В 1928 году крупнейший немецкий ученый-семитолог Теодор Нольдеке высказал убеждение, что еврейская мечта о возрождении иврита как национального языка столь же несбыточна, как и еврейская мечта о независимом государстве.
Двадцать лет спустя он радостно признал, что обе несбыточные мечты сбылись.
Народ Книги, написанной на древнем языке, на тысячелетия утратил его как средство повседневного общения, но в конце прошлого столетия обрел вновь. Немалая заслуга в том принадлежит бывшему литовскому ешиботнику Элиэзеру Перельману, взявшему впоследствии ивритскую фамилию Бен-Иеѓуда. Поселившись в Иерусалиме, он стал разговаривать на иврите и не отвечал, когда к нему обращались на другом языке. На следующий день после свадьбы он сказал жене, что будет говорить с ней только на иврите. Только на иврите говорил он и со своим старшим сыном Бен-Ционом — первым еврейским ребенком в Палестине, для которого иврит стал родным языком. Бен-Иеѓуда придумал бесчисленные неологизмы, начал титаническую работу над «Полным словарем древнего и современного иврита» и бросил клич: «Еврей, говори на иврите!»
В 1981 году столетие со дня алии Бен-Иеѓуды отмечалось в независимом еврейском государстве уже на том языке, которому великий подвижник посвятил всю жизнь.
Давид Бен-Гурион, сразу поняв опасность разноязыкости Вавилонской башни (в которую могли превратить новорожденное Государство Израиль выходцы из сотни стран), оказался прозорливее Теодора Ѓерцля: основатель политического сионизма в первом издании своей книги «Еврейское государство» даже не упоминал иврит в качестве общенационального языка. Но Бен-Гурион беспокоился не только об Израиле. «Иврит, — писал он в середине 50-х годов, — должен стать вторым языком для каждого еврейского ребенка в любой стране рассеяния, нашу историю и Библию необходимо изучать в оригинале».
В 1986 году исполнилось ровно 100 лет со дня основания средней школы «Хавив» в Ришон ле-Ционе, которая считается первой не только в Эрец-Исраэль, но и во всем еврейском мире, где обучение велось на древнееврейском языке.
Всего через четыре года после прибытия первых поселенцев-«билуйцев»[31] была заложена основа системы преподавания «иврит на иврите», хотя в то время еще не было не только учебников и преподавателей, но и слова-то еще не все появились.
Великий реформатор языка Элиэзер Бен-Иеѓуда приезжал в Ришон ле-Цион из Иерусалима раз в неделю и сообщал ученикам несколько новых слов, которых хватало до его следующего приезда. До него никому и в голову не приходило преподавать арифметику или физкультуру на иврите.
Свое название школа получила по имени первого директора Мордехая Любмана {ставшего в переводе на иврит Хавивом), который родился в Могилеве в 1858 году. Его отец, торговец и подрядчик, погиб во время погрома. В 26 лет Любман, по специальности земледелец, приехал в Эрец-Исраэль с матерью, братом и сестрами.
Он возглавил первую школу на иврите и стал автором одного из первых учебных пособий. Одновременно он сотрудничал в молодой ивритской прессе под псевдонимом «Алифаз ѓатаймани»[32].
Одним из первых преподавателей был специально приглашенный из Иерусалима меламед[33], который обучал детей Торе. За ним появился друг Элиэзера Бен-Иеѓуды Давид Юдилович, который тоже отказывался говорить не на иврите. Он даже останавливал на улице евреев, говоривших на других языках, и требовал, чтобы они перешли на иврит. Точно так же он вел себя на родительских собраниях, во время посещений своих учеников, на педсоветах. Даже со своим помощником-арабом он разговаривал только на иврите.
На юбилейном вечере в школе собрались представители разных выпусков первой ивритской школы в мире, которая не стала музеем и продолжает быть «хавив»[34].
Чтобы представить себе темпы развития древнееврейского языка, достаточно сравнить библейский лексикон в 7500 слов с сегодняшним языком, насчитывающим более 150.000 слов. Разумеется, такая титаническая работа нуждается в направляющей руке, каковая и появилась по указу Кнессета в 1953 году в виде Академии иврита, пришедшей на смену Комитету языка иврит, созданному еще в 1890 году все тем же неутомимым Э. Бен-Иеѓудой. Таким образом, 1990 год был официально объявлен «годом иврита» не случайно, а кроме того, в этот год появился долгожданный музей иврита.
Академия иврита располагается на территории одного из кампусов Еврейского университета в Иерусалиме. В ее штат входят 31 академик, 16 членов-корреспондентов и еще 16 научных сотрудников.
Помимо научной работы (куда входит и завершение первой стадии создания исторического лексикона иврита) академия поддерживает ежедневную связь с гражданами страны, которые звонят и пишут с просьбой объяснить непонятное слово либо создать новое, помочь в грамматике, посоветовать в выборе или гебраизировании имени.
Несколько раз в год академия публикует списки новых слов, которые распространяются средствами массовой информации в школах, армии и т. д. Кстати, в Армии обороны Израиля есть свой отдел языка, который создает новые слова, для внутреннего пользования. Именно в армии часто рождаются жемчужины израильского сленга.
Отдельная комиссия по выработке технической терминологии работает при хайфском Технионе, поскольку, как известно, двадцать первый век требует названия многих вещей и явлений, неведомых в библейские времена.
Вот что рассказывает секретарь Академии языка иврит, профессор Игал Янай: «Раз в два месяца созываются заседания академии, на которых присутствуют до сорока человек — академики и представители средств массовой информации. Обсуждаются новые слова, и, как правило, они принимаются большинством голосов. Но бывают и споры».
Профессор Янай гордится современными словами, образованными на основе древних корней. Создание новых слов стало в Израиле национальным увлечением. Им занимаются не только сотрудники академии, но и поэты, писатели, переводчики, журналисты, радиокомментаторы и многочисленные любители языка. Что касается поэтов и переводчиков, то нельзя не отметить вклад Авраама Шленского, составившего целый словарь неологизмов.
