Родное гнездо

Глава 15. Шоколадное лето

Жизнь Торика переменилась буквально в один день. Роберт теперь регулярно наведывался к нему в гости, рассказывал всякие занимательные штуки, фонтанировал идеями, высоко оценивал решения, найденные другом, и предлагал свои. Друзья смеялись, обсуждали дела Универа и новости СВЦ, а иногда даже брали помучить гитару. Голос у Роберта был не слишком сильным: дыхания на долгие ноты не хватало. Зато пел он чистенько, да и песни звучали несколько другие, но тоже интересные, со смыслом.

И еще он самозабвенно ел. Роберт приехал из другого города и жил в общежитии, а посему еды мог вместить сколько угодно. Кроме того, он оказался на редкость предприимчивым: знал множество людей, влезал во всевозможные авантюры, легко пробовал новое, не забывая при этом закреплять уже завоеванные рубежи.

Торик радовался, что у него появился такой замечательный и близкий по духу друг. К тому же, смутно надеялся, что при его общительности и энергии, возможно, в жизни возникнут и другие интересные люди.

* * *

— Нет, я просто обязан вас познакомить! — уверенно воскликнул Роберт. — Тебе понравится, пойдем!

В парке, среди огромных вековых дубов бродили парочки и флиртовали собаки, смущая бабушек со внуками. С одной из скамеек неспешно встал темноволосый смугловатый парень, раскинул и приподнял руки в восточном приветственном жесте и с улыбкой двинулся в их сторону.

— Какие люди! — Умные темные глаза возбужденно блестели, говорил он почти без акцента. — Роб, представишь нас?

— Валерыч! Торик, — демонстративно показал обеими руками Роберт на одного, затем на другого и даже слегка поклонился, как японец.

— Да ну тебя! Давай как следует! — засмеялся парень и подал Торику руку. — Арсен Тигранян.

— Анатолий Васильев, — в тон ему ответил Торик. — А почему «Валерыч»?

— Потому что Арсен Валерьевич. Да, у армян тоже бывают русские имена, как у моего папы. И русским они привычней. — Он снова широко развел руки в жесте примирения. — Я не против. Тебе никогда не хотелось изучить другой язык?

— Английский?

— Почему обязательно английский? Есть и более удачные языки, например, эсперанто.

Торик аж подскочил. Ничего себе совпадение! Эсперанто давно манил его, еще со времен «Книги о языке», что принесла ему тетя Азалия. По описаниям, этот придуманный язык выглядел очень интересным и прогрессивным. А главное — его вполне реально выучить, он специально создавался так, чтобы говорить на нем было легко.

— Я читал о нем. Только ни учебников, ни словарей не смог найти.

— Тогда тебе повезло, — торжественно сообщил Роберт, явно дожидавшийся этого момента, словно актер своей реплики на сцене. — Валерыч не только знает эсперанто, он организовал эсперанто-клуб в центральной библиотеке. Запишемся?

— Еще бы! — просиял Торик.

— Я же говорил, тебе понравится! — гордо изрек Роберт, подняв указательный палец.

* * *

Вскоре Роберт с Ториком оказались героями дня. А вышло это вот как. Курс программирования завершался раньше, чем семестр. В деканате подумали, что экзамен — это уж слишком, и по-школьному устроили тотальную контрольную по Бейсику.

Студенты ощутимо напряглись: программирование мало кто считал обязательным предметом, а тут вдруг такой безжалостный поворот. На всем потоке не волновались по этому поводу только двое — Роберт и Торик: они знали, что легко напишут любую программу из учебного курса.

Роберт успел лишь сказать Торику: «Садись в заднем ряду и держи ушки на макушке!», как началась контрольная. Разумеется, свои задачи друзья решили минут за пять. Проверить программы было не на чем, но они и так были уверены, что написали все правильно — зря, что ли, столько часов проводили в СВЦ! А потом развернулось сущее безумие.

Со всех сторон им передавали листки с заданиями. А они в ответ каждому страждущему писали новую программу, и не просто под копирку. Требовалось написать уйму разных вариантов решений, но так, чтобы они были не похожи друг на друга, намеренно небезупречны, и при этом все же работали. Писали быстро: надо было охватить всех, пока идет контрольная. Листочки так и летали по аудитории. Тихое гудение студентов преподавателю не мешало: его интересовали результаты.

