Утром Терри, спуская по лестнице на работу, заглянула в студию... Отец так и стоял возле мольберта, заканчивая четвертую, недостающую для квадриптиха картину – другой вид с боку. Судя по щетине и красным, припухшим глазам, спать он так и не ложился. Он вновь повернулся к Терри:
– Тереза, забудь все, что видела – целее будешь. Поняла?
Она судорожно кивнула и пошла прочь.
В зале с работами деда место диптиха “Последний глоток” занимали две другие картины Уильямса старшего. “Последний сон” с медленно погружающейся в полную воды ванну девушкой и (вот эту картину Терри люто ненавидела за то, что в детстве она её напугала до безумия) “Последний удар сердца” со вскрытыми венами на запястье у молодого парня с невнятной шевелюрой – яркий свет падал со спины, превращая волосы в что-то выцветшее и старое.
– Хорошо, что этот зал почти не посещают... – Терри могла по пальцам пересчитать и зарисовать всех посетителей этой экспозиции за последний год.
В офисе ждало еще одно неприятное открытие – счет о проведенной предоплате за квадриптих “Последний глоток” в 100 тысяч фунтов стерлингов.
Дед был знаменит, это да. Но не как художник, а как меценат и владелец галереи, один из тех Уильямсов, что шесть поколений отдали искусству. Столько его картины, даже квадриптихи не стоили.
– А ведь это только предоплата... – Терри судорожно набрала номер телефона бабушки и еле дождавшись ответного: «Да, Терри?» – стала быстро рассказывать:
– Ба... Ты что-то знаешь о продаже квадриптиха “Последний глоток”?
– Квадри.... Терри... Ты уверена?!
– Ба, отец ночью дорисовал... Я ничего не понимаю. Ба, тут счет на сто тысяч фунтов. И это только предоплата...
На той стороне трубки надолго замолчали, а потом железным голосом Элеонора Уильямс сказала:
– Тереза Уильямс, забудь о “Последнем глотке”. Ты ничего не знаешь, ты ничего не видела. Я сама все решу. Я поговорю с твоим отцом. Хорошо?
– Хорошо, Ба... – Терри закончила звонок, так ничего и не поняв.
В обед, который Терри проводила в своем кабинете, позвонил Грег и, первым делом поинтересовавшись её самочувствием и убедившись, что с Терри все хорошо, позвал её на прогулку по городу.
– Кроссовки, джинсы, толстовка. Больше ничего не надену, я клянусь. – Он откровенно намекал на её рисунки с несостоявшимся свиданием.
– Можно я не буду интересоваться судьбой нижнего белья? – не удержалась от шпильки Терри, тут же на первом попавшемся на столе листе бумаги рисуя Грега, удивленно рассматривающего в своих руках почему-то женские изящные стринги.
– Будет, Терри. Поверишь честному слову или...?
– В восемь, Грег, – она с улыбкой прервала звонок, сама не понимая, почему так свободно обращается с парнем, которого знает всего три дня? Может, потому что парнем его не воспринимала, а всего лишь героем своих комиксов?
Рука уже рисовала дальше: Грег у кровати, стаскивающий толстовку... И тот же Грег уже в форме полицейского. И эта форма Грегу отчаянно шла. И еще, фантазия рванула дальше, Грег с пистолетом в руках. Пистолет получился каким-то игрушечным, и Терри пришлось смотреть в поисковике, как выглядят полицейские пистолеты. Потом... Потом почему-то она взяла и нарисовала поцелуй Грега и… Себя. А потом тут же разорвала этот листок.
Последний рисунок был явно лишним.
***
Терри уже смирилась, что всем планам Грега на свидания не суждено сбываться – в этот раз подвела погода. Около пяти вечера зарядил мелкий, холодный дождь, и судя по плотности облаков, он будет идти до ночи, если не до утра. Но все равно в восемь вечера Терри собралась и вышла из дома. У порога уже ждал Грег – в знакомых рваных джинсах и длинном черном худи, вальяжно опираясь на громадного монстра – какой-то внедорожник ужасающих размеров.
– Попытаемся обогнать дождь, Терри? – предложил Грег. – Еду и напитки я захватил. От тебя требуется только хорошее настроение.
