Рассказы старого шахтера

МЕДНЫЙ КЛЮЧ

Филька в подтянутой верёвочной опояской шубейке, в поношенной ушанке, насунутой на глаза, вбежал в надворье барака и закричал:

— Терёшка! А Терёшка!

Сильный ветер со снегом бил в грудь, относил крик в сторону.

Фильку схватили за руки и втолкнули в барак. Был ранний час, а в бараке стояла тьма, едва разбавленная утренней морозной синью.

Кто-то зажёг масляный каганец, и тонкая струйка копоти взметнулась к потолку.

В свете каганца Филька увидел своего приятеля, босого, в ватных штанах и ватной куртке.

— Чего разорался? — спросил Терёшка недовольным голосом. — Из-за тебя на мороз босым выскакивай!

Филька вытер рукавом шубейки мокрое от снега лицо и, убедившись, что в бараке все ещё крепко спят, взволнованно заговорил:

— Лямин какие-то запрещённые книжки нашёл, политические!

— Да ну? — удивился Терёшка. — А где нашёл?

— Не знаю. В сундук их запрятал. Мать видела, как он прятал. — И при этом Филька, сын кухарки Лямина, утвердительно качнул головой, отчего ушанка ещё глубже насунулась ему на глаза. — А на сундук во какой замок навесил! — И Филька широко расставил красные с мороза ладони. — И ключ у этого замка тоже во какой, медный. — И Филька немного сузил ладони.

— Неужто такой здоровый? — усомнился Терёшка.

— Угу. Хочешь, забожусь?

Терёшка махнул рукой — не надо, верю.

— А матери сказал, что пойдёт в Соболевку в полицию заявлять. Как метель утихнет, так и пойдёт. И ещё сказал, что теперь его шапка на столе, а большевиков — под столом.

Терёшка начал поспешно накручивать портянки и натягивать валенки.

— Надо скорее предупредить.

— А кого ты будешь предупреждать?

— Найдётся кого, — ответил Терёшка.

Лямин был церковным старостой. Про книги он узнал случайно, когда подслушал в церкви разговор двух старух. Одна рассказывала другой, как она пошла в лесок, что за пожарной будкой, подсобрать гнилушек на растопку, да ковырнула там трухлявый пенёк. А под ним, господи прости, утайка в земле выкопана, и в ней короб, полный книжек, лежит.

Лямин вечером в метель вытащил из-под гнилого пня цинковый ящик с книжками и убедился, что книжки принадлежат смутьянам, которые против царской власти. Тогда он перенёс их в дом и спрятал в сундук до той поры, пока метель спадёт, и тогда можно будет добраться до города и обо всём доложить полицейской управе.

В посёлке была устроена явка — тайная квартира большевистской подпольной организации Соболевской шахты. Здесь, в тридцати верстах от шахты, хранились в безопасности архивы подпольщиков. Ведал архивом Корней Иванович Мальцев. Только ему одному было известно, что в цинковом ящике среди просто политических книг имеется одна непростая книга, хотя она совсем и не политическая. В этой книге между обычными печатными строчками были записаны бесцветными химическими чернилами выступления коммунистов-соболевцев на партийных собраниях. Называлась эта книга протокольной. Если она попадёт к полицейским, они могут заподозрить что-нибудь неладное, провести по её страницам горячим утюгом, и тогда бесцветные чернила проявятся и прежде невидимое сделается видимым. Полицейские узнают фамилии подпольщиков, сроки намеченных забастовок, адреса явок.

Корней Иванович Мальцев с близкими ему людьми приступил к немедленным действиям: старику Ефремычу было поручено следить за Ляминым, чтобы он ненароком не ушёл в Соболевку, а Терёшке и Фильке приказал обшарить в комнате Лямина все углы и попробовать отыскать ключ от сундука. Корней Иванович был уверен, что ключ где-то спрятан, потому что носить его с собой Лямин не станет из предосторожности.

Чуланчик, в котором жили Филька и мать, помещался рядом с комнатой Лямина. Филька и Терёшка дождались того часа, когда Лямин отправился в церковь, и прошмыгнули к нему в комнату.

— Начнём с комода, — предложил Терёшка.

Филька согласился.

Они выдвинули тяжёлые ящики и просмотрели в них бельё, кульки с крупой, ботинки, связки сухих грибов, но ключа не обнаружили.

— Складывай всё, как было, — предупредил Терёшка Фильку. — Чтоб Лямин не заметил.

Когда с комодом покончили, Терёшка сказал:

— Я огляжу запечье, а ты — притолоки у дверей. Оглядели — ключа нет.

Слазили под кровать и под стол, подняли тряпичную подстилку и прутиком от веника поворошили в щелях пола, ощупали рваное сиденье плюшевого кресла, перетряхнули подушки и зипуны. Терёшка заглянул даже в пустую лампадку перед иконой, но всё напрасно — ключа нигде не было.

Огорчённые неудачей, ребята вернулись к Мальцеву. Некоторые члены явки предложили подкараулить Лямина, избить его и заставить отдать ключ. А то и просто ворваться в дом и разломать сундук.

— Вы забываете о конспирации, — возразил Корней Иванович. — Сейчас у Лямина только книги, а тогда будут улики против отдельных коммунистов. Всякий шум, всякая гласность нам могут лишь навредить.

Тогда решено было, что Филька незаметно проведёт в дом кого-нибудь из рабочих и тот осмотрит комнату Лямина сам, благо Лямин всё время в церкви.

