете, — улыбнулась женщина. — Она уехала. По каким-то своим делам. Просила передать, цитирую: «Пусть не дёргается, я чисто туда и обратно». Сразу скажу: операция прошла успешно, сращение нервной ткани полное, отторжения импланта нет, регенеративные препараты сработали хорошо. Сейчас кое-что проверим…

Она пододвинула к кровати стул, села, положила мой обрубок себе на колено. Достала из кармана халата прибор, похожий на обычный тестер, приложила к торчащей из ноги пластинке.

— Пошевелите пальцами на ноге.

— Чем пошевелить?

— Представьте, что они есть, — терпеливо объяснила Мирена. — Ваше тело помнит, как это было, не мешайте ему. Зажмурьтесь, если вам так легче.

Я закрыл глаза, и, преодолевая внутренний скепсис, попробовал. Приборчик пискнул.

— А теперь покрутите стопой.

Я снова попробовал. Пискнуло.

— Да, сигнал проходит, всё в порядке.

— И когда я смогу… хм…

— Встать на обе ноги?

— Да.

— Потерпите немного. Нейроинтерфейс работает, но лучше дать ему прижиться в спокойном режиме. Мы же никуда не торопимся, верно?

— Ну, это как сказать…

— Лёха, — со смешком сказала Мирена, глядя на меня с лукавым прищуром, — я вас уверяю, она вернётся. И к тому времени вы будете готовы.

— Так заметно? — спросил я недовольно.

— Что вы в неё влюблены? Совершенно очевидно для любой женщины. А знаете, что ещё очевидно?

— Что?

— Что вы ей тоже не совсем безразличны. Так что успокойтесь, не надо нервничать. Ваш протез будет готов завтра, до тех пор позвольте считать вас нашим гостем.

— А можно мне пока мой старый или, не знаю, костыли…

— Нет, старый не стоит, натрёте ещё культю. Костыли тоже без надобности, сейчас, минутку…

Она вышла в коридор и вернулась оттуда с электрическим креслом на колёсах, такое же точно мне выдавала Алина в Терминале.

— Ваша одежда в шкафу, туалет и душ за той дверью, будете готовы — нажмите кнопку, я провожу вас на завтрак.

После завтрака Мирена устроила мне экскурсию по Заводу. Меня поразили масштабы предприятия, которое тянуло по площади на какой-нибудь Уральский танковый, но при этом было совершено безлюдным.

— А где все? — спросил я.

— А никого и нет, — ответила женщина. — Завод изначально был автоматическим, управлялся чем-то вроде распределённого брэйн-ресурса. Выглядело это, признаться, жутковато. Сейчас производство оркестрируется одной из стационарных киберсистем с Терминала. Для них это обычная схема, всеми заводами рулят «кибы», и нам отдали один «безработный», с хранения. Он вроде бы доволен должностью, жалуется только, что работы теперь мало.

— Жалуется? — удивился я. — Компьютер?

— Кибы не совсем компьютеры. Вы же видели Алину?

— И даже общался.

— Так вот, кибы менее личностны, но тоже вполне себе на уме. Тела у него, впрочем, нет… Или можно считать таковым сам Завод. Так что если бы не недостаток энергии…

— А можно посмотреть на ту штуку, которая её давала?

— Интересуетесь древними артефактами? — улыбнулась Мирена.

— Скорее, постоянно на них натыкаюсь.

— Это в Мультиверсуме дело обычное. Хорошо, давайте прокатимся. Там будет несколько лестниц, но это кресло умеет по ним спускаться, доверьтесь ему.

Кресло действительно имеет хитрую раскладную конструкцию, позволяющую ему съезжать по лестнице, а не катиться с неё кувырком. Мы преодолели несколько ярусов вниз и вообще уехали довольно далеко. Пошли технические тоннели, с трубами и кабелями по стенам, а потом и вовсе каменные своды. В финале мы оказались в давно заброшенном и пыльном помещении, где посередине цилиндрического зала торчит толстая чёрная колонна со сквозной нишей в нижней консоли. Там висит нечто вроде здоровенного двустороннего бронзового молота на решетчатой ферме.

— И что это за штука? — спросил я.

