Разоритель Планет

27.12.2579, 07:30

Сектор Корво, Система Немезида, Планета Итарис, Город Кирен-1,

Район № 2, Дом 103, этаж 9, квартира 135,

27.12.2579, 07:30

Утро вновь встречало людей холодом. Генрих уже стоял на платформе монорельса, снова в толпе людей. Тут к нему подошел какой-то мужик и взял его за грудки.

— Что? Что Вам нужно? — спросил Генрих, ощущая то, как земля начала ускользать из-под ног.

— Что нужно, тварь? Да ты меня, гнида, работы лишил, — довольно тихо, но хрипло говорил человек, от которого несло перегаром, на лице его была щетина, одежда будто бы за день превратилась в лохмотья. — Нормально с шок-пехом работать, тварь? А?

— Не я с ним работал. Отвали, — прохрипел Генрих, а после был отпущен вниз.

Мужик словно испарился в толпе одинаково уставших и во многом однотипных мертвоглазых людей. Почти каждая пара глаз — мужские или женские, молодые или взрослые, — была будто бы воспалена. Царила какая-то массовая сонливость, и лишь отряд шок-пеха заставлял людей реагировать на раздражитель. Как какие-то одноклеточные, они довольно лениво реагировали на все происходящее, на толчки транспорта, на требования предъявить электронный паспорт или идентифицирующий чип, но все же выполняли требования людей в черной броне. Эти вестники побоев действовали в своей типичной манере: их искаженные голоса звучали громче обычного, для ускорения действия слышались угрозы, а порой рука человека с чипом просто поднималась к считывателю физической силой пехотинца. Когда очередь дошла до Генри, он подставил руку под сканер гвардейца.

— Ага. Генрих Эдмундович Шпак, сотрудник ЗАО «КаренияИндастриз», — прозвучал металлический голос из-за подобной черепу маски с черными визорами, а после человек протянул руку Генриху. — Мое почтение, сэр. Быть коренным жителем Итариса и грабить свой народ — это достойное уважения действие.

— А бить своих людей это достойно? — спросил Генрих, с какой-то неприязнью пожимая руку гвардейца.

— А я работаю на государство. Я человек подневольный, так что… Вся кровь, пролитая мной, — на совести государства, гражданин. Запомните эту важную вещь. Если ты выполняешь преступный приказ — это не означает, что ты с ним согласен. Да. Я бы мог уйти с этой службы, но дайте ответ на один вопрос: «Чем мне кормить детей, если я умею только бить людей?». Задумайтесь над этим вопросом, гражданин. Удачного дня, — гвардеец оттолкнул Генриха, после чего прошел дальше.

Подошедший монорельс был остановлен и не двигался до момента, пока гвардия не проверилавсех находящихся на станции. Кажется, что они кого-то искали. По крайней мере, такие проверки были редкостью. Нужно будет посмотреть новости… Может, кого-то из гвардии убили? Если так, то все становилось ясным.

Вскоре Генрих был уже внутри монорельса, который двинулся довольно быстро. Скорость монорельса в выходные обычно снижалась, но сегодня ее почему-то забыли снизить, что было радостью для Генриха, ведь теперь он точно успевал в офис на встречу к Романо. Снова мимо людей проезжал маленький робот, который снимал деньги со счетов проезжающих. Он ехал спокойно вплоть до того, как поравнялся с каким-то пьяным человеком, который взял и пнул машинку. Неясно для чего, неясно зачем, но полицейский, сидевший в крайнем месте, довольно быстро среагировал на писк машинки.

— Что Вы делаете? — громко и властно спросил человек в темно-синей форме с красными линиями на плечах, с бронежилетом надетом поверх куртки, с электродубинкой, сжимаемой в руках.

— А хрен ли эта шняга пищит?! — громко спросил мужичок, после чего получил малый разряд тока с ударом дубинки в живот и медленно сел на место. От боли его глаза начали сверкать, а полицейский начал забивать что-то в свой НПК.

— Итак, гражданин. За покушение на государственную собственность на Вас налагается штраф в две сотни кредитов.

— А-а-а-а-а… — у алкоголика буквально пропал голос, а люди в салоне начали либо хмуриться, либо улыбаться, ибо милый робот с маленьким сканером на манипуляторе обычно всех даже радовал, а здесь какой-то моральный урод взял и пнул единственное светлое, что можно было увидеть в монорельсе.

— Что? Платить нечем? Ничего страшного. Найдете подработку, а если что, отправитесь на зону за неуплату штрафа, — человек повесил дубинку на пояс, после чего развернулся и пошел назад на свое место, а машинка продолжила свое движение.

