В конце XVII века лондонский золотых дел мастер по имени Мэттью Миллз отплыл из Грейвсенда в Вест-Индию.[135] С него началась на острове Святого Киттса история семьи процветающих плантаторов, к которой принадлежал и Чарлз Эндрю Миллз.
Его дедушка, тоже Мэттью Миллз, был убит на дуэли, состоявшейся на рассвете на пустынном берегу острова Святого Киттса 19 ноября 1752 года. Питер Мэттью Миллз, сын убитого на дуэли, стал отцом Чарлза Эндрю. Он умер в 1792 году, оставив Чарлзу (своему третьему сыну) 10 ООО фунтов и сахарные плантации. Мать Чарлза Эндрю Миллза Кэтрин Гамильтон вела свой род от Уолтера Гамильтона, наемника, прибывшего в Вест-Индию около 1690 года с экспедицией каперов. Гамильтон утверждал, что состоит в родстве с герцогами Гамильтон, и пользовался покровительством сэра Тимоти Торн-хилла, который сделал его капитаном и своим адъютантом при войсках, вверенных ему для противостояния французам. В 1713 году Уолтер Гамильтон был назначен губернатором Подветренных островов и получил чин генерал-лейтенанта.[136]
Миллз часто упоминается в летописях острова Святого Киттса как достопочтенный Чарлз Эндрю Миллз — звание, которое указывает на то, что он был членом Законодательного совета. Он также был хорошо известен в Лондоне, хотя чем он занимался до сорока шести лет — тайна, которая, возможно, ждет своего разрешения, и ответ, видимо, можно найти в бумагах Государственного архива или в анналах истории острова Святого Киттса. Самое раннее известное мне упоминание о нем — это письмо, написанное Кеппелом Крейвеном Чарлзу Киркпатрику Шарпу в 1808 году.[137] «Ожидаю, что меня посетит Миллз по пути в Вест-Индию», — писал Крейвен, из чего следует, что Миллз, в ту пору сорокашестилетний, был достаточно известен среди эстетов и археологов-любителей, — в той среде, где вращались Эдвард Додвелл, греческий путешественник, и сэр Уильям Джелл, в обществе которого Миллз провел свою старость в Риме.
В случае, упоминаемом Крейвеном, Миллз, вероятно, возвращался в Вест-Индию, чтобы исполнять обязанности начальника таможенного управления в Гваделупе, находившейся тогда под управлением Британии, — пост, который он занимал с 1809 по 1817 год. В конце этого периода его освободили от должности, что показалось ему несправедливым. Два его недовольных письма можно обнаружить в так называемых документах Ливерпуля в Британском музее, том LXXIX. Это бумаги лорда Ливерпуля, который в то время был премьер-министром. Миллз писал из Лондона, ул. Королевы Анны 16, Мэрилбоун, И сентября 1817 года Чарлзу Арбетноту, одному из секретарей министерства финансов:
Безусловно, крайне унизительно после почти восьми лет службы, во время которых я прилагал все старания, чтобы приносить пользу, оказаться уволенным без всякой компенсации…
…Могу предположить, что претендентов на должность в министерстве финансов так много, что невозможно удовлетворить всех. Мое увольнение было бы менее болезненным, если бы лорд Ливерпуль оказался достаточно вежлив для того, чтобы представить меня Принцу Регенту, и оказал бы мне честь, рекомендовав меня как государственного служащего, который честно служил правительству…
…Я был бы признателен, если бы меня посвятили в рыцари в доказательство одобрения моей службы, и польщен таким признанием того, что я оправдал доверие Его Светлости.
Прошел почти месяц, и Миллз, не получив никакого ответа из министерства финансов, послал Чарлзу Арбетноту второе письмо, датированное 6 октября:
Мое здоровье требует небольшой смены обстановки, и я должен на некоторое время отправиться на континент, не дождавшись ответа на просьбу, содержавшуюся в моем письме Вам и обращенную к лорду. Я склонен надеяться, что Его Светлость не откажет в этой небольшой милости человеку, который честно трудился восемь лет в нездоровом климате, который отказывается от права на вознаграждение, но который, безусловно, хочет сообщить миру, что верно служил обществу.
Миллз прибыл в Рим в конце 1817 года. Есть история, согласно которой он был с молодым человеком, предположительно, со своим приемным сыном. Доктор Альфонсо Бартоли, директор Палатинского музея, которому я обязан этой информацией, вспоминает, что видел письмо, написанное этим таинственным молодым человеком, но теперь оно потеряно. Вскоре после приезда Миллза в Рим Каролина, принцесса Уэльская, супруга принца-регента, проживающая отдельно от него (впоследствии королева), тоже посетила Рим, путешествуя по континенту. Сэр Уильям Джелл был управляющим ее двором. Будучи старым другом Джелла, Миллз стал появляться на королевских обедах. Если он все еще не утратил надежд на рыцарское звание или на получение какой-нибудь милости от принца-регента, то именно таким способом этого можно было добиться скорее всего.
В 1820 году оба, Миллз и Джелл, выступали свидетелями защиты на процессе королевы Каролины, обвиненной в адюльтере, в Палате лордов. Показания Миллза были краткими и по делу: он много раз обедал за королевским столом, но никогда не замечал ничего компрометирующего в поведении хозяйки. Архивы Виндзорского дворца, где сейчас хранятся материалы дела, содержат письмо Миллза адвокату: еще одно письмо о невыплате денег. Он указывает, что получил только 58 фунтов 16 пенсов в уплату своих расходов по процессу вместо 108 фунтов 11 пенсов. Письмо написано 15 ноября 1820 года.[138]
Я уверен, что Вы не могли желать, чтобы все произошло недолжным образом, — писал Миллз, — и Ее Величество тоже не может быть заинтересована в том, чтобы ее друзья не только страдали от несвоевременности выплаты, но и испытывали финансовые затруднения. Задержка моего отъезда повлечет за собой дополнительные расходы. Теперь мне придется путешествовать в крытом экипаже, что потребует больше лошадей, а в горах все расходы удваиваются… Для меня крайне болезненна необходимость вести переписку подобного рода, которой, при должной деликатности, я уверен, можно было бы избежать.
