Ретроспектива (СИ)

Глава 13

— Целительница, про которую я речь вёл.

Я, а нынче, не совсем я, а княгиня Элькерия, кивнула Файлирсу, что по приезду в крепость, потребовал аудиенцию.

— Она поедет со мной.

Кусочек пергамента, что я теребили в руках, выпал из ослабевших пальцев.

— Как это…? — всё, что осилили губы онемевшие.

— Как угодно, — король могучей страны свёл растопыренные пальцы обеих рук, будто шар зажал меж ними. Откинулся в кресле. — Невеста, рабыня, гостья… выставляйте так, как вам выгодно. Невестой, всё ж сподручнее, если выйдет так, приданое сам уплачу.

— К… кому невеста?

— Королю Ондолии, — зыркнул, что ножом вспорол. — Не захочет невестой, пусть гостьей едет, будет ерепениться — усыпите, увезу живым товаром.

Кончики пальцев у меня онемели.

— Погодите. Ваше величество, это как же вы хотите… против воли?

— Послушайте, княгиня. Нет у простого человека воли. А уж у бабы и подавно. Вы, не случаем так долго княжеский венец держите. Всё понимаете. Желание правителя — закон для народа, — я открыла было рот, объяснить, что живу в мире и согласии со своими людьми, — довольно, — протянул руку, призывая к тишине. — Я вашей демократии тут наелся до сыта. Сказки про свободу человека оставьте для своих дружинников. Тем надо важность чувствовать. Девку я увезу. Сможете уломать — увезу женой, королевой сделаю. Не сможете — в стазис и вся недолга.

— А…

— А если ничего не сможете… расширю Ондолию на юг. Вы хорошо правите, я доволен вашей политикой… Да и отдохнуть у вас хорошо, — он поднялся, прошёлся за своё кресло, — не разочаровывайте меня… вы более других должны понимать, что свобода ваша — моя прихоть. Я не тщеславен, и пустые походы, что только казну истощают, мне тоже ни к чему… — расслаблено закинул локти на кресло, — но если отбыть мне придётся без девушки… я вернусь с войском магов.

Всё сказал и спокойно к выходу пошёл.

План родился в миг.

— Поклянитесь, что если целительница с вами уедет, вы не вернётесь сюда с армией, — я подскочила, дабы наверняка услыхал.

Обернулся, чужак — жестокий и злой, не мой сокол ласковый. Смерил меня взглядом, шепнул, чего не разобрать и прямо передо мной из каменного пола, расколов стол, вырос каменный кол. Острый, что лезвие, он дорос аккурат до моего носа.

— Ты, девка, видно не поняла… Я не прошу и не торгуюсь. Я своё беру. Она — моя. Пусть и сомневается. И княжество это тоже моё. А что ты сидишь — так я сам хочу.

И вышел. Дверь, что всё это время была открыта, он так и не закрыл.

Я осталась дурой таращиться на распахнутую дверь, перевела взгляд на пику у носа.

Первая мысль — поехать с ним, а после сбежать, отринула. Такой тиран и догонит, а опосля накажет за непослушание. Не меня накажет, Эстесадо.

Не мой это ондолиец. Мой суровый, но ласковый… мой бы никакой женщине не стал бы угрожать. Он сильный, справедливый.

Этот же зверь — могучий и беспощадный. Берёт что хочет и не думает ни о ком. Неужто я… своим отказом так обидела его, что зверя этого разбудила…

Страшно… не за себя… за людей страшно. Что, ежели взаправду войско приведёт? Ему и армия вся тут не надобна. Одного отряда магов-боевиков хватит с полнотой, чтобы город из осады выкурить. Даже всей моей силы не хватит, супротив их количества.

Да и верно ли… людей на гибель бросать. Магов-то у нас: раз, два и обчёлся. Их первых положат. А что потом с моими землепашцами и пастухами станет…?

Смерды мои — не воины, а дружинников надолго не хватит.

Ехать надо… а там отворотить его от себя, да и назад обернуться… только не смогу. Притворяться не умею, а уж, когда он рядом, всё о нём мысли. Послать кого заместо себя… рано или поздно маска спадёт, узнает и всё одно — придёт карательный отряд.

В ноги броситься, молить… правду рассказать, так взбеленится, что за нос орлиный водила.

Или… отвлечь его… невестой, или другой какой…

“Далече ты?” — кликнула Тулупчика.

“Заклинание ищу, что ты просила”.

“Королю намедни письмо пришло. Женское. На бумаге дорогой написаное. Розового цвета. Разузнай, кто послал”.

“От невесты то письмо, видал итак. Корабль готов к отплытию, пишет, что встречи ждёт, не дождётся с суженым”.