Она подумала... Подумала еще раз... И все же кивнула:
–А почему бы и нет!
Дождь они обогнать не смогли, как Грег не старался, но и с дождем было хорошо. Грег припарковал своего монстра у какой-то речушки, почти у самой воды. Знака на разрешение стоянки не было, и Терри оставалось надеяться, что Грег знает, что делает. На мили вокруг не было признаков цивилизации. Только шум капель дождя по листве, машине и асфальту, плеск реки, шорох деревьев и невероятно свежий воздух, который бывает только за городом.
Уже стемнело, лишь свет туристических фонарей, которые Грег нашел в багажнике, рассеивал тьму. Терри немного прогулялась по берегу, а потом забралась в машину, разуваясь и с ногами устраиваясь на сиденье. Грег тут же достал из багажника плед и укрыл её, не допуская ни одного лишнего или неприличного движения, а потом взял с заднего сиденья корзинку с едой.
– Будешь?
Терри кивнула:
– Буду, только бы руки протереть. Есть чем?
– Сейчас найдем... – Он обошел машину вокруг, уселся на водительское сиденье и тут же сосредоточенно стал искать в корзине полотенца.
Терри неожиданно решилась – ей не давал покоя разговор с Ба:
– Грег, а тебя только квадриптих “Последний миг” интересует?
Он моментально выпрямился, всматриваясь в Терри:
– Ты говорила, что других квадриптихов нет.
– Да я не совсем уверена, Грег. Я даже не уверена, что это тебе нужно знать...
Грег серьезно сказал:
– На квадриптихе “Последний миг” изображена девушка, очень похожая на Пегги Райли, одну из наследниц тех самых Райли. По странному стечению обстоятельств она погибла именно так, как нарисовано на картине твоего деда.
Терри кисло сказала:
– Только вот картину нарисовал дед шесть лет назад – почти перед смертью. А Райли....?
– Она погибла месяц назад.
– Совпадение, – облегченно выдохнула Терри. – И я точно знаю, что для картины Райли не позировала.
– Откуда ты это знаешь? Про модель?
– Потому что для картины позировала моя сестра Хелли. Я наотрез отказалась это делать. Кстати, весь цикл триптихов называется “Самоубийцы”.
Грег напомнил:
– Так что там с квадриптихами?
Она в ответ таким же тоном сказала, вспоминая отца и Ба:
– Так что там с едой?
Грег, растеряв всю свою веселость, кивнул:
– Сейчас будет, Терри.
Она посмотрела на слишком серьезного Грега и почувствовала себя виноватой перед ним – сама же завела разговор про картины. Старательно мягко она сказала:
– Если я что-то узнаю совершенно точно, то сообщу, хорошо, Грег?
– Хорошо, – он полез в перчаточный ящик со словами: – Тут должны быть салфетки…
Он поперхнулся словами и замер со стрингами в руках, тут же запихивая их обратно в ящик, от греха подальше:
– О. Если что – машина не моя, я у Алекса её взял, моя старушка в ремонте.
– У Алекса? – фыркнула Терри. Кто бы сомневался, они и машинами делятся. И чем, или кем еще?
Грег проигнорировал яд в словах Терри:
–Ага, он на этом монстре свою семью на природу возит. Жену и пару детей. У него мальчишки погодки.
Терри не удержалась:
– Боюсь даже представить, на чем он на работу ездит…
– А на работу, вернее, службу, он ездит на служебной машине. – Грег внезапно сказал: – я детектив Управления по борьбе с преступностью, Спец. отдел.
Терри на миг замерла, а потом расхохоталась над своей глупостью – истории влюбленной дурочки, случайно оказавшейся в центре расследования беспринципного детектива. Влюбилась она, интерес почувствовала, ага!
– Терри? – кажется, Грег не ожидал от неё такой реакции.
Она с трудом подавила истеричный смех и всплеснула руками:
– Вот забавно... Я сперва думала: класс! Ну повезло же в кои-то веки: мне нравится парень, я ему нравлюсь, сошлось где-то под небесами: мой и его интерес! А оказалось все так просто и банально.... – Она закачала головой: – отвези меня домой, Грег. Сейчас же. Немедленно. Иначе я накатаю твоему начальству такую жалобу на недостойное поведение – сильно пожалеешь.