Приехав в Рим, Миллз вернулся на виллу на Палатинском холме. Владение ею и тот странный облик, который она приняла за то время, что ему принадлежала, теперь остаются его единственной возможностью прославиться. В 1818 году он приобрел эту недвижимость совместно с сэром Уильямом Джеллом, но позже стал ее единственным владельцем. Это был старый дом, который столетиями стоял над руинами дворца Домициана и получил имя Вилла Спада. Его главная достопримечательность — небольшой, покрытый фресками портик, спроектированный и расписанный Рафаэллино дель Колле: на фресках Венера зашнуровывает сандалии, Юпитер преследует Антиопу в образе сатира, разыгрываются другие мифологические сцены. В 1824 году Миллз нанял Камуччини отреставрировать фрески.
Однако скоро Стробери-Хилл и Фонтхиллское аббатство отбросили тень на Палатинский холм, и, не исключено, что под руководством модного английского архитектора, который мог и перезимовать в Риме, Вилла Спада Превратилась в виллу Миллз, с башенками, бойницами, казематами и двориками, окруженными крытыми галереями. Над сводами арок помещались медальоны с розой, чертополохом, трилистником, а над воротами красовались барельефы — два куста чертополоха. Благодаря всему этому Миллз прослыл «эксцентричным шотландцем», хотя его эксцентричность была не более чем данью архитектурной моде времени, а чертополох — гордостью тем, что он ведет свой род от губернатора Подветренных островов Гамильтона. Такой вот облик имело странное готическое здание, где давали последние обеды на холме цезарей.
Судя по всему, Миллз вовсе не был приятным человеком, разве что леди Блессингтон находила его очаровательным. Совсем другое впечатление он производил на Генри Фокса, который обедал с ним и Додвеллом однажды в 1827 году и отозвался о них, как о «совершенно невозможных людях». Через несколько дней Фоксу довелось отобедать с Блессингтонами, и единственным их гостем, кроме него, опять-таки был Миллз. «Леди Блессингтон сочла возможным громко признаться, — писал он, — а вернее, даже проповедовать без всякого на то повода свое недоверие к христианству, а Миллз льстиво соглашался с ней».[139]
В следующем, 1828 году, леди Блессингтон прогуливалась в саду виллы Миллз «с нашим добрым другом, владельцем виллы, мистером Чарлзом Миллзом», когда приехала мать Наполеона и леди Блессингтон ей представили. Генри Фокс снова посетил Рим в мае 1830 года и нашел Миллза и Джелла парой сварливых старых холостяков, чья дружба явно уже превратилась в плохо скрываемую вражду. Он отправился с ними на пикник в Вейи и обратил внимание на едкие высказывания Миллза в адрес Джелла. На следующее утро он завтракал с ними на вилле Миллз и наблюдал, как они «напустились друг на друга, причем Миллз вел себя очень агрессивно. Они очевидно сильно недолюбливали друг друга, но притворялись, что искренне друг к другу расположены».
В 1842 году, когда Миллзу было восемьдесят два года, Гэрриет, леди Грэнвилл, попросила его сдать ей виллу, но он отказался. В письме к герцогу Девонширскому леди Грэнвилл описывает утро на Палатине и упоминает о «саде мистера Миллза, полном роз, кустов жасмина и гелиотропа», а также о «самом мистере Миллзе и леди Шарлотте Бери, вышедших из дома и совершенно испортивших впечатление».[140]
Таковы, насколько мне известно, последние воспоминания современников о Чарлзе Эндрю Миллзе. Он умер четыре года спустя, 3 октября 1846 года, и похоронен на протестантском кладбище. На надгробной плите указан возраст восемьдесят шесть, но запись в книге захоронений церкви Всех Святых в Риме, засвидетельствованная Джеймсом Хатчинсоном, капелланом британцев в Риме, показывает другую цифру — восемьдесят семь. Вилла Миллз затем перешла во владение полковника Роберта Смита, а в 1856 году стала монастырем ордена визитандинок, и тогда же было пристроено еще одно крыло, в котором теперь размещается музей Палатина. Саму же виллу Миллз снесли в 1926 году и провели раскопки древнего дворца под ней. Две хорошие фотографии виллы Миллз, до и после его разрушения можно найти в очаронательной книге Маргарет Р. Шерер «Чудеса старого Рима», на странице 325.
Миллз написал два завещания, одно — в Париже 27 июня 1842 года, другое — в Риме. Мне удалось напасть на след римского завещания, а копия французского находится в Сомерсет-Хаусе. Он оставил все свое имущество, кроме того, что находилось в Италии, своей племяннице, Кэтрин Амелии, баронессе Галлус де Глаубиц. Приблизительная стоимость поместья, как записано в книге исков о наследстве за 1847 год, составила «тысячу фунтов, в провинции (Кентербери)».
Я обязан многими биографическими подробностями, использованными в данном очерке, мистеру С. У. Шелтону, который привлек мое внимание к ливерпульским документам; и «Кариббеане» Оливера, а также мистеру Челленджеру с острова Святого Киттса — за информацию о семьях Миллз и Гамильтон и мистеру Честеру Л. Шейверу, который любезно выслал мне копию французского завещания Миллза.