Рассказы

Новая жизнь старых вещей

«Новая жизнь старых вещей».

Таково название нашей компании, и оно как нельзя лучше отражает то, чем мы занимаемся.

Мы — платные охотники за содержимым мусорных бачков. Выискиваем игрушки чьего-нибудь детства, добываем украшения в старинном стиле, ходим по домам, где распродают утварь, перерываем автомобильные кладбища и магазины подержанных товаров ради брошенной вещи, принадлежавшей когда-то одному человеку, а теперь ставшей недостающим кусочком в головоломке счастья другого. Отличная работа, интересная, захватывающая. Одно удовольствие.

По крайней мере, так все начиналось.

В силу несерьезности нашего дела клиентура у нас всегда была особая: в основном богачи-бездельники с причудами и крупные киностудии. Большинство заказов приходит именно от студий: найти предметы старины для художников-декораторов и реквизиторских цехов, разыскать невообразимые объекты, необходимые режиссерам для воплощения визуальных фантазий. Вот со студии-то все беды и начались.

Мы бегали в поисках напольных ламп пятидесятых годов и обстановки для художественной мастерской, которые понадобились в одной из сцен драматической любовной истории, развивавшейся на протяжении нескольких десятилетий. Картину ставили в декорациях ультрамодного и беспрестанно меняющегося мира нью-йоркской богемы. Сроки поджимали. Тим Хендрикс, художник-постановщик, уже нашел все остальное, но режиссер картины, раздражительный британец с непомерным самолюбием, поклялся, что не допустит подтасовки в отношении даже малейшей детали. Вместо того чтобы разрешить реквизиторам смастерить пару ламп и мольбертов в стиле ретро, он нанял нас.

Режиссер дал неделю сроку, но исполнительный продюсер сообщил, с многозначительными подмигиваниями и похлопываниями по плечу, что студия не собирается нас разорять, даже если эти вещи вообще не найдутся. Похоже, он хотел проучить режиссера, используя нашу компанию, но для нас предоставить все предметы согласно контракту было делом профессиональной чести. Несмотря на то что разумность сроков, мягко говоря, вызывала сомнение, мы собирались успеть.

Состоялось совещание по вопросам стратегии, на котором Тони заявил, что пару месяцев назад видел уйму кичовых вещей в «Стране выгодных покупок», в пустыне за Ланкастером. Так что на следующий день после получения заказа мы с ним выехали в сторону Мохаве, оставив Кэрол и Симза держать оборону и обзванивать злачные места в Лос-Анджелесе.

Мы легко отыскали «Страну выгодных покупок» по указателям на облупившихся рекламных щитах: это был полупустой мебельный магазин в недостроенном загородном районе. Там мы нашли и лампу, и мольберт, но в части оборудования для мастерской выбор, мягко говоря, оставлял желать лучшего. Владелец, бородатый забулдыга, похожий на Гэбби Хэйеса и ради соответствия образу укладывавший волосы так же на пробор, рассказал нам, что в нескольких милях стоит пустой дом, в котором когда-то жила некая община. «В той халупе было полно художников, — объяснял он, — но когда их главного взяли за травку, остальные разбрелись кто куда. Вещи почти все оставили. В самом доме что можно уже подрастащили, а снаружи в песке еще много валяется, рухлядь всякая, никому не нужная».

Мы разузнали дорогу, сунули хозяину лишнюю пятерку в качестве благодарности и вернулись к фургону.

— Посмотрим? — предложил Тони.

— Похоже, вещи шестидесятых — начала семидесятых, — ответил я.

— Да, но это ж хиппи, беднота. Если у них и были художественные принадлежности, то наверняка подержанные. Спорю, мы найдем там чем поживиться.

— Поехали, — кивнул я.

Во времена последней покраски — произведенной, вероятно, несколько десятков лет назад, — кирпичный домик поражал глаз умопомрачительным розовым цветом. На двери гаража испускало волнистые лучи светло-желтое улыбающееся солнце. Но от жаркого дыхания пустынных ветров краска выцвела и местами сошла, отчего дом приобрел чуть ли не современный, модный вид.

В комнатах мы нашли совсем немного вещей, которые валялись беспорядочными кучами, по большей части разбитые или неисправные. Все в доме было покрыто необычайно толстым слоем песка.