— Энергостанция-маяк Ушедших. Когда-то такие работали по всему Мультиверсуму, стабилизируя структуру Фрактала и накачивая своей энергией Дорогу. За счёт этого достигалась связность срезов и лёгкость передвижения между ними. Энергии она производила море, но имела расходники — кубические кристаллы, немного похожие на лёд. Вот такого примерно размера, — Мирена раздвинула ладони, показывая зазор в полметра. — Я понятия не имею, откуда они брались, но, когда стали заканчиваться, всё и посыпалось. Маяки выключались один за другим, Фрактал рассыпался на несвязанные ветви, выходить на Дорогу становилось всё тяжелее, ну и имеем то, что имеем, в итоге. Лет двадцать назад все серьёзные игроки в Мультиверсуме схлестнулись за последние кристаллы. Энергостанции находили и грабили… Нам долгое время везло, маяк тут не включался, о нём никто не знал, снаружи мы башню замаскировали… Но, видимо, как-то информация просочилась.

— Так вы теперь работаете на акках? Которые непонятно как перезаряжать?

— Чего непонятного? — удивилась Мирена. — Вот так.

Она подошла к консоли и дёрнула короткий бронзовый рычаг. На панели открылось гнездо.

— Если вставить сюда акк, то он зарядится.

— Вот так просто?

— Ну, да. При условии, что станция работает. Но она не работает. Так что вопрос не в том, как заряжают акки, а в том, где это делают. Если ещё где-то делают, конечно.

— Те, что отдали вам мы, взяты с боя как трофеи, значит, где-то всё-таки заряжают.

— Да и Мультиверсум пока не распался окончательно, — кивнула Мирена, — то есть рабочие маяки существуют. Но где они? Думаю, это одна из самых охраняемых тайн сейчас. Что, насмотрелись на наше былое величие? Поехали обратно?

Свой долгожданный протез я получил на следующее утро. Выглядело это так, как будто Мирена внесла в палату, небрежно помахивая ею, мою ногу. Волосатую и не очень изящную, но уж какая есть.

— И как она… крепится? — спросил я, рассматривая конечность.

Никаких ремней и застёжек не видно, просто углубление под культю, на дне которого такая же пластинка с чёрными кружками, как та, что у меня в ноге.

— Никак. Просто вставьте ногу.

Я вставил. Протез как будто обхватил её, плотно, но нежно, секунду или две покалывало, потом прошло.

— Пошевелите пальцами, подвигайте стопой.

Я попробовал.

— Чёрт! Как такое возможно! Совершенно как своя! Я даже не думаю, как это сделать, всё само происходит!

— Наступите, попробуйте пройтись.

Я встал с кровати. На две ноги. Почувствовал пол обеими пятками, шагнул, чуть не упал, Мирена заботливо поддержала меня под локоть. Решительно отобрал руку и пошёл сам. Слегка хромая от неполного доверия — несколько шагов опасался переносить вес на левую, но потом прошло.

— Как ощущения?

— Потрясающе, — сказал я честно. — Даже представить себе такого не мог! Я всё чувствую! Пол подошвой, сквозняк волосами на голени. И она слушается меня! Как родная!

— Прекрасно. Рада, что не разочаровала вас.

— А как она снимается? Как за ней ухаживать?

— Уход за протезом не требуется, снимать его незачем.

— Но… там же культя, её надо… не знаю… мыть?

— Не надо. Внутренняя поверхность полностью гигиенична, точнее, она симбиотична к вашей коже, никаких опрелостей или потёртостей не будет. Вы можете не отсоединять протез до конца жизни, хотя с возрастом, возможно, потребуется лёгкая коррекция внешнего вида, чтобы не было визуальных отличий от правой. Если Завод доживёт, то мы сделаем это в рамках гарантии.

— То есть он несъёмный? — я разглядываю ногу, понимая, что почти не различаю линию, где моя родная кожа переходит в искусственную.

— Его можно отсоединить мысленной командой. Возможно, потребуется некоторая тренировка, это не так естественно, как пошевелить пальцами, но большого труда не составит. Тем не менее, это не рекомендуемая процедура. Поверьте, эта ваша нога создаст вам гораздо меньше дискомфорта, чем вторая.

