Задолго до появления фильма «Марс атакует!» было написано множество историй о пришельцах, которые, казалось бы, рады постараться на пользу человечества, но вместо этого становятся ему угрозой. Джек Уильямсон (Jack Williamson) блестяще воплотил эту идею в серьезном научно-фантастическом романе «Гуманоиды» (The Humanoids, 1949), а Джордж Алек Эффингер (George Alec Effinger, род. 1947) в рассказе «Инопланетяне, которые знали все» (The Aliens Who Knew, I mean, Everything), напротив, обыграл ее с юмором.
Перу Дж. А. Эффингера принадлежат одни из самых захватывающих произведений в жанре научной фантастики и фэнтези последней четверти XX века. Некоторые из его лучших работ входят в сборники «Смешанные чувства» (Mixed Feelings, 1974), «Иррациональные числа» (Irrational Numbers, 1976), «Грязные шутки» (Dirty Tricks, 1978) и «Праздные удовольствия» (Idle Pleasures, 1983), к их числу также относятся романы «Что для меня значит энтропия» (What Entropy Means to Me, 1972) и «Когда под ногами бездна» (When Gravity Fails, 1987). Рассказ, представленный в этой антологии, в 1985 году был номинирован сразу на две премии в области научной фантастики: «Хьюго» и «Небьюла».
Я сидел за столом и читал отчет о положении американских бурых пеликанов, когда в кабинет на всех парах влетел госсекретарь.
— Господин президент, — выпалил он, его глаза готовы были выпрыгнуть из орбит, — здесь пришельцы!
Так прямо и сказал: «Здесь пришельцы!» Как будто я знаю, что с ними делать.
— Понимаю, — ответил я.
Еще в самом начале первого срока я хорошо уяснил, что словечко «понимаю» — одно из самых безопасных и полезных замечаний в любой ситуации. Мое «понимаю» означает то, что я переварил новость и ожидаю услышать подробности, сохраняя при этом спокойствие и благоразумие. Подача принята, и мяч отброшен на поле советников. Я посмотрел на госсекретаря вопросительно. Наготове у меня было еще одно хорошее высказывание, на тот случай, если ему нечего будет добавить. Тогда я произнес бы: «Ну и?..» Это указывает на то, что я полностью владею ситуацией, но не могу принять решение, так как не располагаю достаточной информацией, и что ему следовало бы обо всем получше разузнать, а не врываться в Овальный кабинет раньше времени. Вот почему у нас заведен протокол, вот почему у нас существуют надежные каналы, вот почему у меня работают советники. Избиратели по всей стране не хотят, чтобы я принимал решения, не располагая достаточной информацией. Если госсекретарю больше нечего сказать, он не должен сразу же врываться в мой кабинет. Я на некоторое время задержал на нем взгляд.
— Ну и?.. — наконец спросил я.
— Это все, что у нас есть на эту минуту. — Он чувствовал себя очень неловко.
Несколько секунд я смотрел на него сурово, бедняга не знал, куда себя деть от волнения, — а я заработал еще пару очков. Я попросил его удалиться и вернулся к отчету о пеликанах. Я-то уж точно не собирался впадать в истерику. Могу припомнить только одного из моих недавних предшественников, который слишком нервничал, сидя в своем кресле, и мы все хорошо знаем, чем это для него закончилось. Когда госсекретарь закрыл за собой дверь, я улыбнулся. Возможно, пришельцы всем нам в конце концов житья не дадут, но пока что они были не моей головной болью. У меня, еще оставалось немного, времени.
Однако вскоре я понял, что не могу сосредоточиться на пеликанах. Даже президент Соединенных Штатов не обделен воображением, и, если госсекретарь прав, мне предстояло столкнуться с этими пришельцами, будь они неладны, довольно скоро. Я читал истории о пришельцах, когда был ребенком, видел самых разных пришельцев в кино и по телевизору, но впервые в жизни мне приходилось иметь дело с пришельцами, которые просто залетели поболтать.
Что ж, я вовсе не хотел стать первым в истории американским президентом, который выставит себя полным идиотом перед представителями другой вселенной. Нужно, чтобы меня ввели в курс дела. Я набрал номер министра обороны.
— У нас должен быть какой-нибудь чрезвычайный план на такой случай, — сказал я ему. — У нас ведь есть планы действий в любой ситуации.
Это было чистой правдой: Министерство обороны было готово во всеоружии встретить восстание фашистского режима империалистов в Лихтенштейне или внезапное истощение мировых запасов селена.
— Одну секунду, господин президент, — отозвался министр обороны.
Я слышал, как он с кем-то перешептывается.
В ожидании ответа с трубкой в руке я устремил взгляд на улицу. Там в полной панике бежали толпы людей. Возможно, от пришельцев.
— Господин президент? — наконец подал голос министр. — У меня тут один из пришельцев, он предлагает использовать тот же план, что и президент Эйзенхауэр.
Я закрыл глаза и вздохнул. Я терпеть не мог, когда приходилось слышать в ответ подобную чушь. Мне нужна информация, а они заявляют такое, зная, что мне придется задать еще четыре-пять вопросов, для того чтобы понять ответ на первый.
