Рассказы о собаках [из сборника «Море. Тундра. Собаки»]

Волчок

Огромный усталый светящийся шар уныло поднимался над кронами старых ветвистых берез. Холодные лучи нехотя выхватывали из тьмы неказистый домишко, приютившийся у ручья за околицей рабочего поселка. Хозяева еще не проснулись, а в курятне надрывно горланил петух, приветствуя начавшийся день. Черный кот Бармалей бесшумно, как тень, проскользил по двору, присел на завалинку, тщательно лапкой прогладил усы. Кот с рассветом всегда возвращался домой. А на земле, возле будки, удивительно крепко спал дворняга Волчок, Он тяжко дышал, приоткрыв пасть, подергивая нижней губой, тихонечко, тонко скулил, пошевеливая лапой. Пес видел кошмарный сон.

…Темная ночь. Беспросветная мгла, а он, бедолага, облезлый, бессильный, стоит возле мусорной кучи. Живот подвело, и бока сильно ввалились. Пес мерзнет, дрожит, а снег кружится легким куриным пушком и падает, падает, падает… Снег оседает на землю, на спину. Пес горбится. Надо стряхнуть этот мокрый сугроб, но нет уже сил. Пес роется в мусорной куче, попадаются тряпки, бумажки, консервные банки и вдруг — кусок тухлого мяса. Волчок хочет съесть, а проглотить не может. Не сжимается пасть. Перебитая челюсть отвисла, болит. Ужасная боль. Пес лижет кусок, лижет, лижет. Не утоляется голод. И боль. Нестерпимая боль. А снег сыплется, сыплется, сыплется. Мокрая шерсть обвисает на ребрах, не держит тепла. Волчок озирается. Он отощал, изнемог. От холода негде укрыться. Волчок вспоминает свой дом, уютную теплую будку. Он идет ко двору, заходит в калитку. И вдруг — оглушительный выстрел…

Пес вздрогнул, проснулся, встряхнул свою грязную рыжую с белой подпалиной шерсть, затем потянулся, зевнул. Пошел бы гулять, да цепь не пускает. Вокруг тишина, лишь где-то поют петухи да взлаяла чья-то собака. Воздух свеж и прозрачен. Сейчас бы побегать в кустах, проверить тропинки… Пес едким, колючим, завистливым взглядом измерил кота. Везет Бармалею: на цепь не сажают — гуляет и спит. Наелся, наверно, толстяк.

— Уа-уу, — Волчок громко зевнул.

Голодный, он с нетерпением ждал, когда выйдет хозяин. Уже много дней никто не давал ему есть. Только маленький Миша подбросит засохшую корочку хлеба, и все. Не знает юнец, что собаке подай кусок мяса, кастрюльку какой-нибудь каши и кость…

В последнее время не ладится в доме хозяина. Ходят сердитые вместе с хозяйкой, кричат. Страшновато. Волчок потоптался на месте, присел, размышляя: «Хозяин был ласков и добр: приласкает, покормит, отпустит с цепи, а ныне и взгляд его злой, и запах чужой. Противно, пугающе пахнет. Приходит откуда-то еле живой, качается, что-то ворчит. Однажды упал у дверей… Хозяйка тащила его и ругалась. Глаза ее дико сверкали. Уж тут лучше дальше от глаз».

Так или нет рассуждал рыжий пес, привязанный к будке, не знает никто. А то, что собаки смышленые звери, — уж факт. Они слышат, видят, и мыслят, и делают вывод…

Волчок, очень грустный, сидел терпеливо и ждал. Скрипнула дверь. Вышел грузный, тяжелый хозяин. Носище его нависал над потресканной блеклой губой, в отечных мешках утопали глаза. Волчка он не видел. Смотрел в никуда. В бездумном взгляде сквозила тоска, и вялость владела хозяином. Смотрел он в курятню, где жили, пока еще, десять несушек и с ними петух.

