Рассказы старого шахтера

ЛЮДИ ИЗ БАЛАГАНА

Красные отступили, и солдатам генерала Гумилевского удалось захватить местечко Иловайск. В окно видно было, как по просёлку, взмётывая грязный занавоженный снег, приседая на увалах, мчались троечные крестьянские сани: солдаты направлялись к балагану, в котором артельно жили горнорабочие — плитовые, вагонщики, крепильщики.

— Когда же они, злыдни, угомонятся, — вздохнула артельная стряпуха Аграфена. — И тиранят народ, и тиранят…

Сани остановились у дверей балагана. Из саней вышли ротмистр в английской коричневой шинели, двое солдат, местный поп Захарий в пальто с козьим воротником и плотник Спицын, тоже из местных, со своим плотничьим ящиком.

Солдаты принуждали шахтёров спуститься в шахту и возобновить добычу угля. Но шахтёры отказывались работать на белых. Их уговаривали, пытались подкупить, запугивали — шахтёры стояли на своём и работу бойкотировали. Они знали, что уголь требовался белым для отправки за границу, откуда они взамен получали оружие и продовольствие.

Первым в балаган вошёл ротмистр с солдатами, за ним Захарий и Спицын. Ротмистр перчаткой отряхнул с погон снег и небрежно кивнул попу.

Захарий раскрутил шарф, которым были укутаны его плечи, расчесал пальцами застывшую на морозном ветру бороду, тихонько погудел, опробовал голос и вознёс, будто молитву:

— Христиане, сеятели труда! Сознавая ничтожество своё перед творцом, не гневите его, выступайте на работу и принесите этим творцу покаяние своё, любовь и благодарность.

Шахтёры равнодушно молчали.

— Видят телесные очи мои, что вы забыли храм господень, не ходите в него…

— А у нас вот Жохов один в храм ходит и на всех молитву в шапке приносит, — перебил попа кто-то.

Шахтёры засмеялись: плитовой Жохов давно уже был отлучён от церкви.

— Огорчительно шутить да проказить над церковью. Все богу молятся. Вор и тот богу молится…

— Молится! — опять перебили попа. — Да чёрт его молитву перехватывает!

— Кара для вас будет тяжкой, как для тех, кто без меры согрешает. Одумайтесь…

С нар поднялся Жохов в верёвочных лаптях — чунях, в нагольной рубахе и в стёганых штанах с нашитыми под коленями кусками овчины, чтобы штаны не рвались при работе в забое, — хмурый и спокойный, старшина балагана.

Он прошёл мимо попа к бочке с водой, снял с её края ковшик с загибкой, зачерпнул воды, отпил несколько медленных глотков, потом повесил ковшик на прежнее место и сказал:

— Сам, Захарий, в забой полезай.

Ротмистр зло сжал губы, коротко приказал плотнику и солдатам:

— Приступайте!

Спицын подошёл к окнам, достал из своего ящика отвёртку, стамеску и молоток:

— Вы меня, ребята, не судите строго. Я ведь человек подневольный.

— Оно и видно.

— Не разговаривать! — прикрикнул ротмистр.

Застучал по балагану молоток: Спицын начал выставлять оконные переплёты. Солдаты перетаскивали их во двор и складывали в сани.

В балаган хлынул мороз, подуло снегом. Заплакали испуганные дети. Матери утешали детей, прижимали к себе. А мороз всё гуще и плотнее заполнял балаган, изгоняя из него теплоту и уют людского жилья.

Когда вынули все переплёты, ротмистр, натягивая тугие замшевые перчатки, сказал шахтёрам:

— Заступите на работу — вставлю окна, а нет — подыхайте от мороза. Я тоже умею шуточки пошучивать.

И он направился к выходу.

— Не подохнем! — вслед ему громко ответил Жохов. — Шутил волк с медведем да зубы в горсти унёс!

И люди начали жить зимой в балагане с пустыми окнами. День и ночь топили они шахтёрские железные печки, но уберечься от холода не могли.

Рубахи примерзали к нарам, лица и руки убеляло инеем. Питьевая вода в бочке затягивалась льдом, и лёд приходилось время от времени рубить жигондой — тонкой рудокопной киркой.

Случались бураны, и тогда всех в балагане заваливало снегом. Буран стихал, и снег выгребали лопатами. Аграфена попробовала занавесить окна одеялами, но явились солдаты и одеяла содрали.

И опять шахтёры жили с пустыми окнами.

Никто из них не жаловался. Терпели все — и мужчины, и женщины, и дети.

Но вот в один из дней послышался далёкий орудийный гул: красные наступали. С каждым часом гул всё приближался.

Люди из балагана выходили в снежную степь и подолгу стояли в степи, прислушивались к этому орудийному гулу: значит, вытерпели, значит, дождались своих!