Шесть израильских университетов и другие высшие учебные заведения ведут занятия исключительно на иврите. Армия обороны Израиля, оснащенная самой современной техникой, прекрасно обходится только ивритом. Горячие идеологические дебаты, замысловатые экономические комментарии, искусствоведческие изыскания — все на иврите, или, как говорят только что приехавшим репатриантам, «рак иврит» («только иврит»).
Но в Кнессете арабский признан наравне с ивритом и используется депутатами. Так же обстоит дело и в суде. Полные тексты всех законодательных актов, принимаемых Кнессетом, публикуются на иврите, арабском и английском. Все зарубежные телефильмы сопровождаются субтитрами на иврите и арабском.
Покойный Артур Кестлер[35], не сумевший освоить иврит, несмотря на свои завидные лингвистические способности, назвал его однажды архаическим языком, на котором творческое самовыражение так же трудно, как «исполнение менуэта на бараньем роге». Вся современная израильская литература опровергает утверждение Кестлера. Что же касается бараньего рога, шофара, то он на протяжении многовековой еврейской истории возвещает об окончании Судного дня, и никому, кроме Кестлера, не приходило в голову играть на нем менуэты.
Советуя одному из американских авторов перевести на иврит свои книги, лауреат Нобелевской премии по литературе 1966 года израильский писатель Шмуэль Йосеф Агнон, видимо, полагал, что увековечивать произведения нужно на вечном языке, на котором было произнесено божественное откровение на горе Синай.
Люди молятся разным богам и в их честь возводят роскошные храмы. Но, пожалуй, только в Израиле существует Храм Книги. Точнее, Книги Книг, ибо речь идет о древних свитках Библии (известных под названием «кумранские рукописи» или «Свитки Мертвого моря»), найденных в пещерах Кумрана, где они хранились в запечатанных глиняных кувшинах в течение 20 веков.
Среди них Псалмы (с 81-го по 85-й), части глав 4, 9-13 из книги Левит, отрывок главы из книги Бытия, две копии книги пророка Исайи и шесть глав из книги Екклесиаста, датируемые первым веком до н. э.
Архитекторы Фредерик Кизлер и Арманд Бартош, видимо глубоко прочувствовав значение этих находок, построили для них в Иерусалиме уникальное сооружение. Купол Храма Книги сделан в форме крышки кувшина, найденного у Мертвого моря, а круглый зал Храма ассоциируется с самим кувшином. Длинный узкий коридор создает впечатление входа в пещеру. Это впечатление усиливается тем, что архитекторы намеренно сделали его своды ниже обычного, так что посетители вынуждены немного нагибать головы. Черная стена на фоне белого купола символизирует противопоставление Света Тьме. Храм Книги стал также своеобразным памятником крупнейшему израильскому археологу Игаэлю Ядину, руководившему раскопками в районе Мертвого моря — сперва в пещерах Иудейской пустыни, а затем в Масаде.
Израильское телевидение существует чуть больше четверти века. Его запоздалое прибытие в двадцатый век произошло по вине правительства: министры-социалисты полагали, что телевидение — это буржуазно-декадентская форма времяпрепровождения, которая будет мешать рабочим отдыхать и снизит производительность труда. Министры-ортодоксы, заседавшие в том же правительстве, утверждали, что ТВ — это аморальное развлечение, развращающее молодежь и оскверняющее Субботу. Но простой гражданин страны верил в конечное торжество прогресса, и действительно в 1965 году (несмотря на экономическую депрессию) было продано 20.000 телевизоров, а во время экономического бума 1968 года — 40.000. Телевидения еще не было, но телевизоры уже были.
Объяснялась эта кажущаяся нелепость плотным окружением Израиля арабскими телестанциями. Еще в начале 60-х годов израильтяне, жившие в Галилее, принимали Ливан, Сирию и Кипр; жители Иерусалима регулярно настраивались на Иорданию, работавшую на двух каналах; а на юге, в Негеве и Эйлате, ошеломленные киббуцники и горожане, принимавшие Египет, майским вечером 1967 года увидели на своих экранах, как колонны египетских танков в сопровождении боевых эскадрилий входят на Синайский полуостров.
Только после Шестидневной войны израильское правительство поняло наконец, что значительная часть граждан ежевечерне подвергается вражеской пропаганде. Например, иорданское телевидение ввело специальную сводку новостей на иврите в 7.30 вечера (передаваемую и по сей день), в которой время от времени появлялись реплики такого рода: «Израильский солдат! Пока ты потеешь на армейских сборах в Синае, Моше Даян забавляется с твоей женой!»
В мае 1968 года телевидение дебютировало прямой трансляцией военного парада в честь 20-летия независимости Израиля. Но еще год трансляция ограничивалась тремя днями в неделю, т. к. продолжались горячие дебаты о пользе телевидения, пока правительство окончательно не сдалось.
Израильское телевидение организовано по модели британской корпорации Би-би-си. Полунезависимый Общественный совет, который курировал радиопередачи «Голоса Израиля», был расширен до 31 человека и превратился в Управление радио- и телевещания. Председатель этого управления назначался правительством, и оно же определяло бюджет.
Ноябрь 1977 года оказался особенно памятным для израильских телезрителей благодаря визиту египетского президента Садата. Восемь предыдущих лет израильское телевидение было черно-белым, но визит Садата транслировали в цвете через спутник на весь мир. Прошло еще пять лет, и с мая 1982 года все передачи стали цветными.
Обычный теледень начинается в 8 часов утра детскими передачами в рамках учебного ТВ. За ними до полудня следуют школьные дисциплины, а после полудня возобновляются передачи для детей, как правило отличающиеся большим воображением, актерским мастерством и увлекательностью. Одна из таких программ для детей дошкольного возраста — «Милая бабочка» — завоевала в 1982 году первый приз на Международном фестивале учебных телепрограмм в Японии. В 17.00 звучат позывные получасовой программы новостей и интервью «Снова вечер», в которой рассказывается самое главное и интересное из прошедшего дня. С 18.30 до 20.00 идут программы на арабском языке, включающие новости, спорт и культуру. В канун Субботы более полумиллиона израильтян смотрят арабоязычный фильм (чаще всего египетский) с ивритскими субтитрами. Наконец, в 8 часов вечера начинаются основные передачи на иврите, в которых, как и 20 лет назад, немалое место уделено дискуссиям и дебатам на религиозно-политическо-культурные темы. В свое время бытовала такая шутка: «Израиль — единственная в мире страна, где слепой может быть телекритиком».