– Терри... – почему-то обиженно сказал Грег, – это немного не так… Я бы никогда…
Она перебила его:
– Грег, замолчи, пожалуйста. Еще одно слово, и я пойду домой пешком. Уильямсы не Райли, конечно, но Ба от тебя места мокрого не оставит, если ты попытаешься хоть что-то сделать.
–Терри, – он подался к ней, – выслушай меня!
Она вновь повторила:
– Ба раскатает, как асфальт, и скажет, что так и было!
Грег побелел и прикусил губу:
– Терри, твои угро…
Она, как была босиком, выскочила из машины и тут же на бегу стала яростно звонить домой:
– Ба! Меня похитили, пожалуйста... – Она не договорила, трубку вырвал догнавший её Грег и властно сказал:
–Миссис Уильямс, это детектив Грег Плитт, Управление по борьбе с преступностью. Если вы попросите вашу внучку сесть в машину, то уже через полчаса она будет дома целая и невредимая.
***
Сперва она, конечно, проревела полночи, потом тупо смотрела телевизор, переключая каналы. Потом спала. Потом после первого утреннего извинительного звонка от Грега, вырвавшего её из спасительного сна, отключила телефон.
На работу Терри не пошла, решила, что зализывание душевных ран весьма солидный повод пропустить её.
Потом... Опять спала – до обеда.
С дивана, где она свила удобное гнездо, её выгнал голод. После стакана сока, вызвавшего лишь боль где-то под ложечкой, она пошла обратно на диван, но... Взгляд упал на рисунок Грега на столе. Она оглядела свою квартиру свежим взглядом и ужаснулась – Грег был везде. От пары Гралекс до глупой пары Грерри. Он смотрел из скетчбука, он подглядывал со стола, он недовольно щурился со смятых салфеток на кухне. Он...
Терри стиснула зубы и пошла собирать и выкидывать его из своей жизни. В мусорную корзину летели все её зарисовки без разбора. Абсолютно все, даже которые ей нравились и... Она замерла над рисунком, принесенном вчера с работы. На неё смотрел Грег в полицейской форме.
– Вот черт... – Она судорожно запихнула рисунок поглубже в корзину, но теперь на неё смотрел Грег с бельем в руках. Она глупо рассматривала рисунок, вспоминая вчерашнее: “О. Если что – машина не моя, я у Алекса её взял, моя старушка в ремонте.”
Кинулась дальше рыться в корзине и... Рисунок с кафе. Ведь он именно в этом кафе её и ждал!
– А...
Что она еще рисовала?! Нет, она отдавала себе отчет, что это все глупость, выверты сознания, но все же... Все же... Все же... Ведь с Пег Райли тоже... Всего лишь совпадение...
Сердце испуганно билось где-то даже не горле – в голове.
– Этого не может быть. Просто потому, что не может. Я не хочу об этом думать... Этого просто не может быть... – Она отрешенно села на диван, прибегая ко второму любимому трюку бегства от реальности (рисовать сейчас ей было категорически нельзя) – включила телевизор. Новостной блок как раз заканчивался словами ведущей, зачитывающей текст:
– Приносим свои соболезнования родным и близким погибшего...
С экрана на неё смотрел тот самый рыжий мужчина заметно в возрасте в траурной рамке.
– Вот... Черт... – Терри спешно защелкала пультом, но новости закончились везде. Пришлось ждать почти полчаса, прежде чем возобновится новостной блок, заканчивающийся словами о трагической смерти начальника Спец. отдела суперинтенданта Мортимера Райли. И с экрана совершенно точно смотрел он. Тот самый мужчина, чей портрет спешно рисовал отец. Дальше шло что-то про коллег и прочее, на заднем плане мелькали Грег и Алекс, еще куча полицейских в форме и нет...
– Этого не может быть...
Она вцепилась в телефон и... Замерла.