Получился настоящий бенефис двух программистов! Звонок прозвенел, как всегда, неожиданно и смолк, смущенный произведенным переполохом. Двое друзей довольно переглянулись. Роберт сиял и принимал комплименты. Торик, по обыкновению, держался в тени. Несколько позже, уже после проверки, преподаватель высоко оценил успеваемость потока.

Чего Торик никогда не узнал, так это сколько Роберт на этом заработал. Необязательно деньгами. Может быть, влиянием, едой или встречными услугами. В любом случае, просто так добрые дела не делались, все имело свою цену. Хотя Роберт отшучивался, что всегда старается «не столько приносить пользу, сколько получать ее».

* * *

— Слу-у-ушай! Ты уже посмотрел «Тутси»? — Роберта явно переполняли впечатления, так ему хотелось поделиться открытием. Он даже слегка подпрыгивал, качаясь с пятки на носок. Глаза блестят, энергия так и плещет.

— Нет. Стоит?

— Сходи скорее. Тебя ждет большой сюрприз!

— В каком смысле? — Торик никак не мог понять: друг говорит всерьез или подшучивает над ним?

— Там весь фильм про нашу Пчелинцеву, посмотри обязательно!

И точно! Героиня фильма, а вернее, главный герой в женском образе, был сказочно похож на преподавателя информатики Пчелинцеву, что вела у них практические занятия! Тот же имидж, тот же слегка маскулинный оттенок, не лишенный женского обаяния. Те же огненно-рыжие волосы и даже квадратные очки почти такого же фасона! Бывают же на свете двойники! Или все проще? Может, авторы фильма сумели поймать архетип слегка нескладной женщины средних лет и отлично показали его?

Но сходство просто невероятное!

* * *

— Я не ищу, я уже нашел свою идеальную девушку — убежденно заявил Роберт. — И она мне безумно нравится, если не сказать больше.

— А я ее знаю? — спросил Торик.

— Конечно, знаешь. Ее трудно не заметить. Помнишь самую первую перекличку в Универе?

Он помнил. Еще бы! Декан тогда, рассадив весь поток в огромной аудитории, зычно называл непривычные пока фамилии, и все с любопытством смотрели, кто же встанет в ответ.

— Алаева Алина, — внезапно почти пропел декан.

Экзотическое имя перекатывалось, точно было родом с далеких островов.

Она встала и глянула на декана большими слегка раскосыми глазами из-под пестрой челки, а взгляды мужской половины зала успели отметить ладные округлости фигуры и коротковатую юбку.

— …Вот тогда я понял, что пропал, что не смогу спокойно жить, пока не познакомлюсь с этой девушкой и не узнаю о ней все.

Роберт даже слегка покраснел. Видимо, откровенничать на такие темы ему приходилось нечасто. Довольно скоро выяснилось, что они оба иногородние, а значит, живут в одном общежитии.

— Однажды мне все-таки удалось к ней пробиться, — закончил Роберт свой рассказ, — и теперь мы все свободное время вместе.

— Да, но о ней на потоке ходят слухи…

— Раньше! — взволнованно перебил Роберт. — Это все было раньше, до меня. То есть не имеет значения. Сейчас она встречается только со мной. И это главное. Я не вижу в ней ни одного недостатка. Она идеальна. Ты это… присмотрись получше, может, тоже кого-нибудь себе найдешь?

* * *

Июль 1983 года, Город, 18 лет

Эсперанто оказался языком необычным и интересным, а во многих отношениях — совершенным. Сам язык звучал красиво и певуче, почти как итальянский. Окончания однозначно определяли части речи — никаких сомнений, никаких исключений. Любая буква читалась во всех случаях одинаково. Все это здорово упрощало изучение.

Тем не менее это все-таки был иностранный язык. А значит, чтобы выучить его, приходилось запоминать новые слова, осваивать правила и говорить, слушать, читать. Не каждый хотел и мог прилагать такие усилия. Поначалу в клубе эсперантистов набралось человек двадцать, потом участники по одному стали пропадать, пока не остался костяк всего из шестерых, включая самого Валерыча, Торика и Роберта.

