Глава 8

Девушка кружилась среди толпы в вихре сверкающих лезвий. Блестящая заточенная сталь вспыхивала в оранжевом свете факелов. Ножи, пристегнутые резинкой к запястьям, лодыжкам и бедрам, длинной вереницей взлетали над головами людей и послушно возвращались обратно. Зрелище захватывало и пугало. Одно неточное движение или лопнувшая застежка — и беды не миновать.

Сула смотрела как завороженная. Дыхание застывало белым паром в холодном полуночном воздухе. Горячая рука Мартинеса обвивала ее талию. Они побывали в этот вечер в нескольких клубах Нижнего города, а теперь остановились на площади у станции подвесной дороги, где шло уличное представление. Барабанщики-креи отбивали ритм, даймонгские акробаты балансировали на составленных в пирамиду стульях и бочках, ночные пучеглазые торминелы отпускали стандартные клоунские шутки. В воздухе стоял густой аромат печеных каштанов и кукурузы, в обилии поставлявшихся с Южного полушария и готовившихся на многочисленных переносных жаровнях.

— Вот, держи.

Мартинес протянул кулек с засахаренной тасвой, купленный у разносчика. Сула надкусила одну — рот тут же свело пронизывающей ароматной сладостью.

— Спасибо.

Движения жонглерши участились, их уже трудно было различить. Блеск летящих ножей напоминал фейерверк, кожаные мокасины шуршали о плиты мостовой. Девушка внезапно сделала сальто, чудом миновав смертельный вихрь, ловко поймала лезвия одно за другим и застыла как вкопанная среди мертвой тишины, сменившейся восторженными возгласами и аплодисментами. Сула тоже принялась хлопать, отбивая ладоши, и когда один из торминелов подошел с пультом для пожертвований, набрала солидную цифру.

Девушку сменил мрачного вида терранец, выделывавший чудеса с резиновым мячом. Мартинес все также обнимал Сулу, угощая ее фруктами. «Стою в кольце факелов и смотрю, как взрослый человек играет в детский мяч, — с усмешкой подумала она, — и что я чувствую?»

Счастье… Удивившись самой себе, Сула глубоко вдохнула воздух, пропитанный угольным дымом из жаровен.

Счастье?

Мысль о том, что она может быть счастливой, казалась настолько невероятной, что Сула невольно засомневалась. В ее жизни приятных моментов случалось не много, а с тех пор, как пришлось стать леди Сулой, и вовсе не осталось. Какое счастье, если все твое существование — обман и приходится каждую секунду быть начеку, опасаясь малейшего промаха?

Сула вдруг громко рассмеялась — человек с мячом испуганно вздрогнул, едва не уронив мяч. Она крепче прижалась к Мартинесу, наслаждаясь его теплом. Ленивое наслаждение наполняло тело.

Счастье.

Как странно…


— Нет, — отрезал лорд Торк. — Оставить столицу? Никогда!

Лорд Чен изобразил любопытство.

— Вот как? Вы знаете, моя сестра и старший командующий эскадрой Дофаг поддержали план. Интересно было бы услышать ваши возражения…

— Заншаа — сердце империи, — торжественно произнес даймонг звенящим голосом. — Столицу нельзя сдавать врагу.

— Однако оборонять планету при нынешнем соотношении сил означает заранее обречь себя на поражение.

— Если правительство может переехать… — начала леди Сейкиин.

— Правительство не переедет! — перебил Торк. — Лорд Саид ни за что не одобрит такой радикальный шаг.

Не спеши, подумал Чен с мрачной решимостью. Пускай лорд Саид сам скажет.

Восьмерка членов правления флота сидела, как обычно, вокруг широкого полированного стола черного дерева. Окна были завешены, свет приглушен. Слугам забыли сказать, чтобы они убрали девятый стул, приспособленный для длинной грудной кости леди Сан-Торас, и он стоял, служа мрачным напоминанием о тяжелых временах.

— Кроме того, я должен заметить, что младшим капитанам неприлично докучать совету подобными петициями. Их дело — беспрекословно выполнять приказы, оставляя собственное мнение при себе.

Лорд Чен понимал, что ступает в капкан, но разъяснения были необходимы.

— Прошу прощения, милорд командующий флотом, но этот план внес на рассмотрение лично я.

Бледное вытянутое лицо Торка с круглыми светящимися глазами повернулось к нему. Скрученная полоска гниющей кожи свешивалась со щеки, словно причудливый ус.

— Командующий эскадрой Дофаг прислал мне план сегодня утром, назвав его автором капитана Мартинеса.

Младший командующий флотом Пеццини хлопнул по столу ладонью.

— Опять Мартинес… — усмехнулся он. — Теперь все ясно.

Лорд Чен хотел было упомянуть об участии леди Сулы, но подумал, что лишь скомпрометирует ее.

— Похоже, у капитана Мартинеса вошло в привычку навязывать вышестоящим свои планы, — продолжал Торк. — Ранее он предложил Дофагу некую радикальную тактическую схему, тот передал ее вашей сестре, и в результате они оба ударились в экспериментирование, подрывающее самые основы практики флота.