“Писал он ответ?”

“Не видал”.

Отворотное зелье месяц настаивать. Нету у меня столько времени. Да и нету уверенности, что сработает. Другая у нас связь, не людская, что и душа его из-за невозвратного порога обернулась.

Написала Епископу, что первый умелец руку в письме подделать. По-хорошему бы переждать, чтобы взвесить всё и дать дозреть решению, да только, вдруг, ещё чего Файлирс удумает.

— Вот это письмо, — придвинула лист задумавшемуся церковнику, — такой рукой написать.

Взгляд епископа скользнул по исписанному пергаменту…

— Что ж… возможно, это и сработает… не боитесь, что узнает наш гость о подлоге?

Я другого боюсь…

— Бумага… тонкая материя, ваше святейшество… да и когда невеста прибудет, им не до выяснений будет. О том я позабочусь.

Высокопоставленный рясник почесал подбородок.

— Я помогу вам, княгиня. Вы правы. Погостили, пора и честь знать.

Обняла себя руками, пока он переписывал бумагу. Не выдержала сидения в прошлась к окну.

Море и простор… до горизонта. А если сплохую — само время сотрёт и меня и княжество… всё перемелит и останется только великая Ондолия. Никто не вспомнит, про молодую, неумелую княгиню, окромя как про ту, что сдала свою страну. Потомки скажут, что дура была баба… слаба на перед, коли не устояла.

Есть ещё время. Как бы далеко не зашло… есть крайний случай: раскрыть ему природу свою, рассказать, что ведьма я, что сила моя от земли самой, без меры, и его теперь, через меня. Посулить ему навсегда, эту силу мою. Ни один маг от силы без границы не откажется.

— Готово.

— Спасибо, — склонила голову в поклоне. Не сильно, но оказывая уважение.

— Не за что. Я рад, что вы вспомнили обо мне… рад быть вам полезным, — внимательно проследил, как я убрала бумагу, — могу я попросить вас об услуге?

А то ж!

— Конечно. Чем могу помочь?

— Чаще посещать церковь, — это ещё зачем? — Я знаю, что дела государственные занимают вас чрезвычайно. Но ваше присутствие укрепило бы дух паствы. Хотя бы изредка. Понимаю, что вы прогматик, не человек веры, но простому люду нужен бог…

— Я постараюсь бывать чаще на мессе…

— Этого мне более, чем достаточно.

За сим и откланялся.

Я же внимательно просмотрела первое письмо — королю Вотэрда. Срок аренды моей шахты, где они уголь добывают, окончился год как. Только платил он исправно, а перезаключать — очередного принца или герцога их спроваживать. Невелика цена за свободу — потерпеть очередного претендента в князья-консорты.

Отправила через почтовую шкатулку, как и подобает официальной бумаге.

А вот второе письмо, что личное, любовное, послала магией, предварительно наглядевшись на портрет принцессы. Всей душой молила, чтобы флёр мага-Файлирса остался.

Да… тебе быть королевой Ондолийской, тебе жизнь делить с моим любимым и рожать тех, кто опосля вас на престол великий сядет… моя доля другая.

Если всё выйдет, если не придётся мне качать силу Файлирсу остаток века, приближу Алирика. Али вообще: жениха примусь себе искать.

И, пока не передумала, отправила письмо невесте, что, небось, на сундуке уже сидит, ждёт команды к отплытию.

Вотэрдское королевство через залив от нас. День пути по морю, к ночи завтра будет здесь она.

Мне же надобно подготовиться. Притирки и умасливания, платья из газового шёлка — не то, чтобы в изобилии, но и в моих сундуках такое водилось.

Когда же они приехали, делегацию встречать отправился Епископ, да Верех. Принцесса славится своей набожностью да благочестием, как и надобно будущей королеве. Я смотрела на маленький корабль из окна своей башни и душу мою рвало на части. Ненависть… вот что это за новое чувство. Ненависть и ревность, да не по капле, а распирает так, словно душу вытесняют.

На месте не сиделось, что зверь в клетке, металась я по замку: к покоям Файлирса — одним глазом глянуть его, ни о чём не ведавшем, за работой, да назад, к морской глади…

Ничто во всём виде его не выдавало смятения иль колебания. Собран, дюже сосредоточен. Не человек — монарх, коему чуждо мирское, людское.

К вечеру, когда корабль Вотэрда уже не казался игрушечным, подошёл он к пристани Итвоза, смешиваясь с десятком других кораблей. Верех гостей разместил, об угощении позаботился. Так позаботился, что мужеская половина делегации сегодня спать будет без задних ног.

“В бытность мою земную, служил я магом…” — завёл Тулуп любимую песню.