«Поймать бы одну да продать на похмелку… Но это уж точно конец. Жена не простит, да и сын… — он крепко задумался. Жажда похмелья боролась с подорванной совестью, решалась проблема семьи, дальнейшая жизнь. — Эх-ха… Курицей больше, курицей меньше…»

Волчок хорошо изучил человека: походку, взгляд, интонацию голоса. Сегодня хозяин опять не притащит еды: больной и сердитый. Умный барбос все оценивал, взвешивал. Он заскулил, ткнулся носом в пустую кастрюлю. Когда-то хозяин намек понимал: воды подольет и покушать притащит.

Очень важно, степенно, с достоинством прыгнул с завалинки кот Бармалей, приблизился, вытер свою черномазую шерсть о штанину хозяина. Коту выносили рыбешку, чесали за ушком, а он выгибался, мурлыкал. Волчок заскулил, ревниво следя за котом. Но в этот момент Бармалей отлетел от пинка. Раздалось свистящее «бры-ысссь!».

Волчок ухмыльнулся: ну что, мол, подхалим, схлопотал по загривку? Не лезь!

Кот больше не лез. Он так же с достоинством, важно прошел по двору и скрылся в сарае. Старый охотник по промыслу крыс и мышей, голодным не будет. Ему хорошо. Он свободен.

Хозяин еще постоял, но куриц не тронул. Ушел со двора, за калитку. Теперь он не скоро придет. Появилась хозяйка. Волчок ей хвостом никогда не вилял, не приветствовал, не признавал. Однажды он слышал: «Твой пес, ты и корми!» Волчок понимал: относилось к нему. Конечно, в словах разобраться не мог, но враждебность хозяйки почуял: вот, кур накормила, а он — хоть умри… Волчок все смотрел и смотрел на курятню. Его раздражали крикливые птицы, горластый петух…

Хозяйка ушла на работу. Волчок проводил ее взглядом пустым, равнодушным: «Иди…» Он смирно сидел и смотрел на ворота.

Во двор вышел Миша: заботливый, ласковый маленький друг. Волчок встрепенулся, вильнул крючковатым хвостом, завертелся. Светились собачьи глаза, сверкала в них радость. Волчок ожидал от мальчишки еду и не ошибся. Миша подбросил кусок зачерствелого хлеба. Волчок его ловко поймал на лету.

Миша погладил собаку. Он очень любил всех животных: и кур, и свиней, и козу. Все пропил отец. Остались лишь куры. Миша тяжело вздохнул, нахмурился, но лишь на мгновение. Он был предоставлен себе, а впереди целый день… Друзья его ждут за поселком. Каникулы. Лето…

Мальчонка сбежал со двора. Волчок заскулил. Рванулся за Мишей, закрутил головой, стараясь порвать цепь или сбросить ошейник. Рывок — и горло сдавило, и трудно дышать, но Волчок уже чувствовал: ремень ползет с головы. Отчаянно дернул Волчок, и ошейник упал вместе с цепью к ногам. Свобода!

Волчок осмотрелся. Прошел по двору. Все спокойно. Вокруг никого. Хочется пить, а в курятне вода. Очень хочется пить… Волчок подошел, ткнул мордой рыбацкую сеть, что служила курятне оградой. Болтается, мягкая, но не пускает. Тянул, но не рвется. Уж если нельзя перегрызть, перепрыгнуть, значит, надо копать.

Кто сказал, что собаки не думают? Думают. Соображают.

Крепкие лапы легко углублялись под сеть. Из-под когтей вылетала земля. Вскоре подкоп был готов. Узкий проход, словно лисья нора. Волчок все же втиснулся. Ловко на брюхе прополз под капроновой сетью, поднялся в ограде.

Закудахтали куры, запорхали под носом, разозлили Волчка. Сверкнули клыки. Пес сцапал ближайшую курицу. Треснули косточки, хлопнули крылья. Криком истошным заполнился двор, крепко сжималась зубастая челюсть. Обмякла курица, последний хрип вырвался из ее горла, голова откинулась в сторону, и белой смертной пленкой прикрылись куриные бусины глаз.

