Глава 3

На несколько дней Анджи с головой ушла в работу. Она просыпалась задолго до рассвета и старалась войти в курс дел. Звонила прежним клиентам, работавшим в сфере питания, и записывала их советы. Читала и перечитывала бухгалтерские книги, пока не поняла, как приходит каждый доллар и уходит каждый цент. Покончив с этим, она отправилась в библиотеку. Час за часом она сидела за дешевым пластиковым столом, обложившись книгами и журналами.

Когда библиотека закрывалась, Анджи возвращалась в коттедж с охапками библиотечных книг и читала до глубокой ночи. Сон настигал ее прямо на диване, и это было гораздо лучше, чем спать на кровати одной.

Ей непрестанно звонили родственники. Вежливо поговорив несколько минут, Анджи осторожно вешала трубку. Каждый мамин звонок кончался словами: «Ты ничему не научишься, если у тебя нет практики, Анджела».

На это Анджи отвечала: «Я ничему не научусь, не ознакомившись с теорией».

«Ты всегда впадаешь в крайности», — отвечала мама.

Днем в среду, когда подготовительный этап был закончен, Анджи отправилась в город. Поставив машину у ресторана, она вышла с блокнотом в руке.

Анджи сразу заметила, что кирпичный фасад нуждается в ремонте. Под скатом крыши вырос мох. На красной неоновой вывеске «Десариа» не светилась одна буква. Она записала. Крыша. Ремонт фасада. Грязная дорожка. Вывеска.

Поднявшись на несколько ступенек, она остановилась перед дверью. На стене за стеклом висело меню. Спагетти с фрикадельками стоили семь долларов девяносто пять центов. Обед, состоявший из лазаньи, хлеба и вина, — шесть девяносто пять.

Неудивительно, что они терпят убытки. Цены. Меню.

Она открыла дверь. Все осталось таким же, как и двадцать лет назад. Мягкий свет, круглые столы со скатертями в красно-белую клетку, виды Италии на стенах. Ей казалось, что папа выйдет из-за угла, улыбаясь, вытирая руки о фартук, говоря: «Белла Анджелина, вот ты и дома».

— Что ж, наконец-то ты пришла. Я боялась, что ты там у себя свалилась с лестницы и не можешь подняться.

У столика хозяйки стояла Ливви в черных обтягивающих джинсах, свободной блузе и туфлях без задника, как у Барби. От нее волнами исходило напряжение.

— Я пришла, чтобы помочь, — сказала Анджи.

— К несчастью, ты не умеешь готовить и не работала в ресторане с тех пор, как сняла пластинки для зубов. Нет. Погоди. Ты никогда здесь не работала.

— Я не хочу ссориться, Ливви.

Ливви вздохнула:

— Я знаю. Просто я устала от этой тягомотины. Деньги утекают рекой, а мама готовит все больше лазаньи. Мира все время ноет, а когда я прошу ее помочь, говорит, что умеет только стряпать и ничего не понимает в бизнесе. И кто, в конце концов, приходит на помощь? Ты, папина принцесса. Не знаю, плакать мне или смеяться. — Она достала зажигалку и закурила. — Я пойду. Скажи мне, когда придумаешь, как спасти нас.


Проводив ее взглядом, Анджи направилась на кухню, где мама раскладывала лазанью по большим металлическим сковородкам, а Мира — фрикадельки по металлическим подносам размером едва ли не с двуспальную кровать.

— Анджи! — просияла мама. — Ты решила научиться готовить?

— Вряд ли я спасу этим положение, мама. Я делаю заметки.

Мамина улыбка улетучилась.

— Заметки? И ты начала с кухни? Твой папа…

— Успокойся, мама. Я просто хочу все проверить.

Мама заморгала, фыркнула и снова принялась укладывать начинку на листы лазаньи. Мира и Анджи обменялись взглядами.

Такого поворота событий Анджи не ожидала. Приходилось проявлять особую осторожность. Раздраженная Ливви — это одно. А разъяренная мама — совсем другое.

Через секунду, собрав всю смелость, Анджи спросила:

— Когда вы обновляли меню?

Мира усмехнулась:

— Его не обновляли с того лета, когда я отправилась в скаутский лагерь.

— Очень смешно, — огрызнулась мама. — Нашим постоянным клиентам меню нравится.

— Я только спросила, когда в последний раз его меняли.

— В тысяча девятьсот семьдесят пятом году.