Я вздохнул и посмотрел на Тони:

— Пройдись, что ли, по комнатам, вдруг что подвернется. А я взгляну снаружи, за домом.

Он кивнул и сразу направился к куче в углу, в которой, по-видимому, лежали кроватные пружины и деревянные бруски. Я прошел по кухне, заваленной пустыми пивными банками, и вышел через заднюю дверь. Рядом с пустой картинной рамой и печкой, сделанной из стального бочонка, из горки песка торчал остов мотоцикла. Я подошел и вытащил из песка раму, но она была сломана с одной стороны и слишком попорчена, чтобы представлять какой-то интерес. Осмотревшись, я заметил коробки из-под масла, решетку для барбекю и столбик, предназначавшийся для бельевой веревки. А где же художественные принадлежности?

Тут мой глаз уловил отблеск света, отражение солнца от чего-то, лежавшего рядом с островком бурых сорняков, и я пошел туда по песку, усыпанному мусором. Возможно, разбитое зеркало или стеклянный осколок, но они бы не сверкали так сильно. Может, кусок скульптуры, отлитой из металла, или нечто подобное?

Я подошел к сорнякам и остановился.

Источник отражения лежал передо мной, наполовину занесенный песком.

Фигурка, похожая на человеческую, но размером с небольшую собаку.

Я стал рассматривать эту вещь, и внутри у меня внезапно похолодело. Я не совсем понимал, что это такое, но оно мне не нравилось. Я принялся разглядывать его форму, и от этого пристального вглядывания по спине и плечам у меня побежали мурашки. Предмет очень напоминал куклу, но что-то выдавало в нем органическое происхождение. Коричневое морщинистое и блестящее лицо напоминало обезьянье, однако таких черт я раньше нигде не видел. Глаз не было, пустые глазницы казались слишком маленькими относительно всего лица. Ни носа, ни чего-либо похожего на ноздри, только рот, необычно изогнутая прорезь в форме улыбки, не выражавшая, однако, никакой радости. На макушке фигурки сидела мягкая красная клоунская шляпка, а туловище прикрывала ослепительно яркая коричневая накидка из того же материала. На ножке, торчавшей из песка, красовалась сказочная туфля с бубенчиками, на руках — белые перчатки.

Пролежав бог знает сколько лет в пустыне, фигурка осталась совершенно не тронутой временем. Даже цвета облачения не поблекли. Однако каким-то образом создавалось ощущение, что она очень древняя; в воображении я видел динозавров, тяжело ступающих по девственному лесу, и эту фигурку в кричащем одеянии, точь-в-точь такую же, как теперь, лежащую у подножия доисторического дерева.

От этих мыслей мне почему-то стало страшно.

— Нашел что-нибудь?

Я вздрогнул, услышав голос Тони.

Мне хотелось уйти от этой фигурки, увести его в другую часть двора, чтобы он ее не заметил, но, прежде чем я успел двинуться с места, Тони уже стоял рядом.

Он даже присвистнул от изумления.

— Вот так находка, — похвалил он.

Я покачал головой:

— Не думаю, что она сгодится для проекта.

— Шутишь? Снять клоунское тряпье — вот тебе и глиняная скульптура.

И правда. Сроки поджимали, а это было бесплатно и как раз то, что нужно. Но мне эта фигурка все равно не нравилась. Чем-то она меня беспокоила, хотя я никак не мог уловить причину.

— Может, Кэрол с Симзом что-то нашли, — предположил я.

— А может, нет. Думаю, надо брать.

Он наклонился, потянулся за ней, но я его опередил, схватил фигурку за руку и выдернул из песка. Мне не хотелось, чтобы Тони ее касался. Даже сквозь ткань она была неприятной, чужеродной на ощупь, и я боролся с желанием швырнуть ее наземь и растоптать.

— Пора двигать отсюда, — сказал Тони. — Тут не меньше часа езды, а нам еще предстоит порыскать сегодня.

— Поехали, — согласился я.

Неся эту вещь к фургону, я старался, чтобы отвращение не проявлялось у меня на лице.

Всю обратную дорогу, каждый раз, когда машина подпрыгивала на колдобинах, на ногах у фигурки позванивали бубенчики.

* * *

Вещь, найденная в пустыне, не выходила у меня из головы.