Вкус теплого мяса, дурманящий запах горячей крови разбудили в собаке звериный инстинкт. Опьяненный и силой, и свободой, пес волком бросался на кур: ловил их, трепал, придерживал лапой и рвал. Курятня наполнилась пылью и пухом, предсмертным кудахтаньем.

Волчок задавил последнюю курицу и огляделся. Все. Ни одна пернатая больше не дергала лапой, не махала крылом. Гордый стоял посредине курятин Волчок. Поза его выражала восторг. Морда в пуху и измазана кровью. Он насытился вдоволь. Осталось попить. Он полакал из кастрюли, хотел удалиться, но услыхал подозрительный звук. Насторожился, поднял морду и увидел живого петуха. Вот уж кого бы он в первую очередь съел!

Белый крикун с ярко-красным гребнем сидел высоко на шесте и, склонив голову, с любопытством глупой птицы разглядывал пса. Волчок досадливо лаял, но спугнуть петуха с удобного седала не удалось. Петя оказался не таким уж глупым и точно знал, что на этой жердине он будет живым.

Волчок облизнулся, глядя на петуха, прихватил задавленную курицу и выбрался из курятни. Под забором он выкопал ямку, положил туда свою добычу и, тщательно обнюхивая каждый сантиметр земли, носом закопал тайничок. Теперь ловкий пес наверняка знал, что на черный день имеется запас.

Задерживаться во дворе Волчок не стал. Он перемахнул через забор и побежал по улице. На обочине стоял мусорный контейнер.

Две вороны, удобно устроившись, что-то клевали. Волчок потянул воздух чутким черным носом. Пес не был голоден, но запах рыбки с душком приятно щекотал ноздри. Возможно, все-таки Волчок пробежал бы мимо, но привычка отгонять ворон взяла свое. Волчок бросился к мусорному ящику и спугнул черных птиц.

Рыба оказалась вкусной, и Волчок с аппетитом изгрыз половину. Живот его раздулся и приятно отяжелел. Волчок собрался бросить остаток, но подлетели вороны. Жадность не позволила псу отдавать кому-то свою добычу. Волчок продолжал грызть, зорко поглядывая на непрошеных гостей.

Вороны бесстрашно уселись по обе стороны собачьей морды. Одна птица попыталась стянуть кусок рыбины и подкралась слишком близко. Волчок был настороже и тотчас бросился на нее. Этого движения было достаточно, чтобы вторая ворона подхватила кусок, но он оказался скользким и тяжелым. Ворона, взлетев, выронила рыбину, Волчок подбежал, но теперь черные птицы решили не уступать свое законное блюдо и дружно атаковали нахального пса. Вороны пикировали со свистом, с карканьем и ударяли собаку своими мощными клювами. Налеты становились смелее, напористее. Откуда-то появлялись все новые и новые птицы, и вот уже черной тучей они закружились над растерявшейся собакой.

Впервые Волчок испугался черных птиц. Он прижимался к земле, огрызался, пытался сцапать нападавшую птицу, но та, ударив, быстро отлетала в сторону, а с другого боку Волчок получал следующий удар.

Наконец перепуганный пес не выдержал нападения и пустился наутек. Но и бегством непросто было избавиться от быстрокрылых преследователей. Они догоняли и клевали, клевали, клевали. И лишь когда Волчок оказался в своем дворе, стая рассыпалась. Только две птицы, как обычно, уселись на провода и зорко осматривали окрестность.

Волчок обследовал двор. Хозяева не возвращались. Не было дома и маленького человека Миши. Волчок очень любил бегать с мальчишками по кустам, кого-то искать, на кого-то лаять. Это весело. Когда-то, еще щенком, он часто гулял с Мишей, а потом Волчка посадили на цепь.

Пес потянул носом воздух, стараясь найти след своего маленького друга. Запах Мишиного тела едва трепетал в воздухе, но пес учуял его и, перемахнув через забор, устремился в лес, туда, где играли ребята.

