Рассказы

Игра с огнем

Женщина стоит у реки. Полностью обнаженная. С раскрытыми чреслами. Они зеленые, а не розовые; с моего места это хорошо видно. Зеленый цвет мне нравится больше. Я останавливаю машину, но, прежде чем успеваю открыть дверь и выскочить наружу, она прыгает в воду. С середины реки женщина ухмыляется и машет мне рукой.

В: Сколько тебе было лет, когда твоя мать ушла?

О: Три, кажется. Может, четыре. Нет, три. Я вспомнил, ведь на мой четвертый день рождения были только я и мой папа.

В: Ты скучаешь по ней?

О: Нет, вовсе нет.

После шоу она отправляется к пожирателю огня. Я знаю, что она планирует, но даже не пытаюсь остановить ее. Я делаю вид, будто направляюсь в рядом расположенный дом смеха, но как только она заходит в шатер, тихо обхожу его и сзади перочинным ножом делаю разрез в красном полотне.

Они разговаривают, она и пожиратель огня, и сначала все выглядит, как будто они спорят, затем пожиратель огня кивает, улыбается, что-то говорит, после она задирает юбку и стаскивает трусики. Он вливает жидкость себе в рот, проглатывает зажженную спичку, затем ложится на помост, а она садится на корточки промежностью над его лицом. Пламя вырывается у него изо рта, маленькое, оранжевое и такое изящное, будто живое. Оно грациозно растет вверх, касается губ ее влагалища, застенчиво отстраняется. Она стонет, прикусывает язык, - видимо, ей больно, - но продолжает сидеть на корточках. Пламя разрастается, слегка подрагивая на ее раздвинутых губах, играя по периферии ее вульвы, и, наконец, сладострастно проскальзывает внутрь ее открытой дырочки.

В ту ночь, трахая ее, я делаю это жестко, причиняю ей боль. Когда я достаю свой член, он покрыт ее соками и прилипшими остатками обугленного черного пепла.

Я узнал о ее пристрастиях вскоре после нашей свадьбы.

Это вышло случайно. Я должен был отправиться в однодневную деловую поездку в Чикаго, но учитывая, что Тед был лучше знаком с проектом и раньше уже имел дело с тамошним клиентом, мне не составило большого труда убедить Кэмпбелла послать его вместо себя.

В тот день она не ждала меня дома.

Я несколько раз позвал ее по имени, но так и не дождался ответа. В конце концов я нашел ее на заднем дворе.

Истязающую себя огнем.

Зрелище было настолько шокирующим и неожиданным, что почти целую минуту я стоял в дверном проеме как вкопанный, не в силах пошевелиться.

Полностью голая, она стояла на лужайке, нереально широко расставив ноги. Она привязала лодыжки к двум кольям, удерживая себя на одном месте. Подняв руки над головой, она приседала над высоким ярким пламенем, при этом двигая тазом взад-вперед, со всех сторон опаляя огнем свои интимные части тела. Пламя вырывалось из факела тики[77], торчащего между ее ног из газона где-то на фут в высоту. Я прекрасно видел красную пылающую кожу на ее бедрах, но она не предпринимала никаких попыток отстраниться от огня, а наоборот, продолжала ритмично опускаться на него. На ее потном лице отражалась смесь страстного наслаждения и ужасающей боли.

- О Боже! - наконец-то придя в себя, закричал я и побежал за шлангом. - О Боже!

- Не волнуйся, - процедила она сквозь стиснутые зубы.

Я открыл кран.

- Не надо! - закричала она. А потом, уже более спокойным голосом: - Я люблю это делать сама.

- Тогда прекращай все это!

- Подожди.

Она опустилась еще ниже, позволяя огню интенсивнее танцевать на ее обожженных покрасневших бедрах и все еще ярко-зеленых гениталиях. Когда сильное пламя коснулось ее вульвы, она вся напряглась, выгнув пальцы ног.

А потом, сидя на корточках, помочилась и потушила огонь.

И застонала.

Предположив, что она сбегает от меня, я окликаю ее, но женщина остается стоять посреди реки. Есть в ее лице нечто такое, от чего мне кажется, что она ждет меня. Теперь я понимаю - это был скорее призыв, чем просто взмах. Я закрываю дверцу машины и, несмотря на скользкие туфли, начинаю спускаться по берегу к воде.

Мой член полностью встал.

Она ждет, пока я не оказываюсь прямо напротив нее у кромки воды, а затем с громким плеском перебирается на другой берег. Женщина оглядывается через плечо, смеется и направляется к деревьям. Я следую за ней.