— Слушайте, это когда-нибудь вообще кончится или нет? — воскликнул в гневе лорд Пеццини, не давая Чену возразить. — На прошлой неделе тот же Мартинес подло очернил доброе имя одного из моих клиентов, весьма одаренного молодого человека из хорошей семьи, который очень уважал его, заметьте, вопреки моему мнению…

— Как хотите, а я не вижу тут никаких нарушений, — перебил лорд Чен. — Капитан Мартинес предлагал свои планы с соблюдением устава и со всем уважением к рангу вышестоящих офицеров. Более того, его начальники сами сочли предложения заслуживающими внимания.

— Да, зараза распространилась далеко, — зловеще произнес Торк. — Надеюсь, что лорд командующий Кангас сумеет восстановить во флоте здравый смысл и дисциплину. Спасти столицу и империю может лишь освященная веками тактика наших предков, применяемая с железной твердостью.

— А Мартинес пускай гниет в своем учебном центре, — проворчал Пеццини, — это охладит его честолюбие.

Чен презрительно скривился. К горлу подкатывала тошнота, и на этот раз не от даймонгской вони. «Идиоты, вы способны только проигрывать войны! — хотелось ему крикнуть. — Вам подарили путь к спасению, а вы слепо отвергаете его!» Однако протестовать сейчас было бы не менее глупо: Торк явно уперся, а частное лоббирование ещё не достигло стадии, когда можно попытаться преодолеть вето председателя.

Надо немедленно связаться с лордом Саидом и потребовать немедленной аудиенции.


Мартинес вошел в приемную дворца Шелли, весело крутя вокруг пальца ленточку с медалью Золотого шара. На лестнице его остановила одна из горничных, толстая, деревенского вида баба. Сестры всегда нанимали таких — очевидно, чтобы выглядеть на их фоне красавицами.

— Ваша светлость, — льстиво улыбнулась она, — лорд Роланд просил передать, что ждет вас у себя в кабинете.

Мартинес подбросил медаль и ловко ее поймал.

— Хорошо, сейчас, — кивнул он.

Роланд сидел за дисплеем, поглощенный беседой с какой-то торминелкой.

— Мы очень надеемся видеть вас у себя, — улыбнулся он, — вы были всегда так добры к нашей семье.

Собеседница милостиво приняла приглашение, и Роланд вежливо распрощался. Выключив дисплей, он поднял глаза на брата.

— Надеюсь, ты сможешь урвать немного времени от своих плотских развлечений и поприсутствовать на свадьбе собственной сестры? Завтра, в шестнадцать ноль одна.

Мартинес, вздохнув, опустился в кресло.

— Какую сестру ты имеешь в виду?

— Випсанию. После свадьбы она отправится вместе с лордом Одой и его семьей на Зарафан.

Мартинес откинулся на спинку кресла, закинув ногу на ногу. Сегодня он был в приподнятом настроении, и не только потому, что провел ночь в объятиях Сулы. Утром пришло сообщение от Дофага. Командующий эскадрой сообщал, что одобрил предложенный план и отослал его со своими комментариями в Совет правления флота. К письму были приложены результаты последних экспериментов по новой боевой тактике, которые они с Сулой с удовольствием обсудили за завтраком. Как приятно иметь партнера, чьи интересы и способности соответствуют твоим… Бедная Випсания, как же ей не повезло!

— Похоже, ей предстоит чудесный медовый месяц, — сказал он вслух, — на корабле с целой толпой престарелых родственников. А своей видеоимперией она тоже будет управлять с Зарафана?

— Наверное, — пожал плечами Роланд, — если только и там не станет опасно. — Сложив руки на груди, он окинул взглядом фигуру брата. — Если Семпрония вдруг свяжется с тобой, я очень прошу тебя не отвечать.

Гарет удивленно поднял брови. Роланд продолжал:

— Она будет лишена наследства. Семья прерывает с ней всякие контакты. На этом настаивает Вальпурга, и я с ней согласен, особенно после тех угроз… Да, кстати… — Он мрачно усмехнулся. — Семпрония и сама не возражает — я беседовал с ней вчера… и сегодня утром. Короче, разрешение на брак мы ей дадим, но в дальнейшем все ее прихоти пускай оплачивает лейтенант.

— Кажется, он богат, — заметил Мартинес.

— У его клана крупные вложения в фармацевтику и биохимию… Впрочем, здесь, на Заншаа, ничего нет, так что после войны она скорее всего переедет.

— Какой удар, — саркастически заметил Мартинес.

Роланд с любопытством взглянул на него.

— Слушай, как тебе удалось до такой степени взбесить Прони? Никогда прежде не слышал от нее подобных выражений.

Мартинес не ответил. Брат пожал плечами, потом продолжал:

— Мы с лордом Пьером назначили свадьбу Вальпурги с Пэ-Джи через три дня. Отмечать будем скромно, но ты, надеюсь, будешь присутствовать?

Приду в трауре, не возражаешь?

Роланд тяжело вздохнул, сверля младшего брата тяжелым взглядом.

— Ты же сам понимаешь, что этот брак необходим, — укоризненно сказал он.

— Ничего я не понимаю! — Гарет снова подбросил медаль и поймал ее. — Нгени тебе нужны, потому что вводят нас в высший свет, это ладно. — Он подался вперед, встретив взгляд Роланда. — А что, если все это дам тебе я? Скажем, пожертвую собой вместо Вальпурги?