Мы вскоре переключились на другой заказ, от клиента, пытавшегося сделать из амбара в своем владении в каньоне помещение для отдыха и воспроизвести в нем интерьер пиццерии, которой владел его отец; ему требовалось найти новенький орган фирмы «Вурлитцер» пятьдесят шестого года.

Однако эта фигурка никак не давала мне покоя.

Она снилась мне ночами, и во сне у нее были когти.

Спустя девять месяцев нас, разумеется, пригласили на премьеру картины. Звезды фильма и их друзья из киноиндустрии, прибывая на сеанс, дефилировали перед папарацци; толпы жаждущих славы и вышедших из ее зенита также собрались, надеясь попасть в хронику «Энтертейнмент тунайт» или, по крайней мере, мелькнуть в одном из выпусков местных лос-анджелесских новостей.

Мы сидели в заднем ряду. Не знаю, как Кэрол, Симз и Тони, а я больше внимания обращал на декорации и художественное оформление, чем на сюжет и актерскую игру. У меня всегда так: даже если фильм великолепен, я только со второго раза могу воспринять его в целом. Однако тот фильм сложно было бы назвать великолепным даже человеку с очень богатой фантазией, и уже задолго до титров стало ясно, что студия намучается с этим товаром.

Все звезды и звездочки, которые с таким нарочитым удовольствием держались на виду по дороге в кинотеатр, при выходе избегали камер «Энтертейнмент тунайт», не желая говорить плохо о друзьях, участвовавших в картине, или публично расточать похвалы безусловно провальному фильму.

А я все не мог выкинуть из головы ту фигурку. Она располагалась далеко на заднем плане художественной мастерской, изображая неоконченную скульптуру или какой-то неудавшийся черновой вариант, и находилась на экране в общей сложности не более минуты, будучи половину времени не в фокусе. Однако она сразу притянула мое внимание и настолько завладела им, что в течение всей сцены я не мог отвести взгляд и сосредоточиться на чем-то другом.

Меня интересовало, не сложилось ли еще у кого-то подобного ощущения, но спросить я не решился.

Как ни странно, режиссер не снял с нее клоунский наряд и шляпу. Это не давало мне покоя. После неимоверных усилий, потраченных на то, чтобы во всем, до мельчайших деталей, соблюсти правдоподобие, режиссер решил оставить в мастерской эту кричащую куклу. Без костюма она могла бы сойти за незаконченную работу, но в таком виде только раздражала, выбиваясь из общей картины.

Тем не менее я никому ничего не сказал. Ни Тони, ни Кэрол, ни Симзу, ни своей жене Вэл.

Затем мы все вместе пошли на вечеринку в честь премьеры.

На следующее утро в газете «Таймс» я прочел, что Сьюзен Беллами, звезда этого фильма, умерла от передозировки.

Я дал прочитать статью Вэл и сам еще раз пробежал текст, стоя у нее за спиной. Закончив, она сложила газету и какое-то мгновение просто сидела, глядя в окно закутка, где мы обычно завтракали, на другие дома, стоявшие на холме.

— Это может быть только несчастный случай, — произнесла она наконец. — Со Сьюзен вчера было все в порядке.

Несчастный случай.

Разумное объяснение. Фильм провалился, но, по общему признанию, Сьюзен как актриса показала себя в прежнем блеске и единственная вышла незапятнанной из этой постановки. Не могло быть и речи, чтобы она совершила подобную ужасную вещь, будучи в угнетенном состоянии из-за реакции на премьеру. К тому же все знали, что в увеселениях она нередко переходила грань, кутила навзничь. Несчастный случай казался приемлемым объяснением. Даже весьма вероятным.

Но я в это не верил.

Не знаю почему. Не могу сказать, откуда взялась моя убежденность. Наверное, интуиция. А может быть, дело в том, что я сам соприкасался с этой… вещью. Однако что бы ни говорили в газетах и что бы кто ни думал, я знал, что случилось на самом деле. Всем сердцем, всем нутром я чуял.

Она умерла, потому что снялась в той сцене с куклой.

Никакого рационального объяснения здесь быть не могло, но я с непреодолимой уверенностью чувствовал, что это правда. Так что, когда около часа спустя я позвонил Тони и узнал, что скончался Роберт Финч, — тем же утром он перерезал вены в ванной у себя дома в Беверли Хиллз, — не могу сказать, что это меня действительно потрясло.

