Июнь на западе штата Вашингтон был в самом разгаре. Стояли жаркие, ясные дни. По всему городу пышно цвели розы. В воздухе стоял запах соленой воды и сохнущих под жарким солнцем водорослей.
Во вторую субботу месяца Конлан, Анджи и Лорен сидели за старым обеденным столом и играли в карты.
— Вот теперь вы попались, — сказала Лорен, беря взятку восьмеркой бубен. — Смотрите и рыдайте. — Она бросила на стол десятку червей.
Конлан посмотрел на Анджи:
— Ты можешь ее остановить?
Анджи не могла не улыбнуться:
— Нет.
Смех Лорен был таким молодым и невинным, что у Анджи сжалось сердце. Лорен поднялась и исполнила короткий победный танец. Танцевала она медленно и неуклюже, но рассмешила всех.
— Ох, по-моему, мне пора в постель, — сказала она.
Конлан рассмеялся:
— И не думай, детка. Нельзя же обыграть нас вчистую и просто так уйти.
Лорен была уже на середине комнаты, когда раздался звонок. Прежде чем они успели подумать, кто бы это мог быть, дверь распахнулась.
Мама, Мира и Ливви ворвались в дом и направились на кухню. Каждая несла в руках картонную коробку.
Это была замороженная еда в контейнерах. Чтобы можно было разогреть в любой момент. У современных мам нет времени готовить.
— Идите сюда! — крикнула Анджи. — Мы играем в карты. Как насчет покера, мама?
— Не хочу у тебя выигрывать.
Мира с Ливви засмеялись.
— Она мошенничает, — сказала Ливви, посмотрев на Лорен. Мама фыркнула:
— Я не мошенничаю. Просто мне очень везет.
Она выдвинула стул из-за стола и села.
— Я сейчас, — сказала Лорен. — Я бегаю в туалет по пятнадцать раз в день. — И вышла.
— Мне это чувство знакомо, — сказала Ливви, поглаживая собственный выпуклый живот.
— Мы принесли еду, Анджи, — сказала Мира.
— Спасибо.
Внезапно в гостиную вбежала испуганная и побледневшая Лорен.
— Начинается, — сказала она.
— Дыши, — сказала Анджи, показывая, как это делать.
Усевшись на кровати, Лорен крикнула:
— Я больше не могу! О господи… А-а-а! — Тяжело дыша, она откинулась на подушку.
Анджи вытерла лоб Лорен влажной салфеткой.
— Ты здорово держишься, малышка. Просто здорово.
Лорен подняла на нее усталые глаза. Анджи положила ей в рот кусочки льда.
— Ничего не получается, — прошептала Лорен. — Ничего… А-а-а!
— Дыши, Лорен. Смотри на меня. Давай дышать вместе.
Лорен упала на подушки.
— Мне больно. — Она заплакала. — Дайте мне лекарство.
— Сейчас.
Анджи поцеловала ее в лоб, затем побежала по белому коридору, пока не нашла доктора Маллена.
— Лорен нужно лекарство. Боюсь…
— Хорошо, миссис Малоун, я на нее взгляну.
Сделав знак сестре, он направился в палату Лорен.
Анджи зашла в комнату ожидания. Семья Миры, семья Ливви, тетя Джулия, Конлан и мама стояли вместе. У противоположной стены сидел в одиночестве Дэвид. Вид у него был потрясенный и испуганный.
Все замолчали и повернулись к ней.
— Кажется, скоро, — сказала Анджи и направилась в другой конец комнаты.
Дэвид встал:
— Как она?
Дотронувшись до его руки, Анджи почувствовала, какая она холодная. Заглянув в его полные слез глаза, она поняла, почему Лорен так любит этого мальчика. Он был полон сострадания. Он хороший человек.
— С ней все в порядке. Хочешь ее видеть?
— Я не могу, — сказал он шепотом. — Скажите ей, что я здесь, хорошо?