— А у вас есть специальные блюда на вечер?

— У нас все специальное. Это не деловой центр Сиэтла, Анджела. Мы живем по-своему. Это устраивало папу, Господь упокой его душу. — Мама вздернула подбородок. — А пока мы лучше займемся делом.

Анджи поняла, что она свободна. Повернулась и вышла в пустой зал. Ливви разговаривала с Розой, которая еще в семидесятые годы пришла к ним работать официанткой. Помахав ей, Анджи поднялась на второй этаж.

В кабинете отца было тихо. Анджи задержалась в дверях, и на нее нахлынули воспоминания. В ее мыслях отец все еще был здесь, сидел за дубовым письменным столом, просматривая счета. Она опустилась на его стул.

Следующие несколько часов Анджи изучала бумаги и делала пометки. Читала и перечитывала налоговые декларации. Когда она захлопнула последнюю бухгалтерскую книгу, у нее больше не оставалось сомнений в том, что мать права. У Десариа были проблемы. Она спустилась вниз.

Было семь часов. Самое время ужина. В ресторане сидело два человека.

— Здесь всегда так пусто? — спросила она Ливви, которая рассматривала свои длинные ногти.

— В прошлую среду у нас было три посетителя за вечер. Можешь это записать. Все заказали лазанью.

— Как будто у них был выбор.

— Опять ты за свое.

— Ливви, я пришла сюда не для того, чтобы тебя критиковать. Я просто пытаюсь помочь.

— Ты хочешь помочь? Тогда скажи, как заплатить жалованье Розе.

Пожилая официантка медленно передвигалась по залу, как будто по льду.

— Я хочу кое-что изменить, — сказала Анджи.

— Например? — Ливви постучала по столу длинным алым ноготком.

— Меню. Рекламу. Интерьер. Цены. У вас беспорядок в счетах. Вы тратите слишком много продуктов.

— Мы должны готовить для посетителей, даже если они не приходят.

— Я просто говорю…

— Что мы все делаем не так! — Ливви повысила голос.

— В чем дело? — спросила мама, выходя из кухни.

— Анджи провела здесь всего полдня, мама. Но уже успела решить, что мы здесь ничего не смыслим.

Посмотрев на них, мама повернулась, направилась в угол у окна и стала беседовать с портьерой.

Ливви сделала большие глаза:

— О господи! Она советуется с папой.

Наконец мама вернулась. Она прикусила нижнюю губу и скрестила руки на груди.

— Я знаю, — сказала она в пустоту рядом с ней, потом посмотрела на Ливви: — Папа говорит, что мы должны слушать Анджи.

Ливви глянула на Анджи:

— С меня довольно. Мой новый муж хочет, чтобы по вечерам я оставалась дома и мы с ним делали детей.

Стрела достигла цели. Анджи вздрогнула.

— Я ухожу. — Ливви похлопала Анджи по спине. — Желаю удачи, сестренка. Теперь это все твое. Работай по ночам и в выходные. — Она повернулась на высоких каблуках и вышла.

Анджи смотрела ей вслед:

— Я сказала только, что нам нужно кое-что изменить.

— Только не меню, — сказала мама, скрестив руки на груди. — Людям нравится моя лазанья.

Лорен смотрела на лежавший перед ней вопрос.

Возможные ответы расплывались перед ее усталыми глазами. Она так долго готовилась к тесту, что у нее разболелась голова. Если она получит высший балл, но уснет на занятиях, ничего хорошего не выйдет.

Экзамен через две недели. Лорен, вздохнув, взяла ручку. В прошлом году она получила высокие оценки, а в этом надеялась набрать максимальные 1600 баллов.

Час спустя, когда с плиты прозвучал сигнал таймера, она успела просмотреть еще пять страниц практического теста.

Лорен пошла на кухню, чтобы перекусить перед работой. Хлопья или яблоко? Лорен выбрала яблоко. Она надела черные джинсы и толстый розовый свитер. Взяла рюкзак — на случай, если в обеденный перерыв удастся выкроить время для домашнего задания по тригонометрии, — и вышла из дому.

Она торопливо спустилась по лестнице и уже взялась за ручку двери, когда за ее спиной раздался голос:

— Лорен!

Она обернулась.

В дверях своей квартиры стояла миссис Мок. Уголки ее рта были устало опущены.

— Я все еще жду квартплату.

— Я знаю. — Лорен постаралась, чтобы ее голос звучал ровно.

