Рекуперация

12. Соболев. Прыжок в никуда

Разбудил лязг, отпираемой массивной двери.

— Соболев, на выход.

Незабываемый тюремный запах, спрессованный из табачного дыма, баланды, человеческого пота и страха, осязаемого на уровне подкорки, спровоцировал воспоминания — подобным специфическим тяжёлым духом веяло в следственном изоляторе "Кресты" и "Матросская тишина". В отличии от устойчивого шума многотысячного человеческого общежития, здесь было очень тихо. СИЗО-3, КГБ СССР, именовавшийся в конце девятнадцатого века следственной «образцовой тюрьмой», а в народе "шпалерка", глушил шаги контролёра и подследственного. "Какая парадоксальная историческая связь, подумал Соболев, — когда-то здесь сидел Ленин, Савинков, Желябов, а позже Лихачёв, Бергольц, Рокоссовский". Память услужливо подбрасывала новые имена, но Соболев сосредоточился на своих проблемах и мысленно строил линию защиты. После нескольких восхождений и спусков по ажурным железным лестницам, постучал и толкнул дверь, пропустив вперёд Соболева. За столом сидел Серебряков. Соболев остановился, ожидая от старшего по званию команды к дальнейшим действиям. Полковник, как бы заново осматривал теперь уже бывшего подчинённого.

— Проходи, садись и рассказывай.

— С чего начать, Николай Трофимович?

— С начала, Витя, с начала! Только упусти, будь ласков и упусти всякую херню о радении за советскую науку и глупом Доосе, не понимающем перспектив машины времени, да высоких задач, поставленных партией и правительством.

Серебряков с ходу выбил идеологические лицемерные подпорки, линии защиты. Соболев собрался и жёстко ответил:

— Вы сами всё сказали, товарищ полковник. Могу лишь добавить, что, на мой взгляд, Доос откровенно мешал и ставил палки в колёса.

Серебряков пропустил мимо ушей не подобающее статусу подследственного "товарищ полковник" и вопрошая резанул:

— Поэтому надо взорвать ОЛИБ и крайним пустить завлаба. К тому же он немец, был выслан в начале войны, затаил злобу и рядился все эти годы под законопослушного гражданина. Витя, отчего не взорвать весь институт или спровоцировать пожар. Небось и такой вариант прорабатывал? Кончай валять ваньку, просто ответь зачем? Зачем такие многоходовки, свалить Дооса очень просто — проявить себя в работе незаурядным теоретиком и практиком, как можно быстрее создать прототип, доказать свою гениальность. Зачем варварские методы из арсенала террористов?

— Я вам неоднократно докладывал, что нужны неограниченные возможности, средства и переподчинение ряда предприятий министерства обороны и промышленности. Будь я трижды гений, как добиться результатов? После войны над атомным проектом трудилась вся страна и был результат. А что сейчас, сами что ли не знаете? Вот зачем понадобилось встряхнуть болото лицемерных чинуш из столицы, выбить средства на реорганизацию ОЛИБ и заменить завлаба, погрязшего в своих амурных делах.

— Витя, ты дурак или прикидываешься? Кого ты хотел обмануть? Меня, Арефьева, Председателя, Совет Министров? Зато подставить меня, твоего наставника, вышло как нельзя лучше. Ладно, дело пока не получило огласку, пусть генерал решает. Могу предположить, если Семён Ильич даст твоему преступлению ход, то 68-я статья и "красная зона" на ближайшие лет пятнадцать обеспечена… или вышка, как повернуть. Сам понимаешь, тебе надо очень постараться, чтобы убедить руководителя подразделения "Ф" в своих "благих". На днях тебя этапируют в столицу московские коллеги, это не моё решение, приказ сверху, да и мне проще тебя слить на Лубянку, чем возиться с предателем в родном городе.

Соболев замер, дорога, пусть даже с конвоем, это шанс. Мысленная истерика улеглась, а с периферии сознания молнией пронзила мысль, а что если… Полковник внимательно наблюдавший за реакцией бывшего подчинённого, похоже уловил изменения в настроении подследственного. Соболев же обмер от собственной наглости и непредсказуемой реакции, мгновенно взвесив все за и против, закурил, чтобы оттянуть время и решился.

