Глава 33. Горести и радости скромного героя
Когда эмоции поутихли, и все расселись обратно по своим местам, антиграв продолжил полёт по патрульному маршруту, а мне на плечо легла тяжёлая рука снова оказавшегося рядом стрелка Зарума.
— Слышь, командир, ты это… прости за дурацкие шутки, — повинился лехлец, смешно потупив взор, как нашкодивший школяр. — Ты показал себя храбрым воином. И я был не прав, упрекая тебя в трусости…
— Всё нормально, я не держу на тебя зла, — кивнул я, крепко пожимая протянутую мозолистую ладонь.
— Рогом клянусь, братан, — тут же перешёл на панибратский сленг быкоголовый, — я хоть и гораздо здоровее тебя, но так же, как ты, один на один сойтись в рукопашную с попрыгунчиком даже под блангом не решился бы.
— А зачем тебе сходиться, ты стрелок, не десантник, — усмехнулся я. — Ты из своего «вастерга» пачками можешь попрыгунчиков косить. Гораздо быстрее и эффективнее.
— Это да, запросто могу, — закивал довольный похвалой лехлец. — Но всё равно. Крутой ты, братан. Очень крутой. Уважаю!
— А я считаю, что ты, Олег, действовал не разумно, — встрял в нашу беседу стрелок с центральной установки — Шраум. — Оно, конечно, победителей не судят. Ты спустился к рухам и достойно урегулировал проблему. Но тебе повезло, что там внизу среди рухов не оказалось летунов, рои которых наиболее агрессивно настроены к имперцам. Эти ублюдки известные провокаторы, и, что особенно паршиво, они пользуются авторитетом среди представителей остальных, не достаточно отчаянных рухских роев. Окажись такой гад в толпе, и вас троих в любой момент он мог закидать кислотными шарами. А твои охранники, с опущенными автоматами, не смогли бы вовремя его остановить… Конечно, твоё решение проблемы, в традициях аборигенов, поспособствует поднятию нашего авторитета у местных рухов. Но, на мой взгляд, столкнувшись с агрессией ублюдков, нужно было отступить в антиграв, и ударить отсюда по бунтовщикам из всех бортовых стволов.
— Так ты же сам отправлял меня на переговоры с рухами, чтобы избежать массового побоища, — напомнил я.
— Всё правильно, — кивнул стрелок. — Ты должен был попытаться договориться, и по возможности решить дело миром. Но, из-за агрессии рухов, переговоры зашли в тупик… Когда попрыгунчик наскочил на тебя — это уже был акт открытого неповиновения нашей власти. Дальше договариваться с ним и с агрессивной толпой за его спиной не имело смысла, нужно было возвращаться в антиграв, и приказывать нам пулями поучить ублюдков хорошим манерам… Уж поверь, старые добрые «вастерги» мигом вышибли бы дурь из голов бунтовщиков. И ублюдки надолго б запомнили, как опасно дерзить славным жалам Великой Империи Хофа.
— Но я решил по-другому. А поскольку приказы здесь отдаю я, предлагаю прекратить этот бестолковый спор, — отрезал я.
Шраум обиженно замолчал.
Внизу холмы стали уменьшаться в размерах, подсказывая, что антиграв прошел густонаселенную центральную часть миллионника и начинает подбираться к его границе с другого конца. Почти сразу за многоярусными холмами пропали и подвесные дорожки из паутинных веревок.
В лежащем на коленях шлеме вдруг ожил микрофон, и раздался раздражённый члюфин голос:
— Первый, что там у тебя⁈ Куда ты пропал⁈ Немедленно ответь базе! Приём!
Поспешно нахлобучив шлем, я опустил защиту и бодро отрапортовал:
— Патрулирование вверенного первому дежу участка подходит к концу. На нашем маршруте всё спокойно.
— Ты мне дурку-то не гони, чудила! Полоски лишиться захотел, це-деж⁈ — вдруг взбеленился Члюфа Грууск. — Спокойно, мля, у него!.. Твой сосед по патрулированию це-деж Роовза четверть часа назад доложил, что наблюдает на твоем участке охренительные проблемы! Что твой антиграв застыл на месте в густонаселенной части миллионника, и под ним собралась внушительная толпа аборигенов! После этого я раз сто пытался с тобой связаться, но ты упорно отказывался отвечать на мой запрос! Так что кончай юлить, ПОКА це-деж, и живо докладывай, че там у тебя, нахрен, стряслось⁈
— Мы сбили малолетнего попрыгунчика, — стал колоться я, мысленно проклиная чересчур глазастого Роовза Ууга — це-дежа десятка «крысюков».
— Как сбили? — опешил от неожиданной новости це-стож.
