Ржаной хлеб

ПЕРВЫЕ ВЕРСТЫ СИБИРИ…

Заросшая кустарником мелководная речушка Ук петляет вблизи старого спиртового завода, и якобы от этих сочетаний само собой родилось у городка название — Заводоуковск. Растянулся город вдоль большака километров на десять, и такое впечатление, что здесь всего одна длинная узкая улица. Да оно так и есть, потому что сразу же за этой улицей, за первыми ее домами, начинаются пологие холмы и увалы, поросшие высоким чистым сосняком. В жаркую летнюю пору неподвижный воздух так густо настаивается здесь хвойными ароматами, перемешивается со свежими запахами поспевающих хлебов, укропа и огурцов с ближних грядок, что новые люди, приехав сюда, не могут скрыть удивления и восторга.

— А в Сибири везде хорошо, — говорят местные жители. — У нас-то тут еще только первые версты сибирские, а вот дальше — глаз не оторвать…

Помимо асфальтированного большака проходит через город железнодорожная магистраль. Да не простая — транссибирская, самая протяженная в мире. По ночам, в тишине, да и днем тоже, на всю округу слыхать рокот тяжелых составов. Несутся они один за другим, бесконечно, и когда поезда не опаздывали, горожане сверяли по ним время: «Иркутский прогремел», «Россия» на восток прошла», «Читинский топает»…»

Любовь и гордость за свои места в Сибири как-то особенно заметны. Полноправным заводоуковцем считает себя и Николай Андреевич Чалков, первый секретарь здешнего райкома партии. Почти каждое утро, невысокий, спортивно подтянутый, выходит он из дома пораньше, чтобы посмотреть на город, подумать и сосредоточиться наедине перед своим рабочим днем. Прохожие пока встречаются редко. Они здороваются с ним. Здороваются каждый по-своему. Один с радостью через улицу крикнет, второй по-старинному шапку приподнимет, а третий просто молча головой кивнет и глаза вниз опустит. Он не всех знает в лицо, а его-то уж все знают в районе: вожак, за все ответственный…

Прилетев в Тюмень, я, конечно же, как и многие, навострил было лыжи куда-нибудь к Харасавэю, в Уренгой, на Ямал, в Надым, но Геннадий Павлович Богомяков, первый секретарь обкома партии, интересно и образно рассказав об уникальном тюменском крае, посоветовал:

— У нас ведь не только газ да нефть, трубы да новые города. Наша область хлебная. Мы сами себя кормим и другим даем. Урожаи приличные снимаем, в деревнях народу старательного много, партийные работники Продовольственную программу держат под строгим контролем…

Вот и оказался я вместо знаменитого Севера на юге области, в местах самых крестьянских и хлебных. Заводоуковский район — один из них. В прошлом году здесь собрали по тридцать три центнера зерна на круг, сверх плана дали много мяса и молока, столичное знамя получили. И вообще с землей упорно работают, настраивают людей на главное — на большой конечный результат. И некоторые новшества в аграрных делах исходят лично от первого секретаря райкома партии, агронома по образованию. Николай Андреевич Чалков при значительной промышленности, которая есть в Заводоуковске, вопросами сельского хозяйства занимается сам. Это основная ноша района. А коль основная, она и должна лежать на плечах первого секретаря.

Застал я Николая Андреевича в райкоме. Кабинет у него как бы полупустой: никаких показательных снопиков в углу, стеблей кукурузных. Небольшой шкаф с книгами да карта во всю стену. Как раз принесли суточную сводку, и Чалков, хмурясь, впился в нее, что-то, видимо, подсчитывал про себя, анализировал. Район в целом по всем показателям идет с плюсом, но вот два колхоза, «Красный Октябрь» и «Сибиряк», молока вчера недодали. А колхоз имени Кирова отстал с вывозкой удобрений. Я хотел спросить о причинах, но Чалков, как бы читая мои мысли, опередил:

— Там получка была — вот она и причина… Один работник выпьет, компрессор не включит вовремя, всю ферму посадит. Что сделаешь? Не изжили пока этот проклятый грех…