— У вас там пришелец? — вежливо поинтересовался я.
— Так точно, сэр. Они предпочитают, чтобы их не называли пришельцами. Он говорит, что он «нап».
— Спасибо, Луис. Скажите, а почему это у вас сидит приш?.. Почему у вас сидит нап, а у меня нет?
Луис пробормотал вопрос напу.
— Он говорит, что они хотели пройти по надежным каналам. Обо всем об этом они узнали от президента Эйзенхауэра.
— Очень хорошо, Луис. — Уже сейчас было понятно, что это затянется на целый день. А у меня в расписании еще стояла фотосессия с внучкой Мика Джаггера. — Второй вопрос, Луис: что, черт побери, он имеет в виду под «планом, который использовал президент Эйзенхауэр»?
На том конце провода опять зашептались.
— Он говорит, что напы не в первый раз на Земле. Корабль-разведчик с двумя напами на борту приземлился на авиабазе Эдвардса в одна тысяча девятьсот пятьдесят четвертом году. Два напа встретились с президентом Эйзенхауэром. Судя по всему, это было весьма радостное событие, и президент Эйзенхауэр показался напам очень гостеприимным и добродушным пожилым джентльменом. С тех самых пор они собирались вернуться на Землю, но сделать это раньше им постоянно мешали какие-нибудь дела — то одно, то другое. Президент Эйзенхауэр попросил, чтобы напы сохраняли свое присутствие в тайне от населения планеты до тех пор, пока правительство не решит, как справиться с неминуемой паникой. Полагаю, правительство так и не возвращалось к этому вопросу, и, когда напы уехали, дело было изучено и сдано в архив. Шли годы, но по-прежнему лишь немногие знали о первой встрече. Теперь напы вернулись с гораздо более внушительной по численности делегацией и думают, что мы уже успели подготовить народ к встрече с ними. Не их вина, что мы не сделали этого. Они нисколько не сомневались в том, что здесь их ждет радушный прием.
— Угу, — только и смог произнести я. Это был мой обычный ответ в тех случаях, когда не знаешь, что еще, черт возьми, сказать. — Передайте, что мы искренне рады их прибытию. Вряд ли исследование, начатое при Эйзенхауэре, завершено. И уж тем более вряд ли есть план, как сообщить о них народу.
— К сожалению, господин президент, кажется, так оно и есть.
— Угу.
«Вот после этого имей дело с республиканцами», — подумал я.
— Спросите у напа еще кое-что, Луис. Спросите его, знает ли он, что его предшественники сказали Эйзенхауэру. Они, должно быть, преисполнены космической мудрости. Может, у них есть идеи, что нам теперь делать?
Последовала еще одна пауза.
— Господин президент, он говорит, что ничего, кроме гольфа, они с господином Эйзенхауэром не обсуждали. Они помогли ему исправить удар. Но мудрости им действительно не занимать. Они много чего знают. Нап, который сейчас у меня — его зовут Хёрв, — в любом случае он говорит, напы будут очень рады помочь вам советом.
— Скажи ему, что я очень благодарен, Луис. Могут ли они прислать кого-нибудь встретиться со мной, скажем, через полчаса?
— В настоящий момент три напа направляются в Овальный кабинет. Один из них — руководитель экспедиции, а другой — командир базового корабля.
— Базового корабля?
— А вы разве не видели? Он стоит на Эспланаде. Они очень сожалеют, что так нехорошо получилось с мемориалом Джорджа Вашингтона. Говорят, что могут заняться им завтра.
Меня бросило в дрожь, и я повесил трубку. Позвонил секретарю:
— Должны прийти трое…
— Они уже здесь, господин президент.
Я вздохнул:
— Проводите их.
Вот так я встретил напов. Прямо как президент Эйзенхауэр когда-то.
Они были симпатичными. И приятными. Они улыбнулись, пожали руку и предложили запечатлеть этот исторический момент, так что мы позвали репортеров; а потом я, так сказать, экспромтом провел самую важную дипломатическую встречу за всю свою политическую карьеру. Приветствовал напов на планете Земля.
— Добро пожаловать на Землю, — сказал я, — и добро пожаловать в Соединенные Штаты.
— Спасибо, — ответил нап, которого, как выяснилось позже, звали Плин. — Мы рады находиться здесь.
— Как долго вы будете у нас гостить? — После этой фразочки, произнесенной в присутствии корреспондентов крупнейших мировых информационных агентств и сетевых каналов, мне самому от себя стало тошно. Как портье из какого-нибудь придорожного мотеля.
— Точно не знаем, — ответил Плин. — Нам на работу только через неделю, если считать с понедельника.
— Угу, — отреагировал я.
Все остальное время я позировал фотографам и держал рот на замке. Я не собирался говорить или делать еще хоть что-нибудь до тех пор, пока не появятся мои советники, будь они неладны, и не начнут советовать.