— Да ты никак задумал жениться?

— Почему бы и нет?

Задумчиво сдвинув брови, Роланд откинулся на спинку кресла.

— Что ж, дело хорошее. Честно говоря, не ожидал — ты всегда так ценил радости холостяцкой жизни… Я и сам бы тебе посоветовал, но боялся, что ты меня пошлешь.

— И послал бы, — усмехнулся Мартинес, — но когда вокруг столько свадеб, поневоле заразишься.

Взгляд Роланда стал деловым.

— Ну, так я с ходу могу предложить ряд весьма перспективных девиц…

— У меня уже есть одна на примете, — перебил Гарет.

— Надеюсь, это не Аманда Таен, а то знаешь, мое терпение все-таки не безгранично.

Это леди Сула.

Роланд растерянно моргнул.

— Понятно, — проговорил он после паузы. — Я-то думал, ты проводишь ночи с Амандой, а ты…

— Не твое дело.

— Ладно, извини. — Старший брат рассеянно почесал подбородок. — Денег у нее, конечно, нет…

Только титул, однако из самых благородных. Их род восходит к незапамятным временам. Такое имя откроет двери любых светских салонов и министерств.

— Это верно… — Брат все ещё хмурился. — Только нам придется потратить целое состояние, чтобы устроить вас, как полагается, в Верхнем городе — дворец здесь, загородный дом и все такое прочее… Она ездит верхом?

— Понятия не имею, — фыркнул Мартинес. — А вот коллекция фарфора имперского класса понадобится непременно.

— Фарфор? — Брови Роланда поползли вверх. — Да кому он нужен? Она что, поставила такое условие?

— Нет, но поверь мне, я хорошо знаю свою невесту.

Роланд вдруг прищурился.

— А ты уже сделал ей предложение?

— Сделаю сегодня вечером… Думаешь, откажет?

— Сомневаюсь, — хмыкнул Роланд. — Небось надоело жить в бедности.

— Вот и отлично! — Мартинес хлопнул в ладоши, поднимаясь с кресла. — Стало быть, Вальпургу я с крючка снял?

Брат снисходительно рассмеялся.

— Нет, конечно. Глупо даже думать. Разве я могу нарушить слово, данное лорду Пьеру… — Улыбка на его лице сменилась раздражением. — И не гляди на меня так, словно съесть хочешь, я тебе не мальчишка-кадет, а ты ещё не командующий флотом!

— Я думал, мы договорились… — начал Гарет.

— Нет, Кэролайн Сула не заменит нам Нгени, во всяком случае, сразу. Они нужны нам сейчас, а в нее ещё надо вкладывать деньги, много вкладывать. В конце концов это окупится, но очень не скоро… Впрочем, я нисколько не хочу остужать твой матримониальный пыл. Сула красива и умна, она как раз восполнит твои недостатки.

— Ну и сволочь же ты, — пробормотал Мартинес.

Роланд, усмехнувшись, развел руками. Гарет встал и вышел из кабинета.

Она наследница титула, подумал он, а я нет. Что ж, по крайней мере мои дети будут носить имя Сула.


— Нет, — веско произнес лорд Саид. — Это совершенно исключено. Империя управлялась из Верхнего города двенадцать тысяч лет и будет управляться ещё двенадцать миллионов.

Кабинет верховного лорда, в отличие от сумрачного зала правления флота, был ярко освещен. Сквозь прозрачную стену виднелся гигантский гранитный купол Великого прибежища, откуда шаа правили своей империей, а за ним открывалась великолепная панорама Нижнего города. Со своего кресла Чен видел коридор, по которому бесчисленные поколения предшественников лорда Саида шли получать приказы от хозяев в Великое прибежище, ныне запертое. Планам устроить там музей положила конец война.

Предводитель парламента восседал на огромном кресле-троне. Куполообразный навес над головой оставлял в тени его лицо.

— Верхний город и правительство — не одно и то же, — попытался возразить лорд Чен, перефразируя меморандум Мартинеса. — Правительство может заседать где угодно, и лучше подальше, чтобы не оказаться уничтоженным случайным взрывом, оказавшись в ловушке на осажденной планете.

Что может быть достойнее жизни, принесенной в жертву во славу Праксиса! — парировал лорд Саид.

Хотя лорду-правителю уже исполнилось девяносто, выглядел он весьма грозно: орлиный нос, почти касающийся выпяченного подбородка, коротко стриженные белоснежные волосы и пышные усы. Клан его отличался крайним консерватизмом. Лорд Саид возглавил империю в день мятежа, сместив наксидского лорда-правителя и сбросив заговорщиков со скалы в пропасть с помощью депутатов-лоялистов.

Лорд Чен пристально взглянул на него.

— Значит, вы считаете, что правительство должно погибнуть?

Лорд Саид, казалось, удивился.

— Правительство вместе с верными подданными империи должно защитить столицу и Праксис, — провозгласил он, потом, недовольно сдвинув брови, добавил: — Сообщу вам один секрет, милорд депутат, но прошу никому больше не говорить. Мы с самого начала поддерживали контакты с мятежниками и их так называемым Комитетом спасения Праксиса.

