Рассказы о собаках [из сборника «Море. Тундра. Собаки»]

Сильва

Открылась дверь, и в комнату вошла настоящая большая породистая собака. За ней через порог шагнул Градский.

Удивленный Юра переводил взгляд то на отца, то на собаку. Детская искренняя улыбка засветилась на его лице, а глаза заполнились радостью.

— Пап, это мне… ты купил? — нежная рука нерешительно потянулась к собачьей морде и на миг зависла в воздухе. — А не укусит?

Отец улыбнулся:

— Не бойсь. Она смирная, дрессированная. Можешь смело погладить. Чистокровный ирландский сеттер. К твоему десятилетию. Помни, что издревле охотничьи собаки ценились очень высоко. Еще в семнадцатом веке англичанин Спейсер купил молодого ирландского сеттера цвета зрелого персика за две с половиной тысячи фунтов стерлингов. Так что подарок дорогой.

Юра отца не слушал. Он гладил теплую волнистую темно-красную шерсть охотничьей собаки и был на седьмом небе от счастья. Сбылась его давняя мечта. Наконец-то у него есть четвероногий друг, которым можно похвастать.

…На плоские крыши домов опустилось холодное хмурое небо. И первый морозец, посланник художницы-осени, позолотил на газонах траву. Подул ветерок, сорвал пожелтевшие листья с деревьев и покатил по бетонным дворам. Угрюмо смотрели с карнизов чумазые голуби, им не хотелось летать, а горожане спешили укрыться от ветра.

Юра крепко держал поводок Сильвы. Взрослые и дети обращали внимание на редкую собаку, и Юра наполнялся собственной значимостью. Теперь он мог задрав нос пройти мимо той недотроги-девчонки, которая водила по улице черного дога.

Сильва вела себя напряженно и беспокойно. Она ко всему принюхивалась и фыркала. Ей не нравился задымленный трубами кочегарок, отравленный выхлопными газами городской воздух.

«Отпустить бы ее на лужок или побегать в лесу», — думал Юра.

Но не было поблизости ни поляны, ни парка. Юра шагал вдоль центральной улицы по широкому тротуару. Приятно было сознавать себя хозяином охотничьей собаки. Сильва устремилась вперед, низко опустив ушастую голову. Может быть, она искала клочок живой земли с травой, цветами и разными букашками, но из ее жизни исчезли зеркальные озера с утиными стайками, палатка в кустах у ручья, искристый костер и охотник с дробовкой. Сильва остановилась, подняла голову, ожидая хлесткого выстрела, чтобы сорваться с места и азартно рыскать в заросшем осокой кочкарнике. Но вокруг катились машины, мельтешили люди, люди, люди. Грохот, разноголосица, сотни лиц, ног, запахов…

И вдруг повеяло чем-то знакомым. Собака уловила нужный след, одну волнующую струйку и, радостно взвизгнув, рванулась. Она так неожиданно сильно дернула, что Юра выпустил поводок. В следующий миг он резво бежал за собакой, то и дело натыкаясь на прохожих. Он увидел, как Сильва с ходу уткнулась в болотные сапоги незнакомого человека, он повернулся, и собака, радостно взлаивая, бросила лапы на его грудь, лизнула в лицо и, словно веером, помахала хвостом.

Человек в болотных сапогах и с рюкзаком за плечам и сошел с тротуара. Он не испугался, лишь удивленно смотрел на собаку и на подбежавшего мальчика.

— Обозналась, — сказал и улыбнулся широкой доброй улыбкой.

Он подправил зачехленное ружье, ласково потрепал счастливо сияющую морду Сильвы, хотел уйти, но вдруг заговорил быстро, взволнованно, убежденно:

— Отдай собаку! Если хочешь, я заплачу. Сгинет она в городе, испортится, пропадет. Ведь умница, охотничья. Я увезу ее в свои угодья. Ну, по рукам?

Юра отрицательно покачал головой. Человек огорченно пожал плечами.

— Жаль, — сказал и растворился в людском потоке.

И тогда Сильва словно взбесилась. Она рвалась вслед за человеком, натягивала поводок, нависала на ошейнике, хрипела, скулила, ничуть не обращая внимания на окрики. Разозлившись, Юра больно ударил собаку по голове, Сильва сникла и поплелась за маленьким злым хозяином, часто оборачиваясь в сторону человека с ружьем. В глазах собаки поблескивали слезы.

Алый морозный рассвет вливался в улицы сонного города. Стряхнули дрему голодные голуби, устремились к помойкам, где уже пировали тяжелые черные вороны.

Сильва тихо, но требовательно заскулила. Этого было достаточно, чтобы вызвать недовольство хозяйки.

— Даже в выходной не отдохнешь… Выпусти ее ради бога, ткнула она в бок Градского. — Не квартира, а псарня. На кой черт ты ее приволок! Где это видано, чтоб такую большую собаку держали в комнате? Был бы ты охотник, еще простительно. И, в конце концов, собака — не игрушка для детей.

— Ну будет, будет! Уже сто раз объяснял, что Юрочке необходимо общение. А у тебя как заклинило.

Градский нехотя выбрался из-под одеяла и отворил дверь. При этом у него возникло желание пнуть собаку под хвост: «Действительно, заботы и беспокойство, но в целях…» — тут мысли его спутались, и он с удовольствием завалился на теплое место.