Он тяжело вздохнул, как-то весь сжался, снял очки и торопливо стал разрывать пачку с сигаретами. Весь аппарат райкома может не спать сутками, разрабатывая идеологическое обеспечение, разные формы наглядной агитации, но никто не оценит их стараний, если дела в районе будут отставать. Партийная работа, отдача ее всегда должны быть материальны, зрительны. На селе — это хлеб, молоко и мясо. Это планы, качество, перевыполнения. Но как этого достичь? А вот как хочешь, инструкций для райкомовцев нет, особенно для первых секретарей. Они отлично должны знать все виды производства, но агрономам, зоотехникам, конкретным хозяйственникам не уподобляться. У них есть свои рычаги — это кадры, партийные организации на местах, специалисты.

Николай Андреевич говорит о своих районных руководящих товарищах и вообще о людях метко, досконально и уважительно. По его коротким, но емким характеристикам я представляю и Комольцева, председателя райисполкома, Легезу, который возглавил недавно РАПО, механизатора Кобылкина, секретарей райкома Есионова и Князеву, председателей колхозов и звеньевых. Ум, такт и талант партийного вожака в том и заключается, чтобы, сколотив вокруг себя толковое деятельное ядро, Стоять как бы в стороне, не давая понять, что все тут только на тебе и держится…

Даже здесь, в Сибири, весна в этом году началась рано. Третья неделя марта, а уже вовсю звенят капели, растеклись лужи на дорогах, летят из-под колес брызги…

Мы едем в колхоз имени Жданова, самый дальний в районе. Там надо переизбрать секретаря партийной организации. Именно сегодня туда Чалков и собирался. Он просто так, лишь бы поглядеть, по хозяйствам не мотается. Первый секретарь мельтешить не должен. Конечно, всегда найдется по пути дело, но лучше уж планово, солидно, с пользой для себя и людей…

Центр ждановского колхоза — село Колесниково. Самая первая поездка у Чалкова, когда избрали его в Заводоуковске первым секретарем, была в это хозяйство. Он узнал, что колхоз этот очень запущен, доведен, как говорится, до ручки. Вот и решил Чалков начать свою новую службу с особо трудной точки. Так его учили опытные партийные работники. Личный пример хорош при любой должности.

А в крестьянских делах Николай Андреевич толк понимает, сам из крестьян. Он здешний, тюменский, из деревни Истошино Бердюжского района. Там и сейчас живет его мать Домна Михайловна. А отец погиб в сорок втором под Сталинградом. Был он бригадиром в колхозе. Старики его до сих пор помнят: «Андрей Парфеныч-то? Да у него, бывало, земелька всегда как пух взбита, выше его по урожаям никто не стоял».

Рос Николай Андреевич вместе со своим братом Анатолием. В войну они оба еще в школе не учились. А как только поокрепли малость, стали работать как взрослые: прицепщиками были на тракторах, возили сено и картошку, коней пасли в лугах. Анатолий сейчас кандидат сельскохозяйственных, наук. А Николай в Свердловске на большом заводе поработал, до начальника цеха дошел, но зов земли перетянул его, как и брат младший, поступил он в сельхозинститут. И заметили в нем организаторскую хватку, серьезность во всех делах, честность предельную, строгость к себе. Заметили и взяли в райком партии инструктором. Потом послали в Москву, в Высшую партийную школу. И там, на Миусской площади, в скверике, читая в теплые дни учебники на скамейке, он видел свои тюменские края и торопился туда. Шесть лет был первым секретарем в Юргинском районе и вот уже пятый год здесь, в Заводоуковске…

Непростая это должность — быть первым. Чалков от ветеранов знал, что некоторые не выдерживали «испытаний на власть», не обладали душевной зоркостью, попадали в липкие объятия подхалимов и деляг. Ведь в районе всё на виду, сотни глаз в упор тебя простреливают, и если первый в чем-то дал слабинку, выдвинул ловкого болтуна, не заметил и обидел хорошего, скромного человека, слово свое несколько раз не сдержал — вот она, и покатилась определенная слава. В атаку, как говорится, за таким уже не пойдут, на призывы откликнутся формально, без желания и страсти…