Она не пытается запутать меня, заплутать, даже останавливается один раз, когда я падаю, поскользнувшись на сосновых иголках; она все время остается впереди меня, ведет прямо в свой лагерь. Я вижу десятискоростной велосипед и маленькую палатку. Ее одежда разбросана вокруг потухших остатков костра, нижнее белье обгорело и лежит прямо в пепле.

Она добралась туда примерно на минуту раньше меня. Я нахожу ее присевшей около потухшего костра. Не уверенный, что мне делать, застываю перед ней, глядя на нее сверху вниз. Я не могу видеть ее зеленую вагину, но вижу ее груди, и они прекрасны.

- Привет, - говорю я.

Она внезапно вскакивает, и целует меня в губы.

Это начало нашего первого свидания.

Неужели это неверность, если она просит кого-то другого зажигать огонь?

Думаю, да. И на следующий день говорю ей об этом, рассказываю, как наблюдал за ней с пожирателем огня. Она злится на меня за то, что я шпионил за ней.

Но мне кажется, на самом деле она злится не из-за этого. У меня такое чувство, будто она знала, что я шпионил, и даже хотела, чтобы я шпионил, но у меня нет настроения играть в ее игры. Я кричу, что теперь она моя жена и ей не положено заниматься сексом с другими мужчинами.

- У меня не было секса с другим мужчиной, - кричит она в ответ.

- Ты не должна обнаженной находиться рядом с другими мужчинами! Вот что я подразумеваю под неверностью!

- Когда мы с тобой занимаемся сексом, я ведь изменяю огню - говорит она. - Но все равно занимаюсь.

- И что это значит?

- Ты знаешь, что это значит.

- Нет, не знаю. Скажи мне.

- Мне нужно, чтобы моя киска периодически поджаривалась.

Мы пристально смотрим друг на друга.

- Ты же знаешь, как я это люблю, но отказываешься удовлетворить меня. Вот почему я вынуждена обращаться в другие места.

Она права. В течение последних нескольких месяцев я был категорически против этого: выбросил все спички и зажигалки из дома, даже попросил газовую компанию отключить газовую колонку и плиту. Мы готовили еду в микроволновой печи.

Я грозно указываю на нее пальцем.

- Никогда, никому другому, не позволяй делать это с тобой, - приказываю я.

- Мне нужен огонь!

- Не важно. Мне все равно. Я не хочу, чтобы ты это делала с кем-то другим.

- Ты же сам этого делать не хочешь, - раздраженно парирует она.

Я смотрю на нее, делаю глубокий вдох.

- Я сделаю это, - говорю я.

В: Ты злишься на женщин?

О: Нет.

В: У тебя есть какие-нибудь друзья женского пола?

О: Нет.

В: Как ты думаешь, почему?

О: Они мне не нужны.

Когда мы встретились, я работал на крысиной фабрике, на конвейере, управлял системой, отделяющей здоровых крыс от больных, перенаправляя их к соответствующим процедурам умерщвления. С моего участка хорошие крысы направлялись на станцию снятия шкур, а оттуда - в чаны для жира.

Именно так мы получаем мыло.

Большинство людей не знают, откуда берется мыло и как его делают. Это один из немногих продуктов в Соединенных Штатах, для которого не требуется маркировка ингредиентов. Народ думает, что мыло подобно соли; природный элемент, состоящий только из самого себя.

Но оно производится из крыс.

Основа нашей страны покоится на ужасах, о которых люди не хотят знать или слишком глупы, чтобы осознать их существование.

Я хотел, чтобы она была чисто выбрита. Это был мой собственный фетиш. Я сказал, что хочу побрить ее, водя рукой по ее лобковым волосам, представляя ее промежность гладкой и безволосой.

Она застенчиво придвинулась ко мне и прошептала на ухо.

- Не сбривай их, - сказала она. - Выжги.

Мы занимались этим в постели на огнеупорной простыне. Я поднес спичку к ее кустику, наблюдая, как маленькие вьющиеся черные пряди опаляются, чернеют и исчезают. Огонь лизал и ее кожу, прижигая неровными участками, напоминавшими слезинки. В конце концов она застонала, воздев таз высоко в воздух, и сильный аромат ее возбуждения смешался с запахом серы от спичек и ее опаленных волос и кожи.

Я овладел ее, безволосой и обожженной.

Два года, восемь месяцев и четыре дня.

Вот, сколько мы были вместе.

В итоге Тимоти Лири[78] оказался слабаком. Он умер традиционным образом, в окружении семьи и друзей, в последний момент испугавшись довести до конца свой план самоубийства, опубликованный в Интернете. Эта смерть была его последним заявлением - отступлением к общепринятым нормам, - и она аннулировала все, что он делал раньше, все, над чем он работал, все, что имело значение в его жизни. Она разоблачила ложь, лежащую в основе его существования.