...Что я ему скажу? Грег, я видела твоего начальника на портрете из квадриптиха?... Его как раз рисовал мой отец. Ага, а до этого дед. Ой, а ты знаешь, последние десять лет дед не рисовал портреты. Я точно не знаю, почему, но... Что-то там было связано со внезапно умершими людьми. И Пегги он не рисовал. Я помню, там были три стандартных ракурса – с боков и со спины. А вот портрет... Я не знаю, откуда он взялся и куда пропал вид со спины. Наверное, мой отец нарисовал портрет Пегги...
Она закрыла глаза:
– Боже... Я не могу ему звонить. – Она перевела взгляд на мертвый, черный экран телефона. – Надо... Надо позвонить Ба. Точно. Ба. Она должна быть в курсе.
Терри включила телефон, тут же завибрировавший и выдавший солидный список входящих. Пять звонков от Грега, причем один утром, а потом подряд четыре с интервалом в минуту. И смс-ка от него же: “Включи телевизор!”. Она истерично хихикнула:
– Уже...
Потом сплошняком шли пропущенные вызовы от Ба и голосовое сообщение от матери. Терри сперва прослушала его, где суровым, практически ледяным тоном мама говорила:
– Юная леди. Что. Вы. Себе. Позволяете! Немедленно приезжай домой – отец утром разбился в автокатастрофе. Тереза Уильямс, ты должна быть дома! Ты последняя кто... – Её голос все же сорвался. Запись закончилась.
Терри тут же набрала номер Ба, но ответом были длинные гудки – Ба не брала трубку. Она тут же попыталась дозвониться до матери, но и та трубку не брала. Тереза спешно принялась одеваться, путаясь в штанинах джинсов и рукавах рубашки. Потом опомнилась...
...отец погиб...
...и стала стягивать с себя дурацкую красную рубашку и белую майку. Пошла в гардеробную искать что-то черное. Она же Уильямс, она всегда соблюдает этикет, не то что некоторые наглые констебли…
Из квартиры она вышла через полчаса, плохо расчесанная, в черных очках, чтобы не было видно заплаканных глаз, и в глухом черном платье.
На лестничной площадке у студии её уже ждали – трое незапоминающихся парней, неизвестно как проникших в дом – ни Ба, ни отец не экономили на охране. Впрочем, в руке одного из них крутилась связка ключей – она когда-то принадлежала отцу Терри.
– А вот и птичка. Ну и соня же ты! Уже думали идти тебя будить! – На неё с омерзительно наглой улыбкой шел парень комплекции Алекса.
– Что вы тут делаете! – попыталась возмутиться Терри, быстро разворачиваясь, чтобы бежать обратно в квартиру – там была сейфовая дверь, такую сходу не вскроешь. Но она уперлась в грудь четвертого мужчины, спустившегося вслед за ней:
– Попалась? – проворковал тот, выкручивая ей руки. – Папаше своему покойному “спасибо” скажи – он-то сбежал, а вот тебе сбежать не позволим.
– Я не... – Терри пискнула, голос внезапно сел и стал плаксивым. – Я не художник, я не рисую... Я...
Сзади уже раздавалось:
– Босс, она у нас, тащим к мольберту. Упирается, конечно, может, вы ей про её бабку сами скажете?
Терри попыталась развернуться к говорившему по телефону:
– Ба?! Не трогайте её, она же...
Над ухом опять проворковали:
– Не тронем. Пока ты рисуешь – она живет. Все ясно? А теперь аккуратно ножками пошла в студию.
***
Терри плакала и умоляла. Она доказывала, что уже десять лет не прикасалась к краскам, что не рисует портреты, и что денег в их семье много, она может заплатить за себя и за Ба...
Но через полчаса все же встала у двух мольбертов с уже приготовленными холстами и взяла в руки кисть, впервые за много лет. С фотографии, на которую ей нужно было ориентироваться, чтобы нарисовать два портрета к триптихам “Последний полет” и “Последний вдох” на неё смотрели еще улыбающиеся и дурачащиеся Грег и Алекс.
Кисть медленно двигалась в её руках, прорисовывая схематично фон – сперва она рисовала для Грега, а потом переходила к картине Алекса – так требовали те, кто держал её в плену.
Яркое, белое небо, кирпичная стена вместо пола – ведь Грег уже сделал свой последний шаг, он уже летит, хотя на картине кажется, что человек мирно идет по стене из кирпичей.