Мирена вывела меня на прогулку, и я впервые за долгое время шёл своими ногами. Вокруг Завода раскинулись малоэстетичные пустоши, пыльные и неинтересные, но мне было плевать. Я шёл ногами! Двумя! Ощущение — как летишь, честное слово. Я чувствовал неровности почвы сквозь подошву ботинка, иногда специально наступая на камушек, чтобы насладиться этим ощущением. Я чувствовал, как солнце нагревает верхнюю часть обуви, как касается голени штанина… Женщина шла рядом и улыбалась, глядя на мой восторг. Мы не разговаривали, мне было не до того — всеми чувствами и ощущениями стёк в новую ногу.

За обедом мы отметили обновку, выпив по бокалу вина. Мирена официально меня поздравила как состоявшегося клиента и сказала, что гарантия на изделие пожизненная, если, конечно, я не переживу сам Завод, что в текущей ситуации отнюдь не исключается.

А вечером вернулась Аннушка.

Моя растрёпанная пыльная любовь ввалилась в комнату, хлопнула меня по плечу, пнула по новой ноге (болевые ощущения очень натуральные) и заявила:

— Всё завтра! Я устала, как лошадь после забега! А ещё такая же потная и вонючая, поэтому держи нескромные мысли при себе. Выспись напоследок, это тебе пригодится, обещаю. Рада видеть тебя на двух ногах и спокойной ночи.

И удалилась.

Я стою в длинном коридоре, смотрю ей вслед и чувствую себя совершенно счастливым. Аннушка вернулась! Я что-то для неё значу!

— В общем, — говорит она за завтраком, не прекращая жевать, — я тут прокатилась до Центра.

Девушка с хлюпаньем втянула в себя полчашки кофе и продолжила:

— Да, неосторожно, знаю. Но уж больно хотелось посмотреть в глаза Мелехриму Теконису.

— Это твой… бывший? — осторожно спросил я.

— А что ты так напрягся? Я девушка с богатой интимной биографией, у меня бывших хватает. Извини, что не сберегла девственность для тебя, солдат.

— Я в том смысле, что он твой бывший начальник?

— Ага. И самый мрачный интриган в Мультиверсуме, да. Но я решила рискнуть и спросить в лицо. Всё-таки мы много лет знакомы и, хотя наши пути разошлись, формально не ссорились. Да, у нас разные взгляды, но, чёрт побери, поговорить-то можно!

— И как, поговорили?

— Ну, в целом, скорее да, чем нет.

— И о чём был разговор?

— Я к Мелеху, — небрежно бросила Аннушка, проходя мимо секретарши вида столь декоративного, что вопрос о её профессиональных качествах, скорее всего, даже не рассматривался.

— Вам назначено? — жалобно пискнула она вслед, но тщетно — девушка уже распахнула дверь в кабинет.

— Что за… Ах, да. Это ты.

Мелехрим Теконис, скромный секретарь Совета Конгрегации (а также её теневой глава, если верить сплетням) сидит за столом над бумагами. Подняв глаза на вошедшую, он справился с секундным раздражением, улыбнулся широко и приветливо:

— Ждал тебя.

— Серьёзно, Мелех? Ждал?

— Я хорошо тебя знаю, Аннушка. Ты девушка прямая и резкая, не могла не прийти, чтобы высказать мне в глаза, какая я сволочь. То, что будь я и правда таким плохим, как ты думаешь, ты бы отсюда не вышла, тебя не останавливает, а только раззадоривает. Так?

— Типа того, — Аннушка рухнула в кресло, закинув ногу на ногу. — Выпить есть?

— Виски нет, а вино ты не любишь.

— Чёрт, да. Тогда ладно. Кофе хоть нальёшь?

Мелехрим покачал головой, нажал на кнопку селектора и сказал в микрофон:

— Леночка, два кофе нам.

— Хорошо устроился, — прокомментировала Аннушка.

— У руководящей работы минусов больше, чем плюсов, поверь. Тебе бы не понравилось на моём месте.

— Это точно. Просиживать жопой кресло и плести интриги — это не моё. Но у меня накопилось к тебе вопросиков, Мелех. И лучше бы тебе на них ответить.

— А то что? — улыбнулся секретарь Совета. — Тебе нечем меня напугать, милое дитя.

— Я не стану тебя пугать, древний ты хер, а пну по яйцам там и тогда, когда и где ты будешь этого меньше всего ожидать. Я умею, ты знаешь.