— Простите, милорд, как вы сказали? — Лорд Чен вытаращил глаза.

— Цепочка ретрансляционных станций между Заншаа и Магарией осталась в целости, — продолжал лорд Саид. — Мы вели переговоры. Они требовали нашей капитуляции, но мы отказались… официально.

От его тона по спине Чена побежали мурашки.

— А неофициально?

— После нашего поражения при Магарии с наксидами связалась некая тайная оппозиционная группа. Они заявили, что имеют широкую поддержку как в парламенте, так и во флоте и способны организовать смещение моего, так сказать, фанатичного режима. — Лорд Саид слегка улыбнулся в усы. — Если им дадут время. Кроме того, эти якобы предатели передают врагу — через тот же канал — дезинформацию… в частности, внушают, что четвертый флот находится в гораздо лучшем состоянии, чем на самом деле, и может прибыть с Харзапида в любой момент.

— И наксиды верят? — осторожно спросил Чен.

Лорд Саид пожал плечами.

— Судя по их поведению, да. Мы надеемся протянуть игру достаточно долго, чтобы успеть подтянуть подкрепления.

Опасная игра, милорд, — покачал головой Чен. — В таких случаях трудно понять, кто кого обманывает. Кроме того, они могут напасть в любом случае, хотя бы с целью подтолкнуть здешних своих пособников.

Правитель мрачно кивнул.

— Вы правы, милорд, но у нас просто нет выбора.

Лорд Чен покинул дворец Саида в смятении. Мысли в голове превратились в бурлящую кашу. Пэр высшего ранга, чьи предки служили империи тысячелетиями, он до вчерашнего дня был готов смиренно встретить свою судьбу, погибнуть во славу Праксиса под аннигиляционными бомбами или от пули наксидских чешуйчатых жандармов, штурмующих его дворец. Оказавшись в безвыходной ситуации, он не колеблясь застрелил бы своих близких, которые без сомнения приняли бы смерть с той же покорностью, что и он сам. Но теперь…

Вчера в тихом саду среди благоухающих цветов перед ним вдруг возникла надежда, и принес ее визит капитана Мартинеса. Появился реальный шанс выжить — для жены и дочери, для него самого, — и ради этого шанса лорд Чен был готов на все, хотя ещё несколько дней назад подобная идея его лишь рассмешила бы.

Он уже составил в уме список людей, с которыми стоило поговорить — чиновников из администрации Саида и вне ее. Вернувшись домой, лорд Чен вызвал секретаря и начал звонить.


Пышные юбки с оборками, волосы, собранные в пышный пучок, густо набеленное лицо с яркими кругами румян на щеках — певица была одета в классическом стиле дериву. Зрители затихли в почтительном ожидании. Трое музыкантов сыграли вступление, и волшебный голос начал выводить мелодию, оттачивая каждый слог, каждую ноту с тщанием изысканного любовника. Руки исполнительницы дериву, белые, как и лицо, порхали в воздухе словно два голубка, подчеркивая жестами значение слов. Искусно выдержанные паузы подогревали напряжение, и публика замирала, затаив дыхание.

Аплодисментам, казалось, не будет конца. Прежде Суле приходилось видеть подобные концерты лишь на видео, и она представить себе не могла, насколько силен эффект живого выступления.

— Чудесно, правда? — произнес Мартинес.

— Да, — кивнула она.

Он взял ее за руку. Ладонь была большой и теплой… и не слишком влажной. В целом, хорошая рука.

Со сцены зазвучала новая песня, на этот раз не о любви и желании, а о смерти. Мать умоляла неведомые силы возвратить ей ребенка. Голос певицы, прежде нежный и томный, теперь приобрел болезненные нотки отчаяния, он резал по сердцу бритвой. По белой щеке скатилась слеза.

Сула отняла руку и стала аплодировать вместе со всеми. Песня обжигала, будто на оголенные нервы плеснули кислотой, но после нее почему-то становилось хорошо. Она словно бы приподнимала покров над потаенными глубинами вселенной, обнажая вечные, первоначальные истины, подлинный смысл существования.

Дериву было целиком терранским стилем в музыке. Хотя темперированный строй и явился одним из неоспоримых значительных вкладов землян в имперскую цивилизацию, в ряду великих композиторов и исполнителей людей насчитывалось чрезвычайно мало. Даймонги с их застывшими невыразительными лицами лучше и тоньше умели выражать голосом все виды эмоций. Фактически сама их речь была музыкой, поэтому блеск и изящество их интерпретаций привлекали множество любителей всех рас, хотя, разумеется, эти грандиозные многоголосые концерты чаще всего слушались в записи. Находиться поблизости от большого даймонгского хора и не упасть в обморок мог далеко не каждый.

Если даймонги говорили музыкой, то креи, по всеобщему признанию, были самой музыкой. Их примитивные светочувствительные способности вынужденно дополнялись невероятными способностями к звукоизвлечению с чрезвычайно широким спектром. Следуя их характеру, музыка креев чаще всего была живой и радостной, и большинство популярных композиторов и музыкантов принадлежали именно к этой расе. Даже если первоначальный вариант песни принадлежал людям, всеобщее признание получала обычно крейская аранжировка.

