Рассказы о Ленинграде [1984, худож. С. Яковлев]

Скачите, бронзовые кони!

В тот день литейный мастер Василий Екимов учеников своих отпустил раньше обычного. Оставшись один, молча сидел на табуретке, раздумывая и словно беседуя с самим собой. Новый ученик — это ведь камень необработанный!.. С чем к нему подходить, с долотом или с рашпилем? Да и будет ли толк-то? Каждый камень, он ведь загадка. Из одного и ладная статуя получиться может, а другой пойдет крошиться — и весь тут сказ!

С тех пор как назначили Василия Екимова заведовать литейной мастерской Академии художеств, учеников у него разных перебывало предостаточно. Но этот новенький им не чета!.. Перво-наперво, тех всех начальство присылало, этот — сам пришел: интересуюсь, мол, литейным делом. Во-вторых, кто в «литейку» учиться шел? Такие же, как он сам, Василий Екимов, мастеровые из крепостных. А тут — барон! Генеральский сын! Петр Карлович Клодт фон Юргенсбург!

Кое-что о нем Василий Екимов слышал. Да только кое-что… Родом петербуржец. Тут и артиллерийское училище окончил. Отставной офицер конной артиллерии. В отставку по собственной воле вышел. И сразу сюда, в рисовальные классы Академии художеств, зачастил. Еще что? Да, самое-то главное: лепкой увлекается барон Клодт. Фигурки лошадей лепит.

За думами Василий Екимов и не заметил, как запер свою «литейку» и к дому пошел. Васильевский остров тут же его садами окружил, из-за палисадов душистой сиренью пахнул. Сирень — это хорошо! Жаль, цветет недолго. Недельки три покрасуется, а там, глядишь, облетят лепесточки. Вот, поди, и барон так: жару из печи глотнет, дымку едкого дыхнет — и поминай как звали!

Только и месяца не прошло, как убедился Василий Екимов в обратном. В «литейку» барон — бегом, из «литейки» вечером поздним — шажком неторопливым, с неохотою. Судя по всему, понравилось ему нелегкое литейное дело. Рук своих не жалеет, вопросами до самой сути докапывается.

Постепенно и забылось как-то, что ученик-то — барон. Не раз в сердцах и кричал на него старый литейщик, а то и ругал крепко. В ответ только: «Извините. Понял».

Быстро время летит. И не заметил старик, как из ученика тоже мастер вырос. Укротитель коней. С конями ведь как? Отловят жеребенка в табуне — так он еще не конь, а дикий ветер. Попробуй-ка научить его под седлом ходить, узду носить, человека слушаться!.. И у Клодта так. Попробуй-ка из куска глины коня создать! Да потом еще в металл отлить! Труд немалый.

А в городе уже заговорили о Петре Карловиче Клодте. Юнкером-то он лепил для души, для сердца, а в отставку вышел — в «стесненные обстоятельства» попал. Пришлось вылепленных лошадок в продажу пускать. Ну, понятно, покупатели у него свои — круга знатного. В одной гостиной лошадка стоит, в другой… Глядишь, и третьему приглянулась, тоже отлить просит.

На Неве тогда, между Адмиралтейством и Зимним дворцом, задумали соорудить пристань. Проект ее сам Карл Иванович Росси, знатный архитектор, разрабатывал. Он-то и заказал Клодту изваять две группы «Укротители коней» — для украшения пристани.

С радостью взялся за дело Клодт. В натуральную величину решил коней создать. Потом их в бронзу отлить. Да так уж на свете ведется: частенько рядом с радостью беда ходит. Рассчитывал он, что поможет ему старый учитель в задуманном, да в 1837 году умер знаменитый литейщик Василий Екимов. Много он памятников отлил: Минину и Пожарскому для Красной площади Москвы, Суворову — «Марсу Российскому», Кутузову и Барклаю-де-Толли, что встали у Казанского собора, а вот клодтовских коней отлить не успел… У Клодта уже и большая гипсовая модель готова была, можно бы и отливку начинать, да не стало Екимова…

Кому такую отливку доверить? Сколько ни думал Клодт, сколько ни прикидывал, никого на примете не было. По всему получалось: самому отливать надо. Зря, что ли, столько лет он бок о бок с Екимовым у горячих печей простоял?

И взялся.

Если вы теперь придете на Аничков мост, то можете и сами прочитать на базах, с которых рвутся бронзовые кони, короткую надпись: «Лепил и отливал барон Петр Клодт в 1841 году».