— Знаю, — вздохнул Мелехрим, — но напоминаю, что однажды ты сама выбрала сторону. Кинула Конгрегацию, стала играть за Коммуну, и, заметь, я не стал выражать своё неудовольствие этим поступком, хотя мог бы устроить тебе кучу неприятностей. Яиц у тебя нет, но куда пнуть нашёл бы. Так что давай не будем бросаться угрозами, я тебе не враг.

Декоративная секретарша принесла на подносе две чашки кофе, с неудовольствием посмотрела на грязные ботинки Аннушки, которые та, развалившись в кресле, водрузила на низкий столик, но ничего не сказала.

— Поставь и иди, — отмахнулся от неё Мелехрим. — Я занят и никого не принимаю, перенеси встречи.

— Как скажете, господин секретарь, — кивнула девушка, ещё раз облила Аннушку презрением и вышла.

— Так ты ответишь на мои вопросы?

— Дело не в том, отвечу ли я, а в том, сможешь ли ты спросить. Ты совершенно не изменилась за все эти годы, ты знаешь? Всё так же активна, деятельна, обаятельна, сексуальна и фантастически невежественна. Ты не знаешь основ, а хочешь узнать выводы. Как объяснить решение теоремы Ферма тому, кто не знает арифметики?

— Словами, Мелех. Не крути жопой, всё ты можешь объяснить, язык у тебя подвешен. Небось лекции в Школе читал, справлялся?

— Школа Корректоров — это даже не начальное образование. Это не образование вообще. Вам давали самый минимум, причём в готовом виде, без объяснений и связей. «Это — вот так, то — вот этак, а теперь вперёд! Нет времени думать, побежали!» Не было смысла тратить время на милых, но, увы, одноразовых ребятишек.

— То есть всё то говно, что раскопали ребята, правда?

— Те ребята, что сидят в срезе йири и думают, что так обманули систему? Да ни черта они не раскопали. Они слишком тупые даже для лопаты.

— То есть, — разозлилась девушка, — чтобы спасать срезы они годятся, а чтобы им что-то объяснить — нет?

— Клянусь Ушедшими, Аннушка! Ну хоть ты не повторяй эту чушь про спасение! Не думал, что этот липкий сироп, которым вам поливали мозги в Школе, задержится в твоей голове так надолго. Спасать срез от коллапса — это всё равно, что спасать снег от весны.

— Но люди…

— Что такое люди? Низкообогащённое сырьё, носители крох сырого сенсуса, существа, предназначенные для переработки времени в другие формы энергии. Как бактерии, создающие из гумуса нефть.

— Разве это делают бактерии?

— Понятия не имею. Чёрт, такую речь испортила!

— Звучало как говно, Мелех. «Никчёмные людишки и боги из Конгрегации». Говно и есть.

— Не я придумывал эту Вселенную, дитя. Пойми, коллапс — естественный процесс, а не катастрофа. Концентрация энергетики всех людей мира в одного носителя. Прерывание этого процесса — не благодеяние, а необходимое зло. Мы лишаем фокус шанса.

— Шанса на что?

— Стать чем-то большим, чем синеглазый неврастеник с психотравмой и мессианским комплексом. Перейти на следующий этап. Говном, моя дорогая девочка, вас кормили в Школе, переворачивая всё с ног на голову.

— Тогда все те коллапсы, которые корректоры не предотвратили, должны были дать на выходе толпу сверхлюдей. И где они?

— Во-первых, для начала фокус должен до этого момента дожить. Факторы коллапса не действуют на него напрямую, но они отнюдь не неуязвимы, ты знаешь.

Аннушка кивнула.

— Чтобы всё сошлось в нём, фокус должен остаться последним живым человеком в коллапсирующем срезе, иначе тот погибнет впустую и сенсус рассеется. Сама понимаешь, шансы у синеглазого ребёнка в умирающем мире не очень велики. Тебя бы, например, скорее всего, грохнули в какой-нибудь перестрелке за последнюю бочку бензина. Да, Грета лишила тебя шанса, но он был не таким уж большим. Ты была юная, бестолковая, не ценила жизнь — впрочем, ты и сейчас такая.

— И всё же, если бы я пристрелила Грету, как собиралась при первой встрече, а потом звёзды удачно сошлись, и я бы выжила в гипотетической перестрелке у бочки. Что бы со мной стало? Глаза засияли бы неземным светом, из лопаток прорезались крылья, а из жопы — хвост с кисточкой?