— Прости, Лорен, но я должна получить с вас деньги. Иначе я потеряю работу.

Лорен сникла. Придется просить у начальника аванс.

— Я скажу маме.

— Обязательно скажи.

Лорен направилась к двери. За ее спиной раздался голос миссис Мок:

— Ты хорошая девочка, Лорен.

Эта реплика не требовала ответа, и Лорен вышла на улицу в дождливую темную ночь.

Ей пришлось ехать с пересадкой на двух автобусах, прежде чем она оказалась на шоссе, где над круглосуточной аптекой «Райт эйд» ярко горела неоновая вывеска. Она торопливо зашагала, хотя и не опаздывала.

— Лорен! — окликнула ее Салли Поночек. — Тебя хочет видеть мистер Ландерс.

— Хорошо. Спасибо.

Она прошла в комнату для служащих, оставила там вещи и поднялась в маленький тесный кабинет менеджера. По дороге Лорен думала о том, как лучше попросить аванс. «Я работаю здесь почти год. Все праздники и выходные. Нельзя ли мне получить жалованье за эту неделю сейчас?»

— Вы звали меня, мистер Ландерс? — Она заставила себя улыбнуться.

Он поднял голову от бумаг:

— А, это ты, Лорен? Да, звал.

Он провел рукой по поредевшим волосам, приглаживая их:

— Мне нелегко говорить об этом, Лорен. Придется отказать тебе от места. Ты же знаешь, дела у нас идут неважно. Корпорация собирается закрыть эту аптеку. Мне очень жаль.

Через секунду до нее дошел смысл его слов.

— Вы увольняете меня?

— Мы временно отказываемся от твоих услуг. Если дела пойдут лучше… — Он протянул ей письмо. — Это блестящая рекомендация. Мне очень жаль тебя терять.

В доме было слишком тихо. Анджи стояла у камина, глядя на океан в лунном свете. Тепло поднималось вверх по ее ногам, не прогоняя холода внутри. Она скрестила руки на груди. Всего лишь половина девятого, идти спать слишком рано. Она с тоской смотрела на звезды. Если бы повернуть время вспять и вновь стать той женщиной, у которой не было проблем со сном.

В объятиях Конлана ей было бы легче. Она уже успела забыть, сколько тепла исходит от мужского тела. Похоже, ей сегодня не уснуть.

Ей нужен шум. Близость жизни. Схватив ключи, она бросилась к двери. Через пятнадцать минут ее машина остановилась у Мириной двери. Маленький домик стоял посреди крошечного участка, заставленного велосипедами и скейтбордами.

Анджи вышла из машины. Вокруг нее сомкнулась ночь, моросил дождь. Она торопливо зашагала по дорожке и постучала в дверь. Мира появилась почти мгновенно.

— Входи. Я тебя ждала, — коротко сказала она.

Она направилась в общую комнату с огромным телевизором у стены. На дубовом кофейном столике стояло два бокала красного вина.

Анджи не могла не улыбнуться. Она уселась на диван и взяла бокал с вином.

— А где остальные?

— Младшие спят, старшие делают уроки, а Винс пошел на праздник своей лиги. — Мира вытянулась на диване. — Ну так что?

— Ты о чем?

— Вперед, Анджи. Ливви ушла. Мама встала грудью на защиту лазаньи, а ресторан терпит убытки.

Анджи подняла глаза, пытаясь улыбнуться:

— И не забудь о том, что я учусь жить одна.

— Судя по твоему виду, у тебя это не слишком хорошо выходит.

— Ты права. — Она сделала большой глоток вина. Поставив бокал на место, она поднялась, подошла к окну и выглянула на улицу. — В последнее время со мной что-то происходит.

Встав рядом с ней, Мира коснулась ее плеча:

— Тебе нужно сбавить темп.

— Что ты имеешь в виду?

— С самого детства ты мчалась к цели на всех парах. Ты не могла дождаться, когда наконец-то покинешь Уэст-Энд. Потом ты набросилась на учебу. — Ее голос смягчился. — А когда вы с Конланом решили завести семью, ты сразу же начала следить за своей овуляцией и подгонять ее.

— Добра это мне не принесло.

— И теперь, когда ты проиграла, ты по-прежнему мчишься на полной скорости. Прочь от разрушенного брака к разоряющемуся ресторану. Как ты можешь понять, чего хочешь, если тебе некогда вглядеться в то, что тебя окружает?