«Как долго он будет жалеть об этом решении? — подумала Анджи. — Оно, как и весь этот день, не пройдет для него бесследно. И не только для него».
— Хорошо, скажу.
Подошел Конлан. Анджи, прильнув к нему, подняла глаза:
— Ты готов?
— Да.
Пройдя через толпу родственников, они направились к родильной палате. Как только они вошли, Лорен позвала Анджи.
— Я здесь, я здесь. — Анджи подбежала к постели. — Дыши, моя девочка.
— Мне больно.
Сердце Анджи разрывалось от жалости.
— Дэвид здесь? — спросила Лорен, снова принимаясь плакать.
— Он в комнате ожидания. Позвать его?
— Нет. А-а-а! — Она выгнулась от боли.
— Тужься, — сказал доктор Маллен. — Тужься сильнее. Лорен села. Анджи с Конланом поддерживали ее, а она стонала, напрягалась и кричала.
— Мальчик, — сказал через несколько минут доктор Маллен.
Лорен откинулась назад.
Доктор перерезал пуповину. Тут же вошла сестра и забрала ребенка.
Анджи улыбнулась сквозь слезы:
— Ты справилась.
Она откинула влажные волосы с бледного лица Лорен.
— Как ребенок?
— В полном порядке, — ответил доктор.
— Я горжусь тобой, — сказала Анджи.
Лорен посмотрела на Анджи печальными, усталыми глазами:
— Ты расскажешь ему обо мне, да? О том, что я была хорошей девочкой, которая совершила ошибку. И что я любила его так сильно, что отдала другим людям.
Этот вопрос поразил Анджи до глубины души.
— Он будет знать тебя, Лорен. Мы не прощаемся.
Понимающий взгляд Лорен заставил Анджи почувствовать себя девчонкой.
— Да. Хорошо. Я лучше пока посплю. Я смертельно устала. — Она зарылась лицом в подушку.
— Хочешь взглянуть на своего ребенка? — ласково спросила Анджи.
— Нет, — ответила Лорен. — Не хочу.
Когда Лорен проснулась, ее палата была уставлена цветами. Если бы она не чувствовала себя отвратительно, она бы улыбнулась. Интересно, что написано в открытках, подумала она. Что пишут девушке, которая родила ребенка, от которого она должна отказаться?
Стук в дверь отвлек ее от этих мыслей.
— Войдите.
Дверь открылась. Дэвид был бледен и казался неуверенным.
— Ты видел его?
Дэвид с трудом сглотнул, потом кивнул:
— Он такой маленький.
Они смотрели друг на друга в тягостном молчании.
— У него твои волосы, — сказал он.
— Не говори мне о нем, — хрипло произнесла Лорен.
Снова наступило молчание. Казалось, Дэвид где-то далеко, не с ней.
«Мы с этим не справимся» — эта мысль нахлынула на Лорен, как волна. Она с самого начала витала в воздухе ночной тенью.
Они были детьми, а сейчас, когда ребенок появился на свет, они станут отдаляться друг от друга все больше и больше. Конечно, учась в разных местах, они попытаются остаться вместе, но в итоге у них ничего не выйдет. Лорен стала теперь совсем другой, и Дэвид чувствовал это.
— Я подписал бумаги, — сказал он. — Я чувствовал себя очень странно… Отказаться от него одним росчерком пера.
— У нас не было другого выхода.
Дэвид с облегчением вздохнул и улыбнулся:
— Ты права.
На него было больно смотреть, и Лорен закрыла глаза:
— Я, пожалуй, посплю.
— Хорошо. — Он дотронулся до ее лица. — Я приду после обеда.
Наконец она посмотрела на него.
— Я люблю тебя, — сказал он.
И только тогда Лорен заплакала.
Лорен не видела своего сына целые сутки. Она не хотела рисковать. Как только в ее палату входила сестра, она говорила: «Я суррогатная мать. Расскажите о ребенке Малоунам».