…

В этот раз на площади было сильно меньше шок-пехотинцев, видимо, они все же были здесь для того, чтобы на случай чего противостоять рогарийцам, а теперь охраняли лишь покой различных богатеев. Тем более атмосфера в городе начала довольно сильно накаляться. Кроме Романо на ликвидацию промышленности работали и его люди, да и… по слухам они работали и в других промышленных городах. Романо же шел на наиболее «важные» заводы, либо к наиболее важным личностям, которыми были Борман и Фирс, судя по всему, позавчераон завербовал важные для себя кадры.

На часах было «8:54», и это радовало. На месте администратора снова был тот жизнерадостный паренек, который уже с улыбкой встречал Шпака.

— Здравствуйте, господин Шпак. Господин Романо уже ждет Вас в своем кабинете. Он в довольно хорошем настроении, — Шпак поприветствовал секретаря в ответ, а после двинулся к лифту.

Мгновение. Снова вход в лифт, снова приятная музыка и ожидание какой-то прочески за вчерашнюю ложь. Вряд ли Романо посчитал, что Генрих сказал правду по поводу заболевшей дочери. Вряд ли и вчера ждало что-то хорошее… А уж сегодня подавно.

Возле входа снова стоял Джек. Чернокожий улыбнулся, когда подошел Шпак и первый протянул руку чернокожему. Они обменялись рукопожатиями без слов, а после мужчина вошел в кабинет.

Здесь снова сидел Чаки, он посмотрел на Романо, затем на Шпака, а затем вышел из кабинета, толкнув плечом вошедшего.

— Здравствуйте, господин Романо, — произнес Шпак, глядя на корпората, чья шляпа лежала на столе. Монитор перед Романо стал отключаться и, закрепленный на небольшом механизме, стал опускаться под стол и закрылся компактным трапециевидным «люком».

— Здравствуй, Генри. Присаживайся, — Романо с улыбкой указал на стул перед своим столом.

— Даже досматривать не будете?

— А смысл?

— Ну, как? А если у меня ствол.

— Ты думаешь, что напугаешь человека, который бился с рогарийцами? — спросил, ухмыльнувшись, корпорат. — Запомни одну вещь, Генри. От моего трупа не станет лучше. Ну, убьешь ты меня, допустим. В чем я, кстати, сильно сомневаюсь. И что дальше?

— Меня убьет Чаки.

— Ну вот. И какой смысл? Дочь захотел оставить одну? Садись, я говорю, — повторно указал на стул человек, а Шпак нехотя сел перед ним. — Как там, кстати, дочка? Сильно болеет?

— Да. Сильно. Температура поднялась.

— М-м-м-м-м… А я-то думал, ты меня обманываешь, а оно вон как получается. Болеет, значит, дочка. Ну, ничего. Выздоровеет. Ты на этот счет не беспокойся. Организм молодой, все дела. Не пройдет и полгода, и встанет на ноги. Но… — человек в этот момент стал более серьезен. — Перейдем к делу. Как помнишь, в пятницу нами были завербованы Фирс и Борман. Почему первым я называю именно Фирса? Нет, не потому что он первый перешел под мое крыло, но из-за дела, которое будет с ним связано, — человек в этот момент посмотрел на Шпака, а после положил на стол небольшую голокарту, мгновение, и возник один из районов города, после чего Романо указал на здание старого бара «Шкипер». — Так вот. В этом баре будет встреча большей части главарей тех, кто стоял за Фирсом. Народа там будет много и, возможно, тебе придется пострелять. Поэтому не забудь взять с собой свой пистолет. Что еще? В операции будут участвовать еще и шок-пехи, они, вероятно, зайдут с тыльной стороны здания. По поводу твоей задачи. Ты будешь прикрывать меня вместе с другими. С этого момента, ты — мой телохранитель. Драться в принципе умеешь, поэтому, думаю, будешь полезен. Зарплата будет еженедельная, две тысячи кредитами, если хорошо себя покажешь — будут премии. По поводу самого Фирса. Я не знаю, что с ним делать. Можно было бы его слить, однако он еще может принести пользу. Как ты смотришь на этот вопрос? Просто проверить твою соображалку, а то ты, кажется, за последние дни отупел самую малость, поэтому пораскинь мозгами.

Генрих впал в ступор от этого вопроса. Сначала он впал в ступор от того, что ему придется убивать, потом от того, что теперь Романо назначает его в свои телохранители, а теперь с того, что человек, по сути, просит совета, но только для того, чтобы сам Генрих просто пораскинул мозгами. Минут через пять Генрих все же начал что-то говорить.