Но и вторичный обыск ничего не дал — ключа не оказалось. А сундук, как убедились, так сразу разломать невозможно: он обхвачен коваными обручами и прошит заклёпками.

Вечером неожиданно выяснилось, что ключ Лямин прячет в церкви в железной кружке для сбора пожертвований. Дед Ефремыч заметил, как перед закрытием церкви Лямин выгреб из кружки накопившиеся за день монеты и среди них медный ключ. Деньги сложил в мешочек, чтобы отнести священнику, а ключ снова бросил в прорезь кружки.

И опять собрались члены явки: как быть, что делать?

Метель уже стихла, так что к утру следовало ожидать хорошей погоды, и тогда Лямин приведёт из города полицейских и отдаст им книги.

Каждый придумывал своё, и всё это было невыполнимым. Забраться в церковь, но церковь закрыта. Влезть через окно, но на всех окнах решётки. Вытащить кружку рогачом сквозь решётку, но кружка привязана цепью к столбу. Пойти к священнику и под каким-нибудь предлогом попросить его отпереть церковь, но сам Лямин сидит сейчас у священника, который собрал гостей по случаю престольного праздника.

Думали, так и этак прикидывали, каким путём выручить ключ, но ничего путного придумать не могли. Тут попросил разрешения высказаться старик Ефремыч. Он поднялся со скамьи, поскрёб пальцем подбородок, прищурился и неторопливым говорком начал:

— И то ж помнится, когда я мальчонкой был, довелось мне в пастушатах у попа Феоктиста батрачить, за гусями доглядывать. А тот поп Феоктист…

Кто-то в раздражении перебил Ефремыча:

— Не до того нынче, чтоб жизнь свою вспоминать.

— Это кому как, — упрямо возразил Ефремыч. — Может, у меня в жизни было такое, что к церковной кружке прямое отношение имеет.

Ефремыч вдруг обиделся и закончил своё выступление словами:

— Возьму-тка я Фильку и Терёшку, и этот самый злочестивый ключ мы вам из церкви принесём. А уж каким манером, про то забота моя.

К ночи метель смолкла, и в небе крупным зерном рассыпались звёзды. Посёлок дремал в белом дыму потухающих очагов, тёмный и притихший. Только в усадьбе священника мерцали жаркие огни керосиновых ламп и слышны были пьяные голоса гостей.

Старик Ефремыч, Терёшка и Филька направились к церкви.

Морозная дорога громко повизгивала под валенками. Низкие звёзды горели ярко, и поэтому идти было светло. Старик Ефремыч нёс хворостинную удочку. Филька — банку с тёплой водой, которую он укрывал под шубейкой, чтобы вода не замёрзла. Так велел Ефремыч. А Терёшка шагал с деревянной лопатой. Терёшка подпрыгивал от нетерпения и приставал к Ефремычу:

— Дедушка, вы ключ будете удить?

— Буду.

— А как же удочка у вас без крючка? Голая верёвка болтается.

— А вот так и буду голой верёвкой удить, — хитро посмеиваясь, отвечал старик Ефремыч.

Филька молчал, молчал и тоже не утерпел, полюбопытствовал:

— Мы что, на церковь полезем?

— Это к чему? — в свою очередь озадачился старик Ефремыч.

— Удить через трубу будем, что ли?

— Где это ты на церквах трубы видел?

— И то верно, — согласился Филька. — Не видел.

Возле церкви никого не было. Проворно разгребли лопатой снег и подобрались к тому окну, на которое указал старик Ефремыч. Окно было выложено мелким цветным стеклом и покрыто витой ржавой решёткой.

Старик Ефремыч рукоятью лопаты продавил одно из мелких стёкол. Оно только слабо хрупнуло на морозе и выкрошилось. Тогда Ефремыч размотал удочку, расчесал, разлохматил конец бечёвки и обмакнул его в банку с водой. Потом сунул удочку в окно. Терёшке и Фильке велел следить, чтобы никто не показался поблизости, а сам начал приглядываться внутрь церкви и водить удочкой, целиться в прорезь кружки. После долгих трудов ему удалось завести бечёвку в кружку, и он стал ждать.

Ребята разминали ноги, следили по сторонам, нет ли кого, и тоже ждали.

Когда прошло с четверть часа, старик Ефремыч осторожно потянул удилище из окна церкви.

Терёшка и Филька, не в силах превозмочь любопытство, подбежали к Ефремычу. А он всё продолжал медленно и осторожно тянуть удилище. Наконец показалась бечёвка, а на конце её, покачиваясь и поблёскивая, повис медный ключ.

Ребята обмерли от удивления. Первым опомнился Терёшка.

— Эва! — воскликнул он в восхищении. — Ключ-то к бечёвке примёрз! Ну и ловко вы его выудили!

— Угу, — подтвердил Филька. — Примёрз.

— Теперь увидим, где чья шапка окажется, — сказал старик Ефремыч, пряча ключ в карман тулупа и поглядывая на усадьбу священника. В усадьбе по-прежнему мерцали огни керосиновых ламп и слышался гомон пьяных гостей.

Кони бежали лёгким шагом, ходко тянули дорожные санки с широкими подрезами. В санках, в густых стеблях обмолоченной ржи, был спрятан цинковый ящик с архивом соболевских большевиков. Возле ящика сидел Корней Иванович Мальцев. На передке за кучера расположился старик Ефремыч.

Архив перевозили на новую явку в соседний посёлок, чтобы скрыться от полицейских, если их всё-таки приведёт церковный староста.