— Что ты знаешь о желаниях? — сказала Анджи, услышав боль в своем голосе.

— У меня есть муж, который любит свою лигу по боулингу почти так же, как меня. Я никогда не работала под началом человека, который не был мне родственником. Когда ты посылала мне открытки из Нью-Йорка или Лондона, я старалась скопить денег на стрижку. Поверь мне, я знаю, что такое желания.

Анджи захотелось повернуться и посмотреть в лицо сестре, но она не решилась.

— Я отдала бы все это за одного ребенка.

— Я знаю.

Наконец Анджи повернулась и тут же поняла, что это была ошибка. В глазах Миры стояли слезы.

— Мне нужно идти, — пробормотала Анджи.

— Не уходи…

Отстранив Миру, она побежала к выходу. Снаружи шел дождь, размывая очертания предметов. Она завела мотор и дала задний ход прежде, чем Мира успела выскочить из дома.

Анджи мчалась по улицам, почти не сознавая, где она. Громко играло радио. Наконец она оказалась на парковке супермаркета «Сэйфуэй», привлеченная, словно мотылек, яркими огнями. Там она остановилась под ярким уличным фонарем и стала глядеть, как дождь барабанит по ветровому стеклу.

«Я бы отдала все…»

Нет. Она не будет сидеть здесь и киснуть. С этим пора кончать. Сейчас она зайдет в магазин, купит какое-нибудь снотворное и примет ровно столько, чтобы проспать всю ночь.

Анджи вылезла из машины, зашла в ярко освещенный магазин, направилась к прилавку с аспирином и отыскала нужное лекарство.

Она заметила их на полпути к кассе.

Маленькая женщина в грязной одежде несла три блока сигарет и упаковку пива из двенадцати бутылок. Вокруг нее вились четверо детишек в потрепанной одежде, дырявых теннисных туфлях, с измазанными личиками и спутанными волосами.

Анджи остановилась, ей стало трудно дышать. Почему одни женщины легко рожают детей, тогда как другие…

Выронив коробку со снотворным, она вышла из магазина. Снаружи хлестал дождь, смешиваясь с ее слезами.

В машине Анджи сидела совершенно неподвижно, глядя сквозь покрытое каплями дождя стекло. Она закрыла глаза. Если сидеть так достаточно долго, боль пройдет. Рано или поздно боль исчезнет, словно туча. А пока нужно жить…

Что-то хлопнуло о ветровое стекло.

На розовом листке она прочла: «Ищу постоянную работу».

Прежде чем она успела дочитать, дождь смыл чернила.

Анджи выглянула в окно. Объявления раскладывала рыжеволосая девушка в потертом пальто. Она стоически передвигалась от машины к машине, не обращая внимания на дождь.

Выйдя из машины, Анджи подбежала к ней:

— Тебе помочь?

— Не надо. — Девушка стала удаляться.

Анджи сунула руку в карман.

— Вот, — сказала она, всовывая пачку денег в холодную мокрую руку.

— Я не могу их взять, — прошептала девушка.

— Пожалуйста, ради меня, — сказала Анджела.

Некоторое время они смотрели друг на друга.

Наконец девушка кивнула. Ее глаза наполнились слезами.

— Спасибо.

Она повернулась и побежала прочь.


Лорен смотрела на деньги. Сто двадцать пять долларов. Больше половины квартплаты.

«Ради меня», — сказала женщина на стоянке.

Лорен умела распознать сострадание. Она хотела сказать: вы меня неверно поняли. Но вместо этого бросилась домой и постучалась в дверь миссис Мок.

Миссис Мок открыла дверь.

— Ты вымокла до нитки. — Ее улыбка исчезла.

— Ничего страшного, — сказала Лорен. — Вот.

Миссис Мок взяла деньги, пересчитала. После небольшой паузы она сказала:

— Я возьму только сто долларов. А ты пойди и купи себе что-нибудь приличное поесть.

Лорен чуть не расплакалась. Но прежде, чем на глазах появились слезы, она отвернулась и побежала вверх по лестнице.

В квартире царил беспорядок. Лорен позвала мать. Никто не откликнулся. Она, вздохнув, подошла к холодильнику. Только она протянула руку за недоеденным сандвичем, как кто-то постучался в дверь.

Она открыла. На пороге стоял Дэвид с картонной коробкой в руках.

— Эй, Трикс, — сказал он. — Я звонил в аптеку. Мне сказали, ты там больше не работаешь.

