Робот-Адепт

Глава 14 Гонки

Они снова разыграли таблицу. Бэйну больше не казался изумительным тот факт, что он мог общаться со своим альтер-эго посредством консоли; три партии в шахматы поумерили его пыл. Однако на сей раз юноша решил держаться подальше от настольных игр: опыт Маша оказался куда шире, чем его собственный, и Бэйну просто повезло — раньше ему уже доводилось играть со Стайлом. Добавив прежний опыт к информационной базе Маша и советам Оракула, он сумел, хоть и с трудом, победить. Если ему встретится игра, требующая опыта, которого у юноши нет, он не успеет стать в ней мастером, чтобы почувствовать себя с соперником на равных. Бэйн и так был близок к фиаско.

Ему выпали числа, и он остановился на 1. ФИЗИЧЕСКИЙ. Это устраняло главную опасность! В физических играх юноша обладал огромным опытом. Маш, разумеется, тоже, но ведь его тело теперь принадлежало Бэйну, и тот мог воспользоваться опытом противника, просто открыв нужную ячейку в базе данных электронного мозга. Он толком не понял, каким образом они будут сражаться лицом к лицу, но Оракул пообещал, что сумеет организовать поединок. Вскоре Бэйн увидит, что тот имел в виду.

Маш выбрал О.ОБНАЖЁННЫЙ. То есть без оружия. Человек в механическом теле против робота — в человеческом. Бэйн не возражал. На экране появилась вторая таблица:

Опять числа. Бэйн нажал на шестёрку: ИНТЕРАКТИВНЫЙ, скорее, из сиюминутного любопытства, чем из желания добиться какой-либо конкретной игры. Раздельные обещали быть лёгкими: они могли бегать на скорость или поднимать вес, или же нырять. Но Интерактивные означали необходимость прямого физического контакта. Прятки, например. Каким образом это можно устроить через занавес?

Маш, в свою очередь, коснулся Ж. ЖИДКОСТЬ. Значит, их ждут водные виды спорта! Их Бэйн не боялся; он с детства любил плавать. Что теперь, у них появится свой бассейн-между-мирами?

Однако под жидкостью подразумевалась не только вода; она тоже включала в себя такие поверхности, как Плоская, Варьирующаяся, Прерывающаяся и Жидкая. Список доступных игр охватывал и такие простенькие, как брызганье, и активные наподобие водных лыж, и…

Бэйн сглотнул. Магические игры здесь тоже присутствовали! Левитация, Колдовские Снежки… как в них можно было играть на Протоне? Попытайся он магически воспарить, и останется на месте; попробует наколдовать волшебный снежок, чтобы бросить в оппонента, и тоже безуспешно.

Нет, способ наверняка имелся, иначе они не выпали бы в таблице. Это предоставляло юноше возможность выбрать игру, в которой не имел опыта Маш!

Перед ними развернулась третья таблица, и закончилось всё Гонками с Превращениями. Бэйн никогда ни во что подобное не играл, уж слишком много заклинаний для них требовалось — одна такая гонка истощила бы его запасы магии на месяцы вперёд. Но идея юноше нравилась, и он завидовал единорогам, беззаботно гонявшимся друг за другом в разных обличьях, подвластные лишь своей внутренней магии, которую могли расходовать без ограничений. В этом животные превосходили человека. Зато иные чары были им не по силам.

Итак, игра определена. Им снова даётся месяц на тренировки. Бэйн едва дождался следующего визита к Оракулу. Он сгорал от нетерпения, чтобы спросить: каким образом? Как ему удастся трансформировать своё тело несколько раз кряду здесь, в мире безволшебья? У Маша-то с этим проблем не возникнет; они быстро обучат его нужным заклинаниям. Но тут!..

— Ты пребываешь в ячейке Умственный С Помощью Машин, — пояснил Оракул. — Он будет превращаться по-настоящему; ты — симулировать.

— Но я не видел в решётке…

— Это особая ситуация. Естественно, ты не можешь применить магию на Протоне. Симулятор сделает ваши шансы равными.

— Откуда ты знаешь? Моя голограмма может обладать способностями, далеко превосходящими мои собственные.

— Она будет в точности соответствовать возможностям твоего тела. Физическое превосходство исключено. Тебе придётся передать сведения Машу, чтобы Красный Адепт организовал всё нужное на Фазе, но проблемой это не станет.

— Но магия… превращения…

— Твоё сознание подключится к игре и к сознанию Маша. Состязание получится не менее реальным, чем вышло бы настоящее. А результаты — такими же точными.

Бэйн уразумал, что о слоях реальности Оракул знает побольше его, и сдался. Проживание на Фазе просто не подготовило его к причудливым извивам науки.

— Если все довольны… — юноша пожал плечами.

Он присоединился к Агапе.

— Думаю, у нас есть несколько часов до начала следующей тренировки. Чем займёмся?

— Обычно у тебя подобных вопросов не возникает, — игриво улыбнулась девушка.

Бэйн не мог не улыбнуться в ответ.

— Ты так уверена, что мужчины могут думать только об одном!

— Не совсем, Бэйн. Но вы не размышляете о многих вещах сразу. Это не то же самое.

— Пойдём, прогуляемся по парку.