Все иноязычные программы и фильмы снабжены субтитрами на иврите и на арабском языке, а дубляж существует только для детских мультфильмов.
Западные сериалы показывают, как правило, по одной серии в неделю, а полнометражные художественные фильмы — два раза в неделю, обычно — американское старье. Потому что телевидение связано по рукам и ногам договором с Союзом владельцев кинотеатров. Эта мощная и влиятельная организация диктует программу показа фильмов.
Впрочем, в последнее время произошли существенные перемены, вызванные появлением в 1987 году второго, коммерческого телеканала, который стал неизбежным конкурентом государственного телевидения. Начав с эстрадных концертов и иностранных шоу, второй канал очень быстро переманил часть зрителей за счет разнообразных документальных, а главное — совсем новых художественных фильмов, и первому каналу теперь приходится вести изо дня в день неведомую ему ранее борьбу за телезрителя.
Помимо двух каналов собственного телевидения израильтяне могут принимать телепередачи через спутники связи из полутора десятков стран мира, включая Советский Союз и США, не говоря уже о соседних странах — Иордании, Ливане, Сирии.
Более чем у 90 процентов израильских семей есть по меньшей мере один телевизор. Детям нередко покупают портативные телевизоры, чтобы они оставались в своих комнатах и не мешали родителям принимать гостей в «салоне» (так в Израиле называют гостиную), где, как правило, на самом почетном месте, подобно древнему жертвеннику, возвышается Телевизор.
Социолог Михаль Каспи считает, что успех фильма зависит от времени показа. Так, один американский сериал собрал 90 процентов зрителей, потому что его показывали в 20.00. А блистательную американскую пародию «Soap»[36] смотрели в свое время лишь 53 процента, потому что показ начинался в 23.30.
В 9 часов вечера начинается самая популярная программа новостей «Мабат» («Взгляд»), которую, судя по опросам, смотрят 72 процента населения.
Дикторы и корреспонденты израильского ТВ отличаются от своих американских коллег. Тут не найдешь ни седых висков, ни бархатных баритонов, ни жилетов, что не мешает многим израильским дикторам пользоваться воистину всенародной любовью.
И все же цветное телевидение наглядно убеждает в том, что израильским тележурналистам нужен студийный дежурный (что уже не раз предлагалось), который будет проверять, подходит ли галстук по цвету к сорочке, а сорочка — к костюму и т. д.
На телевидении преобладают мужчины.
Преимущество израильского телевидения перед многими другими (включая американское) состоит в отсутствии рекламы, прерывающей любую передачу. В этой сфере государство сохраняет монополию: продает от пяти до десяти минут экранного времени для рекламирования государственных лотерей и спортивного тотализатора, молока, различных выставок, а также для советов подвозить солдат, ждущих попутной машины, обращать внимание на забытые в транспорте вещи, в которых может оказаться подложенная террористами взрывчатка, есть поменьше мучных и жирных продуктов и побольше фруктов.
Но не так важно, что на рекламу отпущено всего 5-10 минут, как то, что ею не перебивают программы.
Долгие годы телепередачи заканчивались в полночь, потому что профсоюз не разрешал техникам перерабатывать даже лишнюю минуту. С годами был найден компромисс, и теперь передачи затягиваются намного дольше. Но их окончание всегда выглядит одинаково: «Строка из Писания», за ней — краткая сводка новостей и национальный гимн «Ѓатиква» («Надежда») на фоне развевающихся бело-голубых флагов. По субботам телевидение начинает передачи на иврите лишь с заходом солнца.
Среди многоликих и пестрых вывесок фамилия Стеймацкий встречается почти в каждом израильском городе. 30 книжных магазинов Стеймацкого рассредоточены по всей стране — настоящая книжная империя, которая в свое время простиралась от Каира до Багдада.
Йехескель Стеймацкий (1898–1984) родился в Ковно (нынешнем Каунасе), где окончил гимназию с золотой медалью и был отмечен за выдающиеся способности указом, подписанным царем Николаем Вторым. Активный сионист, молодой Стеймацкий был выбран членом центрального комитета организации «Ѓехалуц»[37] и сумел убедить Сталина, ставшего после революции наркомом по делам национальностей, в том, что эта организация полезна для Советского Союза. Однако вскоре Стеймацкого приговорили к пяти годам лишения свободы за сионистскую деятельность, и он оказался не в Палестине, а в одиночной камере Бутырской тюрьмы. После полутора месяцев он чудом вышел на свободу и уехал в Германию, где слушал лекции в Берлинском университете, стал ревностным сторонником Жаботинского и начал работать в крупной книготорговой фирме Ульштейна. В 1923 году Стеймацкий выпустил под руководством Жаботинского первый географический атлас на иврите. В 1925 году Стеймацкий приехал в Эрец-Исраэль и, решив, что не может делить свою жизнь между политикой и бизнесом, выбрал бизнес.
В апреле 1925 года Стеймацкий присутствовал при открытии Еврейского университета в Иерусалиме и, по его словам, «почувствовал великую нужду в культуре». Именно тогда он открыл свой первый книжный магазин. Отделения Стеймацкого появились в Хайфе и в Тель-Авиве, но страна была слишком маленькой для его планов. Поэтому в 1928 году он открыл магазин в Бейруте, а через год в Дамаске. В Каире свою деятельность Стеймацкий начал в 1941 году. Издавал и путеводители, и карманные словари, и разговорники.
«Потом началась Война за Независимость — и связь Израиля с арабскими странами прекратилась», — вспоминал Стеймацкий.
Многие люди сдались бы после потери такой империи, но Стеймацкий устоял. Он просто решил построить новую империю. «Иммигранты, — рассказывал он, — приезжали в Израиль десятками тысяч. Некоторые пессимисты предупреждали меня, что многие новоприбывшие неграмотные и что у израильтян долго не будет денег на покупку книг. Но у меня хватило смелости и веры — в конце концов, разве мы не народ Книги?»