К концу второго дня Лорен почувствовала себя немного лучше, и ей нестерпимо захотелось уйти отсюда. Кормили отвратительно, телеканалов было до смешного мало, и самое главное — она слышала все, что происходило в детском отделении. Каждый раз, когда раздавался детский крик, Лорен смахивала слезы. Она пыталась читать каталог Университета Южной Калифорнии, но это не помогало.
Незаметно для себя она начала называть своего сына Джонни. Она сидела зажмурившись и повторяла: «Пусть кто-нибудь позаботится о Джонни…»
Ей было очень тяжело, но она бы выдержала, не приди к ней прошлым вечером Анджи.
Она выглядела ужасно. Глаза у нее распухли и покраснели. Она долго говорила с Лорен, гладила ее по волосам, давала попить воды, пока наконец не сказала того, зачем пришла:
— Ты должна его увидеть.
Лорен посмотрела в глаза Анджи и подумала: «Вот она. Любовь, которую я всю жизнь искала».
— Я боюсь.
— Я знаю, солнышко. Именно поэтому.
После того как Анджи ушла, Лорен долго думала об этом. В глубине души она знала, что Анджи права. Ей нужно поцеловать сынишку в крошечную щечку, сказать, что она любит его. Нужно попрощаться.
Но ей так больно было думать о том, что она его покинет. Что она почувствует, взяв его на руки?
Перед рассветом она позвонила в колокольчик. Когда появилась сестра, Лорен сказала:
— Пожалуйста, принесите моего ребенка.
Следующие десять минут показались ей вечностью.
Наконец сестра вернулась, и Лорен впервые увидела своего крошечного краснолицего сынишку. У него были глаза Дэвида. Ее рыжие волосы. Вся ее жизнь в одном крошечном личике. Сестра положила ребенка ей на руки.
От переполнивших чувств Лорен стало больно дышать.
Он был ее семьей. Семьей.
У нее никогда не было ни дедушки с бабушкой, ни теток, ни дядьев, ни родных или двоюродных братьев и сестер, но у нее был сын.
— Джонни, — прошептала она, касаясь его крошечной ручки.
Он схватил ее за палец.
Он всхлипнула. Как можно его покинуть? От этой мысли Лорен расплакалась. Она обещала…
Но тогда она не знала. Что она могла тогда знать о любви к своему ребенку?
Лорен крепко зажмурилась. Она не может предать Анджи. Женщину, которая готова стать лучшей матерью для Джонни. Женщину, показавшую Лорен, какой может быть семья.
Лорен медленно открыла глаза. Она смотрела на своего сына сквозь пелену слез.
— Я твоя мама, — прошептала она.
В тот день Дэвид сидел рядом с ее кроватью. После очередной томительно долгой паузы Лорен подняла на него глаза:
— Ты в этом уверен?
— Уверен. Мы слишком молоды.
Он прав. Они слишком молоды. Внезапно Лорен вспомнила о проведенном вместе времени, о годах любви к нему. Вспомнила, как он расхваливал возможности машины, болтал без умолку в кино, как он фальшиво пел и, похоже, никогда не знал слов, вспомнила, что он всегда чувствовал, когда ей было страшно или одиноко, и крепко держал ее за руку. Она всегда его любила.
— Я люблю тебя, Дэвид, — прошептала она.
— Я тоже тебя люблю. — Он обнял ее.
Она отодвинулась первая. Он взял ее руку, сжал ее.
— Для нас это конец, — ласково сказала она.
Ей хотелось, чтобы он рассмеялся, сказал, что это глупости. Но он заплакал.
— Я хочу, чтобы ты поехал в Стэнфорд и забыл обо всем, что с нами произошло.
— Прости меня, — сказал он и зарыдал так горько, что она поняла: он воспользуется ее предложением. Он вынул из кармана маленькую розовую бумажку. — Вот, — сказал он.
