Алиса
Я не шутила и не преувеличивала, когда назвала вино Савелия лучшим, что пила в своей жизни. Мне не составило труда сравнить. Виктор считал себя большим ценителем вин и регулярно подключал меня к дегустациям. У этого мужчины аристократические замашки, и он предпочитал подбирать напитки на каждый ужин. В нашем доме, вернее, в доме бывшего мужа, был целый стеллаж с этими напитками. Но все это напоминало мне мишуру, попытку придать важность несущественным вещам. К тому же, все те вина, которые я пробовала вместе с ним, на вкус были холодными и искусственными. Такими же, как и моя прежняя жизнь. Может, это прозвучит глупо и наивно, но еда, как и напитки, становятся вкуснее, если приготовлены с любовью и с душой. После того семейного ужина, на который меня пригласил Артур четыре дня назад, я ушла с пакетом еды от Розы и с бутылкой вкусного вина от Савелия. Я много думала о том вечере. Но всё же не до конца понимала, зачем меня пригласили, и не хотела идти. Однако теперь я не жалею, что приняла приглашение. Изначально было неловко находиться в такой шумной компании, и я боялась, что не запомню имен этих людей. Но во время ужина мне удалось расслабиться и проникнуться атмосферой, царившей в доме Артура. Впервые в жизни я воочию видела семью, где люди уважают друг друга, где каждый по-настоящему любит своего близкого. Не знаю, что делать с этим неожиданным открытием. Оно настолько велико для меня, что кажется, я с ним не справлюсь.
“Я ходила на ужин с горячим южным парнем”, - набираю я сообщение Наде с невольной улыбкой на губах. На экране мелькают точки и ответ приходит мгновенно.
“Вот это новости! Жизнь бьет ключом? У вас было свидание?”, - спрашивает она в своей фирменной манере с кучей эмодзи с разинутым от удивления ртом.
“Не совсем, просто семейный ужин”, - печатаю я и глотаю остывший сладкий кофе.
“Семейный? Это как?”
“Он пригласил меня на ужин в дом своих родителей”, - в этот момент я открыто и громко засмеялась. Представляю выражение лица моей подруги.
“Ты шутишь? Я хочу знать детали! Созвонимся вечером?”
“Конечно, любопытный нос. Как у тебя дела?”, - у меня все сжимается в груди от чувства тоски. Я так соскучилась по Наде, по нашим ужинам с фаст-фудом и разговорам, которым нет конца. Теперь мне приходится довольствоваться перепиской и редкими звонками.
“Падаю с ног от усталости. Куча навалившейся работы. Чувствую, что меня пропускают через соковыжималку снова и снова. Держусь на пилюлях от психиатра и кофеине”. Я глубоко вздыхаю, читая эти строки. Такая жизнь мне хорошо знакома. Но Надя, ко всему прочему, идейный трудоголик. Подозреваю, что она до сих пор от чего-то бежит, как и я, только в работу.
“Как насчет отпуска?”
“Никак”, - пишет она со множеством грустных эмодзи.
“Константин писал мне что-нибудь?”
“Нет, но зато звонила и писала та незнакомка, о которой я тебе говорила. Хочет срочно поговорить с тобой”. Неприятный холодок пробегает по моей спине. Какая-то женщина настойчиво ищет меня, и мне это не нравится. Я не жду от связи с ней приятных новостей.
“Когда они все оставят меня в покое?”
“Не знаю, Алис. Дать ей твой номер?”
“Не вздумай!”
Я переключаю внимание с пугающих мыслей о неизвестной женщине на Константина, частного детектива. Меня расстраивает, что от него до сих пор нет новостей. Когда он сообщил мне, что мой брат в Крыму и ему осталось только уточнить все детали, я воодушевилась. И после развода с Виктором меня уже ничто не держало в Москве. Я собралась и поехала, даже не зная, куда конкретно направляюсь. Дело оставалось за малым. Но меня волновало, что выяснение деталей занимает так много времени. Нетерпение внутри меня ощущалось натянутой до предела пружиной. Так много лет я потратила на обдумывание, на битву с самой собой. Не сразу я отважилась на то, чтобы начать искать Рому. Я бросила его, исчезла и не решалась вернуться. Я не решалась даже попытаться найти его. Хотя в то время все, что от меня требовалось, это только вернуться на порог родительской квартиры… Но этот вариант был исключен. Я пообещала никогда не возвращаться в тот ад, из которого выбралась. Долгие годы я металась, то решая найти его и объясниться, то оставить все, как есть. Я боюсь того, что он никогда меня не простит. Я все испортила своей трусостью. Сбежать было проще всего, оставить неадекватных родителей позади. И вместе с ними маленького ребенка, каким я запомнила моего брата. Я бросила его на произвол судьбы. Когда я наконец решилась поговорить с ним, оказалось, что он больше не живет в Москве. Родители давно сторчались. И что стало с нашей квартирой, я не стала выяснять. Хотя, наверное, стоило. Я вычеркнула отца и мать из жизни и из своей головы настолько, что даже не узнавала, где их могилы, на каком кладбище. Боюсь, что моя подавленная, глубоко запрятанная злость на них могла бы вырваться наружу, едва я увижу их имена на плитах. И эта ярость разрушила бы меня. Единственный, кто меня интересовал, это Рома. Я надеялась, что он жив. Когда Константин сообщил мне радостную новость, что мой брат перебрался в Крым, в моей жизни появилась цель.
