— Инженер?! Горняк?! — кричал Тюкин, большой тучный мужчина с длинными залысинами на голове. — К нам?!
Немчинов стоял перед ним, растерянный от такой буйной детской радости за себя.
— Валя! — Тюкин подбежал к двери, крикнул: — Кофе! — Вернулся к Немчинову, протянул ему руку. — Прости, руки отмороженные и пожать толком не могу. Сядь.
Сели.
— Инженер, значит. Дело, голуба. Я здесь второй месяц, трудно, браток. Восстановительных работ под землей много, производительность не дотянем еще до довоенной. Растеряли горных мастеров. — Махнул рукой, подвинул стул ближе. — Андрей Иванович?
Андрей кивнул.
— Ты начальник без участка, у меня участок без начальника. Сторгуемся? Клянусь честью шахтера, процентов на двадцать можно повысить общую добычу. А двадцать и шестьдесят — это уже восемьдесят процентов довоенной добычи. А жизнь-то, она больше всего тепло любит.
Секретарша внесла бутерброды, кофе. Оглядела Немчинова.
— Сегодня День повышенной добычи, — сказал Тюкин, — пойдешь на «Молодежную», осмотришь заброшенные шурфы… А сейчас откуда?
— А из Москвы. — Андрей осмелел, закинул ногу за ногу, приготовившись разговаривать о делах и новостях.
Секретарша остановилась, задержалась: хотелось послушать.