Однако в то время как выражение торжества, восторга, радости и ликования сделались бесспорной привилегией других рас, терранцы остались монополистами в области трагедии. Музыка печали и горя, потери и расставания давалась им как ничто другое. Отчаяние, стойкость, покорное принятие неизбежного — вот что было их коньком. Это признавали даже шаа. Их строгой этике импонировал стиль классических трагедий. Все в мире преходяще и смертно, кроме великих идей Праксиса; вполне понятно горе короля Лира или Эдипа, не удостоившихся света учения будущего.

Камерное искусство дериву с горсткой аккомпаниаторов и единственным певцом было по-настоящему уникальным, и его мрачные трагические темы не имели ничего общего с кипящей радостью и легкостью крейских мелодий и даймонгским великолепием. Соприкосновение души с горем, смертью, тьмой, последний проблеск жизни, задуваемый беспощадным космическим ветром, — вот что завораживало аудиторию.

Сула слушала, широко раскрыв глаза. Чистота эмоций, напряжение в голосе, изящный неназойливый аккомпанемент — само совершенство. Сердце сжималось, слова будто пульсировали в крови.

Она сама успела хорошо узнать, что такое смерть, — когда помогала выносить обугленные мумии из разбитых, оплавленных отсеков крейсера «Дели»… когда убила две тысячи наксидов при Магарии… когда она сама до полусмерти избила взрослого мужчину, а потом приказала бросить его в реку.

Когда хладнокровно убила несчастную, запутавшуюся девчонку.

Смерть висела в воздухе, обвивала паутиной, напоминала Суле, что искра ее жизни так же преходяща, что она тоже не более чем горстка праха в кулаке судьбы…

Сула печально улыбнулась. Песня была о ней.


Лицо Сулы светилось какой-то особенной радостью, щеки разрумянились, глаза блестели. Концерт, казалось, преобразил ее. Мартинес молча смотрел и не мог налюбоваться.

Он не решался на поцелуй, пока они не вышли из клуба на улицу, где вечерний ветерок заставил Сулу зябко передернуть плечами — лучший повод заключить девушку в объятия и прижаться губами к ее губам, согревая своим теплом.

— Как чудесно! — воскликнула она.

Мартинес почувствовал разочарование, когда понял, что имелся в виду вовсе не поцелуй, а певица.

— Одна из лучших, — согласился он.

Вдоль улицы, которая вела к подвесной дороге, светились разноцветные вывески баров. Двери то и дело открывались, впуская и выпуская посетителей, изнутри слышалась веселая музыка.

Мартинес улыбнулся.

— Ты замерзла… Может, зайдем куда-нибудь, согреемся?

— Нет, мне не холодно, — неловко улыбнулась Сула. — Не хочу сегодня никакой другой музыки.

Он завел ее в дверную нишу и снова стал целовать, не в силах оторваться. Сердце колотилось, аромат духов вызывал головокружение. В голове все ещё крутился странный фантастический ритм, вызывая небывалые образы и ассоциации…

Пора, решил Мартинес.

— Ты знаешь, — начал он, — я ведь не шутил, когда просился в твою семью.

Сула весело расхохоталась.

— Может, мне тебя усыновить? Хотя, честно говоря, я не собиралась становиться матерью так рано.

— Есть более простой способ, — улыбнулся Мартинес. — Что, если мы поженимся?

Она удивленно взглянула на него, потом в глазах появилось подозрение.

— Вы, наверное, шутите, капитан?

— Н-нет… — выдавил он, начав вдруг заикаться. — Не шучу.

Лицо Сулы вспыхнуло радостным румянцем. Лучшего ответа не требовалось, разве что ещё один поцелуй… Они шли в обнимку по узкой улочке старого города, и глупая счастливая улыбка не сходила с лица Мартинеса. Сердце его пело от счастья.

— А что скажет твоя семья? — вдруг спросила Сула.

Ещё при встрече Мартинес рассказал ей о последствиях опрометчивого мезальянса Семпронии.

— У них уже куча планов, — весело подмигнул он. — Собираются вкладывать бешеные миллионы. Дворец на Акрополе, вилла в горах и так далее — все для тебя. И даже не думай сопротивляться — заставят.

Сула подозрительно прищурилась.

— А что от меня потребуется взамен?

Всего-навсего взломать пару запертых дверей. Справишься?

Она пожала плечами.

— Может быть… Только за поведение тех, кто находится за этими дверями, я отвечаю не больше, чем лом или отмычка.

— Остальное предоставим Роланду, он эксперт в подобных делах.

Расхохотавшись, она повисла на его руке как ребенок.

— И что нам теперь делать?

Мартинес беззаботно махнул рукой.

— Завтра на приеме в честь свадьбы Випсании объявим о помолвке — так ей и надо — нечего было отвлекать гостей на моем торжестве… Только сначала надо утром сходить в Генный банк и выписать бумагу по всем правилам, с печатями.

Сула вздрогнула и отпустила его руку.

— Куда сходить?

— Не волнуйся, ничего страшного, — улыбнулся он. — Всего-навсего возьмут капельку крови.

