Рейн и Рийна

31

Судебное заседание окончено. Тяжелая столетняя дверь выпускает людей из мрачноватого, обшитого темными панелями зала на улицу, залитую осенним солнцем.

Свидетели, просто любопытная публика, родственники, знакомые — те, кого вызвали сюда повесткой, и те, кто пришел по доброй воле… Все они пересекают овальный двор и через подворотню выходят на улицу. Здесь надо свернуть направо. Кто направляется домой, кто на завод, в контору, школу, универмаг, кафе, кино… Люди — школьники, рабочие, пенсионеры — постепенно расходятся, пока на улице не остается никого. Они возвращаются к своим повседневным занятиям, к своим будничным заботам. Кто иногда и вспомнит, о чем говорилось в зале суда, кто забудет об этом.

Выходя из подворотни, можно свернуть и налево. И тогда ты выйдешь к крутому склону холма, на котором когда-то была крепость. Здесь сложенная из плитняка городская стена образует тупик. Отсюда, с холма, открывается великолепная панорама — старинные дома, море, крепостной ров, улочки, площади; и люди, и машины кажутся отсюда совсем крохотными.

Группа туристов, вооруженных фотоаппаратами, мечется вдоль каменной балюстрады в поисках самого интересного ракурса…

Пришли сюда и Рейн с Рийной. Всю дорогу они промолчали. И теперь еще стоят молча на этом пятачке, окруженном средневековыми стенами. За спиной у них высится сложенная из плитняка арка. Слева — городские ворота, украшенные коваными гвоздями, справа — полуразрушенная стена.

Вот! Вот именно! Беззаботная юность на фоне мрачного средневековья!

Щелк, щелк, щелкают фотоаппараты туристов.

Рейн не знает, как быть. Только что он, заметив в одном из дворов Рийну, бросил на улице мать. Ему просто необходимо поговорить с Рийной, но нужные слова куда-то подевались.

Покуражиться — мол, полтора года условно — это семечки…

Позлорадствовать, что эти садисты получили как следует — насидятся…

Сказать Рийне, что она молодец, девчонка что надо…

Посетовать — с каким теперь лицом в школу придешь, такой позор…

Постараться разжалобить Рийну в надежде на сочувствие…

Сделать вид, что плевать на все…

Рейн не знает, что и сказать.

А Рийна вдруг теряет самообладание.

Уже давно она не употребляла никаких успокаивающих средств. И тут еще сегодняшний суд. Болезненное сознание того, что твоя помощь отвергнута. Мрачное молчание Рейна. Все это кипит и клокочет в ней, пока она наконец не срывается. Истерически бросает она в лицо Рейну:

— Я же тебе добра хотела! Ты что — не понимаешь?! Тебе плевать…

Слова Рийны только усугубляют ее состояние. Рейна осудили условно… Кому это надо! Сказал бы: да, был всю ночь с Рийной… Твердил бы свое, может, и поверили бы…

Рийна сникает как-то и, испытывая жалость к самой себе, спрашивает:

— Я тебе даже для алиби не гожусь, да? — и тут же, закинув голову, выкрикивает с болью: — Ну конечно! От таких, как я, помощи не принимают! Конечно… Замараться побоялся!

Рейн хватает Рийну за плечи и трясет ее, словно хочет привести в чувство, пробудить от какого-то дурного сна. Он трясет ее так, как в тот вечер, когда они удрали из дома Ильмара, и она вдруг решила вернуться. Но сегодня это не помогает.

Рийна продолжает кричать в исступлении:

— За все это время я не сделала себе ни одного укола! Знаешь, каково мне! Это кошмар… Это пытка настоящая… А ты! Тебе плевать на меня! Пусть! Пусть, мне все равно! Ампулу, дай мне ампулу! Где шприц? Я не могу больше! Скорее, скорее…

С каждым словом крик ее становится все отчаяннее. Она боролась с собой, пыталась преодолеть себя… Всякий раз, когда они встречались с Рейном, речь шла об этом. «Держись, держись!» — «Я постараюсь, постараюсь…» Она обещала Рейну избавиться от этого пристрастия… Теперь она захотела помочь Рейну, она призналась в таком, что зал всколыхнулся, а Рейн пренебрег…

Никто еще не наносил ей такой оскорбительной обиды. Это все равно что плюнуть в лицо. На большее у нее нет сил.

— Ампулу, достань мне ампулу… Слышишь…

Она набрасывается на Рейна, молотит его кулаками по голове, по плечам. Рейн защищает лицо ладонями. Пытается уклониться от ударов, но это не удается, и тогда он отталкивает ее. Пошатнувшись, она спотыкается, налетает на каменную ограду и вскрикивает от боли. Крик словно приводит ее в чувство, она стихает и прячет лицо.

Испугавшись этого вскрика, Рейн крепко обнимает ее за плечи и категоричным тоном, в котором, однако, звучит нежность, говорит:

— Пошли, пошли к нам! Мама, наверное, уже сварила картошку… Я сказал, что мы придем…

Рийна улыбается. Как хорошо, что Рейн держит ее. Она очень устала. Как хорошо, что Рейн сказал именно такие слова…