Я заметил, что Николай Андреевич умеет слушать. Это очень ценная черта у партийного работника. Видимо, отсюда и идет у него глубина знаний людей. Многие жалобы, поступающие в райком, он разбирает лично сам. Сидит, кивает головой, задает короткие вопросы. Чего только не бывает в жизни! И люди, какие они разные! Один пытливо сверлит тебя глазами, ищет трещину, в которую можно было бы сунуть свой шкурный интерес. А второй мнется, слова сказать не может, видно, что только великая нужда заставила его обратиться с жалобой. К таким Чалков потом и сам приходит, чтобы на месте убедиться: помогли ли, сделали ли что надо. Бывает, что какой-то руководитель груб, с утра ходит надутый, никогда не улыбается, всем и всеми недоволен. А есть такие коллективы, где самого начальника, особенно молодого, неопытного, затравят, доканают анонимками, доведут до инфаркта. Заведется небольшая группка во главе с этаким обтекаемым напористым демагогом, вот она и заварилась каша. Не так давно Чалкову пришлось заниматься примерно подобным делом. Нелегко все это дается. Иной раз приходит домой с тяжелым сердцем, все из рук валится. Жена только вздохнет, глядя на него. А что говорить? Она все понимает, сама педагог. Да, с людьми работать трудно, но зато какая радость на душе, когда удается перевоспитать человека, когда в тебя верят и идут за тобой…

— Николай Андреевич, — спрашиваю я Чалкова, когда мы остановились у переезда, — а где сложнее было? Здесь или в Юргинском районе?

— Партийная работа везде сейчас усложнилась. Надо искать новые формы. Выросли задачи, повышается и спрос. Хочется добиться того, чтобы все трудились не просто хорошо, а с увлечением, с радостью, творчески. Резервы тут немалые. Осенью хлеб покажет, на что мы способны. А пока поля, вон они, еще только просыпаются…

Пропустив товарняк, мы поехали дальше. Кое-где снегу уже совсем не осталось, земля чернела на сотни метров. И Чалков оживился, показывая рукой, где и что будет посеяно, какую культуру убирали в прошлом году. Меня поражали его тончайшие знания полей, сортов, техники. И о чем бы он ни рассказывал, всегда в центр ставил человека. Вот там Полетаева клин, каждый год под пятьдесят центнеров пшеницы собирает Александр Михайлович. И площади у него — без малого две тысячи гектаров. А тут участок Георгия Минаевича Маркова. Золотой он мужик, Герой Социалистического Труда, депутат, двоих сыновей своих приучил к хлеборобскому делу, у них и звено свое, семейное…

— А вон там, слева, — говорит Чалков, — колки березовые стояли, чахлые такие, небольшие. Они только мешали. Мы их выкорчевали, и поле теперь ровное, любо-дорого поглядеть. Земельку приращиваем помаленьку, гектаров триста уже добавили. Неудобь разная, болотца, топи солончаковые — все отдай сюда…

В районе уже заметили: с какой бы трибуны ни выступал Чалков, о чем бы ни ставил вопрос, а о земле всегда скажет. И медикам, и учителям, и машиностроителям.

Земля, она ведь для всех своя, родная. И для городских, и для деревенских. На выполнение Продовольственной программы райком партии все население поднимает. За последние годы заводоуковцы культуру земледелия повысили заметно. Удобрения теперь вразброс не вносят, а заделывают зерновыми сеялками. Все хозяйства отказались от авиации, свои опрыскиватели сделали. Природу не губят и от погоды не зависят. Семена выбрали лучшие, апробированные, количеством сортов не увлекаются: пшеница — «ронг», овес — «астра», ячмень — «луч». Этой весной и ржи будет только один сорт — «чулпан». И сев пойдет, как и раньше, — потоком, все друг за другом, «без пыли», как здесь говорят. Главное, сохранить влагу, чтобы в начале лета и при суховеях зерно быстро шло в рост, силу набирало…