Теперь друзья то и дело вставляли в свою речь эсперантские слова или даже фразы. У них нашлась новая общая грань, и это еще больше сближало.

* * *

Лето жарило вовсю.

— А ты разве не поедешь домой? — спросил Торик.

Валерыч усмехнулся:

— Знаешь, что такое июль в Ереване? Плюс пятьдесят даже в тени. Да, мы привычные, но все равно предпочитаем куда-нибудь свалить.

Грозная сессия осталась позади. На этот раз обошлось без потерь, и друзья были настроены благодушно и брели по почти безлюдной улице. Впрочем, не совсем так. Они только что вышли с Главпочтамта, откуда Роберт отправил домой огромную посылку чая в пачках, потому что «у нас такой не купишь».

Они прошли насквозь пешеходную часть города, эдакий местный Арбат, который студенты почему-то называли Бродвеем, видимо, считали, что так престижней. Дальше, на площади, стоял каменный Ленин и по традиции указывал рукой в Светлое Завтра. Вот туда-то друзья и двинули.

— Неправильно это, — с вызовом начал Роберт. Он выполнил свою миссию и теперь, похоже, заскучал. — Мы в кои-то веки собрались вместе, есть время и… ничего не происходит!

— Кай кион волюс? (а чего бы тебе хотелось? — эсперанто) — спросил Валерыч.

— Ио нова кай креатива! (чего-нибудь нового и творческого)

— Креа, а не «креатива», — машинально поправил Валерыч. Даже болтая с друзьями, он все равно оставался учителем эсперанто.

— Мы же хотели вместе сочинить песню! — припомнил Торик их давний разговор.

— Точно! — обрадовался Роберт. — Поехали в общагу! Гитару я найду.

— Зачем тратить время? — резонно возразил Валерыч. — Пошли пешком, и сразу будем сочинять!

— По такой жаре? — простонал Торик и смахнул пот со лба.

Валерыч посмотрел на него с сочувствием:

— Можем идти по тени, если тебе жарко.

— Ладно, — сдался Торик. — О чем будет текст?

— Сочини мне песню… — сказал Роберт, не особо задумываясь.

— Я ее спою! — логично продолжил Валерыч, и все засмеялись, до того банально и предсказуемо это звучало.

— Слу-у-ушайте! — вдруг осенило Роберта, и он прямо-таки засветился от новой идеи. — А давайте сделаем песню-протест: максимально банальную, всю из штампов, но не примитивную, а?

— Хорошая мысль! — поддержал Валерыч. — И про что у нас бывает типичная песня?

— Про любовь!

— Тогда так: «Сочини мне песню про любовь свою».

— А мне нравился первый вариант, — возразил Торик.

— Так мы его тоже оставим. Пусть работают оба! Что самое растипичное в песнях про любовь?

— Радость, сердце, нежность? — неуверенно предложил Торик.

— Не только, — вздохнул Валерыч, — еще и слезы, разлуки, печаль…

— Не-не-не, вот про слезы не надо! — вспыхнул Роберт.

— Ладно. — Валерыч задумался и через пару домов предложил: — Тогда так: про любовь, в которой места нет для слез.

— Все-таки ввернул, да? — Роберт слегка толкнул друга в плечо. — Ну тогда уж давай и про разлуку, про которую не будем…

— Про разлуку нашу, было все всерьез… Ерунда какая-то… — Торик смутился.

— И про поезд, скорый? — добавил Роберт.

— Что тебя увез! — радостно подхватили оба друга в унисон.

— Получается! — Роберт так и сиял от счастья.

— А у меня вроде мелодия наметилась, — признался Торик. — Простенькая, как раз в духе этих слов.

— Ого! Не забудь ее, пока дойдем до гитары.

За разговорами они незаметно добрались до общежития. У троллейбусной остановки на самом солнце стояла бело-синяя тележка, а рядом вздыхала расстроенная продавщица.

— Ребята, будете мороженое? У меня шоколадное есть, берите!

— Возьмем? — переглянулись друзья

— Только это… талое оно у меня. Давайте подешевле продам?

Торик представил себе упоительно-вкусное ванильно-шоколадное мороженое, которое даже не надо оттаивать, а можно сразу есть, хоть десять штук. Его кадык непроизвольно дернулся, издав неприличный звук. Роберт алчно зыркнул глазами и энергично кивнул.