Такое Россия видела впервые. Обычно подобные памятники создавали два разных человека: один лепил, другой отливал. Здесь же литейщик и скульптор соединились в одном лице.

Только почему же на Аничковом мосту? Ведь речь шла о пристани на Неве…

Что ж, придется нам оставить пока коней, заняться историей Аничкова моста.

Перекинут он через реку Фонтанку. Находится в самом центре города. Только это сейчас. В далекие времена Фонтанка была не центром, а границей города. Зеленели ее берега лопухами, покрывались по весне солнечными веснушками одуванчиков. Постепенно начала она застраиваться усадьбами знатных господ. Тогда и о берегах ее начали заботиться. Чтобы не осыпались, стали их брусьями укреплять, строить причалы для лодок, обшивать досками.

Аничков мост через Фонтанку появился одним из первых. Построили его солдаты батальона Астраханского пехотного полка, где командиром был офицер Аничков. И по сей день носит мост его имя.

Невелик был мост, неказист, узок. Потому и прослужил недолго.

В 1741 году Санкт-Петербург готовился встречать посольство персидского шаха Надира. Через всю страну медленно двигалось оно пешим ходом, а впереди летели вести. Множество подарков шлет шах русскому царю! Драгоценные камни шлет, ковры, ткани, а главное — 14 слонов!

О слонах тогда знали петербуржцы главным образом лишь то, что они очень большие и очень тяжелые. Обеспокоенный их весом, столярных дел мастер фон Болес доносил в Канцелярию от строений, что Аничков мост находится в «немалой ветхости», доски настила на нем «насквозь пробиваются» и надобно мост чинить, «дабы в том было без опасности, и слонам не могло быть какого повреждения».

Мост отремонтировали, расширили. В 1744 году середину его сделали подъемной. Для этого же на сестрорецких заводах сработали специальную железную машину. Но сам мост оставался еще деревянным. Да и Фонтанка еще больше напоминала тихую деревенскую речку, чем городскую водную магистраль.

Сие для столицы было уже не совсем прилично, и берега реки решено было одеть в камень. В 1780 году вбили тут первую сваю, а 9 лет спустя Фонтанка имела уже гранитную набережную длиною в 3 тысячи саженей.

Нам теперь такое строительство может показаться немыслимо быстрым. Ведь в ту пору никаких и машин-то не было! И всего за 10 лет!

Да, быстро. Только чего это работным людям стоило!.. Всеми работами по облицовке набережных гранитом ведал подрядчик, первостатейный купец Долгов. Работу он знал, но по отношению к работникам лют был чрезмерно. И не выдержали строители — взбунтовались. Нет, подрядчика они не побили — тихо и мирно пошли к царице Екатерине II поведать о своей горькой доле, просить защиты от купца. 4 тысячи рабочих выбрали около четырехсот человек челобитчиков и послали их к Зимнему дворцу. Да вот ведь беда: ни один из четырехсот царицу никогда и в глаза не видывал! Стоят они на площади, какая женская головка в окне ни мелькнет — всех за царицу принимают, поклоны бьют, челобитную показывают. А тут на них, на «смутьянов», — полиция! Пешая! Конная! Современники свидетельствуют: «…удалось захватить семнадцать человек, которые были тотчас отправлены под караул, в уголовный суд, с тем, чтобы осуждены были в учинении скопа и сговора». Дальнейшее понятно: тюрьма да каторга.

Вот какою ценою река в гранит одевалась.

Но хорошели и хорошели ее берега. И тут петербуржцы увидели, что старые деревянные мосты как-то потускнели, потерялись на фоне гранитных берегов. Решили мосты тоже перестроить. Создан был проект единого «образцового» моста, и в 1785–1788 годах над тихой гладью Фонтанки пролегли семь каменных мостов-близнецов: Симеоновский (ныне мост Белинского), Аничков, Чернышев (теперь мост Ломоносова), Семеновский, Обуховский, Измайловский и Старо-Калинкин. Все они были с каменными башенками и тяжелыми металлическими цепями. Это были не только украшения. В башенках помещались механизмы, натягивающие цепи и поднимающие крылья центральной, разводной части моста. С годами каменные близнецы потеряли свой первоначальный облик. Лучше других сохранили его мост Ломоносова и Старо-Калинкин.

В 1841 году Аничков мост перестраивали вновь. Все три его пролета перекрыли каменными арками, мост украсили чугунными литыми перилами, облицевали гранитом. Но самое главное — его решили украсить группами «Укротители коней» Петра Карловича Клодта.