Финч играл художника и снимался в той сцене вместе со Сьюзен.

И куклой.

Я сказал Тони, что опоздаю, если вообще приду. Попросил работать дальше по нашему текущему альтернативному проекту, сообщил Вэл обстоятельства смерти Финча и, ничего больше не говоря, отправился на киностудию.

Там царило крайнее волнение. Смерть обоих ведущих актеров в одно и то же утро ввергла людей в панику. В веренице офисов, составлявших мозг студии, в одно и то же время причитали, спасали шкуру и снимали с трагедии сливки временной популярности. Я прошел сквозь эпицентр урагана, получил пропуск у охраны и, никем не замеченный, направился к реквизиторскому корпусу. Я знал, что Тим Хендрикс должен находиться где-то там: он работал на малобюджетном ужастике, выход которого намечался через четыре месяца. Ориентируясь по невразумительному мычанию и кивкам, я наконец добраться до павильона звукозаписи, где Тим сооружал бутафорскую лестницу.

Я кашлянул, чтобы привлечь его внимание, и он поднял глаза.

— Слышал уже?

Он выпрямился, кивнул:

— А кто не слышал?

Он подошел.

— У меня к тебе вопрос, — начал я и, не находя удачных слов, спросил напрямик: — Куда ты дел декорации с той картины? Скульптуры и остальной реквизит на заднем плане мастерской художника?

Он нахмурился.

— А что?

— Хочу выкупить одну вещь.

— Какую?

— Фигурку высотой около фута. В клоунском костюме. Сделана как будто из…

Ах, эту… — На лице Тима появилась гримаса одновременно испуга и отвращения. — Не нужна она тебе.

— Нужна.

— Нет, не нужна. Это… — он опустил взгляд, — дурная вещь.

Я удивленно уставился на Хендрикса. Он казался мне, пожалуй, самым рациональным, практичным и наименее суеверным человеком из всех, кого я встречал. Даже в среде киношников, где циник на цинике, где любой нарушит все десять заповедей и еще парочку, если это обеспечит удачную премьеру, Хендрикс стоял особняком. Он посмеивался над всеми актерскими приметами, гнушался разговоров на религиозные темы и спокойно признавался в своем неверии в Бога и во что бы то ни было, помимо материального мира, его окружавшего.

А вот куклы этой он боялся.

Я вздрогнул, вспомнив холодок, пробежавший по телу тогда, в первый день, в пустыне.

— Я знаю, зачем она тебе, — продолжил он.

Я просто смотрел на него, не спрашивая, не объясняя, не говоря ничего.

Он заглянул мне в глаза.

— Я знаю, что у тебя на уме, и, может быть, ты и прав. Возможно, она имеет отношение к Сью и Робу. А возможно, нет. В любом случае, тебе не стоит шутить с этой штукой.

— Я и не собираюсь с ней шутить, — возразил я.

— А что тогда? Найдешь применение? Используешь против кого-нибудь, кто тебе не нравится?

— Я положу ее туда, где нашел.

Тим замолчал и уставился себе под ноги, вытирая руки о джинсы.

— Я тебе верю, — произнес он наконец. — И отдал бы ее тебе, если бы мог. Но она пропала. Я сам искал сегодня утром. Не знаю, может, Тэйлор отдал ее кому-то в аренду или…

Он не закончил фразу, и я вдруг представил себе, как кукла сама по себе выползает из здания, как она движется ночью по темной студии с мрачной полуулыбкой, застывшей на тонких губах.

— А ты что собирался с ней сделать? — спросил я.

— Сжечь. Ацетиленом.

Я кивнул:

— Если найдешь, так и сделай. Но я хочу, чтобы ты дал мне знать.

— Ага.

Он отвернулся, явно не желая продолжать разговор, и двинулся обратно к своей лестнице.

Я вышел тем же путем; на душе у меня скребли кошки.

Поскольку мы нашли куклу вместе с Тони, я рассказал ему о своих подозрениях, но просил ничего не говорить ни Симзу, ни Кэрол — только попросить, чтобы они посмотрели, не объявится ли она где-нибудь. Тони не поверил и высмеял меня, но я понимал, что не смогу придумать ничего более умного.

С Вэл я вообще не разговаривал на эту тему.