Они встали на конвейер, ведущий в парк. Этот напоминал один из лесных массивов Старой Земли: приличных размеров деревья распростёрли ветви высоко над головами отдыхающих, внизу росли кусты. Парк был устроен таким образом, чтобы казаться больше, чем на самом деле, поскольку находился под куполом. Но иллюзия срабатывала. Ветви с тихим шелестом колыхались от свежего ветерка, а вокруг в случайном порядке порхали бабочки.

Это навело его на мысли о собственном шпионаже. Теперь Бэйн жалел о нём, несмотря на всю важность подслушанной информации. Может, лучше было и вовсе не связываться со слежкой? Да, он угодил бы в ловушку Беаты, но также избежал бы влечения к Флете, когда…

— Не нравится мне сие… — пробормотал юноша.

Агапа угадала его мысли.

— Не переживай. Я всегда буду благодарна тебе за предоставленную возможность побывать на Фазе и за тех, кого я там встретила, хотя и пришлось одолжить для этого тело Флеты.

— Верно. Но что за будущее нас ждёт? Выйду победителем я, и мы вскоре расстанемся. Потерплю неудачу, рухнут миры. Что это за выбор?

— Было бы проще, если бы твой вид был похож на мой, — сказала она. — Бесполый.

— И без любви между полами, — согласился он. — Таково твоё желание?

— Нет.

Они продолжали идти через парк. Тот не изменился, но настроение Бэйна слегка поднялось.

Назавтра он пересёкся с Машем и передал ему сведения об организации гонок. Игровой Компьютер разработал основы и сжал их до кода из нескольких слов, которые Маш должен был повторить Трулю. Через несколько дней им предстояло встретиться снова — удостовериться, что всё в порядке.

Потом: «Желал бы я, чтобы нас не вовлекали в междоусобные бои», — подумал Бэйн.

«Конфликт должен быть улажен хоть каким способом, — отозвался Маш. — Если бы не мы, он вспыхнул бы с новой силой».

Вероятно, он был прав.

«Известно ли тебе, что источник нашего контакта — продолжающаяся связь между Стайлом и Голубым?»

Маш удивился.

«Не просто потому, что мы двойники?»

«Нет. Иным двойникам сие не под силу, только нам — поскольку мы им близки».

«А наши возлюбленные близки нам», — заключил Маш.

«Верно».

На этом они и расстались.

Бэйн прибыл для первой игры Второго Раунда.

— Подключайся, — велел Оракул.

Юноша воткнул кабель в ухо.

Внезапно он очутился на Фазе. Маш стоял рядом, а неподалёку выстроился ряд стульев, на которых сидели Флета, Агапа, Труль, Прозрачный и Коричневая. Перед ними мерцал занавес, скрывающий игровой пейзаж, — напоминание о всем известном занавесе между мирами.

Труль поднялся и подошёл к ним.

— Тебе известна природа сего состязания? — спросил он Бэйна.

— Да, Адепт, — отозвался юноша. — Но не природа сей мечты.

— Ты не витаешь в облаках, Бэйн, — заверил его тролль. — Лишь твоё присутствие здесь — видимость, и твоей подруги — тоже; всё остальное реально. Играй, дабы победить.

— Я понял тебя, Адепт. — Оракул предупреждал, что обстановка отличается реализмом, и впрямь! Тело по-прежнему принадлежало Машу, но сознание будто перенеслось обратно домой. Он видел всё, что видел здесь, на Фазе, Маш — при том, что сам тут не находился. Это Игровой Компьютер смоделировал сцену одного из её пейзажей, который в действительности существовал. Технология имитировала магию.

— А тебе известна природа сего состязания? — обратился Труль к Машу.

— Да, Адепт. — Маш по-прежнему пребывал в теле Бэйна, потому и выглядел, как его точная копия. Бэйн взглянул на собственное тело: оно принадлежало роботу.

— Машина с Протона назначила Бэйна Хищником на сей раз, — уведомил их Труль. — Маш — Жертва. Удастся ему пройти три круга непойманным — победил; поймают его — проиграл. Жертве даётся фора в пять секунд. Готовы, игроки?

— Готов.

— Да.

— Тогда начнём.

Маш выступил вперёд и скрылся за туманной стеной.

Бэйн взглянул на Агапу. Необычно было видеть её на Фазе в естественном её облике, но, разумеется, магия и наука творили чудеса. Он помахал девушке, и она помахала ему в ответ. Ему стало интересно, беседовали ли Агапа с Флетой, как они с Машем, и если так, то о чём?..

— Иди, Бэйн! — рявкнул Прозрачный.

Бэйн шагнул вперёд.

Он обнаружил себя стоящим на четвереньках в мощном полосатом теле. Он стал тигром! Переход завесы инсценировал первое из превращений, сделав его животным-хищником.

Трасса представляла собой неровную местность с разбросанными по ней камнями и впадинами. То тут, то там виднелись одинокие деревца, которые кое-где переходили в настоящие участки джунглей. Отличная территория для того, чтобы затаиться и выслеживать добычу — но Бэйн знал, что не может себе этого позволить. Жертву придётся преследовать прямо сейчас, соревнуясь с ней на скорость и сноровку. Иначе Маш завершит первый круг до того, как Бэйн его поймает.

Он втянул ноздрями воздух и ощутил запах мангуста. В данный момент это и была его добыча. В облике тигра он мог с лёгкостью его убить, а вот преследование пронырливого зверька — трудная задача. На открытой равнине, конечно, это было бы довольно просто, но эта территория воздвигала перед ним препятствия, одно за другим. А вот для Жертвы, наоборот, имелось полным-полно укрытий.