Пока он создавал своих коней, пристань на Неве была уже готова и ее украсили огромными порфировыми вазами. Они и сейчас стоят над Невою неподалеку от Медного всадника.

Так кони «перекочевали» с Невы на Фонтанку. Им и дальше судьба уготовила «непоседливость», но об этом потом…

К моменту строительства нового Аничкова моста П. К. Клодт был уже признанным скульптором. Уже не маленьких лошадок лепил и отливал он. В 1834 году над Нарвскими воротами взметнулись ввысь его кони колесницы Победы — и весь город ходил ими любоваться.

Кони были неизменной любовью скульптора, делом всей его жизни. Он рисовал их постоянно. И лепил. И отливал в бронзе.

Сохранились даже имена коней, с которых создавались затем их бронзовые скульптурные портреты.

Сначала это был Серко — старый ветеран придворной конюшни. Жил он у скульптора в Павловске, хорошо ходил в упряжке, имел спокойный нрав и охотно позировал. Позднее предоставили в распоряжение художника красавца Амалатбека — чистокровного арабского скакуна с тонкими ногами и маленькой головкой. Но это легко сказать: предоставили в распоряжение!.. Был Амалатбек дик и непокорен. Сколько человек пытались укротить его крутой нрав — все безрезультатно! Может быть, именно благодаря своему упрямству и попал конь к Петру Карловичу. И скульптор его укротил. Да настолько, что спокойно сажал на спину Амалатбека свою дочь и та, как заправская наездница, поднимала скакуна на дыбы, останавливала на всем скаку — прямо перед сидевшим с альбомом в руках отцом.

В 1839 году была готова первая бронзовая группа: конь с идущим рядом юношей. 2 года спустя отлили и вторую группу: юношу, схватившего коня под уздцы. В ноябре 1841 года их установили на Аничковом мосту со стороны Адмиралтейства. На противоположной стороне моста водрузили их гипсовых двойников, окрашенных под бронзу.

Петербуржцы сразу же оценили великолепную работу Петра Карловича Клодта. «Новый Аничков мост, — писала газета „Северная пчела“ 27 ноября 1841 года, — приводит в восхищение всех жителей Петербурга. Толпами собираются они любоваться удивительной пропорцией всех частей моста и лошадьми — смело скажем, единственными в мире». Оценено по достоинству было и художественное литье. «Лучшего произведения в этом роде мы не знаем, — пишет современник. — По совершенству изображения и постановки фигур человека и коня и мастерской их отливке мы смело можем признать барона Клодта одним из первейших скульпторов и литейщиков нашего времени».

В январе 1839 года Петр Карлович получил звание литейного мастера, чем немало гордился всю жизнь.

Два бронзовых коня украсили Невский проспект. Но тут-то и проявилась их «непоседливость». Понравились они царю Николаю I, и решил он похвастаться ими перед королем Фридрихом. Точнее, подарить их прусскому королю. Коней сняли с пьедесталов, погрузили на борт корабля «Або» и доставили в Штеттин. Оттуда уже по сухопутью «доскакали» они до Берлина, встали напротив королевского дворца.

И там кони оказались в центре внимания. «Колоссальные группы профессора Клодта, — писал уже немецкий современник, — произвели в публике широкий всеобщий восторг, подобного там никогда не было…» Петра Карловича тут же избрали членом Академии художеств Берлина, Парижа и Рима.

Тут нам придется «перепрыгнуть» через столетие и рассказать о том, как лживая гитлеровская пропаганда доктора Геббельса решила обмануть наш народ с помощью этих коней.

Не удалось оккупантам овладеть Ленинградом, захватить Москву. Но многие области томились под гитлеровским игом, вели с ним упорную борьбу. Геббельс решил одурачить наших людей, не сдававшихся врагу. И в один из дней фашистский самолет стал сбрасывать листовки над партизанским краем Черниговщины. В листовках сообщалось, что сопротивляться «новому порядку» бессмысленно, тем более что Ленинград и Москва пали. В подтверждение этих слов в листовке была и фотография: кони с Аничкова моста возле королевского дворца в Берлине! Обер-враль Геббельс рассчитывал, что советские люди не все знают историю памятника на Фонтанке. Но расчет гитлеровского министра пропаганды все равно не оправдался: не поверили наши люди и фотографиям! Не прекратили они борьбы.