Что ж, конечно, люди были в панике. Плин сказал, что этого следовало ожидать, но я и сам все понял. Мы насмотрелись слишком много фильмов о пришельцах из космоса. Иногда они приходят с посланием мира и всеобщего братства и делятся важнейшими для человечества знаниями. Однако гораздо чаще они приходят, чтобы поработить и убить нас, потому что видеоэффекты при этом получаются гораздо более впечатляющими. Так что, когда напы прибыли, все были склонны их ненавидеть. Люди не доверяли их приятной внешности. Люди с подозрением относились к их хорошим манерам и косо смотрели на неброскую, со вкусом подобранную одежду. Когда напы предложили решить все наши проблемы, мы ответили: конечно, решайте, мы только «за»… но какова цена?
В первую неделю мы с Плином провели вместе много времени, просто стараясь узнать друг друга и понять, что нужно каждому. Я пригласил его, командира Тоуга и других наповских шишек на прием в Белый дом. Церковный хор из Алабамы должен был исполнять духовные песнопения, школьный оркестр из Мичигана — попурри из самых популярных песен в поддержку студенческих спортивных команд, талантливые двойники — воспроизводить выступление популярного в 60-е годы дуэта Стива Лоуренса и Эйди Горм; также в программе значилась комедийная труппа из Лос-Анджелеса с импровизациями и Нью-Йоркский филармонический оркестр с двенадцатилетней девочкой-вундеркиндом за дирижерским пультом.
Последние исполняли «Девятую симфонию» Бетховена, пытаясь покорить напов удивительной красотой земной культуры.
Плину все очень нравилось.
— Людям свойственно выражать радость так же разнообразно, как и нам, напам, — энергично аплодируя, заметил он. — Все мы в восторге от земной музыки. На наш взгляд, Бетховен сочинил несколько красивейших мелодий. За время галактических путешествий не часто приходится слышать такое.
Я улыбнулся.
— Уверен, мы все очень рады это слышать, — любезно ответил я.
— Однако «Девятая симфония» — не лучшее его произведение.
От неожиданности я перестал хлопать.
— Простите?.. — удивился я.
В ответ Плин снисходительно улыбнулся:
— Общеизвестно, что лучшее произведение Бетховена — Пятый концерт для фортепиано с оркестром.
Я громко выдохнул:
— Конечно, это дело вкуса. Возможно, то, что напы считают…
— Нет, нет, — поторопился заверить меня Плин, — вкус здесь ни при чем. «Пятый концерт» Бетховена считается лучшим согласно строгим и точно установленным критическим принципам. Но даже это чудесное произведение отнюдь не является лучшим образцом музыки, когда-либо сочиненной человеком.
Эти разговоры начали меня немного раздражать. Что мог этот нап, прилетевший с какой-то богом забытой планетки в дебрях Галактики (где понятия не имеют о нашей культуре и культурном наследии), — что мог этот несчастный нап знать о том, какие чувства пробуждала «Девятая симфония» Бетховена в человеческих сердцах?
— В таком случае не могли бы вы сказать, любезный Плин, какое музыкальное произведение у людей лучшее? — В моем мягком голосе сквозили зловещие интонации.
— Музыка к фильму «Бен Гур» композитора Миклоша Рожа, — ответил он как ни в чем не бывало.
Что мне оставалось, кроме как молча кивнуть? Вряд ли стоило раздувать из-за такого пустяка межпланетный конфликт.
Таким образом, наш страх по отношению к напам сменило недоверие. Мы продолжали упорно ждать, когда же наконец они явят миру свое настоящее лицо, когда же будут сброшены маски, под которыми скрываются, как мы подозревали, уродливые физиономии. Им нравилась Земля, и мы им тоже нравились. Они решили погостить у нас еще немного. Мы поведали им о себе, а также о наших вековых бедах и страданиях, а напы в свойственной исключительно им манере походя заметили, что могли бы кое-что слегка переделать, исправить — и все бы на Земле зажили дружно и счастливо. Взамен они ничего не требовали. Таким образом они всего-навсего хотели отблагодарить нас за гостеприимство: за то, что им позволили припарковать базовый корабль на Эспланаде, и за то, что по всей планете Земля им бесплатно наливают кофе. Мы колебались, но наши тщеславие и жадность победили. «Давайте, — сказали мы, — сделайте так, чтобы наши пустыни зацвели. Давайте, покончите с бедностью и болезнями. Покажите нам двадцать чудесных новых способов переработки отходов. Дайте знать, когда закончите».
Страх сменился недоверием, но вскоре на смену недоверию пришла надежда. Напы заставят пустыню цвести — отлично. Они попросили четыре месяца. Мы с радостью согласились дать им столько времени, сколько необходимо. Они обнесли всю пустыню Намиб высоким забором и никого за него не пускали. Четыре месяца спустя они устроили грандиозную вечеринку с коктейлями и пригласили весь мир посмотреть, что получилось. Я послал госсекретаря в качестве своего личного представителя. Он вернулся с потрясающими слайдами: огромная пустыня превратилась в ботаническое чудо. Теперь на месте безжизненного моря из песка и гальки раскинулись цветущие сады. Конечно, в них не росло ничего, кроме алтея розового, миллионов алтеев розовых. В разговоре с Плином я заметил, что жители Земли ожидали большего в плане разнообразия видов, а также большей практичности.