Даже фора в пять секунд уже давала Машу преимущество: теперь обнаружить его местонахождение становилось сложнее; след петлял. Мангуст мог уже спокойно выйти на второй круг, пока тигр принюхивался.

Поэтому Бэйн поступил иначе: рванул вперёд по прямой — к замеченному вдали озеру. Если добраться туда первым и отрезать мангусту путь…

Но по мере продвижения он не переставал бросать короткие взгляды по сторонам, на места, которые мог сделать своим убежищем мангуст. Это входило в важнейшую его задачу; уловка Жертвы могла стоить Хищнику победы.

Бэйн почти достиг воды, когда услышал всплеск. Мангуст уже плыл через озеро к следующему препятствию!

Тигр понёсся огромными плавными прыжками, дабы наверстать упущенное время, но в этой игре животным, несмотря на различия в их телах, предоставлялась одинаковая скорость. Хищнику дозволено было срезать углы и пользоваться подвернувшимися возможностями вроде этой, когда Добыча невольно выдавала своё местонахождение. Вряд ли это сравнимо с пятисекундным преимуществом на старте, но, по крайней мере, несколько удачных поворотов судьбы могли вернуть ему потраченное время. Всё, что от Бэйна требуется, — не совершать ошибок. И Маш угодит прямиком к нему в лапы.

В воду тигр тоже прыгнул, пытаясь поймать ускользавшие доли секунды. После грандиозного всплеска Бэйн обнаружил, что превратился в дельфина.

Впереди маячил силуэт акулы. Большинство созданий увидели бы в ней, скорее, хищницу, однако в естественной среде обитания дельфины враждовали с акулами и могли их убивать.

Глубиной озеро не отличалось. Водные растения тянулись к свету сквозь толщу воды и почти достигали своей цели, напоминая своими скоплениями тёмно-зелёные колонны. На камнях осели губки, скрыв собой смутно различимые и частично забитые илом трещины. Некоторые из них переходили в более широкие расщелины — вполне возможно, это были донные пещеры или даже подводные туннели. Вокруг шныряла мелкая рыбёшка, при появлении дельфина прыснувшая во все стороны, уступая ему дорогу.

Бэйн устремился за акулой. Однако расстояние по-прежнему оставалось внушительным; юноша понимал, что в озере ему соперника не догнать. Вместо того, чтобы зря расходовать силы в попытке добиться невозможного, он сохранял дистанцию и обозревал окрестности, мысленно составляя карту. Толщи водорослей представляли собой отличные укрытия, но также служили препятствиями для более крупной рыбы. По скорости они с Машем были равны, но только если вели себя разумно; Бэйн чувствовал бы себя гораздо лучше, продираясь сквозь подводные растения, будь он поменьше. Ну и, конечно, он продолжал зорко следить за дном, особое внимание уделяя наиболее тёмным пятнам. Так он быстрее сориентируется в следующий раз, проплывая здесь же, и не будет нервничать.

Акула нырнула к самому дну и ловко обогнула зеленоватый валун. Бэйн оставался наверху и проплыл прямо над камнем, выиграв ещё долю секунды. Да, Маш ещё не привык к превращениям, это факт. Месяца тренировок недостаточно, чтобы компенсировать всю предыдущую жизнь в механическом теле. Маш просто не мог себе представить тонкости движений живых существ. Но он быстро набирался опыта.

В любом случае, акула поступала абсолютно правильно: стремительно плыла вперёд, не дёргаясь и не оглядываясь, чтобы не дать дельфину подобраться ближе. Несмотря на преимущества хищников, чем дольше Бэйн держал дистанцию, тем выше становилась возможность вмешательства извне. Лучше всего поймать Жертву быстро, чтобы уменьшить элемент случайности или ошибки.

Озеро тем временем мельчало. Они приближались к дальнему берегу. Акула не мешкала, даже подплывая к самой линии прибоя; деваться ей было некуда. Бэйн получил ещё один шанс сократить расстояние между ними.

Акула выбросилась на берег — и исчезла. Бэйн последовал её примеру, взмыв в воздух… и внезапно его тело оснастили крыльями. Юноша покрылся перьями и мгновенно отрастил клюв. Он превратился в ястреба с мощными крыльями — в хищную птицу.

Впереди него, поднимаясь всё выше в небо, летел ворон. Добыча.

День был ясным, и в небе виднелись лишь несколько пушистых облаков. Однако на горизонте собирались тучи. Ветер налетал порывами; если гроза начнётся, они окажутся точно у неё на пути. Это здорово усложняло полёт, но у ворона проблем было больше; ястреб считался лучшим летуном. В таких условиях Бэйн вполне мог нагнать свою Жертву. Однако до тёмного облачного края оставалось ещё далеко. С такой скоростью они минуют опасность быстрее, чем та разгуляется вовсю. С этим юноша ничего не мог поделать и продолжал ровно взмахивать крыльями.

Горизонт не отступал по мере приближения к нему. Они находились в игре, а не в реальной жизни. Сцена — пространство ограниченное. По мере полёта ворону пришлось снижаться вместо с небом, которое накрывало землю куполом. Когда оно коснулось земли, Жертва пропала. Хищнику тоже пришлось переходить к следующему этапу гонки.