Пляж – обычный, с будкой спасателя, только она пустая, никто не придет на помощь застывшему со сжатыми кулаками блондину с накачанной фигурой пловца, стоявшему напротив гигантской волны.
Терри затравленно отрывалась от картин только чтобы попить или перекусить – кто-то притащил в студию пиццу, хотя кусок в горло не лез. Но если она не поест, то сил не будет. Не будет сил попытаться сделать хоть что-то. Терри не допустит смерти парней. Пусть сейчас она рисует смерть, смерти не будет. Грег не разобьется, а Алекс не утонет.
Глубоко за полночь она почти рухнула на пол возле незаконченных картин и разревелась. Один из охранников подошел к ней и, присев на корточки, ткнул рукой в плечо:
– Эй, ты чего?
Она стонала в колени, плечи её судорожно подергивались:
– Я не могу. Я не спала всю ночь. Я еле стою на ногах. Я не железная!!! – Она резко подняла голову: – Я хочу спать. Иначе я запорчу картины. Вам это нужно? Меня бросил парень, мой отец погиб, Ба в заложниках... У меня руки трясутся! Я десять лет не рисовала картины... Я...
Слезы текли градом.
Бандиты переглянулись, и один из них пошел звонить боссу.
– Тут такое дело... Девка в истерике. Ей бы отдохнуть...
***
Она заперлась в спальне – дверь была деревянная, так что выбить её не представляло никакого труда. Все гаджеты: планшет, ноут, телефон – у неё забрали, всю квартиру и спальню обыскали на два раза – на всякий случай. Но ей и не нужен был телефон.
Крадучись, на цыпочках, она пробралась в ванную комнату. Она дико боялась выдать себя светом, только в ванной и можно было, скрючившись на полу, зажечь небольшую свечу. Взяла свой скетчбук, огрызок карандаша и самозабвенно принялась рисовать – пока есть время. Даже если бы не было блокнота – рисовала бы на стене, да хоть где.
Без надежды, без веры, но... Ведь были кафе и Грег в форме...
Грег летел вниз. Его гладкая спина пошла буграми. Разорвалась водолазка, выпуская белоснежные крылья. На их размерах она не поскупилась – черт его знает, какие они должны быть, чтобы выдержать такую махину, как Грег. Вот футов так десять до земли он в крутой петле уходит вверх. Потом.... Она весь кончик карандаша сгрызла, пока придумала – что будет потом? Грег с пистолетом в руках... Базука была бы надежней, но нереальней... Пули летят на него со всех сторон. Терри поджала нижнюю губу, вновь напоминая, что это реальность, а не её комиксы... Множество руль пролетели мимо, пара прошила белоснежные крылья, выбивая перья – это реальность, тут не бывает без ран. Рисовать раны самому Грегу не хотелось.
– Боже, сохрани его, прошу...
Она следующим рисунком лишь нарисовала Грега прицельно ведущего огонь из пистолета по смутным фигурам – она очень боялась нарисовать кого-то не того, Грег сам разберется, не маленький.
Потом не удержалась и нарисовала Грега, сдувающего дымок с раскаленного дула, а сверху в облаке приписала его мысли: “Все чисто!”– других картинок, обозначающих его победу, ей в голову не пришло.
Листов оставалось катастрофически мало, времени до момента, как её придут будить еще меньше, так что она занялась Алексом.
Вот он в воде хватается пальцами за горло – сил сдерживаться больше нет. Вот вместо ног у него, разрывая штаны, вырастает мощный хвост. Вот он таращится на свои пальцы с перепонками, а на шее... Терри не удержалась (Тритон Тритоном, но дышат-то под водой жабрами!) нарисовала комплект жаберных щелей – на всякий случай.
Последним рисунком она нарисовала его полностью нагим, распластанным на песке, а вместо хвоста у него вновь ноги – должен же он вернуться к семье.