— Что вы подразумеваете под «практичностью»? — спросил он.
— То, что можно использовать в пищу, — ответил я.
— Насчет этого не беспокойтесь, — поспешил заверить Плин. — В скором времени мы справимся и с голодом.
— Хорошо, хорошо. А как же алтеи?
— Что плохого в алтеях?
— Ничего, — был вынужден согласиться я.
— На Земле нет цветов красивее алтеев.
— Некоторым людям нравятся орхидеи, — заметил я. — А некоторым розы.
— Нет, — отрезал Плин. — Алтеи лучше. Я не стал бы вас обманывать.
Нам оставалось только поблагодарить напов за Намибо, засаженную алтеями, и поспешить унять их пыл, прежде чем они сделают то же самое с Сахарой, Мохаве и Гоби.
В целом напы пришлись всем по душе, хотя и потребовалось некоторое время, чтобы к ним привыкнуть. У них были свои собственные мнения обо всем на свете, и они никогда бы не согласились считать их мнениями в прямом смысле этого слова, одними из возможных наряду с другими. Послушать напов, так они были напрямую связаны с каким-то высшим разумом, который с безапелляционной категоричностью делил все на черное и белое. Алтеи были лучшими цветами. Александр Дюма — величайшим романистом. Зеленовато-голубой — самым красивым цветом. Меланхолия — самым благородным чувством. «Гранд-отель» — фильмом всех времен и народов. Что касается автомобилей, лучшим у напов считался «шеви бель-эйр» 1956 года, но только цвета морской волны с белым. Возражения не принимались: напы делали эти заявления с убедительностью божественного откровения.
Я спросил Плина об американских президентах. Поинтересовался, кто, по его мнению, был лучшим президентом за всю историю Америки. И чувствовал себя при этом как злая королева из сказки про Белоснежку. «Свет мой, зеркальце, скажи да всю правду доложи…» Конечно, я не верил, что Плин назовет меня, но в ожидании ответа сердечко прыгало, ведь никогда не знаешь… Сказать по правде, я ожидал, что лучшим окажется Джордж Вашингтон, Авраам Линкольн, Рузвельт или Акивара. Его ответ удивил меня — это Джеймс Нокс Полк.
— Полк?! — воскликнул я. Даже не уверен, что смог бы узнать его портрет.
— Он не сразу приходит на ум, — поспешил развеять мои сомнения Плин, — но он был честным человеком, хотя и не работал на публику. Он выиграл войну с Мексикой и значительно увеличил территорию Соединенных Штатов. Стал свидетелем того, как шаг за шагом его политическая платформа становится законом. Полк был хорошим, работящим человеком, его репутация совершенно заслуженна.
— А как насчет Томаса Джефферсона? — не унимался я.
Плин только пожал плечами:
— Ничего, конечно, но он не Джеймс Полк.
Моя супруга, Первая леди, очень подружилась с женой командира Тоуга. Ее звали Дойм. Они часто ходили вместе за покупками, и Дойм иногда давала Первой леди советы по поводу нарядов и прически. Дойм подсказывала моей жене, в каких комнатах в Белом доме неплохо было бы сделать ремонт и какие благотворительные учреждения достойны официальной поддержки. Именно Дойм устроила Первой леди контракт со звукозаписывающей компанией и открыла ей вкус филадельфийского чиз-стейка, одного из любимых лакомств напов (хотя они и утверждали, что лучшая кухня на Зёмле — это «тексмекс»).
Однажды Дойм и моя жена обедали вместе. Они сидели за маленьким столиком в шикарном ресторане в Вашингтоне — пара десятков сотрудников секретной службы и агенты из службы безопасности напов маскировались под обычных посетителей.
— Я заметила, что в Вашингтоне с каждой неделей становится все больше напов, — сказала первая леди.
— Да, это так, — подтвердила Дойм, — базовые корабли прибывают каждый день. Нам у вас очень нравится. Не часто приходилось бывать на таких замечательных планетах, как Земля.
— Мы рады, что вы здесь, — ответила моя жена, — и, кажется, люди сумели преодолеть страхи, которые не давали им покоя сначала.
— Алтеи сделали свое дело, — объяснила Дойм.
— Вероятно. Сколько напов сейчас на Земле?
— Должно быть, миллионов пять-шесть.
Первая леди была поражена:
— Не думала, что так много.
Дойм рассмеялась:
Но мы ведь не только в Америке. Мы повсюду. Нам действительно нравится Земля. Хотя, конечно, Земля — не самое лучшее место в Галактике. Наша родная Напландия все же вне конкуренции, трудно найти планету прекраснее. Но Земля, без сомнения, войдет в любую десятку лучших.
— Угу. (Жена научилась у меня нескольким важным ораторским приемам.)
— Вот почему мы так рады помочь вам сделать вашу планету красивее и современнее.
— Алтеи — это, конечно, очень мило. — Первая леди решила идти до конца. — Но когда же вы собираетесь взяться за решение действительно жизненно важных вопросов?
— Насчет этого не волнуйтесь, — заверила ее Дойм и постаралась сменить тему, обратив внимание моей супруги на творожный салат.
— Когда же вы избавите нас от голода во всем мире?