Ударившись о землю, Бэйн снова очутился в уже знакомых джунглях. Однако на сей раз мангустом был он. Для этого он и изучал территорию в первый раз: теперь он мог во всём уподобиться мангусту.

Впереди скользила большая змея — вероятно, кобра. Мангуст мог справиться с коброй. Зверёк считался достаточно ловким и пронырливым, чтобы избежать ядовитых клыков. Но в данной ситуации ему не дадут бежать быстрее, чем ползёт змей.

Но он всё ещё мог бежать по прямой. Маш полз по ровной земле, тогда как Бэйн получил возможность пробираться сквозь кусты и другие мелкие препятствия. Так он и поступил, медленно сокращая дистанцию. К тому времени, как они оказались у озера, мангуста от змея отделяли лишь две секунды.

В воде акулой стал Бэйн, и преследовал он теперь осьминога. По размерам тот почти не отличался от акулы, а извивающиеся щупальца делали его даже больше. Но тело у осьминога мягкое, а зубы акулы — тверды; несколько укусов, и щупальца канут в небытие, оставив того беспомощным. Так что осьминог использовал все свои способности, чтобы «выстреливать» себя вперёд ничуть не медленнее плывущих рыб. Его движения были дёргаными, поскольку Маш вынужден был задерживаться — набрать воды, но общая скорость равнялась скорости акулы.

Нырнёт ли осьминог в поисках убежища в одной из тёмных пещер на дне? Рискованно, ведь он может очутиться в тупике и загнать себя таким образом в ловушку. Нет таких пещер, куда не смогла бы проникнуть акула; игра не дозволяла прятаться бесконечно. А вот если Маш найдёт туннель и проплывёт его насквозь, в то время как Бэйн будет кружить у входа, это даст Жертве дополнительные мгновения, чтобы закончить маршрут непойманным.

На риск Маш не пошёл. Переплыл озеро, не прибегая к ухищрениям. Бэйн следовал за ним, отставая всего на полторы секунды.

Теперь он был вороном, а Маш — филином. Согласно теории игры, являясь ночной птицей, филин плохо летал при свете дня, и ворон мог помешать ему добраться до еды, нападая в процессе охоты. В результате филин умирал от голода. Ястребу подобное поведение свойственно не было; он бы налетел на филина прямо, и тот легко бы отбился мощным клювом и острыми когтями. Бэйн сомневался, что такие битвы происходили в природе, но здесь это не имело значения. Ворон преследовал филина, и если они пройдут и этот круг впустую, добычей филина станет ястреб… своеобразный юмор адептов или отличительная метка данной игры? Неважно. Даже пародийные превращения доставляли Бэйну удовольствие. Ему всегда нравилось видоизменяться.

Маш чуть подзадержался, привыкая к окружающей обстановке в новом для себя обличье, и Бэйн воспользовался этим, добрав ещё секунду, прежде чем траектория их полётов выровнялась. Конец близился — если ничего не произойдёт.

Они пролетели сквозь горизонт. Бэйн свернулся калачиком, прежде чем коснулся земли, готовясь к превращению в змея.

И вот он уже — самец кобры, свернувшийся в многоколенчатое кольцо. Мгновенно, словно пружина, развернувшись, юноша выстрелил собой в ближайший к нему объект, который, если верить траектории полёта филина сквозь занавес горизонта, и был его жертвой.

Его клыки впились в хвост тигра и погрузились в шерсть, доставляя яд по назначению. И… игра была окончена. Хищник поймал свою Добычу.

Этой ночью даже занятия любовью с Агапой не могли отвлечь его мыслей от сложившейся ситуации.

— Я победил двойника в первом раунде и уже впереди него во втором. Если завтра мне снова суждено выиграть, всё будет кончено… я потеряю тебя, а он — Флету. Возможно, сие справедливо, но мне оно не по душе.

— Но ради обоих миров… — начала было она.

— Верно, знаю, знаю! Мой разум утверждает, что я поступаю правильно, но сердце в сомнениях. В чём его провинность? В том, что полюбил единорога? Флета достойна любви! Я увидел сие, когда… — Смутившись, юноша оборвал свою пламенную речь.

— Бэйн, я понимаю, — утешила его Агапа. — Я занимала её тело и жила её жизнью, училась её способам мышления, познавала земли, где она росла, и полюбила всё это так же, как люблю тебя. Разумеется, она достойна любви! Маша — или твоей.

— Любви, которую я разрушу! — горько воскликнул Бэйн. — Проклятье, желал бы я проиграть сей турнир честь по чести!

— Нет, ты должен стараться изо всех сил и выйти победителем, если сможешь. В этом и заключается твоя честь.

— Верно, верно! И я буду пытаться, хотя и боюсь успеха!

— Это всё, о чём тебя просят, — кивнула девушка.

Он крепко сжал её в объятьях.

— Порождение иного мира, я люблю тебя! Будь сие возможно, желал бы я стать ещё ближе к тебе, частью тебя, слиться с тобой воедино — навсегда!

— Это возможно, — пробормотала она. — Не навсегда, но на время.

Глаза Бэйна широко открылись от удивления.

— Что ты имеешь в виду?

— Я сохраняю человеческий образ, потому что он тебе нравится, но это не моё естественное обличье, как тебе известно. Я могу обнять тебя, будучи амёбой, хотя, наверное, это тебя оттолкнёт.

— Ты не внушишь мне отвращения ни в каком виде, Агапа! Обними меня по-своему.