В пятидесятых годах было достигнуто соглашение с Соединенными Штатами, по которому израильские книготорговцы получили право импортировать американские издания на льготных условиях. И Стеймацкий стал посредником ведущих американских издателей. Но в 1960 году эра дешевого импорта кончилась, и снова пессимисты предрекали крах предприимчивому книготорговцу. Однако Стеймацкий опять удивил своих коллег: он сумел договориться о перепечатке в Израиле офсетным способом книг, изданных в США и Англии. В результате он опубликовал такие книги, как «Эксодус» Юриса, набоковскую «Лолиту», «Доктора Живаго», классический роман Лоуренса «Любовник леди Чаттерлей», а также организовал перевод «Эксодуса» на иврит. По словам Стеймацкого, «израильтяне расхватывали эти книги в невероятных количествах. Тысяча, десять тысяч, двадцать, пятьдесят. Это было потрясающе».
Следующая эпоха книжной империи Стеймацкого была отмечена участием в деле его сына и преемника Ари, ставшего генеральным директором фирмы. По его инициативе был организован вместе с самыми уважаемыми английскими и американскими издателями выпуск великолепно иллюстрированных книг об Израиле и еврейской истории, а также биографий знаменитых политических и общественных деятелей Израиля. Поэтому на проводимой по всей стране ежегодной «Неделе книги», где всегда много народу, стенды издательства Стеймацкого занимают достойное место.
Театр «Ѓабима» поставил спектакль «Бавта». Театральной постановке предшествовала история, начавшаяся в 1962 году, когда профессор Игаэл Ядин нашел в Иудейской пустыне пещеру с останками воинов Бар-Кохбы. И там же среди обнаруженных 35 письменных свидетельств рассказывалось среди прочего о торговке Бавте, о ее повседневной жизни, о борьбе за существование, о судебных тяжбах, о тех, кого она любила и ненавидела…
35 свитков попали к историку и драматургу Мирьям Кайни, которой журнал «Адама» («Земля») заказал статью о восстании Бар-Кохбы. Но вместо того, чтобы заняться восстанием, она потратила три года на то, чтобы оживить Бавту, вернуть ей плоть и кровь, сделав ее главной героиней одноименной пьесы. В известном смысле эта пьеса тоже о восстании, но не иудеев против римлян, а одной женщины против социальной несправедливости, за свои права, достоинство и независимость.
Дважды — жена и дважды — вдова, богачка и нищенка, возлюбленная и отверженная, эта женщина ни при каких обстоятельствах не теряет оптимизма.
В одной стране ее называют мамашей Кураж, в другой — Электрой, в третьей — Скарлетт О’Харой, а у нас — Бавтой. С той только разницей, что Бавта в глубокой древности действительно жила на той самой земле, где сейчас расположено Государство Израиль.
О том, как это государство возрождалось, рассказывает комедия Яакова Шабтая (1934–1981) «Бенгальский тигр», которую поставил сначала Хайфский театр, а позднее Национальный театр «Ѓабима».
Действие происходит в середине 20-х годов в Тель-Авиве, когда в Эрец-Исраэль жили всего 80.000 евреев. Жили среди болот и песков и мечтали о той прекрасной жизни, которую они построят.
В «Бенгальском тигре» мечтают все: шахматист Ной — о всеобщем равенстве; его жена Шошана — об опере; разведенная Рухама — о новой семье; ее бывший муж — о строительстве домов и еврейских коммун; мелкий делец Йосеф — о золотых самородках в прибрежном песке; голландка — о воссоединении души с телом на Святой Земле; и, наконец, Финек, главный герой, — о цирке. Финек приехал из Португалии, чтобы основать на Земле Обетованной цирк. Настоящий. С бенгальским тигром, жонглерами и лошадьми. Правда, пока у него нет ни тигра, ни жонглеров, ни лошадей, но зато есть план, под который можно занять денег и пообещать заимодавцам золотые горы.
«Этой стране просто необходим цирк! — выкрикивает Финек. — Она не может без цирка! Здесь появится цирк!»
Дальше следует точная аллюзия на протест против планов Ѓерцля. «Не в Уганде! Не в Суринаме! Здесь, в Эрец-Исраэль! В стране хамсинов! На иврите!» И тут уж зритель не может не понять, что речь идет о создании не цирка, а еврейского государства.
Финек — прожектер и повеса, ловкач и балагур, фантазер и комбинатор. Но в отличие от своего родственника Бендера он не гонится за богатством, а ощущает себя чуть ли не новоявленным Мессией, несущим спасение и избавление всему еврейскому народу.
Во всех странах мира актеры играют, за редким исключением, на родном языке. В израильском театре с самого начала все обстояло наоборот, и следы этого «наоборот» можно найти до сих пор. Актеры, репатриировавшиеся в Израиль, у которых родным языком был идиш, румынский, английский, немецкий, русский, чтобы остаться актерами, должны были сделать родным языком иврит.
Два таких примера можно было увидеть при первом присуждении Государственных премий в области театрального искусства в День Независимости в 1986 году. Их присудили актрисам «Ѓабимы» Мирьям Зоѓар и Лее Кениг, превратившимся из актрис театра на идише в актрис театра на иврите.
Лея Кениг приехала в Израиль из Румынии в 1961 году «бессловесной» и до сих пор помнит, как ее саму потрясло то, что зрители поняли первую произнесенную ею фразу на иврите. Акцент остался и у Зоѓар, и у Кениг, но Израиль в этом отношении очень либерален: в конце концов, все ветераны той же «Габимы» говорили с неискоренимым русским акцентом.
Получил Государственную премию Израиля и арабский актер Хайфского театра Макрам Хури, сыгравший главного героя в семисерийном израильском телефильме «Мишель Эзра Сафра и его сыновья», поставленном по роману писателя-киббуцника Амнона Шамоша.
Действие фильма происходит в 30-х годах и у тех самых «рек вавилонских», у которых «сидели и плакали», а попутно весело и богато жили не только сирийские, но и все евреи галута.
Тот, кто родился и вырос вне Израиля, узнал в героях этого фильма свою прошлую жизнь, свое раздвоение, мнимый покой и невидимую печаль, неукорененную устроенность и укоренившуюся неустроенность — традиционные элементы всего галута.
Присуждение Государственной премии в области театрального искусства Макраму Хури стало первым признанием участия арабских актеров в израильском театре. Еще одним героем израильской сцены стал комик Басам Зоамат.