— Ну… Вообще. Это. Да. Вот. Эм… Ну… Я не знаю, что сказать.

Романо в этот момент засмеялся, но быстро подавил свой смех.

— Ладно-ладно. Но ты все же попробуй. Развивай мысль.

— Я не знаю.

— Ну, давай начнем с того, что он, по сути, предатель.

— Да. А предавший однажды — предаст и дважды. Вот. Так что… Может быть, имеет смысл его слить, — как-то неуверенно проговорил Шпак.

— Хорошо. Но… С другой стороны?

— С другой стороны, если в живых останутся другие главы банды — то Фирс может провести нас к ним. Верно?

— Верно. Поэтому Фирса и не стоит убирать сразу, каким гнилым бы он не был, — Романо отключил голокарту, а затем откинулся на стул. — У тебя есть какие-то вопросы? Кроме твоей жены.

— Ну… У моей дочери сейчас возникло задание, которое надо выполнить до конца учебного года. Ей нужно взять интервью… — Шпак в этот момент замолчал.

— И? — спросил Романо, заинтересованно взглянув на Генри. — Чего ты хочешь от меня? Чтобы я привел ей Фирса? И она бы допросила его с пристрастием?

— Нет. Она посчитал Вас человеком, который вершит историю.

— Ага… То есть папка меня считает последней тварью, а дочурка считает творящим историю. Интересно-интересно, — снова улыбнулся Романо.

— Так Вы дадите интервью моей дочери?

— Пожалуй. Почему бы и нет? Только надо будет найти время, а я весь в работе, как понимаешь. Через пятнадцать-двадцать минут здесь должен оказаться сержант Грейх из того подразделения шок-пехоты, что работало с нами в прошлый раз. Если хочешь, кстати, можешь остаться здесь.

— Нет, спасибо. Я не готов находиться с шок-пехом в одной комнате.

— Хех… Забавно. А ведь ты для них снаряжение производил, но ладно. Это все-таки прошлое, а не настоящее, поэтому ступай. А дочке передай, чтобы на меня обиды не держала все-таки — то была лишь определенная сценическая роль.

— Да-а-а-а-а… Вы все-таки разносторонняя личность. Только вот я никак не могу понять того, кто вы.

— Рано пока понимать тебе это, Генри. Рано. Ты до сих пор ставишь себя выше меня или того же сержанта, хотя работал с нами в одном предприятии. Позавчера мы были в одной связке, а уж с шок-пехом ты давно в одной связке. Поэтому ты равен нам. Скоро станешь равен и в плане того, что прольешь чужую кровь. И сколько тогда между нами разницы? — спросил Романо у уже поднявшегося со стула человека. — Что ж. До свидания.

— До свидания, господин Романо, — Шпак вышел за дверь, вместо него тут же вошел Чаки, а Джек стоял с той же улыбкой.

— Ну? Как там? — спросил чернокожий.

— Все нормально, Черный. Я теперь телохранитель Романо.

— Ага. Ну, добро пожаловать, коллега. Ты себе позывной придумай, а то назовут как меня «Черный», или как-нибудь в духе «Бледный», или еще что-то. Парни любят прикалываться. Знаешь же уже про… Ну… То, что мы пойдем на бар штурмом?

— Да. Романо все рассказал.

— И как тебе этот план? Дохрена головорезов, которые там ошиваются, и довольно узкий бар. Мне как-то не ахти эта идейка.

— Угу… — Шпак в этот момент прикусил губу. От мысли о том, что он может не вернуться домой завтра, стало как-то жутко.

— Дочку боишься одну оставить?

— Да. Я ей обещал, что выживу, что буду с ней.

— Ага. Я тоже много чего обещал, ну и… Могу это все не исполнить. Сынкам своим выслал деньги большие за позавчера. Они радостные были. Я для них на стройке какой-то космической станции работаю, а на деле… На деле жутчайшее дело. Надеюсь, что не узнают, чем папка занимается, а то как-то стыдно будет. Они думали, что я борозжу космос, а я выбиваю людей из жизни как прямо, так и косвенно.

— Скольких ты убил?

— Ну… Я считал где-то до десяти, а потом перестал. Не знаю. Что-то, наверное, около пятидесяти сейчас.

— Сложно это?

— Ну… Поначалу — да, а потом для тебя человек почти мишенью становится. Ты просто на рефлексах начинаешь действовать, ибо знаешь, что… Если ты сдохнешь — семья останется без денег и присоединится к тебе в крематории.