Лишь через год в трогательной комедии мне снова довелось увидеть ту фигурку. Она лежала на постели в комнате богатой избалованной девочки среди других кукол и игрушек.

Девочка умерла сразу же после премьеры. Врач определил — от врожденного порока сердца, не выявленного вовремя.

На студии все — от художника-декоратора и до заведующего реквизитом — отвечали мне, что понятия не имеют, куда делась кукла.

Спустя месяц трое пожилых звездных актеров золотых времен Голливуда, собравшиеся, чтобы снять криминальный телефильм о банде постаревших грабителей банков, погибли в авиакатастрофе.

Фильм показали за день до этого.

Кукла находилась в витрине ломбарда, в который влезли, чтобы раздобыть оружие, трое незадачливых воров.

Внешне моя жизнь текла как обычно. По крайней мере, я старался не подавать вида; выполнял заказы, продолжал видеться с друзьями, днем руководил подчиненными, вечером приходил домой к жене. Но внутри я чувствовал себя убийцей, сознавая, что из-за меня погибли шесть человек, шестеро актеров.

Как минимум. Их могло быть и больше.

После того как меня посетила это мысль, я отправился в библиотеку и выяснил, кто из киношников — актеров, режиссеров, сценаристов, продюсеров — умер за прошлый год. У некоторых из них, насколько я знал, незадолго до смерти выходили новые фильмы; я разыскал эти фильмы в видеопрокате.

Разумеется, я готовился к худшему, но, к моему удивлению, ни в одной из картин куклы не было.

Слава богу.

Мысли об этой кукле приходили ко мне чаще и чаще, не давая покоя: что она такое, откуда взялась? Я тайно следил за судьбами большинства артистов, занятых в фильме со Сьюзен и Финчем, но больше смертей не последовало, и это подкрепило мою теорию о том, что они погибли, потому что были сняты в фильме вместе с фигуркой.

В памяти я снова и снова возвращался к тому дню за городом. Сколько раз я задавался вопросом, как бы все повернулось, не блесни мне из сорняков тот солнечный зайчик, не выйди я на задний двор того общинного пристанища. Скорее всего, так бы она и лежала, наполовину занесенная песком; и пролежала бы, вероятно, еще годы, а может, десятилетия, прежде чем кто-нибудь ее нашел бы.

Кроме того, я сообразил, что и Тони в этом замешан. Это он сбил меня с толку и убедил взять куклу с собой. Отчасти он тоже несет за это ответственность. Но главная вина лежала на мне: я был начальником. Я мог сказать «нет», принять решение не брать ее.

Но не сделал этого.

«Новая жизнь старых вещей». Теперь название нашей компании казалось мне почти пророческим.

Жизнь продолжалась. Моя работа не волновала и не увлекала меня, как раньше, но от кредитных выплат за дом и машину было никуда не деться, а Вэл заговаривала о том, что хорошо бы родить ребенка. Да и, честно говоря, мне не приходило на ум другое занятие, которое могло бы меня хоть как-то заинтересовать. Я продолжал двигаться по инерции, хотя блеск Голливуда больше не слепил мне глаза, и каждый раз, когда мы выполняли заказ той или иной студии, я все думал, не наткнутся ли участники проекта где-нибудь на эту фигурку, не придется ли мне читать некрологи звезд, которых я видел вчера?

Время от времени мы встречались с Хендриксом. Даже работали вместе на ностальгической картине о восемнадцатилетних. Но про куклу не разговаривали.

И тут два дня назад я вновь ее увидел.

На своем дне рождения.

В качестве подарка.

По крайней мере, мне показалось, что это она.

Воспоминания того вечера уже потеряли четкость, события мешались в голове. Вэл повела меня в «Массо и Фрэнкс», где мне предстояло удивиться неожиданной вечеринке. Там собрался целый зал друзей, знакомых, клиентов; подарки, настоящие и шуточные, лежали горой на двух сдвинутых столах. Мы разговаривали, пили, танцевали, пили, ели и снова пили, так что за полночь, когда я добрался до подарков, уже невозможно было определить, что от кого. Да и какая разница? Фотограф заведения снимал все на тридцатипятимиллиметровую пленку для будущих поколений, а одна из подруг Вэл — на видео. Уже почти закончив с подарками, я случайно взглянул окрест себя и на куче коробок и оберточной бумаги увидел ту куклу.