Терри задула свечу, и ползком (ноги затекли от неудобной позы на полу) добралась до тайника под кроватью – там хранилось оружие и ценные вещи. Рука потянулась к пистолету, она даже умела им пользоваться, но тут же отдернулась – если она устроит побег или попытается сопротивляться, погибнет Ба. Терри засунула скетчбук в тайник, в последний момент отвесив себе мысленную затрещину – надо было нарисовать счастливую Ба спустя несколько лет после этой истории, но времени уже не было.
Она только-только успела лечь в кровать, как под дверью затоптались…
***
Стоя на ватных ногах и осоловело рассматривая законченный портрет Грега, она выдохнула:
– Я все...
Со спины подошли, рассматривая портрет на предмет схожести, потом привычно отчитались по телефону:
– Босс, она закончила один... Делать?... Хорошо. На второй портрет уйдет с полчаса, и мы уезжаем отсюда. Девку забираем с собой, как договаривались. Картины уже пакуем, все, какие есть.
Она бесцветно сказала:
– И холсты тоже. Вам же нужны квадриптихи? А если дело не в картинах, а в холстах? А если дело не в холстах, а красках? Дед их сам смешивал всегда, не доверял фабричным. А если...
– Ёёёёё... Босс, простите, но тут девка мысль выдала... Мы тут на час, не меньше зависнем, но этого Плитта устраняем сейчас. Уже.
Терри оглянулась – один из охранников забрал портрет и деловито тащил его прочь, старательно пытаясь не влезть пальцами в ещё не высохшие краски.
– Эй, – в спину Терри вновь ткнули пальцем, не пистолетом, – заканчивай. И еще. Тебе велели передать, что ты молодец. Тебе зачли про холсты и краски. Будешь и дальше такой же паинькой – в шоколаде будешь. Дом получишь свой, студию, деньги – веди себя хорошо, и все будет в шоколаде. Поняла?
Она лишь кивнула – голос все так же изменял ей, тут же переходя в рыдания.
Лишь краем глаза видела, занимаясь доводкой портрета Алекса, как на полу, выстраивая коробочкой, поставили все четыре картины чистыми холстами внутрь. Эдакий куб, показывающий погибающего человека с четырех сторон. Губы еле слышно шептали:
– Боже, прошу, прошу, прошу…
***
Она, обняв себя руками, без сил смотрела, как на полу возле квадриптиха Грега встраивают квадрат из картин Алекса.
Где-то над ухом (Терри уже давно ощущала себя, как во сне, где-то под зыбким пластом нереальности) раздалось:
– Ну-ну, не реви. Как тебя там, Тереза. Все уже, справилась. Все уже позади. Сейчас закончим тут и пойдем, покатаемся – к бабке своей поедешь, поговоришь по душам.
Она перевела на говорившего пустой взгляд.
Мужчина вновь повторил:
– Не дури, и все будет в шоколаде. – Он достал из кармана брюк наручники. – Руки вперед давай. Это так, страховка от твоей глупости.
Терри безропотно протянула руки вперед – все равно же оденут наручники, а так хоть руки не пострадают. Браслеты щелкнули, мужчина пошел прочь – дел с холстами было еще много. Терри устало опустилась на пол, привалившись спиной к высокому стеллажу, на котором хранились краски и фиксативы. Сил шептать молитвы уже не было, она закрыла глаза, погружаясь в хрупкое, но такое желанное, забытье.
Дикий звук разбивающегося стекла и последующих хаотичных выстрелов привел её в себя. Она замотала головой, пытаясь осмыслить происходящее, но картинка дробилась в глазах, не складывалась, сил даже на надежду не оставалось. Летели и падали тела её недавних охранников, валились на пол мольберты и стеллажи, грохот стоял такой, что казалось, весь Лондон должен услышать.
А потом над ней, забившейся в уголок, навис Грег в одних джинсах и крыльях. И многочисленных порезах. Опустился на колени перед ней, чуть не отдавливая свое же собственное крыло:
– Терри... – Он осторожно протянул руку к ней, – малыш, как ты? Ранена?
Она отрицательно закачала головой, пытаясь не раскашляться от резкого запаха пороха и разлившихся лаков.
– Я сейчас, потерпи, найду ключи от наручников. – Он резко встал, ругаясь и чертыхаясь – во все стороны полетели перья и капельки крови. – Я сейчас...