После работы хозяин возвращался домой. В последнее время с коллегами-мотористами он, как повелось, обмывал отремонтированный двигатель, но сегодня заявил:

— Все, амба! Я больше не пью.

Друг-шофер согласился подвезти его и четыре мешка овсянки для кур.

— Несушек кормить уже нечем, — сказал хозяин другу. — Вот порадуется-то моя половина.

Подъехав к дому, хозяин широко распахнул ворота. Во дворе стояла жена, на редкость тихая и угрюмая. «Наверно, думает, что я опять пьяный…»

— Мать! Принимай корм нашим курочкам! — воскликнул хозяин в надежде увидеть радостное лицо.

Но его импульсивная спутница жизни не проявила эмоций. Она просто стояла убитая горем и смотрела на опустевшую курятню.

— Любуйся! Вот что натворил твой пес! Мало того что ты все пропил, теперь собака последних кур съела.

Хозяин поблагодарил шофера, с которым вместе выгрузил мешки, закрыл ворота и молча подошел к курятне. Растерзанные, раздавленные, уже остывшие тушки валялись по всему дворику. Кровь и перья устилали землю. Лишь белый петух, высоко подняв красный гребень, одиноко ходил по дворику и недоуменно поглядывал на бесформенных окоченевших подруг.

Хозяин взял мешок, собрал останки пернатых, унес в огород и закопал. Он шел к дому, готовясь услышать очередной концерт с истерикой, но грозная половина сидела в кухне возле окна, и голубые, как ясное небо, глаза ее утопали в слезах.

Хозяин не стал утешать жену. Впервые за последнее время их совместной жизни он осознал глубокую вину перед своей семьей.

«Все. Все начнем сначала. Еще ничего не поздно. Где же этот чертов пес?»

Хозяин расчехлил ружье, зарядил и вышел во двор.

Зловеще-багровое солнце опустилось за кроны берез, кровавая лента вечерней зари последним приветом мелькнула над лесом, и стало темнеть. Шальной ветерок разгуливал в вершинах деревьев. Миша, голодный, усталый, но радостный, мчался по тропинке домой, а шустрый Волчок семенил впереди.

«Сегодня было настоящее путешествие, — думал Миша. — С собакой никогда не скучно и не страшно. Волчок настоящий друг и охотник. Он отыскал и спугнул глухарей. Мог бы поймать, да кусты помешали. Теперь всегда буду брать его с собой. Даже чужие мальчишки не придирались. Волчок — это сила. Его боятся…»

Миша спешил.

«Наверно, папа и мама уже пришли, скажут: „Чо поздно!“ Фу, еще не совсем стемнело. Вот уже и наш забор…»

Миша обратил внимание на то, что Волчок чего-то испугался, забеспокоился, стал прижиматься к его ногам.

— Ты чего, дурачок? Уже пришли.

Волчок заскулил и остановился. Умные глаза собаки уставились на мальчишку.

— Ага, не хочешь домой, — догадался Миша. — Конечно, отец посадит тебя на цепь. Не бойся. Завтра, когда все уйдут, я тебя отпущу. Мы снова пойдем на сопку. Вперед, Волчок! Вперед!

Миша отдал команду, отбежал и оглянулся. Пес, поджав острые ушки, сидел и виновато смотрел на маленького хозяина.

Миша вернулся, погладил мягкую собачью шерсть:

— Пойдем, я тебя покормлю. Кушать хочешь? Кушать.

Знакомые добрые слова взволновали Волчка, он навострил уши и все же недоверчиво посматривал на Мишу.

— Пойдем, Волчок! Вставай! — Миша потянул за холку упрямого пса.

Волчок, привыкший выполнять несложные команды, лениво поднялся.

— Ну вот, молодец.

Они прошли вдоль забора, Миша открыл калитку и, пропуская собаку, подбодрил:

— Вперед, Волчок! Вперед!

Два ворона, испуганно взлетев, скрылись за вершинами деревьев.