— Как пожелаешь. Но если передумаешь, просто скажи; я тебя услышу.

Она легла на него, прижавшись грудью и бёдрами. Поцеловала, зато склонила голову на сторону и начала таять.

Юноша лежал смирно, ощущая, как меняется её плоть. Грудь утратила упругость, подобно остальным частям её тела. Агапа будто превратилась в большую подушку, тёплую и податливую. Чуть позже Бэйн сравнил бы её с наполненной горячей водой грелкой, а ещё несколько минут спустя — с растекающимся желе. Её тело обхватило его плотной плёнкой. Странный эффект возбудил его; и ласковая протоплазма окружила его взбудораженное естество. Она прижалась к нему, затем растеклась повсюду: между его руками, под спиной, между ногами. Она стала чем-то вроде специального костюма, прослойкой из тёплого воска между ним и окружающим миром. Бэйн слегка приподнял конечности, и она завершила контакт вплоть до кончиков его пальцев, сомкнувшись сама с собой.

С шеи до пят Бэйна словно закутали в одеяло, и это было самое уютное из всего, что он мог вспомнить. Его тело на Протоне состояло из металла и пластика; сейчас это не имело значения — юноша чувствовал себя Живым. Каждая его частичка, кроме лица, соприкасалась с Агапой, а затем она расползлась и по голове, оставив открытыми лишь глаза, рот и нос.

— В этом теле мне не нужно дышать, — напомнил ей Бэйн. — Охвати меня целиком.

Она послушно выполнила просьбу. Теперь он лежал в коконе из её субстанции и ощущал себя погружённым в тёплую воду, только лучше, поскольку она мягко пульсировала, имитируя биение его сердца. Бэйн позволил себе полностью раствориться в этом чудесном иномирном объятии, которое продолжалось, кажется, целую вечность. В действительности прошло не больше часа, но это был феноменальный час.

Во второй части гонок Жертвой стал Бэйн. Юноша понятия не имел, в какое животное его превратят; сюрприз ждал обоих игроков. Каким образом Труль и Оракул пришли к соглашению по этому поводу за спинами Бэйна с Машем, оставалось только гадать. Вероятно, они использовали кодовые выражения, имеющие смысл лишь для компьютеров и троллей.

Он переступил завесу и очутился на широкой равнине — каменистой на севере в результате соседства со столовой горой. Бэйн стал обезьяной. Он мгновенно ударился в бега, зная, что любое из обличий Маша способно уничтожить обезьяну.

И в самом деле, через пять секунд позади него появилась пантера. Бэйн нёсся вперёд по прямой, не давая большой кошке возможности срезать углы. Но не забывал и наблюдать краем глаза за камнями. Некоторые обладали острыми срезами, другие переходили в подобие неровного склона. Отсюда нельзя было увидеть точно, но Бэйн заподозрил наличие пещер. Если в следующий раз ему удастся добраться до одной из них…

Какой он облик примет? Какое существо слабее обезьяны, но сильнее пантеры? В данный момент ответ не шёл в голову, но юноша решил всё же попытать счастья в пещере, когда они окажутся здесь снова, и если его новый образ получит преимущество от пряток. Замедлять бег и приглядываться Бэйн не стал; не хотел давать оппоненту намёк на свою будущую стратегию. Но продолжал размышлять над вариантами. Направиться прямиком к скалам, обогнуть их и забраться в глубокую пещеру? Залеть на гору? Поднимаясь, он потеряет время, но если вход в пещеру где-то наверху, и снизу его заметить невозможно…

Достигнув берега широкой реки, он плюхнулся в воду. Течение помчало его к северу. Река извивалась вокруг склона горы и исчезала за ним. Бэйн решил, что переплыть её и тут же взмыть в воздух не представляет особого труда. Он всё ещё сохранял свою пятисекундную фору.

Он превратился в ската и припустил вниз по течению, чтобы исследовать интересовавшую его область. Бэйн надеялся, Хищник будет полагать, что Жертва выбрала более лёгкий путь — по прямой, и потеряет мгновение-другое.

Не повезло. В реку плюхнулся морж, который мгновенно сориентировался и устремился вниз. Бэйн утешил себя тем, что не потратил зря времени сам.

Он вильнул влево, срезая угол. Морж скопировал его движение. Затем скат прянул вправо — и ушёл на дно. План никудышный; морж в точности повторил его манёвр, снова срезав угол и выиграв немного времени.

Затем Бэйн увидел, что искал: завешенный водорослями вход в подводную пещеру на правом берегу. Она вполне могла оказаться тупиковой, но также могла и вести вглубь столовой горы — или хотя бы иметь выход где-нибудь среди разбросанных у её подножия скал.

Бэйн опять ринулся влево, будто бы желая вновь попытаться обмануть преследователя. Конечно же, это не сработало. На сей раз он продолжил плыть к левому берегу и, приблизившись к нему вплотную, выпрыгнул из воды и взмыл в небо.

Он обнаружил себя в теле четырёхкрылого насекомого — стрекозы — и моментально забил всеми четырьмя, направляясь к раскинувшемуся неподалёку цветочному лугу. Однако привлекали Бэйна не цветы; стрекозы были хищниками и питались другими насекомыми.

За ним, на расстоянии примерно в четыре секунды, из реки поднялась в воздух летучая мышь. С ней он не мог сражаться! Бэйн полетел по прямой, держа дистанцию, пока не пересёк линию горизонта, завершая первый круг.