Она выглядела так же, как в первый день, когда я ее нашел: блестящее коричневое лицо, древние чужеродные черты, яркий клоунский наряд, — и только тогда я осознал, насколько четко и прочно ее вид въелся мне в память.

Тут мелькнула вспышка фотоаппарата, и внезапно я понял, что нас с ней вместе снимают на фото.

И на видео.

Я вскочил, перепрыгнул через стол, подарки полетели во все стороны. Гости, должно быть, подумали, что я свихнулся. Я выхватил фотоаппарат из рук фотографа, изо всех сил ударил его о стол, потом бросил на пол и стал топтать. Затем оглянулся в поисках подруги Вэл с видеокамерой: поняв мои намерения, она торопливо шла в сторону женской комнаты. Я отпихнул друзей, пронесся сквозь толпу, догнал женщину на выходе в холл, вырвал у нее из рук камеру и что есть мочи швырнул о пол. Камера оказалась прочной, и тогда я нагнулся, вытащил кассету и раздавил ее каблуком.

Несмотря на обильные извинения с моей стороны, гости были встревожены и не знали, как реагировать; несколько человек уже направлялись к выходу. Кто-то бормотал «перепил», еще кто-то произнес «кокс», но я не обращал внимания. Я отмахнулся от расспросов обеспокоенных Тони и Вэл и двинулся обратно к столу.

Фигурка все так же лежала на куче коробок.

— Мне надо идти, — сказал я. — Нужно кое-что сделать.

Схватив куклу за руку, я вновь испытал мерзкое ощущение от того, что находилось под тканью.

— Стой, — возразил Тони. — Старик, ты не…

В другом конце зала стоял Хендрикс. Он поймал мой взгляд и угрюмо кивнул. Он понимал.

— Мне надо идти! — заорал я.

Крепко держа куклу за длинную тонкую руку, я выбежал из ресторана, прыгнул в машину и поехал.

Когда я добрался до дома хиппи, уже занимался рассвет; розовое зарево солнца росло на восточной окраине пустынной равнины. Я остановил машину, достал из бардачка фонарик и схватил куклу. Садясь за руль, я бросил ее на заднее сиденье, и, пока мы ехали, мне не раз казалось, что она сейчас начнет двигаться, попытается напасть, задушить меня, но я поборол желание оглянуться. Она лежала все в том же положении.

Я торопливо обогнул дом.

За минувшие два года над нашими краями пролетело много ветров и пролилось дождей; песчаная поверхность заднего двора изменила свой облик. Но природа не тронула то маленькое углубление, в котором я нашел фигурку. Песок не засыпал яму, вода не размыла ее контуры. Она располагалась рядом с пятном сорняков и все так же походила на могилку, приблизительно повторяя очертания человеческого тела.

Я осторожно взял куклу пальцами за кончик клоунской шляпы и опустил в углубление. Звякнув бубенчиками на ноге, она точно вошла в него, а вокруг собрался песок, присыпав нижнюю половину и левую сторону сверху. Она выглядела совершенно так же, как в день, когда я ее забрал.

Затем я пошел обратно к машине, глядя себе под ноги, сел и поехал в Лос-Анджелес.

Прошло уже два дня; не знаю, что со мной будет. Сьюзен и Финч не прожили двух дней после премьеры, и все остальные умирали раньше. По-моему, это хороший знак.

Возможно, мне спасло жизнь то, что я уничтожил и пленку и видеокассету прежде, чем кто-либо их увидел. Не уверен. Но думаю, что так. Надеюсь.

Вэл до сих пор не понимает.

Тони о чем-то догадывается.

Не знаю, почему я не сжег фигурку, как хотел Хендрикс или не уничтожил ее как-нибудь еще. В ту ночь я действовав инстинктивно, не размышляя; а интуиция подсказала, что нужно вернуть ее на место, в пустыню. Так я и сделал. Тогда мне казалось, что это правильно, да и сейчас тоже. Возможно все случилось именно так, как должно было.

Посмотрим.

Теперь мне остается только ждать. И молиться, что на вечеринку в честь моего дня рождения больше никто не захватил с собой фотоаппарат.

Ⓒ We Find Things Old by Bentley Little, 2004

Ⓒ Д. Денисова, перевод, 2007