— Все вроде предусмотрели, — вздыхает Чалков, — но у нас хоть и начало Сибири, а погода сейчас стала такие фортеля выкидывать, что не знаешь, как и маневрировать. А маневрировать надо. Хочется в этом году не на одну, а на две ступеньки подняться. Надежды и на РАПО возлагаем, на безнарядные звенья. И, конечно, на всех людей наших. К севу район готов полностью, хоть завтра пускай агрегаты…

За леском показались поля колхоза имени Жданова. А потом и Колесниково — центральная усадьба. Тогда, четыре года назад, Чалков к селу не проехал даже на «газике». Надев резиновые охотничьи сапоги, пошел пешком. На улицах было еще грязнее, чем на дороге. А теперь все тут было заасфальтировано. И всюду виднелись новостройки: пекарня, жилые дома, школа, контора, клуб, спортивный зал, животноводческие комплексы. Довольная улыбка не сходила с губ Николая Андреевича. Какое-то время он был тут как бы вторым председателем: взялся помочь колхозу, доводи дело до конца. Колесниково теперь наступает на пятки передовикам. Нелегко было найти в этот дальний угол руководителя. Пригляделся тогда Чалков к председателю «Красного Октября» Предыгеру и уговорил его перебраться в Колесниково. Предыгер человек серьезный, глубоко партийный. Потом они вместе и другие кадры пообновили, коллектив сумели настроить. Предыгер прижился здесь. Он немец по национальности, Иоганес Иоганесович. Но зовут все Иваном Ивановичем. Он привык к этому и, когда протягивает руку для знакомства, так и говорит:

— Предыгер. Иван Иванович…

Появившись в Колесникове, Чалков как-то быстро растворился среди людей. Он был тут как рыба в воде. Я не стал его искать и пошел осматривать село. Дел у секретаря райкома много, во все тонкости его работы на ходу все равно не вникнешь.

А к вечеру, на обратном пути, Чалков, подводя итоги поездки в Колесниково, сказал:

— Толковый парень есть, из местных, один из ведущих коммунистов. Вот его и будем рекомендовать в секретари колхозного парткома. Думаю, что собрание поддержит. Без надежной партийной тяги Предыгеру трудно. Забот у них разных еще лопатой не разгребешь…

В субботу, с утра, прежде чем идти в райком, Николай Андреевич решил немножко покопаться в своем садике. Садик у Чалковых так, название одно: малины рядок, кусты смородины, грядки. Но любит Николай Андреевич этот пятачок земли, как и всю свою родную Тюмению. Он и в отпуск последние годы никуда не ездит, а забирается на Армизонские озера, где карасей «пополам с водой». Живет в шалаше, уху варит, бродит по буреломам, и спадают постепенно с души годовая усталость, напряжение, мелочи житейские…

Сегодня ветерок совсем теплый: из Казахстана дует, с юга. Почки на деревьях вот-вот набухнут. Какая-то птичка уселась на ветке и так заливается, смотрит на Чалкова. К вечеру обещал Андрей приехать, сын его, с женой Людмилой. Андрей — в память деда ему такое имя. Андрей агроном, работает здесь же, в этом районе. А Людмила воспитатель детского садика. Есть у Чалковых еще дочь Елена. Она учится в десятом классе. У Лены домашняя нагрузка — ухаживать за поросенком. Пусть занимается. Они живут в сельской местности и должны иметь хоть какое-то хозяйство…

Убрав лопату, Чалков выходит за калитку. И сразу же, уже по привычке, перестраиваются его мысли, входят в деловое русло: заседание бюро райкома перед севом, выступление на свинокомплексе в Новой Заимке, осмотр станка, готовящего бревна для жилых домов, посещение городских магазинов и рынка, беседа с инвалидом войны, поездка в совхоз…

Он идет быстрым шагом, а вокруг него шумит районный городок Заводоуковск, открывающий первые версты Сибири. Полурабочий и полусельский городок, каких немало на бесконечной Транссибирской магистрали.