А весной 1945 года наши войска вошли в Берлин. И солдаты Советской Армии встретились с бронзовыми конями. Они были закрыты слоем кирпичей и потому уцелели во время уличных боев. Но «непоседливые» кони покинули дворцовый сад. В том же году они «переехали» в Западный Берлин, были установлены в Клейст-парке около здания, в котором после Великой Отечественной войны помещался Союзный контрольный совет.

Но вернемся в XIX век.

На мосту появились новые группы. Теперь предстояло заменить две другие группы — алебастровые. Те совсем уже обветшали. «У алебастровой фигуры лошади, — сообщал обер-полицмейстер президенту Академии художеств, — оказалась трещина, и алебастр местами начал обваливаться, отчего фигура делается безобразной». Отвалился у лошади и хвост. Полицмейстер снова пишет, предупреждает об опасности для «невинно проходящих прохожих».

Наконец 9 октября 1843 года две новые бронзовые группы встали на место алебастровых. 3 года простояли они спокойно, а потом тоже проявили «непоседливость». На этот раз Николай I решил отправить их в подарок королю Сицилии Фердинанду II. Другая пара бронзовых коней отправилась в длительное путешествие, чтобы встать в Неаполе у входа в дворцовый сад.

Скульптору предстояло в четвертый раз повторять отливки. Только не стал он этого делать. Решил не копировать уже созданные скульптуры, а сделать совершенно новые, рассказывающие об укрощении дикого коня четырьмя отдельными сценами.

Первая группа рассказывала о совершенно диком скакуне. Он рвется из рук юноши, крепко держащего узду. Юноша даже опустился на колени, чтобы удержать строптивого коня.

Во второй группе конь взвивается на дыбы, юноша уже почти лежит под его копытами, но узды из рук не выпускает. И конь постепенно сдается.

В третьей группе он уже подкован. Юноша не лежит, а стоит рядом с упрямцем, все еще пытающимся вырваться.

В четвертой группе конь и укротитель идут уже рядом. Борьба человека и стихии закончилась победой человека.

Все четыре группы появились на мосту в 1850 году. И еще почти 100 лет стояли они все вместе, украшая проспект. Они уже так привыкли к своим гранитным пьедесталам, что и забыли о своей «непоседливости». Но пришла Великая Отечественная война. Злобный враг рвался к Ленинграду. Осенью 1941 года над домами засвистели снаряды, заухали бомбы. А вдруг какой-нибудь шальной снаряд «угадает» в одного из коней?! Этого нельзя было допустить.

Зима в том году выдалась ранняя и суровая. Уже в ноябре выпал снег. И в ноябре пришла на Аничков мост бригада рабочих во главе с инженером Всеволодом Всеволодовичем Макаровым. Тишину опустевшего Невского проспекта нарушил рев тяжелого тягача. К нему была прицеплена большая платформа. Рабочие сняли конные группы, по очереди погрузили на платформу, друг за дружкой перевезли в находящийся неподалеку Сад отдыха. Там уже были выкопаны четыре котлована. В них-то и опустили бронзовых коней, окутанных промасленными тряпками и такой же бумагой. Подъемный кран завершил свою работу. Пустоты в ящиках с конями заполнили песком и котлованы засыпали. Но тут оказалось, что котлованы мелки: головы коней торчали из них над землею. Углублять котлованы было нельзя: не позволяли грунтовые воды. Тогда их просто засыпали, и над каждой конской головой выросло по холмику земли. Холмики обложили дерном, посадили на них цветы. Никто и не догадывался, что под четырьмя клумбами находятся знаменитые клодтовские кони.

Не очень-то уютно было бронзовым скакунам томиться в земле, но зато ни один осколок не тронул их. Сейчас на мосту на одном из пьедесталов можно увидеть след осколка фашистского снаряда. Возле него даже прикреплена бронзовая табличка, рассказывающая об ожесточенных обстрелах города в дни блокады. А ведь другой осколок того же снаряда мог повредить и коня…

Но пришел и май 1945-го. Над Берлином гремели залпы победного салюта, а в Ленинград пришли тихие белые ночи. В одну из таких ночей — с 1 на 2 июня — бронзовые кони возвращались на свои гранитные постаменты. Ленинградцы прослышали об этом, и тысячи их заполнили Невский проспект, набережные Фонтанки, прилегающие к мосту.

К 10 часам утра монтажники установили последнюю группу. И тогда над рекою загремело «ура!». «Ура!» в честь великой победы, в честь стойкости города-героя, в честь искусства, в честь немеркнущей красоты Ленинграда.