Зоамату 35 лет. В детстве он мечтал стать адвокатом, но соблазн сцены оказался сильнее. Актерскому мастерству он учился в Хайфе, и роли не заставили себя ждать. Более 15 лет он играл исключительно на арабском языке, а сейчас обращается к зрителям на иврите.
На первых репетициях нового мюзикла «Большой праздник Момо» он уже видел, как зрители-евреи валятся со стульев от хохота.
«Конечно, — говорит Зоамат, — мне было бы легче играть на арабском языке, но я думаю, что справлюсь и с ивритом. У меня другая проблема: я хотел бы играть и серьезные роли, но, даже если я плачу, публика смеется».
Зоамат мечтает о своем, арабском театре.
«Для меня как для арабского актера, — говорит он, — очень важно, чтобы был арабский театр. Политический? Нет, в такой я не верю. Я не вмешиваюсь в политику, и пусть политики не вмешиваются в искусство».
«7-07» значит 7 часов 07 минут утра. Время самой популярной радиопередачи, которую ведет самый популярный в Израиле радиожурналист Алекс Анский.
Армейская радиостанция «Галей ЦАХАЛ» («Армейские волны»), где он работает, согласно опросам общественного мнения опережает по успеху и количеству слушателей все три программы своего конкурента — «Голоса Израиля».
Между семью и восемью часами утра радио включено более чем у 1,5 миллиона израильтян. Чуть ли не миллион из них слушает в это время программу Анского. «Шалом, с добрым утром! — раздается его голос. — Говорит Алекс Анский. Ух, как сегодня холодно в Иерусалиме! Так не хотелось вылезать из-под одеяла…». «И нам тоже», — думают его многочисленные радиослушатели, бреясь, одеваясь, приготавливая бутерброды и торопя детей. А приезжая на работу, они спрашивают друг друга: «Вы слышали, что сегодня сказал Анский?..»
У его программы нет жестких рамок или заданной темы. Она так же универсальна, как и ее ведущий. Это и радиобеседа, и радиогазета, и радиошоу, где он сам — режиссер, и исполнитель, и даже аудитория. Размышляя об Израиле, об очередной порции газетных новостей, о жизни вообще, он часто ухитряется высказать то мнение, которое каким-то загадочным образом становится общим. Анского можно в буквальном смысле слова назвать «Голосом Израиля».
Свои программы Анский всегда перемежает музыкой: хорошей западной эстрадой, хорошим старым джазом.
У него есть несколько помощников, которые привозят из типографии прямо в студию первые выпуски утренних газет и быстро помечают красным карандашом наиболее интересные заголовки, новости и статьи. Вся эта груда укладывается аккуратной стопкой, чтобы Анский не потерял ни одной драгоценной секунды. И он их почти никогда не теряет. Тут сказываются и его находчивость, и дар импровизации, и его театральное прошлое — он был и остался хорошим актером.
Анский родился в Софии в 1939 году. Мать была актрисой, отец — режиссером и журналистом. Среди софийских евреев старший Анский прославился как редактор газеты «Сионистская трибуна», в которой начиная с первых послевоенных дней он призывал читателей репатриироваться в Эрец-Исраэль.
В 1946 году он и сам уехал туда с женой и семилетним Алексом. Как могут догадаться знатоки и любители еврейского театра, отец взял себе псевдоним «Анский» из почтения к знаменитому автору пьесы «Диббук», и этот псевдоним стал фамилией его сына Алекса и двух маленьких внуков.
Все три поколения Анских живут в Иерусалиме, хотя 10 лет подряд Алексу приходится ездить на работу в Яффо, где размещаются студии «Галей ЦАХАЛ».
Старший Анский был основателем и режиссером первого в Израиле профессионального детского театра, в котором кроме его сына начинали свою карьеру прославленные сегодня израильские актеры.
Он же был самым строгим критиком своего сына. Как говорит Алекс, «я его по-прежнему боюсь». Однажды Анский допустил ошибку, сказав, что «Марш рабов» Верди из оперы «Аида», а не из «Навуходоносора». Через три минуты на студию позвонил какой-то радиослушатель поправить Анского. Но тот вспоминает, что «единственный радиослушатель, который стоял у меня перед глазами, был мой отец».
Анского любят все без различия возраста, пола, социального происхождения и образования. Есть у него и пятничная программа «Голос мамы». Он обзванивает матерей солдат и солдаток и передает в эфир любимую песню их детей. Нужно слышать, как Анский беседует с матерями: сколько искреннего тепла и участия в его голосе, сколько интереса к самым мелким подробностям семейного быта, сколько деликатного юмора и такта…
Он действительно хороший актер. Настолько хороший, что, слушая его, об этом забываешь. Какой поднялся в стране переполох, когда было объявлено, что Алекс Анский хочет сменить «Галей ЦАХАЛ» на третью программу «Голоса Израиля». Казалось бы, какая разница — ведь он остается на радио. Но слушатели привыкли к «7-07», а привычка — вторая натура.
Анского удалось удержать, и радиослушатели облегченно вздохнули. Сам же он решил, что одного только радио ему недостаточно, и вернулся к театру. Весь сезон 1987/1988 года он с успехом гастролировал по стране с сатирическим моноспектаклем, где герой — профессионально возвращающий заблудшие души в лоно иудаизма — вызвал негодование в религиозных кругах и восторг — в кругах нерелигиозных.
В «Ѓабиме» ему предложили главную роль в пьесе о популярном радиожурналисте, родившемся в Болгарии.
До начала театрального сезона Алекс Анский успел побывать в Москве, откуда вел первую прямую трансляцию из предоставленной ему студии, а потом в первый раз поехал в родную Болгарию с израильским танцевальным ансамблем «Кол в'дмама» («Голос и тишина») читать дикторский текст по-болгарски. К радости радиослушателей, Анский так и не ушел в театр и после годичного отсутствия снова вернулся к своей программе «7-07».
Михаэль Гурдус не ходит на работу, не ходит в гости, не ходит в кино и вообще не отлучается из дому, если в том нет крайней необходимости. Все время он проводит у себя в комнате с радионаушниками, вылавливая в эфире сенсационные новости.