— Это вряд ли, — рассмеялся Мелехрим. — Но ты бы имела шанс превратиться в существо метафизического уровня. Сконцентрированный в тебе сенсус, то есть событийный потенциал мира, пережёг бы твою внутреннюю структуру в совершенно другую конструкцию, и твои отношения с Мультиверсумом стали бы иными. Ну, или ты бы просто сгорела, не справившись с этим.

— То есть легенды, которые дети пересказывали друг другу в Школе, не врут? Я стала бы Хранителем?

— Нет, не Хранителем. Они креатуры Основателей — безумцев, использовавших рекурсор, понятия не имея, что это такое, и изменившие Мультиверсум, сами не зная зачем.

— Поэтому вы пытались их убить двадцать лет назад?

— К сожалению, безуспешно. Они сорвали уникальный джек-пот и скрылись там, где их никому было не достать. Последствия этого вокруг нас.

— Как по мне, они были неплохими людьми. Те, с кем я была знакома, — пожала плечами Аннушка. — Но ты не ответил: куда деваются те, кто собрал все бонусы коллапса? Почему они не летают вокруг на белых крыльях, размахивая огненными причиндалами?

— Попадают в ловушку. Её в начале времён создали Основатели, не поделившие Мультиверсум с теми, кого потом назвали Ушедшими.

— И какая мышеловка может удержать сверхсуществ?

— Нечто вроде изнанки бытия, дырка в днище Великого Фрактала… впрочем, всё это слова. Но немалая часть неприятностей Мультиверсума происходят оттого, что Ушедшие пытаются вернуться, а каждый фокус коллапса, прошедший свой путь до конца и получивший финальный бонус, оказывается там же и усиливает их.

— Так я не поняла, вы всё-таки спасаете Мультиверсум? Или что? Ушедшие — говнюки или хорошие? Основатели правильно их озалупили или зря?

— Ты мыслишь как подросток, — покачал головой Мелехрим. — Чёрное и белое, спасение и разрушение, хорошие и плохие… Мы пытаемся сохранить равновесие чтобы выжить. Для этого мы совершаем действия, которые не могут оцениваться с этической точки зрения, потому что этика — ситуационная оценка, внутренняя по отношению к группе. Когда речь идёт о действиях, касающихся более чем одной группы, то этика не работает, потому что то, что этично для одной группы не этично для другой и наоборот.

— То есть твори любую херню, можно всё?

— Вот опять ты реагируешь эмоционально и пытаешься расставлять оценки. Понимаю, чем тебя увлекла тогда повёрнутая на своей великой миссии Коммуна.

— Меня увлекла не Коммуна, а Ольга. Я всегда верила не в идеи, а в людей. А для вас люди — сырьё и инструменты. Разве не так?

— Так, — кивнул Мелехрим, — но, если тебе от этого станет легче, я сам сырьё и инструмент. Просто немного более ценный, чем те балбесы, за которых ты примчалась просить. Я ведь угадал, ты решила заступиться за беглых корректоров?

— А что, нельзя?

— Можно. Но бессмысленно. Ты пойми, каждый корректор носит в себе свой коллапс. Они, ты, я. Все мы отмечены Мирозданием, оно имеет на нас планы и умеет ждать. Закрывшись в срезе, зависшем в предколлапсе, они просто нарисовали на себе мишень. Одну, большую, на всех. Не меня им надо бояться и не Конгрегации, а себя. Однажды они обманули судьбу с нашей помощью, их коллапс не завершился, но он не отменён. Сбежав из защищённой Мораториумом Школы, они выбрали худшее место для того, чтобы спрятаться. Я бы с удовольствием посмотрел, как они пожинают плоды своей наивности или бегут с испуганным визгом обратно, но при этом может пострадать сам срез йири, а он нам пока нужен. Спасибо, кстати, что привезла туда кайлитку, а то мы её в какой-то момент потеряли…

— Иди в задницу, Мелех. Я не отдам тебе девчонку. Чисто из принципа.