На равнину он упал скунсом. Так вот кто одержал бы безоговорочную победу над пантерой! Но почему не над обезьяной?

Юноша устремился к горе. Вскоре земля стала каменистой, а за ним появилась обезьяна и кинулась туда же.

Столкнувшись с каменистой поверхностью, обезьяна споткнулась об один из них и медлила достаточно долго для того, чтобы булыжник, описав красивую дугу, упал на груду камней повыше. Бэйн точно это знал, поскольку тот пролетел как раз мимо его головы. Так вот, значит, как обезьяна могла задержать скунса: издалека! Маш бросал острые и тяжёлые обломки валунов, а звериное тельце Бэйна было уязвимым. Требовалось расстояние побольше, чем в четыре секунды, чтобы удрать за пределы досягаемости обезьяны. А пока придётся уворачиваться и лавировать, что будет стоить ему времени. Погоня становилась напряжённой!

Добежав до взгорья, Бэйн начал прыгать с камня на камень, поднимаясь вверх. Обезьяны считались куда лучшими древо- (а значит, и скало-)лазами, нежели скунсы, однако изучение местности в предыдущий раз помогло; тем более, сейчас он взбирался по пологой части склона. Бэйн нашёл ряд выступов в южной части горы и воспользовался ими. Его целью была вершина.

Под ним заскрипел гравий, и скунс энергично заработал лапами, посылая мелкие лавинки вниз, в лицо преследователя. Это дало ему что-то около секунды, и Бэйн добрался до плоской вершины с дистанцией между ним и обезьяной более пяти секунд.

Он побежал прямиком к реке, озираясь в поисках просветов. Их не было: вершина густо заросла ровной травой. Вскоре он очутился у края и зацарапал когтями, скользя вниз по крутому склону.

Потом, уже над самой рекой, Бэйн увидел его: заваленный камнями вход в пещеру. Его звериное тельце было достаточно маленьким, чтобы пролезть между валунами, и он проворно протиснулся внутрь, прежде чем спустилась обезьяна.

Задерживаться Бэйн не стал, помчался дальше — во мрак. Там он отыскал воду и, тихо скользнув в ручей, превратился в угря. Отлично: морж спокойно мог сокрушить ската, который, в свою очередь, мог ударить его током, а угорь был слишком юрким, чтобы морж его схватил. Бесконечный круг.

Если его стратегия сработает, хищник не поймёт, что в пещере есть вода и зря потратит время, разбрасывая камни у входа или ожидая, пока скунс вылезет, или же просто кидая булыжники внутрь. Для охотника тоже существовал способ обойти препятствие — во избежание тупиковых ситуаций, но способы эти не всегда были очевидными. Бэйн поставил на то, что пещера является туннелем, и другой её выход — тот, что он заметил под водой. И выиграл.

Он спокойно переплыл реку. Погоня отсутствовала. Сработало! Он выиграл достаточно времени, чтобы завершить круг непойманным.

Если только Маш не устроил для него ловушку. Это правилам не противоречило; хищники вполне могли готовить своим жертвам западни. Как не было запрещено и жертве поймать охотника с поличным и ответить ему тем же. Раненый или опоздавший преследователь не имел права закончить игру.

Выбравшись из реки, Бэйн снова стал насекомым — на сей раз, комаром. Ну, и каким образом комару удалось бы одолеть летучую мышь? Укусив её и передав смертельно опасную болезнь. Притянуто за уши, конечно, но для игры сойдёт. Все эти животные являлись некими аналогами игры камень/ножницы/бумага. Ножницы резали бумагу, бумага оборачивала камень, камень падал на ножницы и разбивал их вдребезги, завершая круг. Несомненно, многие существующие игры произошли именно от таких вот сомнительных оригиналов. Укушенная москитом летучая мышь звучало так же правдоподобно, как и уничтожающая камень обёртыванием бумага.

Он полетел быстро — скорость обычных комаров его собственная превосходила в десятки раз. Миновал цветочный луг и вернулся к земле. И вот уже он сам — пантера. Обогнав Маша, Бэйн снова стал хищником. Это не обеспечивало его победой автоматически, но преимущество он получил.

Тем не менее, помня о потенциальных ловушках, к подножию горы он шёл медленно и взбирался осторожно и тихо. Признаков западни не наблюдалось. Не исключено, что Маш устроил её на равнине, ожидая, что пантера побежит; выбрав другой маршрут, Бэйн её избежал.

Он приблизился ко входу в пещеру. Заслон из камней был убран ровно настолько, чтобы туда могло пробраться существо размером с обезьяну. Скорее всего, соперник действительно принял пещеру за тупик и полез внутрь, чтобы поймать Добычу. Решение верное, если бы не подводный ручей!.. Лучше всего для Маша было спуститься к реке и проверить, не появится ли там новая рыба; тогда Бэйн угодил бы ему в лапы. Ведь для прохождения полного маршрута Жертва обязана была проплыть по реке.

Бэйн принюхался. Да, запах обезьяны всё ещё витал в воздухе — но внутри ли Маш или…

Над его головой раздался шум. Бэйн взглянул вверх, и получил скунсов заряд прямо в морду.