— Очень скоро. Не волнуйтесь.
— А от роста трущоб?
— Очень скоро.
— Насилия?
Видно было, что терпение Дойм на исходе.
— Мы не пробыли здесь и полугода. Чего вы хотите — чудес? Мы уже успели сделать больше, чем ваш муж за весь первый срок своего президентства.
— Алтеи, — пробормотала первая леди.
— Я все слышу, — сказала Дойм. — Вся Вселенная просто без ума от алтеев. Не наша вина в том, что люди совершенно лишены вкуса.
Они закончили обедать в молчании, и моя жена вернулась в Белый дом, кипя от ярости.
На той же неделе один из советников показал мне письмо от одного молодого человека из Нью-Мексико. Несколько напов въехали в кооперативную квартиру с ним по соседству и начали засыпать его советами: куда лучше вложить деньги (оказывается, в городские спа-салоны с дыхательными аппаратами); одежда из каких тканей и каких цветов подойдет ему лучше всего; какая голографическая система на рынке лучшая («Эсмеральдас F-64» с шестифазовыми экранами «Либертад» и асимметричным аргоновым делителем «Рай Челленджер»); откуда лучше всего любоваться закатом (вращающийся ресторан на крыше компании «Уэйерхаузер-билдинг» в городе Йеллоустоун); как выбрать лучшее вино к любому блюду (их слишком много, чтобы перечислять все в этом письме, — пришлите конверт с обратным адресом и маркой); и, в довершение всего, какую из двух женщин, с которыми он встречается, лучше взять в жены (Кэнди Мари Эстерхази). «Господин президент, — писал совершенно сбитый с толку молодой человек, — я прекрасно понимаю, что мы должны радушно относиться к нашим космическим благодетелям, но мне очень нелегко держать себя в руках. Конечно, напы много знают и жаждут поделиться своей мудростью, но они начинают раздавать советы направо и налево, даже не поинтересовавшись, нужны ли они кому-нибудь. Будь на их месте люди (человеческие создания), я бы уже давно вышиб им мозги. Пожалуйста, подскажите, как мне быть. И пожалуйста, побыстрее: в следующую пятницу они везут меня в центр выбирать обручальное кольцо и новую мебель в гостиную. А мне сто лет не нужна новая мебель!»
Луис, министр обороны, попытался выяснить у Хёрва конечные цели напов.
— Мы не преследуем никаких целей, — ответил тот. — Мы проще смотрим на вещи и наслаждаемся жизнью.
— Тогда зачем вы прибыли на Землю? — спросил Луис.
— А зачем вы играете в боулинг?
— Я не играю в боулинг.
— Вы должны попробовать. На свете нет ничего лучше боулинга.
— А как же секс?
— Боулинг — это и есть секс. Боулинг — это символическая форма полового акта, только при этом не надо беспокоиться о чувствах партнера. Боулинг — это секс без чувства вины. Боулинг — это то, к чему стремились люди на протяжении нескольких тысячелетий своего существования: секс без намека на ответственность. Это квинтэссенция секса. Боулинг — это секс без страха и стыда.
— Боулинг — это секс без удовольствия, — парировал Луис.
Последовала небольшая пауза.
— Вы хотите сказать, — удивился Хёрв, — что, сделав удачный бросок и глядя, как разлетаются кегли в конце дорожки, вы не испытываете оргазм?
— Нет, — отрезал Луис.
— Тогда проблема у вас. К сожалению, ничем помочь не могу, обратитесь к врачу. Я прекрасно понимаю, вас эта тема смущает. Давайте поговорим о чем-нибудь еще.
— Я не против, — ответил Луис угрюмо. — Так когда же мы увидим реальные плоды вашего технического превосходства? Когда вы раскроете последние секреты атома? Избавите человечество от трудной монотонной работы?
— Что вы имеете в виду под «техническим превосходством»? — спросил Хёрв.
— На борту ваших кораблей, должно быть, множество чудесных изобретений, которые мы и представить себе не можем.
— Ничего такого, что могло бы вас поразить. В техническом развитии вы шагнули дальше нас. За все то время, что мы здесь, нам удалось научиться у вас многим удивительным вещам.
— Что? — Луис не верил своим ушам.
— Чего только стоит память, построенная на цилиндрических магнитных доменах, или кремниевые микросхемы! У нас нет ничего подобного. Ни одно наше изобретение не может сравниться даже с транзистором. Вы знаете, почему базовые корабли такие большие?
— Бог ты мой!
— Все верно. Электровакуумные лампы, — подтвердил Хёрв. — Все наши космические корабли работают на электровакуумных лампах. Они занимают черт знает сколько места. И перегорают. А вы знаете, сколько времени нужно, чтобы найти проклятую лампу, когда старая перегорела? Помните, как раньше земляне таскали лампы целыми сумками в аптекарский магазин, чтобы проверить, работают они или нет? А теперь представьте, что нужно сделать то же самое, только со всеми лампами с такого огромного корабля, как наш базовый. И мы не можем сорваться с места и улететь когда вздумается. Нужно включить зажигание и дать этой посудине прогреться пару минут — только тогда можно стартовать в далекий космос. Это непрекращающаяся головная боль, черт возьми.