Лорен прикусила губу.

В его глазах было столько понимания, что ей стало неловко.

— Я опустошил наш холодильник. Вчера вечером у мамы были гости, и после них осталась куча еды.

Лорен выдавила из себя улыбку:

— Спасибо.

Дэвид поставил коробку на пол и обнял Лорен.

— Родители едут в Нью-Йорк завтра вечером, — прошептал он. — И не вернутся до субботы.

— Правда? — Встав на цыпочки, она поцеловала его. — После школы я должна искать работу, но к семи смогу быть у тебя.

Он усмехнулся:

— Здорово. Тебя подвезти?

— Нет. Я доберусь сама. Принести что-нибудь с собой?

— Мама оставила мне двести баксов. Мы закажем пиццу.

Двести долларов. Половина их долга за квартиру. А Дэвид потратит эти деньги на пиццу.

Лорен отправилась в школьную библиотеку и напечатала пятнадцать экземпляров своего резюме и рекомендательное письмо. К пяти часам она была готова отправиться на поиски работы. В это время года темнеет рано. Небо стало бледно-лиловым. Сначала Лорен зашла в «Си Сайд», где туристы покупают устриц и напитки.

Примерно через час она оказалась на другом конце города. В трех ресторанах вежливо взяли ее резюме и обещали позвонить, если появится работа. В двух остальных не стали утруждать себя пустыми обещаниями. В четырех магазинах ей предложили заглянуть после Дня благодарения.

Подойдя к ресторанчику «Десариа», она, вздохнув, посмотрела на часы. Шесть двенадцать. Она опаздывает к Дэвиду. Лорен поднялась по ступенькам, заметив, что они расшатаны. Дурной знак. У двери она остановилась и посмотрела на меню. Самое дорогое блюдо, маникотти, стоило восемь долларов девяносто пять центов. Еще один дурной знак. И все же она распахнула дверь и вошла.

Ресторанчик был маленьким, с кирпичными стенами, арка разделяла его на два одинаковых зала, в каждом из которых стояло пять-шесть столиков со скатертями в красно-белую клетку. В одном из залов был большой, отделанный дубом камин. На стенах висели семейные фотографии в рамках. В воздухе витал поистине волшебный аромат.

В ресторане ужинала одна семья. Одна.

Обращаться сюда не имело смысла. На сегодня с поисками работы покончено. Возможно, она еще успеет к семи оказаться у Дэвида.

Когда она подошла к автобусной остановке, полил дождь. Дул холодный ветер с океана. Тонкое пальто совсем не грело, и по дороге домой Лорен успела замерзнуть.

Дверь в квартиру была распахнута, хуже того, окно в столовой тоже было открыто, и в квартире царил холод.

Захлопнув дверь ногой, Лорен подошла к окну и услышала, как мать поет: «На самолете улетаю… Когда вернусь, сама не знаю…»

В сердце Лорен закипел гнев. Она не нашла работу, опаздывала на свидание, а теперь еще вот это. Мать напилась и опять общается со звездами. Лорен вылезла из окна и стала подниматься по шаткой пожарной лестнице.

Мать сидела на краю крыши, босая, в промокшем до нитки платье. Она улыбнулась Лорен:

— Привет!

— Ты сидишь на самом краю, мам. Возвращайся назад.

— Иногда нужно вспомнить, что ты жива. Иди ко мне. — Она постучала по краю крыши рядом с собой.

Лорен осторожно двинулась вперед. Очень медленно опустилась рядом с матерью. Внизу проехала машина, ее фары мерцали под дождем, придавая ей призрачный, нереальный вид.

Лорен чувствовала, как мать дрожит от холода.

— Где твое пальто, мам?

— Я его потеряла. Нет. Я отдала его Фиби. Поменяла на блок сигарет. Под дождем все выглядит таким красивым.

— Ты променяла пальто на сигареты, — тупо повторила Лорен, зная, что сердиться бесполезно. — Говорят, зима будет холодной.

Мать пожала плечами:

— Он меня бросил.

Лорен обняла ее:

— Пошли. Тебе нужно согреться. Принять горячую ванну.

— Франко обещал сегодня позвонить. Ты не слышала, телефон не звонил?

— Нет.

— Они никогда не возвращаются. Во всяком случае, ко мне.

Хотя Лорен слышала это тысячу раз, она по-прежнему ощущала боль матери.

— Я знаю. Пошли.