Она нахмурилась:
— Это документы на твою машину.
— Я хочу отдать ее тебе.
Слезы застилали ей глаза.
— Ох, Дэвид, нет.
— Это все, что у меня есть.
Она будет помнить об этом всю жизнь. Что бы ни случилось, она всегда будет знать, что он любил ее. Она вернула ему розовый листок.
— Поцелуй меня, Гонщик Спиди, — прошептала она, зная, что это будет в последний раз.
Как только Анджи подошла к сестринскому посту, она сразу все поняла.
— Миссис Малоун? — спросила одна из сестер. — Миссис Коннели хотела бы с вами поговорить.
Подошвы Анджи застучали по линолеуму. Она толкнула дверь. Кровать Лорен была пуста.
— Она ушла, — сказала она появившемуся Конлану. Они стояли, держась за руки, глядя на безупречно застеленную кровать.
— Миссис Малоун? — Это была миссис Коннели, временный опекун. — Лорен оставила вам письмо.
— Спасибо, — произнесла Анджи, забирая конверт. Пока она открывала его, ее руки дрожали.
Дорогая Анджи!
Мне не надо было брать его на руки. Всю жизнь я мечтала о семье, и теперь, когда она у меня появилась, я не могу отказаться от сына. Прости.
Мне бы хотелось сказать тебе об этом при личной встрече, но у меня не хватает сил. Надеюсь, когда-нибудь ты и Конлан простите меня.
С любовью,
Лорен
Анджи повернулась к Конлану:
— Она там совсем одна.
— Не одна, — мягко поправил он.
— Без всякой помощи.
Он обнял ее и дал выплакаться. Наконец она повернулась к Конлану и посмотрела ему в глаза.
Когда-то им обоим показалось, что любовь от них ушла. Они решили, что одной любви им мало. Теперь они поняли, что ошибались. Бывает, что твое сердце разбивается, но ты продолжаешь жить. Так случилось и на этот раз.
— Пошли домой, — сказала она.
— Да, — подхватил он. — Домой.
Лорен вышла из автобуса и оказалась в своем прежнем мире. Она прижала к себе мирно спавшего Джонни, погладила его по крошечной спинке. Ей не хотелось, чтобы он проснулся в этой части города.
— Твое место не здесь, Джон-Джон. Запомни это.
Спускалась ночь, и в темноте многоквартирные дома казались зловещими. Лорен почувствовала, что нервничает. Этот район стал ей чужим.
Но пути назад не было. Она предала Анджи и Конлана и потеряла их любовь. Она хорошо знала, что чувствуешь, когда тебя бросают.
Наконец Лорен подошла к своему дому. Взглянув на него, она ощутила дрожь потери. Она тяжело трудилась, чтобы выбраться отсюда. Но у нее был новорожденный сын, которого пока рано отдавать в ясли. К тому же она здесь долго не задержится. Этот город всегда будет напоминать ей об Анджи.
Поставив свой маленький чемоданчик на землю, Лорен выпрямилась. Все тело болело. Действие болеутоляющего стало проходить. Из-за острой, режущей боли между ног она шла враскачку, как моряк. Вздохнув, она взяла свой чемоданчик и побрела дальше.
Скрипучая дверь открылась легко. Лорен забыла, как здесь темно. Она постучалась.
Послышалось шарканье, затем дверь распахнулась, и на пороге появилась миссис Мок в домашнем платье.
— Лорен, — произнесла она, нахмурясь.
— Моя мама… не спрашивала обо мне? — услышав жалобные нотки в своем голосе, она ощутила стыд.
— Нет. Но ты на это и не надеялась, верно?
— Нет, — еле слышно прошептала она.
Морщины на лице миссис Мок стали глубже.
— Кто это?
— Мой сын. — Лорен улыбнулась, но улыбка вышла грустной. — Джонни.
Миссис Мок протянула руку и дотронулась до его головки. Потом со вздохом прислонилась к дверному косяку.