— Не понимаю, — наконец вымолвил потрясенный до глубины души Луис. — Если ваши технологии настолько примитивны, как вы здесь оказались? Если мы настолько опередили вас в развитии, то это мы должны были открыть вашу планету, а не наоборот.
Хёрв еле заметно улыбнулся:
— Не стоит нахваливать самих себя, Луис. То, что ваша электроника лучше, еще не значит, что вы превосходите нас в чем-либо. Представьте, что все земляне — это человек из Лос-Анджелеса на новеньком «кадиллаке», а мы — нап, живущий в Нью-Йорке, на старом, видавшем виды «форде». Эти двое начинают двигаться по направлению к Сент-Луису. Парень в «кадиллаке» выжимает сто двадцать на автострадах между штатами, а у того, что на «форде», стрелка спидометра всю дорогу стоит на пятидесяти пяти; но человек в «кадиллаке» останавливается в Вегасе и спускает все деньги в «двадцать одно очко», и ему не на что купить бензин, а маленький, но отважный нап продолжает свой путь днем и ночью, пока наконец не достигает цели. Все дело в более развитом интеллекте и огромном желании добиться успеха. Вы, люди, много рассуждаете о том, как полететь к звездам, но все время разбрасываетесь: вкладываете деньги в войну, популярную музыку, международные спортивные соревнования и воскрешение моды прошлых десятилетий. Если бы вы действительно хотели полететь в космос, вы бы это давно уже сделали.
— Но мы и вправду хотим.
— Тогда мы вам поможем. Раскроем секреты. А вы сможете объяснить нашим инженерам, как работает ваше электронное оборудование, и вместе мы построим отличные базовые корабли и откроем путь во Вселенную и людям, и напам.
Луис выдохнул:
— Звучит многообещающе. Мне нравится эта идея.
Все согласились, что это куда лучше, чем пустыня, засаженная алтеями. Мы надеялись, что сможем сдержаться и не вышибить этих зануд с Земли до тех пор, пока они не выполнят свои обещания.
В колледже, втором курсе, в одной комнате со мной жил высокий худощавый парень по имени Барри Ритц. У Барри были непослушные черные волосы и заостренные черты лица, как будто на обыкновенное симпатичное лицо сели и согнули посредине. Он часто щурился вовсе не потому, что у него были проблемы со зрением, — просто ему хотелось, чтобы все думали, будто он постоянно оценивает все окружающее. И это была чистая правда. Барри мог бы назвать действительную и рыночную стоимость любого предмета, какой ни возьми.
В один из выходных дней, когда должен был состояться футбольный матч между колледжами, мы с ним собирались на двойное свидание с девушками из другого колледжа нашего города. Перед игрой мы встретились с девушками и повели их в университетский музей искусств, где была собрана довольно большая и впечатляющая коллекция. Мою подружку звали Бриджид, она была хорошенькой, училась на педагога младших классов. Мы переходили из одного зала в другой, попутно замечая, что наши художественные вкусы часто совпадают. Импрессионисты приводили нас в восторг, и еще нам обоим нравился сюрреализм. Там, помнится, висела парочка небольших полотен Ренуара, и мы с восхищением разглядывали их около получаса, а потом сыпали дурацкими шутками, на которые способны только второкурсники, о том, что происходит на картинах Магритта, Дали и Де Кирико.
Барри и его спутница Дикси случайно столкнулись с нами в зале со скульптурами.
— Там внизу потрясающий Сёра, — поделилась Бриджид с подругой.
— Сёра, — откликнулся Барри. Казалось, он не верил своим ушам.
— Мне нравится Сёра, — подтвердила Дикси.
— Да уж, — снисходительно протянул Барри, — Сёра, в конце концов, не создал ничего по-настоящему ужасного.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Вы когда-нибудь видели картины Ф. Э. Чёрча?[26] — не унимался Барри.
— Кого? — Теперь настала моя очередь удивиться.
— Пойдемте. — И он практически потащил нас в зал американской живописи. — Вы только взгляните на этот свет! — воскликнул Барри. — Посмотрите на это пространство! На этот воздух!
Бриджид бросила взгляд на Дикси.
— На этот воздух? — недоуменно прошептала она.
Картина была красивая, никто из нас этого не отрицал, но Барри продолжал настаивать на своем. Ф. Э. Чёрч — величайший художник Америки, один из лучших в мире.
— Я бы поставил его на одну ступень с ван Дейком и Каналетто.
— Каналетто? — переспросила Дикси. — Это тот самый, что писал виды Венеции?
— А какое небо! — исступленно бормотал Барри. У него было выражение лица пьяного от удовлетворения сластолюбца.
— Некоторые любят изображения щенков или голых женщин, — предположил я. — А Барри любит свет и воздух.
Мы вышли из музея и направились пообедать. Барри не упустил случая отметить, что из предложенного следует заказывать, а что гарантированно окажется ужасной гадостью. Благодаря ему нам всем пришлось пить какое-то подозрительное эквадорское пиво. Для Барри весь мир делился шедевры и гадости. Это сильно облегчало ему жизнь, правда, он никак не мог понять, почему его друзья не в силах отличить одно от другого.