Она помогла матери подняться на ноги и повела домой по дребезжащей железной лестнице. Там она уговорила ее принять горячую ванну, а сама зашла в свою комнату переодеться. Когда она собралась уходить, мать уже лежала в постели.

Лорен подошла к ней и присела на край кровати.

— Ничего, если я уйду?

Веки матери отяжелели. Она медленно посмотрела на дочь.

— Почему меня никто не любит, Лорен? — тихо спросила она.

Вопрос, в котором звучало неподдельное отчаяние, глубоко ранил Лорен. Я люблю тебя, подумала она. Или это не в счет?

Мать отвернулась и закрыла глаза.

Лорен медленно встала и отошла от кровати. Пока она шла по квартире, спускалась по лестнице, шагала по городу, она думала только об одном: о Дэвиде.

Только он может заполнить пустоту в ее душе.


Фешенебельный район Маунтинэр занимал выходившую на океан восточную оконечность Уэст-Энда. Здесь, в мире Дэвида, дорожки были вымощены узорчатым кирпичом, машины подъезжали к роскошным воротам, а еда подавалась на прозрачном, как кожа ребенка, фарфоре. Уличные фонари превращали капли вечернего дождя в крошечные бриллианты.

Направляясь к зданию охраны района, Лорен чувствовала себя не в своей тарелке.

— Я пришла к Дэвиду Хейнсу, — сказала она.

Охранник открыл ворота. Она шла по черному асфальту мимо георгианских особняков, французских вилл и колониальных дворцов, пока не очутилась на обсаженной розами дорожке, ведущей к огромной двери из красного дерева. Дэвид открыл почти сразу же.

— Ты опоздала, — сказал он и заключил ее в объятия прямо перед открытой дверью.

Она хотела сказать, чтобы он не торопился, но после его поцелуя забыла обо всем. Лорен объясняла это только любовью — только из-за любви абсолютно здравомыслящая девушка могла полагать, что без прикосновения ее возлюбленного солнце может сойти с небес, оставив мир в холоде и мраке.

— Как здорово, что ты здесь, — сказал он. — Если бы мои родители были в городе, мне пришлось бы наврать с три короба, чтобы провести ночь с тобой.

Лорен попыталась представить себе жизнь, когда кто-то — твоя мама — ждет тебя, беспокоится о тебе.

Дэвид сделал шаг назад и улыбнулся:

— Я приготовил для тебя сюрприз.

Лорен последовала за ним по широкому коридору. Ее каблуки стучали по кремовым мраморным плитам. Столовая выглядела как в кино. По обеим сторонам длинного блестящего стола стояло шестнадцать резных деревянных стульев. Посредине красовался огромный букет из белых роз и белых лилий. С краю стол был накрыт на две персоны. Тарелки из костяного фарфора с золотой каемкой стояли на шелковых салфетках цвета слоновой кости. В свете свечей сверкали золотые столовые приборы.

Дэвид улыбался, как мальчишка в последний день занятий.

— Я потратил кучу времени на то, чтобы все это отыскать.

— Как красиво. Я люблю тебя, — сказала она.

— Я тоже люблю тебя. — Он отодвинул для нее стул. — Я бы хотел официально пригласить тебя на выпускной бал.

Она засмеялась:

— Это честь для меня.

В школе они всегда танцевали вместе. Это будет их последний вечер. При этой мысли ее улыбка исчезла. Она вдруг подумала, что в будущем году им, возможно, придется расстаться. Он верил, что их любви ничего не угрожает. Она же не хотела рисковать. Кроме него, никто никогда не говорил ей, что любит ее.

В дверь позвонили.

— Твои родители! О боже… — прошептала она.

— Успокойся. Час назад они звонили из Нью-Йорка, — засмеялся Дэвид и пошел к двери. — Оставайся здесь.

Через минуту он вернулся с пиццей. В мешковатых джинсах и футболке с надписью «Не ревнуй, это был не я» он был так хорош, что у Лорен перехватило дыхание.

— Я хотел приготовить что-нибудь для тебя, — сказал он, на секунду перестав улыбаться, — но у меня все сгорело.

Лорен медленно поднялась со стула, подошла ближе.

— Это чудесно.

— В самом деле?

— В самом деле, — ответила она, услышав мольбу в его голосе, и встала на цыпочки, чтобы его поцеловать.

Он так крепко обнял ее, что она задохнулась.

Когда они сели есть пиццу, та уже остыла.

Загрузка...