Во втором часу они всё же догнали их. Произошло это по простой и естественной причине — Лалёк и его спутник невольно попали в ловушку. Сзади их подпирали Шалимов с майором, а впереди оказалась не очень широкая, метров сто в ширину, но бурная и глубокая после прошедших дождей река. До этого им частенько приходилось форсировать ручьи и небольшие речки. Но там всё обходилось не очень приятным купанием в одежде, в самом глубоком ручье вода едва доходила до груди низкорослого Матвея. По привычке они решили и эту реку попробовать форсировать вброд. Спустившись с десятиметрового обрыва к воде, Лалёк сделал два осторожных шага, а потом сразу, с головой ухнул в мутный поток. Быстрое течение тут же подхватило и понесло его, лишь чудовищными усилиями могучего тела он выбрался на берег метрах в тридцати ниже от места переправы. К нему уже бежал бледный от волнения Матвей.
— Я думал тебе уже всё, Лалёк, амбец! — признался он.
— Нам и так амбец, — признался Лалёк, еле переводя дыхание, — хрен мы здесь переправимся, а вот и майор к нам пожаловал!
Матвей оглянулся. Сзади, метрах в трёхстах выше по течению на обрыве появились две знакомые фигуры. Бабич мгновенно понял всю безвыходность положения бандитов.
— Всё! — торжествующе сказал он, передёргивая затвор автомата. — Теперь им от нас уже не уйти! Хрен они тут переправятся. Бегом! — скомандовал он.
С удвоенной энергией Шалимов и Семён рванули вдоль берега безымянной реки. Внизу, под обрывом, двое его подопечных так же бежали вдоль реки, тщетно пытаясь отыскать хоть какой-нибудь брод. Река временами съедала остатки прибрежных каменистых отмелей и тогда им приходилось продвигаться по колено, а то и по пояс в ледяной воде. Матвей, споткнувшись, сразу с головой ушёл в воду, тяжёлый рюкзак перевернул его вниз головой, а течение немедленно поволокло за собой. Но Лалёк успел поймать напарника за пятку и выволок на воздух.
— Спасибо, Лёха, — прохрипел Матвей отплевываясь, но тот послал его на три буквы и скомандовал: — Быстрей, сука!
Странная эта гонка продолжалась минут двадцать. Высокий и обрывистый берег реки не позволял Лальку быстро выбраться наверх, за это время их как раз бы догнал упрямый майор и его дружок журналист. Два раза майор открывал огонь, но каждый раз неуловимый поворот реки и берега в ту же секунду скрывал бегущих из виду, словно прикрывая собой. Лишь раз им ответил Матвей, выпустив короткую очередь, он чертыхнулся и швырнул уже бесполезный автомат в реку.
Взбежав на очередной пригорок, Бабич на секунду остановился, глянул вперёд и торжествующе крикнул Михаилу: — Вот здесь мы их возьмём!
Ни Лалёк ни его друг не могли видеть, что в двухстах метрах впереди река делала большой поворот, изгибаясь почти на девяносто градусов.
— Беги туда, — Бабич махнул рукой в сторону, — перехвати их за поворотом, а я буду гнать отсюда.
Шалимов мотнул головой, на разговоры у него просто не хватало дыхания, он отбежал метров тридцать, услышал ещё сзади короткую очередь майора, а потом сотрясение земли и странный звук, словно выдох великана вместе с шумным плеском воды, заставили его остановиться и оглянуться. Фигура Семёна исчезла, но вместе с ним исчез и огромный пласт земли. Скинув рюкзак, Шалимов подбежал к обрыву и увидел метрах в двадцати от берега, внизу, среди стремительно размываемой земли лежащую фигуру майора.
Бабичу повезло, во время оползня он остался сверху, не попал под завал, но с каждой секундой его положение становилось всё хуже и хуже. Вода размывала новую преграду с коммунистическим энтузиазмом. Новоявленный остров таял с пугающей быстротой, но главное было не это. Поднявшийся на ноги Бабич попытался взобраться на берег, но, ступив с тонкого слоя дёрна, тут же попал в нежданный капкан. Желтоватая смесь глины и песка, пропитываясь водой, стала зыбучей и вязкой. Мгновенно Семён провалился по колено, с трудом вытащил ногу, но другой тут же ушёл в грязь по самое бедро.
Бабич глянул вверх и журналист в первый раз увидел на лице майора растерянность, и даже страх. Это подхлестнуло Михаила, он мгновенно нашел решение этой проблемы, и, метнувшись к оставленному рюкзаку, рывком выдернул из бокового кармана трофёйную верёвку. На ходу он завязал на конце большой узел, и снова очутившись на краю обрыва крикнул Семёну: — Держи!
Конец верёвки упал метрах в двух от милиционера, тот в броске добрался до него, плашмя, всем телом расстелившись по жидкой грязи. Усевшись на самый край обрыва, Шалимов начал тащить верёвку на себя, молясь только об одном — чтобы под ним не обвалился и этот пласт земли. С помощью постанывающего он напряжения в руках журналиста майор постепенно начал выбираться из новоявленного болота. Проваливаясь по пояс, временами просто ложась на липкую грязь и извиваясь как громадный червяк, он упрямо, по метру пробирался к берегу. Минут через десять Шалимов подал руку и помог вскарабкаться Семёну на обрыв. Даже лицо майора оказалось вымазано грязью. Очутившись на твёрдой земле, он плашмя растелился на пожухлой траве и минут пять лежал так без движения.
Шалимов отдыхал рядом, от напряжения болели руки и лёгкие, да и на ногах словно повисла свинцовая тяжесть. Перевернувшись лицом вверх, Бабич сказал тихо и отрешённо: — Это было бы такая глупая смерть — увязнуть как муха в говне. Спасибо, Михаил.