Во время матча Барри сравнил защитника команды нашего колледжа с Й. А. Титтлом. А игрока из команды соперника — с другим, одному ему известным вьетнамским игроком. По его мнению, выступление между таймами было похоже на грандиозное представление марширующего оркестра Университета штата Огайо, во время которого музыканты и студенты, выстраиваясь в определенном порядке, образуют надпись «Огайо». Еще до конца третьего периода мне стало совершенно ясно: Барри с Дикси ничего не светит. А до начала четвертого — мы с Бриджид пошептались и решили сматывать удочки, улизнуть от этой парочки, как только представится возможность. Вероятно, Дикси найдет какой-нибудь предлог, чтобы сесть в автобус и уехать к себе в общежитие еще до ужина. Барри же, как обычно, проведет вечер в нашей комнате за чтением книги «Как стать президентом», рассказывающей о президентских выборах в 1996 году.
При других обстоятельствах Барри читал бы мне лекции на самые разнообразные темы: американская литература (лучший поэт — Эдвин Арлингтон Робинсон, лучший писатель-романист — Джеймс Томас Фаррелл); животные (единственным животным, к которому у Барри не возникало претензий, — золотистый ретривер); одежда (темно-синий пиджак и серые брюки были вне конкуренции, любое другое одеяние красноречиво говорило о том, что его владелец напрашивается на неприятности); и даже хобби (Барри собирал военные награды и знаки отличия императорской России. Он не разговаривал со мной несколько дней, после того как я рассказал ему, что мой отец коллекционировал колючую проволоку).
Барри был ходячим кладезем знаний. У нас в кампусе рассуждать, что является хорошим вкусом, а что выходит за его рамки, было по части Барри. Все знали, к кому следует обращаться.
Но никто никогда этого не делал. Мы все его терпеть не могли. Еще до конца осеннего семестра я выехал из нашей комнаты в общежитии. Всеми покинутый, одинокий и озлобившийся, Барри Ринц в конце концов стал — и сейчас продолжает работать — консультантом по выбору курсов в средней школе в городке Эймс, штат Айова. Эта работа идеально ему подходила. Редко кому удается так удачно найти свое призвание.
Не знай я его настолько хорошо, то непременно подумал бы, что Барри был первым наповским шпионом на Земле.
Спустя год после прибытия на нашу планету напы сделали нам подарок, а именно — возможность путешествовать в космосе. Удивительно, но это оказалось не таким уж затратным делом. Напы объяснили, как устроена их силовая установка; выяснилось, что она стоит дешево, безопасна и совместима с разного рода земными приспособлениями. Эти знания открыли совершенно новые просторы для научной мысли. Потом напы научили нас управлять космическим кораблем и рассказали о «кратчайших путях», открытых ими в космосе. Люди называли их пространственными деформациями, позволяющими мгновенные перелеты к другим звездам, хотя с технической точки зрения «кратчайшие пути» не имели ничего общего с теорией Эйнштейна, искривленным пространством или чем-нибудь еще подобным. Не многие понимали, о чем толкуют напы, но это не имело большого значения. Напы тоже не понимали, как образуются «кратчайшие пути», они просто их использовали. Возможность отправиться в космос была преподнесена нам на блюдечке с голубой каемочкой. Тщательными научными испытаниями мы пренебрегли, зато без оглядки и с особым рвением принялись ставить дело на коммерческие рельсы. Компания «Митцубиси» на своем заводе в боливийском Ла-Пасе и корпорация «Мартин-Мариетта» использовали чертежи напов для строительства трех роскошных пассажирских кораблей, каждый из которых мог принять на борт тысячу туристов и унести их в любую точку Галактики. Человеку еще только предстояло ступить на луны Юпитера, а специально отобранные туристические агентства уже начали бронировать билеты на корабль, отправляющийся в грандиозное путешествие по десятку ближайших необитаемых миров.
Да, казалось, в космосе кипит жизнь: человекоподобные населяли планеты, вращающиеся вокруг доброй половины желтых звезд, вроде нашего Солнца.
— Мы десятилетиями пытались установить контакт с внеземным разумом, — сокрушался советский ученый. — Почему же они молчали?
Дружелюбный нап только пожал плечами.
— Там все пытаются установить контакт, — ответил он. — Ваши послания для них все равно что очередная рекламная рассылка. — Сначала мы восприняли эту новость как удар по самолюбию нашей расы, но потом оправились. Как только мы присоединились к межпланетному сообществу, нас начали воспринимать серьезнее. И возможным это сделали напы.
Мы были благодарны им, но наша совместная жизнь легче не стала. Они по-прежнему были невыносимы. Когда мой второй президентский срок подходил к концу, Плин начал давать мне советы по поводу будущей карьеры.
— Книгу писать не стоит, — заявил он мне (и это когда у меня уже были готовы первые двести страниц «Воспоминаний президента»!). — Хотите выступать в роли политического старейшины — отлично, но займите сдержанную позицию и выждите, пока народ сам к вам не обратится.