Юноша слишком поздно осознал, что произошло. Он не обогнал своего двойника; тот следовал за ним, прячась и держа дистанцию, и атаковал, когда Бэйн отвлёкся на пещеру. Он сам дал Хищнику время подобраться и захватить его врасплох. Бэйн проиграл.

Надо было просто двигаться дальше и закончить начатое. Маш никогда бы его не догнал. Но, опасаясь несуществующей ловушки, он попал в ещё худшую: в западню невнимательности.

— Я всё видела, — призналась Агапа. — Игровой Компьютер показывал нам всё по голографу. Мы наблюдали за тем, как он тебя преследовал и подкрался в конце.

— Каким же глупцом, надо полагать, я выглядел со стороны! — посетовал Бэйн.

— Всегда проще судить игру, в которой не участвуешь, — напомнила она юноше. — Мы знали, что он не остался в пещере, и ты бы не смог убрать его с дороги, чтобы закончить собственный маршрут. Но мы понимали и то, что тебе это неизвестно.

Однако печаль не покинула его.

— А вдруг я сознательно блефовал, не желая побеждать? Вдруг я предал тех, за кого сражаюсь?

— Ты бы так не поступил! — горячо запротестовала девушка.

— Откуда знать остальным? И мне самому?

Она помолчала, погружённая в размышления.

— Завтра новая игра.

— Верно. И мне нужно постараться, дабы доказать: я не предатель.

— У тебя получится, — заверила Агапа любимого. Но камень с его сердца не упал.

В третьей игре Бэйн опять получил роль Хищника. Эта игра была последней и решающей: если он победит, выиграет и его сторона.

Маш пересёк занавес. Пятью секундами позже Бэйн последовал за ним.

Он трансформировался в дракона. Не в огнедышащего, не в летающего, но тем не менее, в настоящего дракона с наводящими ужас зубами и когтями.

Впереди он высмотрел саламандру. Существо, по размерам намного меньше дракона, но не менее грозное, поскольку могло вызвать пламя на любой поверхности, которой касалось, и сжечь большинство остальных созданий. Как бы там ни было, драконы обладали природным иммунитетом к огню; многие сами умели творить его внутри себя и пользоваться как оружием, а оставшиеся были покрыты огнеупорной чешуёй. Чары саламандры против неё бессильны. Таким образом, дракон мог проглотить саламандру, и та являлась Жертвой.

Пейзаж вокруг тоже принадлежал миру фантазий: экзотические волшебные растения простирали над ними свои ветви и невиданные цветы. Бэйн распознал ядовитые пылемёты, сон-траву и шипы иллюзий. В шкуре дракона бояться ему было нечего, а вот человеку здесь пришлось бы следить за каждым своим шагом.

В любом случае, здесь наверняка имелось что-то, способное причинить вред и дракону — к примеру, замаскированные иллюзией глубокие трещины в земле. Придётся двигаться след в след за саламандрой и, если узрит что-нибудь странное, быть настороже. Опять же, вследствие иллюзий он не мог позволить Жертве скрыться из вида; Бэйн мог потерять драгоценные секунды, пытаясь установить местонахождение Маша в туманных испарениях, которых в действительности не существовало.

Они пробирались через лесную чащобу, где деревья были опутаны чудовищными тенётами. Прятавшиеся где-то наверху гигантские пауки вряд ли могли серьёзно навредить участникам, поскольку правила игры гласили, что лишь они сами могли ранить и остановить друг друга, однако прогресс передвижения они бы наверняка замедлили. Запутается в сети саламандра, и её поймает дракон. Попадётся дракон, и саламандра выиграет столь важное для погони время.

Чаща всё редела, и наконец они оказались у воды.

Озеро-перевёртыш: узкое вверху и широкое внизу, «опрокинутое» неправильным куполом. На Фазе Бэйн таких не встречал; эта магическая обстановка являлась плодом воображения творцов, а не реальностью.

Саламандра с разбега плюхнулась в воду. Бэйн последовал за ней и мгновенно сменил обличье на морского змея, плывущего за кракеном — подводным растением с живыми корнями и ветвями-щупальцами, почки на которых жалили и травили плоть обычных созданий. Однако чешуя морского змея была для них чересчур тверда. Догнав кракена, Бэйн просто откусил бы его щупальца, сделав их бесполезными, а Маша — беспомощным.

Кракен об этом прекрасно знал и развил ту же скорость, что прежде — осьминог, подобным же образом. Змей, конечно, не мог её превысить. Они бурлили воду друг за другом, создавая мириады крошечных пузырьков, стремительно уплывавших к дну-поверхности.

Бэйн настигал. Машу потребовалось время, чтобы найти наиболее эффективный способ передвигаться в новом теле. К моменту, когда они добрались до дальнего берега, Бэйн отставал всего на две секунды.

В воздухе он обернулся птицей рок: громадным хищником, который славился тем, что мог унести в когтях целого слона. Юноша всегда считал подобные истории преувеличениями; несмотря на это, очень немногие создания могли сравниться по силе с птицей рок. Маш стал виверном: маленьким огнедышащим летающим драконом. Разумеется, с противником ему было не справиться, но для остальных существ он оставался весьма опасен.

Они пронеслись сквозь разноцветные облака: красные, зелёные, голубые, жёлтые и чёрные. Может, они и были безвредными, но смутить смутили. Виверн задел зелёное, и тягучая субстанция, из которой состояло облако, потянулась за крылом, облепив его, как клейкие гниющие водоросли. Сунув морду под крылу, дракончик дыхнул на неё пламенем; материя вздрогнула, задымилась и отпустила перепонки, но время Маш потерял. Теперь его отделяло от преследователя всего одно мгновение.