— Аннушка, — вздохнул секретарь Совета, — ну на кой чёрт ты в это лезешь? Ты коммерческий курьер, заказов у тебя хватает, платят тебе щедро, ты ни в чём не нуждаешься, насколько я знаю. Ольга твоя пропала двадцать лет назад, с Коммуной тебя больше ничего не связывает, с остальными игроками тем более. Ты, — я, заметь, не спрашиваю, каким образом, хотя догадываюсь, — обрела свои вечные двадцать и больше не гоняешься за последними крохами Вещества, как другие. Ты сбежала из Школы и от меня — твоё право, ты свободный человек. Но признай, что этим поступком ты вычеркнула себя из большой политики. Не хочешь вернуться, кстати? Раз уж ты пришла за ответами, то именно тут они есть.

— Не, Мелехрим, не хочу наступать в одно говно дважды.

— Понимаю, не настаиваю. Видишь ли, дорогая моя девочка, я всё ещё испытываю к тебе некоторую сентиментальную привязанность. Мультиверсум, в котором есть ты, как-то забавнее, что ли… Но, если ты начнёшь играть против Конгрегации, тебя просто прожуёт жерновами, и я ничего не смогу с этим поделать. Тебе жалко ребят? Не хочешь, чтобы они пострадали? Уговори их вернуться в Школу, это единственный вариант. Никто не станет их наказывать, судить и так далее. Проветрились, подумаешь.

— Ага, — хмыкнула понимающе Аннушка, — просто не вернутся с очередного коллапса, как все, кто вырос и поумнел, да?

— Так они решили, что мы их подставляем? — рассмеялся Мелехрим. — А то и сами тайно убиваем? Серьёзно?

— А это не так? Лиарна соврала?

— Ах, Лиарна… Понятно. Ей не повезло. Заметь, она отправилась туда, куда Конгрегация её не отправляла. По собственной инициативе, без согласования, никого не предупредив. Влезла в историю, которая её совершенно не касалась, сорвала в итоге важнейший проект, который вовсе не подразумевал присутствия в том срезе лишнего, неучтённого корректора. Всё, что с ней произошло дальше, всего лишь следствие. Лиарна всегда была девицей небольшого ума и скромных талантов, ты знаешь. Жаль, что с ней так вышло, но она сама виновата.

— Ладно, допустим. Но статистика по корректорам! Почему опытные гибнут в разы чаще, чем зелёные новички? Это не может быть совпадением!

— Это и не совпадение!

— Вот!

— Это закон природы. За каждым корректором идёт его личный коллапс. Наши сложные отношения с Мирозданием дают нам недоступные другим возможности, но не бесплатно. За тобой он никак не может угнаться, но не все такие шустрые и непоседливые. Корректоры сами идут ему на встречу, отправляясь в очередной гибнущий срез, и с каждым следующим выходом он становится ближе. Опытный корректор — это корректор в шаге от своего коллапса. И однажды он этот шаг делает.

— А как же Грета? Калеб? Другие перворанговые?

— Им были приданы некие новые возможности, позволяющие слегка скорректировать свой статус. Но эту привилегию надо заслужить.

— Работой на тебя?

— На Ареопаг, — уточнил Мелехрим.

— Экое говно.

— Дело вкуса. Ещё вопросы есть?

— Что в итоге случилось с Калебом?

— Девочка не пожалела папашу. Удивительно сильный экземпляр, что, впрочем, неудивительно, учитывая наследственность.

— Я не об этом. Как он сумел завести детей?

— Новый статус, новые возможности, я же говорил.

— И вы отпустили его дочь? Которая может такое?

— Она сбросила свой потенциал, разменяв на коррекцию причинно-следственной линии. Скорее всего, набрать заново просто не успеет. Но за ней присматривают, конечно. Мы не людоеды и не убиваем детей без веской причины.

— А с веской, значит…

— Всякое случается. Для меня вы все дети, и мне каждый раз тяжело. Но кто-то должен. Так что скажешь, дорогая девочка?

— Скажу: «Иди в жопу, Мелехрим». У людоедов тоже веская причина есть детей — кушать очень хочется! Так что я буду делать что хочу и как хочу!

— Как и всегда, Аннушка, как и всегда. Но имей в виду, что я буду поступать соответственно…

— Так о чём был разговор? — повторил я.

Аннушка задумалась, помолчала и ответила после паузы:

— Да так, о разном. Не бери в голову. Нога работает?

— Отлично работает.

— Это хорошо. Чую, беготни будет много…