Одновременно он смотрит на экран телевизора, где почти ежедневно в 9 часов вечера звучит на иврите фраза «По сообщению нашего слухача Михаэля Гурдуса…», следя за телесводками новостей из Москвы, Дамаска и других городов.
Это и есть его жизнь, его профессия, его страсть.
Михаэль Гурдус родился в Тель-Авиве в семье выходцев из Польши. Окончил факультет востоковедения Иерусалимского университета. Владеет арабским, польским, русским, английским, французским, немецким, а иврит — его родной язык. Гурдус называет себя журналистом и говорит, что в области радиослежения и перехвата он — «никому не подотчетная единица».
Зарплату он получает в системе государственного радио и телевидения, но гонорар ему платят многие западные теле- и радиокорпорации, которые высоко ценят его услуги.
Он хорошо знает, что такое «scoop»[38], и умеет быть первым.
В 1974 году во время переворота на Кипре весь мир услышал о том, что президент Макариос убит. А Гурдус поймал слабую местную радиостанцию, по которой выступал сам Макариос. Позднее президент Кипра рассказывал израильскому послу, что сообщение Гурдуса спасло ему жизнь.
В 1977 году Гурдус первым узнал о захвате террористами немецкого самолета. За многие годы он составил картотеку частот, на которых передают различные авиакомпании мира, и без труда принимает радиопередачу с любого самолета. Таким образом он перехватил переговоры между террористами и другим немецким самолетом, на котором летела на операцию в Могадишо спецгруппа по освобождению заложников.
В 1979 году Гурдус первым оповестил мир о том, что американская операция по спасению заложников в Тегеране окончилась катастрофой.
У Михаэля Гурдуса существует налаженная сеть корреспондентов, радиолюбителей в разных странах, с которыми он обменивается информацией. Кроме того, его первоклассная аппаратура работает и тогда, когда он спит. Точно по поговорке «солдат спит, а служба идет». Утро Гурдус начинает с прослушивания и расшифровки ночных магнитофонных записей. Гурдус не скрывает, что испытывает чувство гордости, когда слышит, что его «скупы» передают со ссылкой на израильское радиовещание.
«Голос мира» — это частная радиостанция Эйби Натана. Она вещает 24 часа в сутки с его корабля, дрейфующего «где-то в Средиземном море». Сам Эйби Натан живет в Израиле с Войны за Независимость, в которой он принимал участие как боевой пилот. После демобилизации он, зная любовь израильтян к вкусной и здоровой пище, открыл в Тель-Авиве ресторан «Калифорния» и заработал на нем большое состояние.
Энергичный Эйби успел попробовать свои силы и на литературной ниве, написав довольно сентиментальный роман «Перестань плакать» из жизни пилотов. Но больше всего он занимался делом мира. В 1966 году полетел на своем собственном одномоторном самолете в Египет, чтобы лично встретиться и поговорить с президентом Насером. Миссия мира завершилась для Эйби благополучно: египтяне вернули его Израилю вместе с самолетом. Затем он продал ресторан и в 1973 году купил старое судно, на котором основал первую в Израиле частную радиостанцию, назвав ее «Голос мира». Первая передача началась с песни «Дайте людям мир…».
Зачем радиостанцию делать плавучей? По той простой причине, что власти не дали лицензии на наземное радиовещание.
В команду судна входят несколько американских парней, умеющих обращаться с пластинками. В основном «Голос мира» транслирует музыку — разную и хорошую.
Эйби Натан всегда был не только миротворцем, но и филантропом: он жертвовал деньги вьетнамским беженцам, собирал медикаменты и одеяла для жителей Камбоджи, возил мешки риса голодающим Эфиопии.
С годами он перестал плавать. Власти по-прежнему отказывали в лицензии, содержание судна стоило немалых денег, заказчики рекламы постепенно ушли. И вот 10 июля 1985 года Эйби Натан обратился к радиослушателям с последним словом. «Невозможно содержать такой корабль только с помощью любви и добрых намерений…» — сказал он.
Но все же корабль Эйби продолжает передавать музыку, которая все так же хороша и разнообразна. Появилась и передача «русский час», в которой проводят беседы на русском языке для новых репатриантов.
Эйби Натан продолжает заниматься делом мира. Несмотря на существующий запрет, он встретился в Тунисе с Ясером Арафатом, за что был приговорен в Израиле к шести месяцам тюремного заключения.
Утверждение Натана, что содержать корабль только с помощью добрых намерений невозможно, сомнений не вызывает, чего нельзя сказать о его идее налаживать мир во всем мире с помощью добрых только намерений.
В 1973 году в Иерусалиме был создан международный музыкальный центр в Мишкенот-Шаананим. В этот центр стремятся попасть ученики и педагоги из разных стран, и здесь каждый может попробовать свои силы перед самыми требовательными слушателями. Покровитель центра Айзик Стерн привлек к Израилю внимание музыкального мира.
В Мишкенот-Шаананим нет фраков и чинной академической строгости — здесь свободно и светло, как на холмах Иерусалима. И может быть, наступит такое время, когда каждому человеку будет ясно, что пению нужно учиться в Италии, актерскому мастерству — в Англии, а музыке — в Израиле.
О музыке в Израиле нужно писать целые книги, а не несколько страниц. И все-таки нельзя удержаться, чтобы не упомянуть израильских композиторов, хотя бы тех, кто пишет эстрадную музыку.
Из композиторов молодого поколения особое место занимают Нурит Хирш, Узи Хитман и Мати Каспи. Разумеется, этот список далеко не полный, но всех троих безусловно отличает стремление искать и находить те мотивы, которые со временем станут такой же классикой израильской музыки, как и песни Зэиры.
Мордехай (Митя) Зэира родился в Киеве в 1905 году и в 19-летнем возрасте приехал в Эрец-Исраэль строить еврейское государство.
Он был киббуцником, рабочим, электриком. Сражался в Еврейской бригаде во время Второй мировой войны. И все эти годы писал песни, в которых искал и открывал новые израильские темы и мотивы. Однако, по словам одного израильского поэта, Зэира всегда оставался «русской душой»: очень любил Мусоргского и с удовольствием распевал «Блоху», запоем читал и перечитывал Чехова, Толстого, Пушкина и даже сам писал по-русски стихи. «Русская душа» Зэиры сказывалась и в его умении хорошо выпить, которое очень ценилось среди тель-авивской богемы 20-х годов.