После этого оба старательно избегали облаков. Вполне вероятно, что большая их часть, как и положено облакам, являлась лишь сгустками тумана, но поручиться за это никто из них не мог. На чаше весов покоилось самое ценное, что у них сейчас было, — время, и секунда стоила бы одному из них победы или поражения.

Они пересекли горизонт, и роль саламандры принял на себя Бэйн. Теперь он гнался за василиском. Заключительный круг: василиск — маленькая ящерица с парализующим или вовсе убийственным взглядом. Саламандра оставалась для него неуязвимой. Её огонь порождал дым, сквозь который не проникнуть было даже самому пронзительному из взглядом василиска. В свою очередь, огонь больно ранил маленького убийцу и поджаривал его нежное тельце. А вот драконьего огня тут явно не хватило бы. Его взор василиска точно бы парализовал.

Однако, имея в запасе всего одно разделяющее их мгновение, василиску недоставало времени, чтобы обернуться и посмотреть назад, а саламандре — поджечь что бы то ни было. Они просто бежали, сохраняя расстояние, придерживаясь той же тропы, что и раньше, избегая коварных растений.

Добравшись до перевёрнутого озера, они погрузились в воду. Кракеном стал Бэйн, Маш — сиреной, существом с телом русалки и голосом, способным топить корабли и обращать живых созданий в каменные изваяния. Морской змей вряд ли с ней бы справился, их отличала слабость по отношению к милым нежным девушкам, и жуткий голос наверняка бы его зачаровал. Но кракен ушами не обладал, а вот его аппетит был печально известен всем, живущим у моря. Никакими чарами жертва его не отвлекла бы, и ищущие щупальца не обратились бы в каменные. Он бы просто сжал сирену до смерти, а затем высосал бы из её тела все соки.

Бэйн умел пользоваться щупальцами для толкания себя вперёд, но теперь проблем не возникло и у Маша, поэтому расстояние между ними не сократилось. Они пересекли реку без приключений и, доплыв до противоположного берега, выпрыгнули из воды в воздух.

Бэйн превратился в виверна, Маш — в гарпию. Прослеживалась логика и здесь: виверн мог спалить гарпию огнём при условии, что ему удалось бы подобраться достаточно близко для глубокого вдоха с последующим залпом. Но ядовитые когти гарпии способны были отравить даже птицу рок.

Они аккуратно облетали уже знакомые цветные тучки, которые с прошлого раза и не подумали сдвинуться с места. Летуны тоже излишне маневрировать не рисковали. Маш, который снова оказался неосведомлённым с новым телом, потерял ещё полсекунды, прежде чем набрал полную скорость. Затем они достигли горизонта и пробили невидимую завесу своими телами.

Бэйн — василиск, Маш — дракон. Теперь василиск мог смело смотреть вперёд, но драконий зад ему было не надрать, а тот, разумеется, оборачиваться не станет. Опять неудача.

Но вот дракон споткнулся о корень, и василиск почти нагнал противника. Но всё же поймать его взгляд не удалось — слишком уж отличались размеры их тел. Они продолжали бег.

Это был последний круг. Если Маш переживёт следующие два этапа гонки и пересечёт горизонт, его объявят победителем. Но теперь Бэйн мог дотянуться до него в другом облике. Следующим их ждёт озеро, и он превратится в сирену; та могла зачаровать и сзади, так уж действовал её голос. Глубоко в воде он прозвучит искажённо, но Бэйн подплывёт достаточно близко, и это уже не будет иметь значения. Главное — установить прямой контакт. Дотронуться до хвоста змея и запеть.

Дракон подался в сторону, избегая поваленного ствола на перевёрнутом берегу, и тяжело, с плеском, затопал по воде. Будучи значительно меньше по размеру, Бэйн оказался ловчее, выиграв время простым прыжком в удивительно высокий водяной столп.

И уже в процессе прыжка он увидел, как дракон обвил дерево хвостом, используя своё тело, как верёвку, для того, чтобы выползти обратно на берег.

Очутившись в воде, Бэйн перекинулся в сирену. Он был готов; он опередил двойника!

А вот Маш за ним не последовал.

И Бэйн сообразил, что его провели. Маш позволил ему подобраться обманчиво близко — и отступил. Бэйн уже не мог вернуться на берег и снова превратиться в василиска. Обогнать оппонента, просто отправившись дальше, тоже не получится. Убегать было прерогативой жертвы, а хищник непременно должен был её догнать. Всё, что ему оставалось, — ждать, пока на его территорию проникнет добыча, а теперь этого, разумеется, не случится. Маш устроил ему ловушку и честно заработал себе победу, ведь теперь Бэйн утратил возможность его ловить.

Бэйн проиграл игру — и весь раунд. Близость жертвы слишком взбудоражила его, заставив потерять бдительность, а вместе с ней — и секунды, которые он столь усердно считал. Маш выиграл, осознав, как думает его преследователь.

Юноша испытал облегчение. Он знал, что сделал всё, от него зависевшее, и трюк, которым Маш загнал его в воду, также удивил и наблюдателей. Он проиграл с честью. Но впереди оставался ещё один раунд. Конфликт продолжал требовать разрешения.