— Ты ж говоришь, что у тебя пацаны. Они поди заработают.

— Так жить-то все равно хочется, Генри. Увидеть деток своих деток, ну… Внуков, то есть. Поэтому жизнь свою ты оцениваешь сильно выше, чем жизни других. Это как бы эгоизм, но эгоизм разумный, ибо ты сделаешь хуже своему роду, если пойдешь там… По принципу стоицизма, как говорит Романо. Нет, — в этот момент Джек как-то погрустнел. — Стоицисты были, может, хорошими людьми, но они отрицали одну вещь. Человек не готов жертвовать всем, чем угодно. Никто не готов. Вот ты не можешь предать своей дочери и помереть, — сначала он указал на Генри, а потом на себя. — Я не могу предать своей семьи и помереть. Да. Наплодил. Я виноват в этом. Живут они в гетто, хоть и в Центре живут. Сказать честно… Центральные миры — это сплошное гетто. И белые, и черные, и желтые — все как один живут, заточенные в своих маленьких гетто. Преступность есть, хоть и загнана в норы теми же шок-пехами, но это не гарантия. Да. И зарплаты там получше, но не для всех. Жена вот моя работает за пятьсот кредитов в неделю, сыновья старшие, двое, грузчиками работают там по двести кредитов в неделю. Я за неделю зарабатываю больше, чем они все вместе. Но да… — в этот момент чернокожий пальцем показал на локоть. — В крови по локоть. Мы ведь не все, как Чаки. Даже шок-пехи не все такие, как позавчерашние. Помнишь, наверное, как двое, что были поближе к нам, про девушку говорили. Ну, вот… Не все такие. И не все так однозначно. Вот ты сам в той крови, которую они делают, замешан. Все переплетено, и все мы виноваты, просто в разной степени, — голос Джека становился все более и более тихим, казалось, что он будто бы каялся за то, что делал, и от этого Генриху становилось только хуже. Он мерил их всех одинаковыми ублюдками и головорезами, но чем дальше углублялся в общество — тем сильнее понимал, насколько он сам ублюдок.

— Ладно, Джек. Давай. До завтра. Может как-нибудь встретимся и выпьем. Надеюсь, что шальная пуля не разлучит нас, — Генрих улыбнулся и пожал руку Джека, который и вовсе усмехнулся над последними словами.

— Ты меня в гомосеки не записывай, Генри. Я б если таким был — детей бы не настругал шесть штук, — улыбаясь, сказал чернокожий.

— Не записываю, не записываю, — улыбаясь, проговорил Генрих, а после пошел к лифту.

Почему-то на этом этаже никогда не было никакой активности. Только единичные люди проходили туда-сюда, но не более. Вот в конце коридора стоял Борман и с кем-то разговаривал. Лицо его было, как обычно, красным, а сам он напоминал свинью на бойне, в которой поселился страх, но она не совсем понимала того, куда попала.

— Дая тебе говорю, кретин. Убьют тебя там, — говорил грубый голос толстяка куда-то в никуда.

— С кем Вы разговариваете, господин Борман? — спросил только вышедший из лифта крепкий мужчина в темно-синем закрытом мундире с железным щитом с молнией на правом плече, а также с погонами, на которых красовались четыре серебряных полоски, пересеченных красной линией, в правой руке он держал армейскую бейсболку с тем же щитком, что и на плече.

— А? Ни с кем. Сам с собой.

— А кого там убьют? Не Фирса ли случаем?

— Нет, сержант. Меня убьют.

— Ха-ха… Честно? Я бы Вас прямо сейчас завалил за какие-то секреты, но Вы больно дороги Роберто Романо на данный момент, — толстяк во время слов этого человекадаже побелел. Судя по всему, это и был тот самый сержант, который работал вместе с Романо в цехах.

Крепкого телосложения, рослый и опасный, вот что можно было сказать об этом мужчине в мундире. На лице его под правым глазом красовался довольно глубокий ожог. Возможно, его пометил какой-то рогариец, ибо, если присмотреться, внутри рубца виднелись непонятные символы, которые чаще всего гравировались на гранях энергокопий рогар. Его лицо было довольно грубо обтесанным и во многом изуродованным множественными шрамами, которые, впрочем, были характерны для шок-пеха. Он остановился перед Генрихом и улыбнулся во все зубы.