Две свои лучшие песни «Были ночи» и «Две розы» Зэира написал в популярном кафе «Коралл», где рождалась тогда молодая израильская поэзия.
Зэира, которого друзья звали просто Митя, был почти самоучкой. Он мог написать песню на одном дыхании. Так, видимо, родились его знаменитые «Что говорят твои глаза?», «Ночь» и другие песни. Зэира любил хасидские мелодии, которые вошли в давно ставшую народной песню «Давид, король Израиля». Он прожил нелегкую жизнь: днем обходил соседние дома и чинил счетчики или рыл ямы для столбов электропередачи, а вечером писал музыку. Умер он в 1968 году. Песни Зэиры поют до сих пор, называя их «ностальгическими».
Израильский юмор отличается от знаменитого еврейского юмора. Он не похож ни на шолом-алейхемовский, ни на хелмский, ни на американо-еврейский и вообще ни на какой другой.
В галуте еврей всегда был гонимым, слабым и беспомощным, тихим и безропотным. А главное — смешным. Достаточно было начать анекдот со слов «Собрались три еврея…» или «Приходит Абрам домой и видит Сарру…», как слушатель уже начинал хихикать. Однако в юморе этих гонимых евреев отражались и незыблемость традиций, и семейное тепло, и крепость родственных и общинных связей, и безграничное терпение и способность смеяться над самими собой.
Израильские потомки галутных евреев тоже умеют смеяться над собой. Но природа смешного положения, в котором оказывается герой галутного анекдота, иная, чем природа смешного положения, в которое попадает герой израильского анекдота.
В первом случае она часто связана с тем, что еврей отличается от своих соседей-неевреев, во втором — с тем, что израильтянин от своих соседей не отличается.
Типичным примером, так сказать, бытового юмора могут служить скетчи знаменитого эстрадного трио «Ѓагашаш ѓахивер» («Бледнолицый следопыт»). В это трио, выступающее с неизменным успехом уже четверть века, входят Шайке Леви, Исраэль Поляков и Габи Банай. Сокращенно их называют «гашашим». Хотя в разговорном жанре работают многие, у «гашашим» с их добродушными, типично израильскими и вместе с тем международно-«ярмарочными» шутками нет равных. Их скетчи чуть ли не ежедневно передаются по радио и давно выучены наизусть слушателями. Их остроты и неологизмы давно вошли в разговорный иврит. Но главное — не в остротах, а в типажах: зрителям очень легко узнать в эстрадных персонажах самих себя.
Помимо эстрады «гашашим» успели сняться в кинокомедии «Высота Хальфон не отвечает» — о трех резервистах, попавших на армейские сборы в Синайскую пустыню.
Один из героев отправился на рыбалку (в пустыне!) и по ошибке попал в плен к египтянам. Будучи родом из Каира, он сразу признал земляка во вражеском офицере, и уже через несколько минут они вспоминали знакомые улицы и пили кофе. Израильтянин упрекнул египтянина: «Вы что, ашкеназы[39], что кофе варить не умеете!» А египтянин жаловался земляку, что ему не хватает денег: «Я ведь не Ротшильд!» И оба слаженным дуэтом запели знакомое «Был бы я Ротшильдом…» из «Тевье-молочника».
В этом славном фильме много смешного, но за смехом угадывалась мечта людей о мирной жизни, даже (или особенно?) если эти люди — солдаты. И «гашашим» эту мысль доносили со свойственными им тонкостью и мастерством.
С «гашашим» связан замечательный драматический и эстрадный актер — Йоси Банай (родной брат Габи), который пишет для них тексты уже более десятка лет. Сам он делает на эстраде буквально все — играет, режиссирует, пишет тексты песен, реприз и скетчей и, конечно, поет. Даже не столько поет, сколько играет песню.
Никакого особенного голоса у Йоси Баная нет, как не было его у Жоржа Брассенса (все песни которого Банай перевел на иврит) или у Марка Бернеса. Но у него есть колоссальный заряд человеческого тепла, искренности и оптимизма.
Открыл «гашашим» первый израильский эстрадный актер, первый комик, первый киноартист — Шайке Офир, король Шайке-первый, «Человек с тысячью лиц».
17 августа 1987 года он умер, и впервые при упоминании его имени люди плакали, а не смеялись.
Незадолго до смерти его навестил в больнице знакомый режиссер и предложил ему сделать моноспектакль по гоголевскому «Дневнику сумасшедшего».
Дважды представилась ему возможность сделать международную карьеру — во Франции и в США. Он вернулся домой.
«Я могу творить только здесь, — объяснил он, — играть на своем языке, в своей стране. Я не могу творить без корней».
Иерусалим 30-40-х годов, квартал Эвен-Иеѓошуа, рядом с Меа-Шеарим. Религиозная семья Гольдштейн. В этой ашкеназской семье с детьми говорили на идише, но знали также ладино и арабский. Родители мечтали, что их дети приобретут «солидные» профессии, станут чиновниками в банке или на почте.
Шайке не стал чиновником по чистой случайности. Однажды на улице Шайке встретил своего приятеля, с которым не виделся несколько лет. В ответ на вопрос, куда он исчез, приятель сказал: «Я в ПАЛЬМАХе[40]». Шайке впервые услышал это слово и решил разузнать подробнее, что оно значит, а разузнав, прибавил себе два года и добровольцем поступил в ПАЛЬМАХ. Дома его предупредили, что, раз так, от него отказываются. Позднее Шайке Офир скажет, что это было первое из трех решений, определивших его судьбу.
Второе решение — учиться пантомиме в Париже у Этьена Декре, а третье — жениться на Лидии, дочери известного еврейского актера Шумахера.
В ПАЛЬМАХе он служил вместе с писателем Даном Бен-Амоцем. Дан перевел на иврит рассказ Уильяма Сарояна, а Шайке читал его на субботнем вечере. Дан схватил его за руку: «Дурень, тебе надо учиться в театральной школе», обещал познакомить его с актерами и устроить прослушивание.