Она лишь закрыла глаза – все, что она теперь хотела, так это только спать.
Вернулся он быстро. Снял наручники, вырывая её вновь из спасительного небытия. Потом, словно не поверив в её слова, что она не ранена, стал перевязывать ей плечо чем-то непонятным, вновь, как ребенка уговаривая:
– Потерпи чуть-чуть, помощь уже едет. Просто на крыльях оказалось быстрее. Твои же проделки, да?... Я так и понял, что с крыльями могла только ты...
Он прижал её к себе:
– Ну же, Терри, поговори со мной.
– Я... Виновата... – еле выдавила она из себя.
– Ты ни в чем не виновата, тебя заставили, Терри. Не надо сейчас, ага? Поговорим об этом потом, когда шок пройдет. Сейчас лучше скажи: эти крылья-то хоть убираются как-то? Или только под нож хирурга?
– Что?! – это вывело её на миг из ступора.
Он со смешинками в глазах сказал:
– Я же не могу с такими крыльями ходить – мешают, знаешь ли. Сделаешь что-нибудь с ними? Чтобы, например, исчезали по моему желанию? Или втягивались? Как когти у котов?
Она просипела:
– Я подумаю.
– Умничка. А еще, Терри... Алекс... Он? Он жив?
Она собралась с мыслями, хотя забыться и заснуть хотелось неимоверно, и выдала:
– Он русалка.
Грег выгнул брови:
– Кто?
Терри терпеливо повторила:
– Русалка. Такая... С хвостом.
– Знаешь, Кэсси, его жена, не одобрит вторую женщину в семье.
Терри захлопала глазами, пытаясь понять. Мозги начали уже оттаивать от ужаса последних дней, и в голове нарисовалась картинка: Алекс с хвостом, стыдливо прикрывает руками огромную грудь и с ужасом смотрит на бюстгальтер. Над его головой в облачке крутилась надпись: “Только через мой труп!”
Терри замотала головой, тут же жалея – к горлу подкатила тошнота:
– Он мужского пола, как Тритон. Только с жабрами – я боялась, что легкие не перестроятся.
Грег рассмеялся ей в самой ухо:
– Умница. Умница, Терри. А он навсегда... Русал?
– Нет, я нарисовала, что он вылез из воды. Правда... Не совсем одетый – хвост же...
– И за что ты так его невзлюбила... – Его голос чуть сел. Наверное, от запахов фиксативов и лаков. – Его самый страшный страх... Знаешь, какой? Толпа, а он не одет...
–Я... Я что-нибудь придумаю. – пообещала Терри.
– Придумай, малыш, придумай... Слушай, а... – Грег говорил все медленнее и медленнее. – А что там с твоей историей про молодость, красоту и тупость супергероев?
– Грег? – не поняла его Терри.
– Я быстро отупею или не успею?
Терри, еле удерживая наваливавшегося на неё Грега, прошептала:
–Я что-нибудь придумаю...
В голове мелькнула картинка: Грег, со свисающими до пола крыльями, сидит на высоком барном стуле в окружении множества книг. В руке тоже книга, что-то вроде “Теории относительности” Эйнштейна – умнее книги ей сейчас в голову не приходило.
– Ты только не пугайся, Терри, хорошо? – Он почти упал на неё, – но кажется, я не успею оглупеть.
Её ру́ки его не удержали, и он распластался на полу почти ломая свои крылья – вся левая половина джинсов была залита кровью, несмотря на жгут из какой-то тряпки.
Терри словно окатило холодной водой, сразу в уши ворвались звуки сирен на улице, картинка, суженная до туннеля перед глазами, раздалась в стороны, а рука заболела так, словно там поселился больной зуб.
– Черт, черт, черт... Я же рисовала без жертв!!! Грег...
За стеной раздавался топот ног – кто-то спешил по лестнице. Она быстро вытащила карандаш из-за уха и прямо на деревянной поверхности стеллажа принялась рисовать. Сперва Грега, держащего на руках малыша – не важно чьего, важно, что это в будущем, и это будущее есть! Потом Алекса – протянутая рука к веревке, на которой висели трусы.
Грег еле выдавил:
–Злая... Можно было... Штаны...