Лорен узнала этот звук. Звук поражения. Ее мать вздыхала так все время.
— Уже стемнело. Я пришла узнать, не сдается ли здесь квартира?
— У нас все забито. Ты с Джонни можешь переночевать у меня в свободной комнате.
Лорен едва стояла на ногах.
— Спасибо.
Миссис Мок провела ее к себе. На какую-то долю секунды Лорен почувствовала, что ее прошлое и настоящее слились. Квартира миссис Мок как две капли воды была похожа на ее прежнюю квартиру — тот же пластиковый столовый гарнитур, тот же грубый ковер. По обе стороны от цветастого дивана стояло два раскладных кресла.
Миссис Мок прошла на кухню. Лорен уселась на диван и вынула Джонни из переноски. Он тут же начал плакать. Она переменила ему памперс и снова завернула в одеяльце, но он не унимался. Его пронзительные крики заполнили крохотную квартиру.
— Пожалуйста. — Лорен принялась его качать. — Я знаю, ты не голодный.
Только когда миссис Мок вернулась с двумя чашками чаю, Лорен поняла, что плачет. Она вытерла слезы и постаралась улыбнуться.
Миссис Мок опустилась в одно из кресел.
— Какой он маленький.
— Ему всего два дня.
— И ты пришла сюда искать ночлег. Ах, Лорен… — Миссис Мок наградила ее сочувствующим взглядом, который был так хорошо знаком Лорен.
Лорен посмотрела на Джонни.
— Все было готово для усыновления, но… я не смогла его отдать.
— Я вижу, как ты любишь его. — Голос миссис Мок смягчился. — А его отец?
— Я тоже его люблю. Вот почему я здесь. — Глаза Лорен наполнились слезами. — Простите. Это гормоны. Я все время плачу.
— Где ты была все это время, Лорен? Я помню женщину, которая за тобой приходила.
— Анджи Малоун. — Ей больно было произносить это имя.
— Я знаю, я просто старая женщина, которая сидит весь день дома и смотрит старые фильмы, но мне показалось, она любит тебя.
— Я разрушила ее любовь. Я обещала ей ребенка, а потом сбежала ночью. Теперь она меня ненавидит.
Миссис Мок откинулась на спинку кресла, сузив глаза и изучающе глядя на Лорен. Наконец она сказала:
— Закрой глаза.
— Но…
— Закрой. И представь свою мать.
Она мысленно увидела ее. Мама, с платиновыми волосами, с когда-то красивым, но теперь огрубевшим лицом, лежит на диване в мини-юбке, с сигаретой в руках.
— Представила.
— Вот что бывает с женщиной, когда она убегает.
Лорен открыла глаза и посмотрела на миссис Мок.
— Я видела, как ты выбивалась из сил, чтобы не упустить свой шанс в жизни. Ты носила домой рюкзаки, набитые книгами, работала на двух работах и поступила в Феркрест. Ты платила за квартиру, когда твоя непутевая мать спускала все в баре. Я возлагала на тебя надежды, Лорен. Ты знаешь, какая это здесь редкость?
Лорен снова закрыла глаза, на этот раз представив Анджи. Она стояла на крыльце, глядя на океан, темные волосы развевались на ветру.
— Тебе есть куда пойти? — спросила миссис Мок.
— Я боюсь.
— Лорен, поверь мне. Я знаю, куда ведет дорога, в начале которой лежит страх. Ты тоже это знаешь.
— А вдруг она не сможет меня простить?
— Иди. Ты же умная девочка. А вдруг сможет?
— Ты же журналист, черт побери. Найди ее.
— Анджи, я даже не знаю, с чего начать. Парень на автобусной станции не помнит, чтобы продавал ей билет. В ее старой квартире живут другие люди. Домовладелец тут же повесил трубку, когда я спросил о Лорен. В приемной комиссии Университета Южной Калифорнии сказали, что она отказалась от стипендии. Ума не приложу, куда она делась.