— Скажу коротко, подробности при личной встрече с генералом. Я — попаданец, явился из времени, когда построил реальный рабочий образец в начале двадцать первого века! В моих руках из будущего переиграть события и не дать повода для ареста!

Серебряков еле сдержался, чтобы не выдать смятение. Соболев ничего не заметил, обдумывая подробности подобного блефа. Ведь старшему лейтенанту в голову не могло придти о "подлинных" гостях из будущего, с которыми не далее как позавчера, буквально в ста метрах от СИЗО, встречался полковник. Пауза затянулась, Николай Трофимович потянулся за куревом, а Соболев просчитывал его реакцию. Тягаться в комбинационных ребусах Соболеву слабо, но информация, для простых людей дикая, здесь уместна и может быть принята. Надо торговаться. Наконец, полковник вместе с дымом сигареты выдохнул:

— Вот что, Витя! Я вижу поиграть охота. Но, ты, "коллега", пока слабоват против меня. Ответь, раз такой особенный, отчего допустил разоблачение и не переиграл свой идиотский сценарий. Позабавится хотел, авось прокатит? Я тебе не раз повторял: "На то и щука в реке, чтобы карась не дремал". Хватит изголяться, подумай о матери. Я вчера звонил Нине Георгиевне, не в даваясь в подробности рассказал, что ты задержан и началось служебное расследование. Вот о ком подумай, стратег. Мне в общих чертах всё ясно, обидно, что проглядел в тебе червоточину, прощай старлей. Конвой!

В камере, Соболев расслабился. Закинув руку под голову, вперился в потолок и гонял сценарий попаданца в заданных обстоятельствах. Это было важно на будущих допросах в Москве. Надо, опираясь на свою легенду выстроить план, предложить сотрудничество, организовать секретный филиал лаборатории внутри ведомства. Этакая матрёшка, дублирующая ОЛИБ, но ведущая исследования по своим планам, составленным пусть даже опальным, но живым Соболевым. Почему бы и нет. А если его просто выпотрошат и сгноят в изоляторе или психушке. Для этого надо убедительно задвинуть Дооса с его планами и теориями. Умничать перед генералом не получится, чекисты прагматики, что им разглагольствования и жонглирование научными терминами. Значит надо убедить Арефьева в тупиковом пути Дооса, мотивируя своё молчание, боязнью и непониманием Серебрякова, по необъяснимым причинам покровительствующему Генриху Ивановичу.

Так и так, с понятными аргументами, мол довели до отчаяния вот и решил поменять в корне ситуацию, без человеческих жертв, упаси боже, без необратимых последствий и… И что? Что я скажу в своё оправдание. Генерал впитал главные сталинские принципы: нет человека — нет проблемы или более гуманный — незаменимых нет! А с чего я вообще взял, что Арефьев мне поверит и поддержит. Закулисных игр тамошних я не знаю, да и вообще они с военной поры друзья. Из протоколов работы с попаданцами известно, что МВД в контрах со "старшими братьями". Попробовать сыграть на этом, заложить грязную химеру подозрения под кореша Серебрякова…

Неожиданно мысли вернулись к фразе полковника о маме. Волна стыда и страха накатила вновь. Если расстреляют, как же мама. Её сразу попрут из Смольного, с нищенской пенсией и клеймом сына-изменника. Размышления прервал стук в дверь — прогулка. После часового променада по замкнутому пространству тюремного вольера — возвращение в каменную клетку, процедура исполняемая тысячами арестантов до него и после. В камере он один, подселять стукача не стали, всё-таки не гопник с улицы, офицер КГБ. Места всем хватает, это не переполненные "Кресты", а надёжный загон для диссидентов, шпионов, террористов и прочей особой нечисти. Принесли обед. Баландёр передал через проём кормушки миску с баландой и ложкой без черенка — тюремные реалии к которым надо привыкнуть.