— Как ты сказал, какой банк? — настойчиво переспросила она.

— Генный банк пэров, — объяснил Мартинес. — Ну… для генеалогии, понимаешь?

Она отвернулась и быстро пошла вперед, он стал догонять. В темных витринах ее отраженная фигура казалась фантастическим темным призраком.

— Слушай, а туда обязательно идти? Я никогда не слышала о таком банке.

— Вряд ли его особо рекламируют, — хмыкнул Мартинес, — да и зачем? Все равно никуда не денешься, этого требует закон, по крайней мере здесь, на Заншаа. Если ты пэр и хочешь заключить брак, нужна бумага. У нас на Ларедо тоже такой есть, и, кстати, не только для пэров.

— На Спаннане, где я росла, точно не было ничего подобного.

Мартинес пожал плечами.

— Наверное, не все пэры одинаково заботятся о традициях… Дурацкий пережиток, конечно, но что поделаешь?

Они вышли на набережную канала и повернули к мосту, видневшемуся вдалеке. В воздухе стоял запах йода и гниющих водорослей.

Сула нахмурилась.

— И что они будут делать с этой каплей крови?

— Ничего. Просто поместят в хранилище.

— А потом? Станут изучать?

Мимо, пыхтя, прошла баржа, отразившись вереницей огоньков в темной воде. На каменные плиты набегали мелкие волны, оставляя жирные блестящие следы.

— Да что там изучать, — хмыкнул Мартинес. — Ну, разве что возникнет сомнение в отцовстве… — Он обнял девушку сзади и, смеясь, прижал к себе. — Но ты ведь никогда не станешь мне изменять, правда?

Ее тело вдруг напряглось, она осторожно высвободилась и повернулась к нему, целуя в щеку.

— Нет, конечно… Знаешь, это все так неожиданно. Несколько минут назад я была обычным лейтенантом в отпуске и с медалью на шее, а теперь…

— Теперь на шее у тебя я — на всю жизнь, — рассмеялся Мартинес.

На лице Сулы появилось странное выражение.

— Послушай, а ты не слишком торопишься? Столько свадеб в одной семье одновременно… Сколько всего, кстати?

— Наша с тобой третья, — ответил он. — Или четвертая, если считать Семпронию, хотя я не знаю, собирается она замуж или только угрожает.

Сула обвила его руками, прижавшись щекой к груди. Зажмурившись, он снова поплыл в облаках «Сумерек Сандамы».

— Три свадьбы сразу, — задумчиво повторила она. — А вдруг это плохая примета?

— Мне кажется, наоборот, хорошая, — убежденно сказал он.

— Я слышу, как бьется твое сердце, — вдруг прошептала Сула.

Мартинес погладил ее золотистые волосы, вздрагивая от порывов холодного ветра. Внизу мерно плескались волны.

— Тебя что-то беспокоит? — спросил он, слегка нахмурившись.

В молчании Сулы ощущалось напряжение. Она опустила руки и подняла глаза.

— Все так внезапно… Мне трудно сразу привыкнуть к мысли, что…

У Мартинеса вдруг закружилась голова, словно он ступил на край бездны, и один лишний шаг мог стать последним.

— Что ты хочешь мне сказать?

Сула нежно поцеловала его, потом нервно улыбнулась.

— Может, нам стоит ещё подумать?

— У нас не так уж много времени, — нахмурился он.

Рядом распахнулась дверь, и оттуда вывалилась веселая компания торминелов в коричневых чиновничьих мундирах. Скрипки фальшиво тянули что-то минорное, ночные гуляки со смехом переговаривались. Сула поморщилась, зажав руками уши.

— Мне надо подумать, — сказала она громко, чтобы перекрыть шум.

Мартинес сжал зубы, стараясь подавить вспыхнувшее раздражение.

— Что ж, подумай, — холодно произнес он, — хотя, казалось бы, и без долгих размышлений ясно, что это твой лучший шанс обеспечить себя и восстановить доброе имя твоего рода, не говоря уже о возможностях военной карьеры. Таким образом, простой логический анализ подсказывает, что причина твоих колебаний не в деньгах и не в собственности, а во мне…

Зеленые глаза, обращенные к нему, расширились, в них появился холодок.

— Избавь меня, пожалуйста, от комментариев, — сухо произнесла она. — Ты ничего не знаешь о моих проблемах.

Мартинес невольно сжался под ее взглядом. Мысли путались, кровь стучала в висках. С трудом сдерживая гнев, он снова заговорил, почти спокойно:

— Позволю себе не согласиться. Главная твоя проблема заключается в отсутствии денег, положения в обществе и близких людей, и ты просто-напросто боишься позволить кому-либо любить тебя, потому что…

— Замолчи! — крик Сулы хлестнул его словно кнутом. Руки ее все ещё были прижаты к ушам, желтый свет из двери кабака отражался в зрачках хищным пламенем. — Мне не нужны твои идиотские рассуждения! Ты ничего, ничего не знаешь!

Торминелы застыли, удивленно таращась огромными глазами-блюдцами на ссорящихся терранцев. Скрипки звучали все громче, отзываясь зубной болью. Мартинес упрямо покачал головой.

— Я…

— Ты тут ни при чем! — перебила Сула. — Вбей это наконец в свою дурацкую башку!