Анджи нажала кнопку кухонного комбайна. Блендер взвыл. Ее сестры уверяли, что готовка успокаивает. Это был третий черничный пирог. Еще немного такой терапии, и она взвоет.
Конлан подошел к ней и поцеловал в шею.
Анджи вздохнула:
— Мне страшно думать о том, что она одна. Она еще ребенок и нуждается в заботе.
— Теперь она мать. От детской роли придется отказаться.
Анджи повернулась и положила руки ему на грудь. Его сердце спокойно и ровно билось под ее ладонью. Он поцеловал ее.
— Лорен знает, что ты ее любишь. Она вернется.
— Нет, — возразила Анджи. — Она думает, что я никогда не прощу ее. Мать не научила ее нескольким важным вещам. Лорен не знает, как прочна бывает любовь, она знает только, что ее легко потерять.
— Знаешь, что меня удивляет? Ты ни разу не упомянула о ребенке.
— Жаль, я не сказала ей, что в глубине души догадывалась о том, что она не сможет его бросить. Быть может, тогда она не убежала бы ночью.
— Ты сказала ей самое главное. Когда она родила, ты сказала, что любишь ее и гордишься ею. Когда Лорен перестанет ненавидеть себя за то, что ей пришлось сделать, она вспомнит твои слова. И вернется. Быть может, мать не научила ее тому, что такое любовь, но ты научила.
Он всегда это умел: говорить именно то, что ей нужно было услышать.
— Я говорила тебе, что я очень тебя люблю, Конлан Малоун?
— Говорила. — Он покосился на духовку. — Сколько времени печется эта штука?
Анджи захотелось улыбнуться.
— Пятьдесят минут.
— Достаточно, чтобы проявить себя. Может, даже дважды.
Анджи вылезла из кровати, стараясь не разбудить спавшего мужа. Надела спортивный костюм и вышла из комнаты. Внизу было тихо. Она отвыкла от тишины.
От молодежи столько шума…
— Где ты? — прошептала она.
Мир так велик, а Лорен так молода. Дюжина страшных историй промелькнула у нее в голове. Анджи пошла на кухню, чтобы сварить кофе. В коридоре на глаза ей попалась коробка. Конлан должен был вынести ее утром.
Еще вчера все было по-другому.
Встав на колени, она открыла коробку. Лампа в виде Винни-Пуха, завернутая в розовое хлопчатобумажное одеяльце. Анджи вынула ее. Удивительно, но она не плакала, не страдала по потерянному ребенку, для которого была куплена лампа. Вместо этого она отнесла ее на кухню и поставила на стол.
— Вот, — произнесла она. — Лампа ждет тебя, Лорен. Возвращайся домой и возьми ее.
Ответом была тишина. Анджи вышла на крыльцо и стала смотреть на океан, она так пристально смотрела на воду, что не сразу заметила стоявшую под деревьями девушку.
Анджи сбежала по ступеням, промчалась по газону. На лице Лорен не было улыбки. Анджи захотелось обнять ее, но, посмотрев в глаза девушки, она ужаснулась.
— Мы так переживали за тебя, — сказала Анджи, подходя ближе.
Лорен посмотрела на ребенка, которого держала на руках.
— Я обещала его тебе. Я просто… — Она подняла глаза. В них стояли слезы.
— Ах, Лорен. — Анджи наконец сумела преодолеть разделявшую их пропасть. Она дотронулась до щеки Лорен ласковым движением, которое прежде давалось ей так легко. — Я сказала тебе не все. Это просто потому… мне было тяжело думать о Софии. Я держала ее несколько минут. Я знала, когда ты посмотришь в глаза своему ребенку, ты так же забудешь обо всем, как и я.
— Ты знала, что я его не брошу?
— Я была абсолютно уверена.