Последние заявления - только они имеют значение.

Рак, сказал доктор.

Цвет - вот единственное отличие. В остальном все тоже самое, как у любой другой женщины. Те же тактильные ощущения, тот же запах, тот же вкус. Идентично по структуре, только оттенок кожи отличается от нормы.

Она поливает мой член жидкостью для розжига и говорит, что будет совсем не больно. Я ей не верю, но все равно готов попробовать. Я завожу ее, водя свечой над влагалищем, пока они оба, она, и воск, не начинают течь.

Она поджигает мой член Биком. Она права, горящая жидкость опаляет, но я этого не чувствую. Я быстро засовываю член внутрь. Ее киска горячая и тугая, она мгновенно гасит пламя, и мы оба одновременно кончаем.

Когда я поджигаю дом, она спит, вырубленная каким-то обезболивающим препаратом, который врачи прописали ей от рака.

Если я попаду в аварию, говорю я ей, буду в коме, или парализован, - стану одним из тех парней, которые не могут пошевелить ни единым мускулом, а могут только моргать “да” и “нет” - отключи систему жизнеобеспечения.

- Как ты можешь так говорить? - спрашивает она меня.

- Меня волнует качество жизни, - говорю я. - А не ее продолжительность.

- Кто сказал, что качество жизни парализованного человека хуже? Что лучше: уметь ходить и бегать или уметь думать? Знаешь, физические движения не так уж важны, физическая жизнь - это еще не все, что у нас есть, и я отказываюсь верить разговорам в обществе, будто жизнь какого-то неграмотного баскетболиста стоит дороже моей, потому что он умеет пользоваться своими конечностями, а я нет. Такое оценочное суждение может вынести только Бог.

- Ты веришь в Бога? - спрашиваю я ее.

- Не знаю. Но я верю в жизнь. И я не думаю, что единственным критерием полноценной счастливой жизни является движение конечностей. Пока я могу думать, я могу жить хорошей жизнью.

- Значит, я так понимаю, ты не захочешь отключить меня от аппарата?

- Нет. Никогда этого не сделаю, - говорит она. А потом делает паузу, думает некоторое время. - Если только...

Она говорит, что я могу делать с ней все, что захочу, но только с огнем. Я связываю ее и достаю коробку спичек.

Она улыбается, и я чиркаю первой спичкой о ее зубы, а затем прикладываю горящую головку к ее правому соску. Она вскрикивает и выгибает спину. Я засовываю руку ей между ног, она уже мокрая. Я зажигаю еще одну спичку, кладу ее туда, за ней еще четыре.

В ее глазах стоят слезы, но она стонет от удовольствия. Я тыкаю горящей спичкой ей в пупок, поджигаю ее мизинец на ноге. Вскоре по всему ее туловищу и животу, по рукам и ногам появляются черные пятна обожженной плоти.

Я опаляю мочку ее уха, прикасаюсь пламенем к ее шее.

К тому времени, как мы заканчиваем, кровать усыпана спичками.

Я целую ее ожоги, вылизываю ее ожоги.

Хотела ли она себе такой жизни?

Я не знаю.

Думаю да.

Но я не знаю.

Я никогда не спрашивал ее.

Она наклоняется, подбирает свою одежду у костра, надевает ее, показывая себя во всех ракурсах.

- Меня зовут, - говорит она, - Элиза. А как тебя?

Я слышу ее крики сквозь пламя.

И не важно, что кто-то подумает другое и позже расскажет свою версию, - это крики экстаза.

Несколько лет я работал на различных карнавалах по всему сельскому юго-западу, и на одном из них мне посчастливилось столкнуться с самым настоящим шоу уродов. Я был там в последний год его существования, перед тем, как владелец шоу обанкротился и бросил своих "людей" в Бенсоне, штат Аризона, отбыв посреди ночи в неизвестном направлении. Естественно, я много раз смотрел это шоу, и меня всегда поражал южноамериканский пожиратель огня, делавший удивительные вещи, например, выдувая огонь изо рта, он мог создавать прямые, изогнутые или раздвоенные языки пламени, мог очень долго поддерживать горящее пламя и за это время приготовить яичницу на алюминиевой сковороде. Мне казалось, что из него получился бы отличный персонаж для какой-нибудь истории.

Кроме того, после закрытия, в доме уродов проходило нигде не афишируемое секс-шоу с участием ну очень потрясающей женщины-мазохистки. Мне было интересно, что могло произойти, если бы эти двое - пожиратель огня и мазохистка - когда-нибудь встретились.

Семена этой истории были посеяны именно там.

Ⓒ Playing with Fire by Bentley Little, 1998

Ⓒ Игорь Шестак, перевод, 2023