— Насмерть, — выдохнул я и тут же невольно поморщился от резанувшего ухо вопля:
— Дерьмо дерьмовское! Выходит, еще четверть часа назад вы, раздолбаи, мелкого руха угробили — и я узнаю об этом только сейчас! Чего же молчал всё это время, чудило ты недоделанный⁈ Ведь я же специально каждого це-дежа просил: немедленно докладывать о каждом происшествии!..
— Я пытался с вами связаться, — вставил я свою реплику, на мгновенье опередив очередную гневную тираду це-стожа.
Члюфа выжидательно замолчал, и я поспешил продолжить спасительное оправдание:
— Но антиграв оказался в мёртвой зоне, где радиосвязь с цитаделью невозможна из-за большого количества помех. А вылететь из этой зоны мы не могли, потому что по инструкции обязаны были сперва объясниться с пострадавшим от наших действий населением.
— Даже представить боюсь, чем закончились эти твои объяснения⁈ — фыркнул Члюфа Грууск. — И после такого происшествия у тебя хватило наглости докладывать це-стожу, что на маршруте всё спокойно⁈
— Да, я ж… — попытался я продолжить объяснение, но тут же был перебит раздражённым Грууском:
— Всё, сыт по горло твоими байками! Не желаю больше ничего слушать! Вернёшься в цитадель, там и поговорим! Отбой!
Микрофон замолчал. Разговор прекратился. Я поднял защиту и с отрешенным видом уставился в прозрачный пол.
Впереди уже показалась ярко-зеленая полоса густо растущих пальм — эдакая неформальная граница миллионника.
Долетев до пальмовой рощи, пилот по широкой дуге плавно развернул летательный аппарат и, набрав высоту до сотни метров, с максимальным ускорение понёсся обратно в цитадель.
В салоне повисла гнетущая тишина. По моему унылому виду ребята догадались, что мой разговор с начальством явно не задался, и недавняя победная эйфория как-то сама собой сошла на нет.
— Не кисни, це-стож, — через какое-то время все же решился заговорить со мной сосед лехлец. — Ты в натуре герой! И, еже ли че, мы все горой за тебя встанем… Правильно я говорю? — обратился он уже к моим жалам.
— Да стопудово!..
— Конечно!..
— Обязательно!.. — посыпалось со всех сторон.
— Спасибо, ребят, — расплылся я в ответной улыбке, чувствуя, как сковавшее нутро обида на несправедливость це-стожа начинает таять и бесследно растворяться в тепле ответных улыбок друзей.
Стремительный обратный перелёт продлился не долго. Уже через четверть часа наш антиграв благополучно опустился на посадочную площадку в цитадели и занял последнее пустующее место в ряду себе подобных летательных аппаратов.
Встречать припозднившийся с патруля первый деж на крышу поднялся лично Члюфа Грууск.
Как положено в присутствии це-стожа, я скомандовал жалам дежа построение, но Члюфа тут же отменил мою команду и, отослав ребят в казарму, мне велел следовать за собой.
Он повел меня в свой отдельный кабинет на втором этаже и по дороге упорно отмалчивался, никак не реагируя на мои робкие попытки продолжить начатый ещё по рации разговор.
Лишь переступив следом за мной порог кабинета, и плотно прикрыв за собой дверь, Грууск прервал-таки обет молчания.
Указав мне на стул напротив своего рабочего стола, Члюфа по-хозяйски плюхнулся в кресло за столом, и потребовал подробного отчёта о патрулировании.
Я обстоятельно ему рассказал: о происшествии и своем деятельном участии в устранении его последствий. Но вместо ожидаемой похвалы, получил в конце очередную взбучку.
Члюфа, как получасом ранее опытный стрелок Шраум, беспощадно раскритиковал выбранный мной неоправданно рискованный способ замирения с рухами. Но поскольку желаемой цели я всё же добился и назревающий бунт пресек на корню, в конце своей гневной тирады це-стож всё же вынужден был оставить отчаянного сорвиголову, рискнувшего сойтись в рукопашной с попрыгунчиком и выиграть поединок чести, в звании це-дежа, и даже намекнул на полагающуюся за безбашенный подвиг награду.
Но когда, после тяжкого объяснения с начальством, я последним вернулся в казарму, там мое изрядно подпорченное в кабинете Члюфы Грууска настроение мгновенно взлетело до небес. Стоило переступить порог казармы, и жала всех трех стожей нашего гарнизона устроили мне грандиозную овацию, чествуя отчаянного новичка, в рукопашной схватке сразившего матёрого руха, как истинного героя.
Часть моей славы невольно перекинулась и на весь стож новичков, и с этого вечера больше никто из «стариков» не называл обитателей коричневого сектора «шоколадными вонючками». Новичков признали и приняли в семью грсючззенского гарнизона.