Резко повернувшись на каблуках, она растолкала торминелов и пошла по набережной прочь, мелькая белыми ногами в промозглой темноте. Мартинес стоял как вкопанный, глядя ей в спину.

Опять!

Нижний город, набережная канала, порывы ледяного ветра, отблески ночных фонарей на золотистых волосах. Прошлое повторялось, словно забытый сон. Сколько ещё раз…

Нет! Третьего раза не будет, поклялся он, сжав кулаки. Только не это.

«Ты тут ни при чем»… Ну что ж, ни при чем так ни при чем. Пускай теперь сама разбирается со своими проблемами.


Вернувшись во дворец Шелли, он бросил пальто на голову уродливого бронзового лайона и стал подниматься по ступенькам. К несчастью, навстречу тут же попался Роланд, выносивший в холл поднос с остатками ужина. Поспешно одернув халат, он испытующе взглянул на вытянутое лицо младшего брата и криво усмехнулся.

— Что, получил от ворот поворот?

— Оставь меня в покое, — раздраженно бросил тот, направляясь к себе.

— Ну, если моя помощь тебе не нужна…

Гарет Мартинес обернулся.

— Ты хочешь поговорить с леди Сулой от моего имени? — рассмеялся он.

— Почему обязательно с ней? — Роланд пожал плечами. Его взгляд был полон любопытства. — Неужели все-таки отказала? Странно… упустить такой шанс…

— Мне кажется, — буркнул Мартинес сквозь стиснутые зубы, — что она просто сумасшедшая.

— Ну что ж, по крайней мере ты понял это вовремя, — вздохнул брат.

Не хватало только его сочувствия! Промолчав, Мартинес заперся в своей комнате, сбросил туфли и в сердцах швырнул их в угол.

Ведь сама пришла, сама! Встретила его на кольце, как он ее когда-то, бросилась в его объятия… Все шло как по маслу, и вдруг… Позвонить ей! Позвонить и потребовать объяснений!

Мартинес шагнул к коммуникатору и резко остановился. Сел на кровать и задумался, упершись руками в колени, потом вскочил и принялся ходить из угла в угол. Снова сел… Наконец, решительно подошел к столу и послал вызов.

Сула не отвечала. Когда положенное время истекло и прозвучал сигнал автоответчика, Мартинес прервал связь. Посылать сообщение было слишком унизительно.

«По крайней мере ты понял это вовремя…» — эхом отозвались в мозгу слова Роланда.

Выждав минут двадцать, он снова позвонил, и ещё через час… То же самое.

Где ей быть, как не дома? Сидит небось и посмеивается, глядя, как на дисплее высвечиваются его звонки.

Он долго стоял у окна, глядя в темноту пустых улиц. В глухом завывании ветра под крышей старого дворца явственно слышался треск разбитых надежд.


Сула лежала, свернувшись калачиком на уродливой черной кровати, и прижимала к груди мокрую проплаканную подушку, словно любовника. Рассвет пробивался яркими лучами сквозь щели в шторах. Глаза распухли и чесались. Простыни все ещё отдавали Мартинесом.

Она не плакала уже много лет, с тех пор, как прижала другую подушку, почти такую же, к лицу Кэролайн Сулы.

Тогда, казалось, весь запас слез иссяк, сделав ее каменной и сухой, подобной горной пустыне. Приняв ранг и положение бывшей подруги, она лишь презирала тех, кого обманывала, кто, подобно Джереми Фути, считал себя венцом творения. Никто из этих самодовольных снобов не видел того, что приходилось видеть ей, и не делал, да и не посмел бы решиться на то, что она совершила не раздумывая.

Потом пришел Мартинес и изменил все. Он явился как благодатный дождь, вернув к жизни ледяные мертвые просторы ее души. И вот первые взошедшие ростки снова чахли, лишенные животворной влаги, выжимаемой из них капля за каплей безжалостными тисками раскаяния.

«Почему я не могла ему поверить?» — вновь и вновь повторяла она, в отчаянии сжимая кулаки и колотя ими подушку, словно злейшего врага.

Сигнал коммуникатора напомнил, что сегодня надо идти в суд давать показания по делу Блитшартса. Глаз в эту ночь она не сомкнула ни на секунду. Поднявшись с постели, Сула с трудом распрямила затекшую спину и пошла в душ.

С отвращением натянув мундир и заварив чай, она не стала его пить. Экран коммуникатора одиноко мигал за открытой дверью темной спальни. Сула ещё вчера приказала ему не отвечать на внешние звонки, полностью посвятив вечер сбору информации о Генном банке пэров и существующем законодательстве. Данные она закачивала в нарукавный дисплей и потом, сидя в такси по пути в суд и ожидая вызова в приемной, читала все подряд, кипя от злости. Мартинес не ошибался: капля крови требовалась от вступающих в брак пэров не только на Заншаа и во всей столичной звездной системе, но и в большинстве других миров. Планет, где пэры обходились без генной регистрации, оказалось всего около тридцати, включая Дандафис, Магарию, Феларус, Терру и Спаннан, где она родилась.