— Но ты осталась со мной. Я думала…
— Я делала это для тебя, Лорен. Разве ты не понимаешь? Ты член нашей семьи. Мы любим тебя.
Лорен широко открыла глаза:
— После того что я тебе сделала?
— Любовь нередко приносит нам страдания, но они забываются.
Лорен посмотрела на нее:
— В детстве мне часто снился сон. Я стою в зеленом платье, а женщина наклоняется ко мне и берет меня за руку. Когда я просыпалась, то всегда плакала.
— Почему?
— Потому что такой ласковой мамы у меня не было.
Так вот для чего в один прекрасный день они встретились, она и Лорен, пронеслось в голове у Анджи.
— У тебя есть я, — ласково сказала она.
По лицу Лорен текли слезы.
— Ах, Анджи. Прости меня.
Анджи обняла ее:
— Тебе не за что просить прощения.
— Спасибо, Анджи, — тихо проговорила Лорен.
Лицо Анджи осветила улыбка.
— Нет. Спасибо тебе. Ты дала мне почувствовать, что значит быть матерью. Все эти пустые годы я мечтала о маленькой дочери на карусели. Я не знала, что моя дочь слишком взрослая для детской площадки.
Лорен подняла глаза. В них было написано все: годы, проведенные в тихом отчаянии, когда она стояла у окна, мечтая о любящей матери, или лежала в постели, грезя о сказке на ночь и поцелуе перед сном.
— Я тоже ждала тебя.
Анджи вытерла глаза:
— Как его зовут?
— Джон Генри.
Лорен вынула ребенка из переноски, и Анджи взяла его на руки.
— Какой красавец, — прошептала она, испытывая разом и любовь, и благоговение.
Она поцеловала его в гладкий лобик.
— Что мне теперь делать? — спросила Лорен.
— Скажи сама. Чего бы тебе хотелось?
— Мне бы хотелось пойти учиться. Наверно, пока это будет местный колледж. Если я поработаю несколько месяцев и отложу побольше денег, то уже весной смогу приступить к учебе.
— Но даже это будет трудно, — мягко сказала Анджи.
— Я привыкла к трудностям. Если бы я могла вернуться на работу…
— Как ты относишься к тому, чтобы пожить у меня?
Лорен, вздохнув, издала короткий сдавленный звук:
— Ты серьезно?
— Конечно, серьезно.
— Я не… мы не задержимся надолго. Только до тех пор, пока я не скоплю денег на детский сад и чтобы снять квартиру.
— Ты еще не понимаешь, Лорен? Тебе не нужен детский сад. Ты часть шумной любящей семьи. Джонни не первый ребенок, который вырастет в ресторане, и я наверняка найду время, чтобы за ним присматривать.
— Ты это сделаешь?
— Конечно. — Анджи грустно посмотрела на Лорен. Девушка казалась ей такой юной, ее глаза зажглись новой надеждой. — Ты пришла как раз вовремя. Сегодня день рождения тети Джулии. Я испекла три черничных пирога, которые никто не станет есть, кроме тебя и Конлана. Нам нельзя опаздывать.
Лорен проглотила вставший в горле комок:
— Я люблю тебя, Анджи.
— Я знаю, детка. Иногда от любви разрывается сердце, верно?
Вместе, рука в руке, они вернулись в дом.
Лорен тут же подошла к стереосистеме и включила музыку. Старая песня группы «Аэросмит» разнеслась по дому. Лорен быстро убавила звук, но все же недостаточно быстро.
По лестнице спускался Конлан.
— Что за шум?
Лорен, притихнув, смотрела на него:
— Конлан, я…
Он подбежал, обнял ее и принялся кружить в воздухе, пока оба не стали смеяться.
— Наконец-то!
— Она вернулась, — сказала Анджи, ласково похлопывая ребенка и улыбаясь. Она бросила взгляд на лампу в виде Винни-Пуха. Наконец-то она будет освещать детскую. — Наша девочка вернулась домой.