Через неделю Шайке поехал на экзамены в студию театра «Оѓель». «Все читали Шекспира или Бялика. Я решил показать свои пародии. Велели ждать ответа. Через две недели, когда я уже отчаялся, пришел ответ: „принят“».
В парижской студии пантомимы Этьена Декре вместе с ним учился Марсель Марсо, который стал его близким другом.
Впереди ждала большая карьера, но Шайке решил вернуться в Иерусалим. Чтобы купить себе билет, он выступал на улицах вместе с Марселем.
В Израиле Шайке создал первую труппу пантомимы. Затем решил вернуться в театр, играл в Камерном, но недолго. Он сам был театром одного актера. Шайке выступал с сольными концертами, куда включал интермедии, пантомиму, отрывки из спектаклей.
Всегда подтянут, элегантно одет. Мягкая походка, покоряющая улыбка. В 1957 году известный американский певец и конферансье еврейского происхождения Лео Польд пригласил Шайке выступать в его в ночном клубе в Нью-Йорке в течение трех месяцев. В этом клубе выступали самые известные певцы и актеры того времени.
«Что я мог показать после выступления таких великих актеров и певцов, которые собирались в клубе Лео? Со страхом я вышел на сцену и прочел одну из юморесок. И вдруг аплодисменты…
Я плакал от счастья. Пришел в себя только после того, как меня все окружили и поздравляли».
Шайке стал выступать на Бродвее. Импресарио ухватились за молодого талантливого израильтянина. Он сопровождал Марлен Дитрих в ее выступлениях. Позднее она напишет: «Если верить в переселение душ, то в прежних воплощениях Шайке Офир был благородным, аристократическим конем».
Шайке Офир пробыл в США четыре с половиной года.
Но он не вернулся в США, остался дома. «Я понял, что никогда не смогу играть в чужой стране. Английский — не мой язык. Гены — не мои, земля — не моя. Я могу выразить себя только в Израиле».
Следует отметить, что политическая сатира в Израиле, как и во всем мире, острее бытовой. И, как во всем мире, она парадоксальным (а может быть, наоборот, логическим) образом создает популярность своим «жертвам» — министрам и другим правительственным особам.
Не проходит и недели, чтобы на телеэкране не появился блестящий эстрадный актер Тувья Цафир, который преображается в разных министров, а то и в главу правительства и распевает песенки на слова сатирика Эфраима Сидона. Но в Израиле политическая сатира настолько острая, что в конце 70-х годов решили прикрыть лучшую сатирическую телепрограмму «Головомойка», за которую, кстати, ее вдохновитель, автор и режиссер Мордехай Киршенбаум получил Государственную премию.
«Головомойку» закрыли, но толку от этого мало: политическая сатира сменила названия своих программ, а менее острой не стала и, уж конечно, не исчезла.
Среди родоначальников израильской политической сатиры видное место занимает Эфраим Кишон, переведенный на все языки мира. Помимо юмористических рассказов, снискавших ему славу в 50-х и 60-х годах, Кишон долго и удачно работал как сценарист и режиссер первых израильских комедий, в которых героем был типизированный израильтянин.
Большим успехом пользовалась в свое время сатирическая программа Дуду Топаза, описывающая израильского обывателя, улетающего в Австралию от войн и армейских сборов, от арабов, от политической неразберихи и налогового удушья. Израильтянин (Дуду Топаз) ругает на чем свет стоит свое разнесчастное государство до той последней предотлетной минуты, когда он вдруг начинает понимать, что только здесь и может жить. «Где еще я могу сказать бакалейщику: „Мойше, запиши мне в долг две сметаны“? Где еще я смогу просто так постучаться к соседям и попросить пачку маргарина и банку огурцов? А какое еще государство я смогу так поносить? Допустим, в Австралии я заработаю в 200 раз больше, но кто мне будет там завидовать? Вот поэтому я тут и остаюсь. Может быть, это звучит по-идиотски, но мне кажется, что все мы из-за этого тут и остаемся».
Скетчи Топаза — «Арабский ремонт в Министерстве обороны», «Обжорство», «Письмо резервиста из Ливана» — невозможно пересказать, да и не нужно. Его успех объясняется тем, что в закромах академического и книжного сионизма он раскопал волшебную лампу, способную пролить истинный свет на доморощенных космополитов.
Если в 50-е годы особо выделялось творчество Эфраима Кишона, то в 80-е годы выделяется творчество его молодого и плодовитого тезки Эфраима Сидона. В 1971 году Сидон впервые начал писать сатирические скетчи для эстрады. В 1972 году он поступил на исторический факультет Иерусалимского университета. Там и произошла знаменательная встреча со студентом юридического факультета Бени Михаэлем, ставшим соавтором Сидона. Вначале они писали для студенческой стенгазеты «Ослиная пасть», а потом, вместе с Коби Ниром и Ханохом Мармори создали популярную сатирическую журнальную колонку «Зу-Эрец» (игра слов: «Зу-Эрец» на иврите «Эта Земля», но на английском «Зу» — «зоопарк») и уже упомянутую телепрограмму «Головомойка», которая четыре года подряд с успехом выполняла роль внепарламентской оппозиции.
Вместе с Бени Михаэлем Сидон написал сценарий к десяти сериям комедийного телефильма «Родственнички», где современный Израиль показан на примере одной семьи.
Не менее успешно Сидон работает и один: он долго вел сатирическую колонку в журнале «Котерет рашит», потом перешел в ежедневную газету «Маарив» и — совсем неожиданно для профессионального сатирика — написал семь книг стихов для детей.
В них Сидон начал впервые разрабатывать неведомый в Израиле стихотворный жанр, который по-русски условно можно назвать «нескладухи».
Вот пример из сборника «Сад на лысине»:
У мальчика явно был жар,
Градусник — как из костра!
Он целый день в постели лежал,
И тут же пришла медсестра.
Шутки и анекдоты, родившиеся в Израиле под иракскими ракетами во время войны в Персидском заливе, — лучшее свидетельство тому, что израильтяне не теряют чувство юмора даже в самые опасные минуты: никто ведь не знал, когда и как кончится эта война. А она кончилась в веселый праздник Пурим, который традиционно отмечается в честь избавления еврейского народа от гибели — персидский царь Артаксеркс повесил не евреев, как того хотел его визирь Аман, а самого Амана.