“При знатном боярине…” — продолжила за него, щедро подмешивая снадобье в начинку для пирогов.

“Ты слушаешь, да не слышишь, Эля. Я жизнь прожил…”

Мораль сей басни такова: владетель, у коего Тулуп служил в дружине, был ума среднего. Вместо того, чтобы грамотно поручения служивым людям давать, он норовил сам во всё вникнуть. Чуть ли не лично соглядал, как места отхожие копают. Бывший вояка, а нынче мой фамильяр, такой подход не приветствовал категорически.

Считает, что у меня, как и у бывшего его господина: ум хозяйственный, не государственный. Не умею я людей подбирать, оттого и приходится самой всё делать. Ежели была бы я не княгиней, а вдовицей служивого мужа, то и с поместьем бы аккурат управлялась. А вот княжество не тяну.

“И кому ты предлагаешь мне поручить сонным зельем короля накормить? Знаешь таких, кого он проверять не будет?”

“А из твоих рук, значит, не глядя съест?” — крыс, он хоть и мёртвый маг, всё одно — крыс.

“Нет в то веры, но и поручить такое никому не могу”.

Вот и пришлось самой идти к ондолийцу. А ну как, в последний раз.

Тепереча постучала в дверь. С таким королём, кто армией угрожает, в игры страшно играть.

— Входи.

— Вы, нынче к ужину не спустились… — зашла вслед за подносом, — я вам тут пирожков собрала.

— Пирожки… — отодвинул бумагу, что чёркал. Небось, указ какой-нибудь. — Кто же это пирожки такие печёт? Неси.

— Сама я… — затая дыхание подошла к столу и поставила поднос. Про себя моля Землю-Мать, чтобы не надумал Файлирс еду проверять. — Отдохнули вы, ваше величество?

Не притронулся к угощению, сидит, смотрит, как я стою перед ним, что кобыла на базаре.

— Отдохнул. Мне, после той ночи любое дело отдых, — откинулся на стуле, писчий артефакт по столу покатился, — говоришь, сама пекла, — завёл руки за голову, — это ж надо было такой дельной уродиться… и магия у тебя всяко-разная, и дела сама ведёшь, ещё и стряпать успеваешь… — вроде и хвалит, а будто издевается. — Тебе, княгиня твоя, просьбу мою передала?

Надо же… просьба! Кивнула.

— Что решила? — глянул на поднос, снова на меня.

— Разве ж тут выбор есть? — усмехнулась невесело.

— Ты не ершись, — взял верхний пирожок, — просто подчинись. Так всем легче будет. И дому твоему и нам с тобой. Мне виднее, как сподручнее. И не ври, что не люб я тебе. За того, кто не по сердцу, оно так не рвётся, — откусил пирог. Я выдохнула облегчённо. — Не думай ни за что, в моём государстве нет не согласных с моей волей. Приданое тебе я сам куплю. Всё будет чин по чину, — первый пирог съел в три укуса, принялся за второй, — ты-то сама… обедала сегодня? С лица что-то бледна?

— Обедала, ваше величество. Умаялась просто. Дел много перед отъездом.

Неужели он взаправду поверил? Совсем, отказа не ждёт?

— Отведай сама своей стряпни. Да и сядь уже, — придвинул поднос на середину, — вкусные они у тебя, в жизни таких вкусных не ел. Будешь в столице мне такие стряпать, — откусил ещё, — хотя нет. Повара научишь. Негоже королеве самой на кухне возиться.

— Я люблю возиться, — сказала только лишь, чтобы он замолчал. Потому что такой Файлирс — наглый король, что привык всё получать, а не мой мужчина, что ночью спасал мою рощу, — мне думается хорошо, когда стряпаю, да и нервы успокаиваю так…

— Ты более нервничать не будешь, да и думу думать тебе не над чем будет. Ешь, сказал, — подтолкнул ближе, — тебе, может помощь какая нужна с делами? Я человека дам, — я уже взяла пирожок, оттягивая момент, чтобы не есть. Файлирс — здоровый, что конь. Неужто не берёт его сонное зелье? Быть того не может. — Завтра помолвку подпишем в храме. А свадьба и коронация в Келсе будет, как полагается, — я села напротив. Он немного пожевал и прибавил: — это правильно, что ты сейчас уважительно говоришь. Привыкай. При людях теперь только на “Вы” ко мне и говори, — потянулся за кушаньем. Я во все глаза глядела, как заволокло взгляд его, и в один миг тяжёлая голова упала на стол прямо.

Потянулась магией, уверилась — спит глубоким сном.

— Зря я тебя пожалела… такого павлина надобно было огреть посильнее, а не провизию расходовать.