— И что будет дальше? — услышав мягкий голос своего психолога, я вздрогнула. Он вырвал меня из пучины воспоминаний, в которой я тонула.
— Простите? — я часто моргала, фокусируясь на его лице по другую сторону экрана смартфона.
— Что будет дальше? Я имею ввиду, после того, как Вы найдете вашего брата Романа?
Я набрала воздуха в легкие и задумалась. Его поиск стал моей навязчивой целью. Но что дальше?
— Я…я все исправлю.
— Что Вы исправите, Алиса?
— Все то, что я натворила. Я все починю. Сделаю все, что нужно.
— Вы хотите исправить прошлое. Какая Ваша конечная цель? Вы все почините, и?
— По Вашему, он несчастлив?
— Не знаю… Почему-то мне так кажется. Я не должна была оставлять его с ними…
— С Вашими родителями, — спокойно говорит Эрик Робертович. От этого слова моя кровь закипает.
— Я не хочу слышать это слово, — озвучиваю я собственные мысли.
— Слово “родители”?
— Да, — цежу я сквозь плотно стиснутые зубы.
— Почему Вы не хотите слышать это слово?
— Потому что они мне не родители.
— Кто же они?
— Два маргинала. Конченые люди. Безответственные инфантильные придурки. Кто угодно, — я крепко сжимаю ладонью бедро. Эрик Робертович молча смотрит на меня. Его лицо непроницаемо. Ни одной эмоции. Ничего, что можно просканировать.
— Каково это, быть дочерью тех, кого вы только что описали?
Гнев с силой толкает плотину, которую я возвела внутри себя. Сердце разгоняется, как двигатель моего автомобиля, за считанные секунды. Я слышу стук в своих ушах.
— Это омерзительно. Хуже некуда. Отвратительно.
— Вы чувствуете отвращение, будучи дочерью таких людей?
Я киваю в ответ. Воздух застревает у меня в горле.
— Так не должно было быть… — тихо говорю я, и слезы собираются в уголках глаз. Я агрессивно тру их ладонью.
После встречи с психологом я остаюсь настолько измотанной и разбитой, что долго лежу в позе эмбриона на кровати. Возможно, поэтому я и бросала терапию. Эрик Робертович, кажется, настроен решительно, чтобы приблизиться бетонной стене внутри меня, за которой я держу все, с чем не хочу иметь дело. Черт, я злюсь на него. И он, конечно же, захочет поговорить об этом. Ему важно слышать, когда я зла на него, когда он меня раздражает. Я не понимаю этого. Меньше всего мне нужно, чтобы кто-то говорил, что разозлился на меня. Это означает, что я сделала что-то не так, а мне не хочется ощущать себя плохой. Мне достаточно того, что я чувствую себя таковой постоянно и без чужих вложений. Но мой психолог рад такому эффекту и активно поддерживает, чтобы я говорила ему о своей злобе в его адрес. Когда он вернул мне мои слова и указал на то, что я дочь “маргиналов”, как я сама назвала своих родителей, я захотела бросить в экран что-нибудь тяжелое. И вообще я не собираюсь вспоминать про отца и мать. Моя цель — это найти брата и все исправить. Телефон вибрирует рядом со мной, и я неторопливо протягиваю руку, чтобы перевернуть его и взглянуть на экран.
“Хочу угостить обедом леди из Москвы. Она не против?”, - пишет Артур. Мое возмущение и взвинченность уползают, словно змея. Уголки губ тянутся кверху вопреки моей воле. Я спешно набираю ответ:
“Я спросила, она не против”. В последний раз мы виделись с Артуром на ужине в доме Розы и Савелия, и после он забегал в отель к матери по делам, но торопился. Я не видела его четыре дня и не хотела признаваться себе, что соскучилась по его льдисто-голубым глазам и растрепанной светлой шевелюре. Воспоминания о том вечере незаметно пробрались в мой разум. Как часто он касался меня в тот день, отчего волны жара пробегали по моей коже. Его взгляд встречался с моим и не отступал, пока я не сдавалась. Когда он сидел рядом со мной, то я ловила себя на мысли, что хочу придвинуть свой стул еще ближе к нему. Когда Артур говорил мне что-нибудь, он склонялся к моему уху так близко, что почти касался кожи. Он не узнает, что его горячее дыхание делало с моими внутренностями. Пресловутые бабочки порхали в животе так, что я всю ночь не могла их разогнать. Меня давно так не тянуло к мужчине. Возможно, такого в моей жизни и не происходило никогда. Мне казалось, я любила Виктора. Но он не вызывал у меня такого трепета в животе, не разгонял мое сердце настолько сильно, что оно качало кровь по венам, как сумасшедшее. Мне следует держать себя в руках, потому что, хотя мое тело и реагирует на Артура, как кот на кошачью мяту, скоро я соберу вещи и отправлюсь в дорогу. Я совсем не мастер в отношениях, мне не нужна привязанность, и я не умею с ней обращаться. Поэтому мне стоит проверить себя на прочность и игнорировать порывы: не замечать, как ноет мое сердце и трепещет душа от одного его сообщения. Но от обеда с ним я не откажусь.