Едва ли она убедит Мартинеса пожениться где-нибудь в замшелой провинции, не возбудив подозрений. Оставалось лишь надеяться, что какая-нибудь лазейка все-таки найдется. Сула дала компьютеру задание самому проверить все возможные базы данных по ключевым словам.

Выступая перед судом, она нашла наконец, на ком выместить разочарование, благо адвокат страховой компании, подавшей иск, дал для этого немало поводов. «Вы это уже спрашивали один раз! Плохо слышите? Или у вас проблемы с умственным развитием?» Адвокат семьи Блитшартсов потирал руки, однако потом настал и его черед. «Что за идиотский вопрос? У меня на службе даже кадет спрашивал бы толковее, иначе я приказала бы ему перейти на сторону наксидов — от такого подарка они быстро бы загнулись!»

Выплеснув таким образом гнев, Сула почувствовала себя хотя и немного лучше, но какой-то опустошенной. Она вернулась домой, выпила чашку холодного чая и перекусила на скорую руку из запасов, приготовленных для Мартинеса. Затем снова легла на кровать и принялась размышлять.

Надо было ему поверить. Просто взять и сказать: «Я не настоящая леди Сула. Та умерла, и я заняла ее место. Если кто-нибудь проверит данные в Генном банке, все вскроется».

Но тогда… тогда придется сказать, как именно умерла леди Сула. Можно ли доверять Мартинесу до такой степени? Впрочем, что теперь горевать — она не решилась сказать даже малой части правды, а теперь уже поздно. Будь он даже склонен пойти ей навстречу, после того разговора это просто немыслимо.


— Воплощение аристократической сдержанности… Ты не находишь? — Роланд Мартинес обвел рукой зал, оформленный в невыразительном абстрактном стиле.

Практически голые однотонные стены оживляло лишь несколько живописных полотен, также в основном пустых, если не считать крошечных цветных завитков, чуть смещенных от центра. Одну картину трудно было отличить от другой.

— Корабль, только что вышедший с верфи, и то оформлен интереснее, — проворчал Гарет, хмуро взирая на толпящихся гостей.

Впрочем, выражение лица лорда Еситоси, стоящего у дальней стены в окружении новых родственников, было не менее кислым. Он смотрел с таким видом, будто принюхивался к несвежему бифштексу.

С каждым днем все больше высокопоставленных семей покидали Заншаа, тем не менее свадьба наследника Еситоси собрала не менее пяти сотен самых знатных пэров империи.

— Наслаждаешься триумфом? — Гарет Мартинес с усмешкой взглянул на старшего брата. — Вот они, все великие семьи, — на свадьбе Випсании. Какое счастье!

— О триумфе можно будет говорить, когда я увижу их всех у себя дома, — рассудительно проговорил Роланд, прихлебывая белое вино. — Как жаль, что я опоздал — это мне ещё припомнят.

— Не сомневаюсь, что у тебя была веская причина.

— Более чем. — Брат смотрел искоса, словно опасался чего-то. — Надеюсь, ты оценишь мои усилия.

— Если ты выбил мне назначение, буду должен.

— Можно сказать и так… — усмехнулся Роланд и, помолчав, добавил: — Я устроил твою женитьбу.

Убийственный взгляд Мартинеса пропал даром: брат уже смотрел в зал, салютуя бокалом пожилой лайонке в красном депутатском мундире. Опустив глаза, Роланд жёстко проговорил:

— Ты сам начал эту игру, и я сказал, что могу помочь.

— Боюсь, тебе придется принести бедной девушке свои искренние извинения… или жениться на ней самому.

Роланд с шутливым удивлением поднял брови.

— Как, ты даже не хочешь узнать ее имя?

— Нет, не слишком.

— Терза Чен. — Наслаждаясь ошарашенным видом Гарета, Роланд гордо продолжал: — Ты не представляешь, каких трудов мне стоило уломать ее отца. Одно дело хапать наши грязные миллионы, и совсем другое — заполучить зятя-провинциала.

Мартинес наконец обрел дар речи.

— Терза Чен? Это безумие!

— Почему же? — усмехнулся Роланд.

— Ну, во-первых, она в трауре…

— Конечно, ведь лорд Ричард Ли погиб.

Ричард Ли? Вон оно что. Мартинес благоговейно притих.

— Но… он погиб совсем недавно, она не может так скоро выйти замуж!

Роланд взял брата за локоть и прошептал на ухо:

— Когда имеешь дело с безутешной вдовой, главное — стремительность. Думаю, безутешные невесты немногим отличаются от вдов.

Мартинес стряхнул его руку.

— Забудь! — Он вгляделся в лица гостей. — Лорд Чен должен быть здесь. Я найду его и все отменю.

— Как хочешь, — пожал плечами Роланд. — Тогда уж заодно отмени и свое новое назначение. — Новый убийственный взгляд, который бросил на него Мартинес, также не возымел действия, поскольку был лишен должной убедительности. Роланд снова поднял брови, хищно улыбаясь. — Как, разве я забыл сказать? Леди Миши Чен нужен офицер по тактике на флагманский корабль эскадры. — Помолчав, он снова приблизил лицо к уху брата и еле слышно промурлыкал: — Мне почему-то показалось, что эта новость должна привлечь твое внимание.

Загрузка...