Его забрали через четыре дня. Москва выделила двух сотрудников с характерной внешностью и спортивными фигурами. Вернули вещи изъятые при поступлении в изолятор. Сопровождающие расписались в документах, с полнейшим равнодушием застегнули наручники и вывели в тюремный двор, где их дожидалась служебная машина. Просто и буднично. Но разменять мрачную камеру-одиночку на неблизкое путешествие с двумя соглядатаями, для новичка уже радость. Соболев сразу отметил у обоих плечевые кобуры под свободного покроя пиджаками, причём у одного слева, второго — справа. Ага этот левша, запомним. Инструктаж караула весьма специфический:

— Внимание, подследственный! При попытке к бегству и действиям противоречащим правилам этапирования, конвой имеет право на жёсткие меры воздействия, вплоть до применения оружия на поражение. Вам понятно? Распишитесь.

Судя по маршруту, Соболев быстро догадался, что едут на Московский вокзал. Теперь понятна схема перевозки: машина, вокзал, машина, Лубянка. Исподволь разглядывая конвоиров, Соболев прикидывал свои силы и возможности противостояния к подготовленным амбалам с бездушным взором. Выводы явно не в пользу среднестатического гражданина имеющему весьма слабую подготовку. Учёный Соболев, всё-таки не диверсант с обширным арсеналом контрдействий, с мгновенной реакцией и аналитикой в экстремальных ситуациях. Погрузились без происшествий и заняли купе. Пристегнули Соболева к ручке откидной полки и ушли решать свои дела. А экспресс "Аврора", медленно оставляя платформу с галдящими провожающими, тронулся в путь. Впрочем этого Соболев не видел из-за задёрнутой занавески, до которой дотянутся не мог. Вот она свобода в нескольких шагах, ан нет, всё предусмотрено и учтено. Вернулись конвоиры, поставили на стол пару бутылок с минеральной водой. Кивнули — будешь? Соболев в ответ протянул свободную руку. Налили в стакан внимательно наблюдая, как пассажир пьёт, не дай бог шандарахнет по башке, стеклянный стакан в правильных руках — серьёзное оружие.

Затем конвоиры потеряли к Соболеву интерес и тихо разговаривали. Подследственный лихорадочно рассуждал борясь с внутренними противоречиями: рискнуть и сбежать, либо тупо ждать встречи с генералом. Авантюрное начало победило, Виктор вспоминал занятия по самообороне, особенно той части, где требовалось освободиться от соперника. План созрел быстро, осталось точно рассчитать порядок своих действий. Днём сопровождающие меняясь по очереди уходили в вагон-ресторан. Последний принёс салат, пожарские котлеты и клюквенный морс. После голодного тюремного пайка, такое меню просто объедение. Первый раз вывели в туалет вдвоём, внимательно присматриваясь к встречным пассажирам. Второй раз — сопровождал уже один, видимо успокоившись подавленным состоянием учёного. Соболеву было интересно узнать, как инструктировали конвой по его особе. Судя по поведению, угрозы в безобидном гражданине не видели, возможно и не знали, что везут офицера КГБ, а следовательно какую-никакую подготовку имевшего.

Последний раз, перед сном его выводил тот, что держал пистолет в кобуре справа. Процедура уже отработана — отпирается дверь в туалет, охранник прижимает массивной тушей, чтобы не оставлять пространство для манёвра, отстёгивает браслет и запирает дверь универсальным ключом "трёхгранкой" снаружи. Левше было не очень удобно отщёлкивать наручник и в тот же миг, когда рука оказалась свободна, Соболев со всей дури носком ботинка вмазал по щиколотке амбала. Никакая подготовка не спасает от страшной боли, в следующий миг Соболев размахнулся и двинул сжавшемуся и готовому закричать человеку по шее. Тело рухнуло. Соболев выхватил из кобуры "макаров", запасную обойму, служебное удостоверение и кошелёк. Из безвольных пальцев забрал ключ. На шум приоткрылась дверь служебного купе, беглец втолкнул испуганную проводницу назад, рявкнул: "Молчать или пристрелю", метнулся в тамбур и лихорадочно елозя ключом, отпер дверь. В лицо ударила спрессованная струя воздуха, а в уши грохот колёсных пар, сделал шаг и оттолкнувшись, нырнул в черноту ночи навстречу мелькающим кустарникам вдоль насыпи.