— Здравствуйте, Генри. Мне тут интересная информация поступила. Я хочу поблагодарить Вас за тот шикарный НПК, который встроен в мой костюм. Правда отличная вещь, и дизайн соответствует нашему делу. А вот шоковая вставка была лишней, пришлось демонтировать, но… Это сугубо моя придирка. Некоторые парни с удовольствием ей пользуются, — в этот момент бугай с бритой головой согнул левую руку в локте, подняв ладонь вверх, а после дважды ударил предплечьем правой руки по своей ладони. — Так-то интересное решение, однако, приходится проводить новые кабели внутри шок-костюма, чтобы в идеале этим получалось пользоваться. Хотя, предплечьем бить не всегда оправдано. В потасовке лучше уж кастетом бахнуть, а лучше прижать его к зоне паха и жахнуть зарядом, так чтоб яички обуглились, — после этих слов бугай начал смеяться своим хриплым басом. — В общем, удачи, Генри. Скоро увидимся вновь. Думаю, нам есть о чем с тобой поговорить.

Генрих отреагировал на этот монологлишь покачиванием головы, а далее пошел к лифту. Впрочем, шокпех не сильно отреагировал на это. Ему было плевать, ибо сейчас должна была произойти встреча с давним знакомым, а значит, можно было бы даже дрябнуть немного коньяка, причем бесплатно.

Генри спускался по лифту в довольно подавленном настроении. Сначала Романо, затем Джек, а теперь в конце еще и этот верзила с шутками про обугленные яйца. Отвратительно…

…

Генри не запомнил, как оказался дома. Единственное, что он знал сейчас — это, пожалуй, то, что Романо достаточно щедр и позволяет выживать семье Джека. Это как-то давило на разум, но все же… Это ничуть не обеляет этого человека. Он был готов на все ради тех, на кого он работал, а вот это нельзя было вымарать. Никакими добрыми деяниями Романо не мог бы стать достойным человеком, впрочем… Как и сам Генри. Сейчас он вспомнил еще и о шок-пластине внутри защиты для предплечья, которая шла в дополнение к НПК.

Он разулся, разделся, а после завалился на диван. Каждый разговор с Романо оканчивался таким состоянием. Состоянием, кажется, слома. Он будто специально ломал человека, который работал на него.

— Пап? Ну, как там? — спросила девушка, вышедшая из душа. Она была обернута в полотенце, прошла через зал, где и развалился ее отец, и прошла в свою комнату.

Генрих молчал. Его сейчас обуревала ярость из-за той несправедливости, которая творилась в мире. Пожалуй, впервые он задумался о том, что все, что он делал — это, наверное, зло, хотя своим рабочим он и платил лучше, чем центрийцы, хотя зависело от того, кем являлся работник.

Он закрыл глаза, и тут в голову поползли страшные картинки того, что он представлял себе в перестрелке. Одно тело будет лежать на столе. Обязательно. Будет прострелено в нескольких местах, кровь, подобно какому-то жидкому соусу, расползется по всей столешнице. Или… Он сам завалится на пол с простреленной головой. А вдруг будет убит Романо? А он не сможет его спасти? Что тогда? Наймут какого-то нового управленца? А он возьмет его на работу? А куда без Романо? Вопрос за вопросом бил в голову, а мозги превращались в какую-то кашицу. Страшно, страшно, слишком страшно.

— Пап? — в этот момент его дернула Кира. — Что с тобой? Отказал?

— Нет. Кое-что другое. Он согласился на интервью.

— Что случилось?

— Ну… Короче, Кир. Ты… — в этот момент Генрих сел и обнял дочь, глаза его снова наливались слезами. — Ты… Ты прости меня, дурака, за все.

— За что, пап? — спрашивал тоненький голос.

— Просто прости… Я… Я… Я много плохого сделал для тебя, для людей. И боюсь, что сделаю еще много плохого… Или не сделаю. Не знаю, — с каждым словом говорить становилось все сложнее, но Генрих продолжал. — В общем… Завтра я могу быть убит.

— Кем?! — девушка отпрянула от отца.

— Завтра мы будем штурмовать бар, в котором будут встречаться авторитеты. Так вот… Там будет много всяких бандитов, и я не знаю, смогу ли я убить.

— А ты не можешь отказаться, пап? — голос ее задрожал, а она прижалась к отцу.

— Не могу. В этом и проблема.

— Тогда не иди! Ты мне нужен! — голос ее срывался на крик, а отец гладил голову дочки. Сам он качал головой, но не мог сказать того, что не пойдет на дело.

Так и сидели. До самого вечера. Как уснули? Просто провалились в беспамятство.