Сильва, получив свободу, обычно далеко не убегала. В знакомом до мельчайшего камешка дворе, если можно назвать двором площадку, огороженную пятиэтажными домами, более похожую на дно скалистого каньона, бегали голуби. Прожорливые птицы расклевывали остатки пирожка. Охотничий инстинкт взыграл в глубинах наследственной памяти собаки, и она, приподняв переднюю лапу, замерла в великолепной стойке, ожидая команды или выстрела. Так она скрадывала куликов и уток, отыскав, трепетала от нетерпения, но никогда не срывалась. В этот миг все ее существо походило на лук с предельно натянутой тетивой. Отпусти, и стрела поразит намеченную цель. Но некому было любоваться прекрасным, утонченным экстерьером охотничьей собаки. Не шелестела трава под сапогом охотника. Тишина.

Где-то скрипнула дверь, и появился человек. Сильва не дрогнула, лишь повела глазом, чтобы не спугнуть птиц: вот добыча, стреляй!

Но человек потянулся, зевнул и скрылся в подъезде.

А как-то утром, проснувшись, горожане увидели снег. Улица и двор покрылись свеженькой порошей. И опять по улице, утаптывая белый снежок, беспокойно бегала красная охотничья собака. Искала она треугольный следок зайца, вынюхивала лисью нору, вспугивала тяжелых на подъем глухарей. Уставшая и голодная, Сильва поднималась по лесенке и, виновато поджав хвост, скребла лапой дверь, ожидая ворчливо-скрипучий хозяйский голос.

Пришло время Сильве стать матерью. Окруженная кавалерами, она игриво взвизгивала, кокетничала то с одним, то с другим. Откуда-то появился свирепый черный пес. Он рыкнул на более назойливых и слабых. Псы неохотно отступили. Черный подбежал к Сильве, хвост его высоко и победоносно маячил, из открытой пасти виднелся кончик языка, задние ноги пружинно подгибались. Он торопливо обнюхал Сильву, и она не огрызнулась, не отскочила. Она ждала.

Градская выглянула в окно.

— Боже мой, какая мерзость! А если увидит Юрочка! И это у нас под окнами! Ты только посмотри на эту собачью свадьбу! — крикнула она мужу.

— Ну и что? Вполне естественно. Закономерный процесс размножения, — Градскому представилась возможность блеснуть эрудицией. Он умел самозабвенно и увлекательно развить любую тему. — Каждый вид на земле, каждая популяция обязаны оставить после себя наследство. Мюллер и Геккель, открывая биогенетический закон…

— На кой дьявол мне твой закон! — вспылила Градская. — Хватит с меня этого безобразия! Какой срам! Нет, нет, не пущу! Изгаженная, испачканная… Фу! Не хватало еще в доме разводить щенков. И так кругом шерсть, грязь и вонь. Из-за собаки к нам перестали ходить порядочные люди. Кому хочется переступать через псину, да еще остерегаться, чтоб не укусила!

Юра находился в смежной комнате и слышал все. Он вошел к родителям и, потупившись, остановился.

— Юрочка, сынок! — вкрадчиво начала мать. — Я не хотела тебя огорчать, но подумай, что значит в квартире охотничья собака!

«Жаль, что не отдал охотнику, — подумал Юра. — Сейчас бы Сильва бегала по лесу, гоняла зайца…»

И тут Юре пришла мысль:

— Мам, а можно ее в подвал. Она никому не будет мешать.

— Верно! — поддержал отец. — Как это мы сразу не додумались? Гениальность в простоте.

— Я ей там будочку устрою, — заторопился Юра, — коврик постелю и кушать поставлю.

— Долго в подвале не торчи! У тебя уроки не сделаны.

— Ладно, — ответил Юра и, наспех одевшись, выскочил на улицу.

Во дворе он свистнул, подождал и еще раз свистнул. Сильва выбежала из-за дома в сопровождении стаи разношерстных собак. Здесь были дворняги и лайка, овчарка и терьер, всевозможные метисы и облезлые шавки. Большие и маленькие, лохматые и гладкие кобели, набежавшие неизвестно откуда, атаковали Сильву. Юра скатал снежок и кинул в ближнего. Пес резко отскочил и снова подошел, явно не собираясь уходить. Расселись поодаль и другие собаки. Они терпеливо ждали и безотрывно смотрели на дверь подвала, куда Юра увел Сильву.

В эту ночь жильцам дома, особенно первого этажа, не пришлось поспать спокойно. В подъезде и под окнами бесновались собаки. Они лаяли, завывали, рычали, как звери, и грызли дверь. Можно было подумать, что их не кормили всю жизнь, а в подвале спрятана пища.

Утром Градский-старший выслушивал жалобы, претензии и угрозы.

Вечером того же дня Градская сказала мужу просто и ясно:

— Уведи суку!

— Ну хорошо, хорошо, — не стал возражать он. — Я отвезу ее в совхоз к Николаю. У него свой дом, он любит поохотиться и порыбачить, а собаки у него нет. Юра! Одевайся и покличь Сильву. Поедем к дяде Коле. Там заночуем, а завтра на лыжах покатаемся!

Юра выскочил во двор, но Сильвы не было. Тогда он свернул за дом к центральной улице, остановился под светофором. «Неужели она перебежала на ту сторону?»

Юра свистнул несколько раз и увидел, что вслед за пешеходами на «зебру» выскочила Сильва. Осталось ей перебежать совсем немного, но включился зеленый сигнал, и машины, свирепо урча, двинулись через перекресток. Испугавшись, собака заметалась по проезжей части.

Все произошло слишком быстро.

Юра крикнул:

— Ко мне!

Сильва поспешила на зов и попала под колеса машины.

В окнах многоэтажного дома красным пламенем полыхнул закат, включился красный сигнал светофора. На перекрестке неподвижно лежала красная собака, и снег возле ее ушастой головы был красным. А на обочине, под светофором, стоял мальчик. Его согбенную фигурку еще долго озарял то зеленый, то красный свет.