— Как же мне в таком случае распорядиться свободным временем? — поинтересовался я.
— Выберите новую профессию и начните делать карьеру, — ответил Плин. — Вы еще достаточно молоды для этого. Так многие поступают. Вы не думали о том, чтобы открыть фирму «Товары — почтой»? Будете управлять ею, не вставая с дивана. Можно снова пойти в колледж и начать изучать те предметы, которые всегда вас интересовали. Работать на благо Церкви или общества. Найти новое увлечение — например, выращивать алтеи или собирать военные награды и знаки отличия.
— Плин, — взмолился я, — пожалуйста, оставьте меня в покое.
Казалось, мои слова его обидели.
— Конечно, если вам так угодно.
Я пожалел, что был так резок с ним.
По всей стране, по всему миру, у всех возникали с напами подобные неприятности. Похоже, что они прибыли на Землю в таком огромном количестве, что у каждого человека появился свой личный нап с бесконечными предложениями. Обстановка в мире не была так накалена с 1992 года, когда на конкурсе «Мисс Вселенная» большинством голосов было решено никому не присуждать титул.
Вот почему я не слишком-то удивился, когда наш первый собственный базовый корабль вернулся из двадцативосьмидневного космического путешествия только с двумястами семьюдесятью шестью пассажирами на борту из тысячи. Остальные семьсот двадцать четыре остались на удивительных, покрытых буйной растительностью планетах с дружелюбно настроенными обитателями. У всех этих планет было нечто общее, а именно: все они были населены милыми, добродушными, умными человекоподобными, которые покинули свои родные миры, после того как их открыли напы. На этих планетах многие расы сосуществовали друг с другом в мире и согласии, селясь в крупных городах, не так давно построенных для замученных напами эмигрантов. Возможно, эти чужеземные расы испытали те же чувства затаенной ревности и ненависти, которые так долго одолевали нас, человеческих созданий, но теперь все было позади. Съехавшись со множества разных планет по всей Галактике, эти непохожие друг на друга народы жили бок о бок мирно и счастливо, объединенные одним общим желанием — никогда больше не видеть напов.
За год, прошедший с приземления нашего первого межпланетного корабля, население Земли уменьшилось на полпроцента. За два года население сократилось приблизительно на четырнадцать миллионов. Напы были слишком искренними, активными и симпатичными существами, чтобы пойти на них войной. Однако все эти качества не способствовали добрососедским отношениям: прежде всего, они оставались ужасными занудами. Многие люди предпочитали не скандалить — они просто поднимались с насиженных мест и улетали. Ведь космос таит в себе столько прекрасного и неизведанного, тем более что обходились путешествия недорого, а возможности были безграничны. Большое число людей, разочарованных и не сумевших найти себя на Земле, смогли начать новую полнокровную жизнь на планетах, о существовании которых мы до приезда напов даже не догадывались.
Напы знали, что так случится. Это уже происходило десятки, сотни раз в прошлом, в любом месте, где бы ни приземлялись их базовые корабли. Они дали нам обещания, и они их выполнили, хотя мы и не могли предугадать, чем их пребывание для нас обернется.
Наши города больше не были похожи на перенаселенные загоны, где вынуждены тянуть свою лямку нищие народные массы. Те немногие, что остались, могли выбирать и селиться в лучших домах. Домовладельцы были вынуждены снизить арендную плату и содержать жилье в отличном состоянии, только бы привлечь съемщиков.
С голодом тоже было покончено, когда резко сократилось число потребителей по сравнению с числом производителей продовольствия. За десять лет население Земли уменьшилось наполовину и продолжало уменьшаться.
По той же причине мы стали забывать, что такое бедность. С безработицей было покончено. Когда стало ясно, что напы не собираются претендовать на образовавшиеся в избытке рабочие места, вакансий оказалось больше, чем способных их занять.
Дискриминация и разного рода предрассудки исчезли практически в одночасье. Всех сплотило желание жить мирно и счастливо, несмотря на огромные темпы эмиграции. Теперь радоваться жизни мог каждый, так что все обиды были забыты, как прошлогодний снег. К тому же любой человек, обуреваемый неистребимой и безотчетной ненавистью, мог целиком и полностью сосредоточить ее на напах. Напы, впрочем, не возражали. Не придавали этому большого значения.
В настоящее время я являюсь начальником почтового отделения и мэром небольшого поселения землян под названием Нью-Даллас, здесь, на Тире, четвертой планете, вращающейся вокруг звезды, известной в нашем старом каталоге как «Струве-2398». Различные инопланетные народы, которые мы здесь повстречали, называют звезду другим именем: его можно перевести как «Шишка Господня». Все местные инопланетяне настроены очень доброжелательно и всегда рады помочь, напов здесь немного.
Во всей Галактике напов считают предвестниками мира. Их миссия заключается в том, чтобы путешествовать с одной планеты на другую, принося с собой согласие, процветание и настоящую цивилизацию. В Галактике нет наделенной разумом расы, которая не любила бы напов. Мы все ценим то, что они для нас сделали.
Но стоит только какому-нибудь напу переехать в дом по соседству, мы тут же соберем вещички и будем в пути уже засветло.