Вот так получилось, что песня сочинялась не под гитару, а под тазик шоколадного мороженого. Они облизывали шоколадные пальцы, обсуждали строчки, дописывали их, вычеркивали, смеялись, спорили и снова ели мороженое. Получилось три полноценных куплета.

Тщательно отмыли липкие пальцы, чтобы не мешали творчеству. Роберт, как и обещал, раздобыл гитару, Валерыч ее настроил и вручил Торику.

— На такие простые стихи мелодию надо незамысловатую, но лиричную. Например, так, — сказал Торик и начал с медленного арпеджио.

— Не-не, так слушатели уснут, — замахал руками Валерыч. — Играй боем, и темп побыстрей.

— Так? — Теперь Торик заиграл ритмично и энергично, а потом запел первый куплет.

— А мне нравится! — оценил его старания Роберт.

— Мне тоже. Может, еще пару изюминок закинуть в шоколад нашей песни? — Валерыча одолевали сомнения.

— Ты тоже это почувствовал? — обрадовался пониманию Торик. — А если в начале оставить как есть, дальше добавить вот такой септаккорд, а в конце уйти в минор?

Он сыграл новую версию. Друзья удивленно переглянулись.

— Интересно получилось. Только строчки надо разнести, так красивей. Смотри. — Валерыч взял гитару и энергично сыграл вступление. — «Сочини мне песню», здесь пауза, а потом продолжаем, будто это новая строка: «Я ее спою».

— Да, так лучше, — согласился Торик.

— Стоп-стоп! Я не успеваю за полетом нашей творческой мысли! — замотал головой Роберт. — Давайте споем ее всю, от начала и до конца, чтобы мелодия отлежалась.

И они запели:

Сочини мне песню — я ее спою.

Сочини мне песню про любовь свою.

Про любовь, в которой места нет для слез,

И про поезд скорый, что тебя увез.

Про Луну, про звезды, про полынь-траву,

Чтобы все, как в сказке, было наяву,

Чтобы птицы пели, полыхал закат,

Чтобы мы успели главное сказать.

Сочини мне песню про свою любовь.

Сочини мне песню, где не будет слов

Про обиду, горе, тучи и туман,

И про волны в море. И про наш обман.

Они допели последние строки и замолчали, потрясенные. Торика переполняло счастье: синергия плескалась и пузырилась, как в лучшие времена, а музыка делала ее только ярче, ощутимей. Неужели свершилось? Может, он уже нашел свою стаю?

— Слу-у-ушайте! — прочувствованно воскликнул Роберт. — А неплохо получилось! Не ожидал. Думал, очередной бред сочиним.

— «Когда б вы знали, из какого сора…» — усмехнулся Валерыч.

* * *

Руки Торика по-прежнему тянулись к электронике. Технологии со времен школы здорово изменились: появилась цифровая техника и новые средства — микросхемы, слепыши. Торик старательно добывал микросхемы, вникал, что каждая из них умеет делать. Микросхемы оказались для него словно еще одним набором кирпичиков, из которого можно собирать все, на что хватит фантазии.

А вот отец для себя решил, что в микросхемы он уже не пойдет. Лампы, транзисторы, высокочастотная техника — это да, а все эти новомодные штуки, устаревающие быстрее, чем успеваешь к ним привыкнуть, — нет, это не для него, пусть осваивает молодежь. Сам он по-прежнему занимался радиолюбительством, а потом с неизменным удовольствием отмечал на карте мира все новые точки.

В занятиях электроникой Торик тяготел к музыке. По-разному обрабатывал звучание гитары, чтобы сделать его интересней, применял фильтры, имитировал музыкальные эффекты. Он шел наугад, поскольку литературы на эту тему практически не попадалось. Отец шутил, что в результате этих экспериментов изредка получаются «улучшители», но чаще всего — «исказители». А однажды внимательно послушал звук, удивился и заметил: «Сейчас твоя гитара звучит даже гитарней, чем сама гитара». Фильтр подчеркивал красивую часть «голоса» гитары, из-за чего звук казался ярче и выразительней.

Теперь Торик скрещивал музыку с цифровой обработкой. С микросхемами все стало проще. Счетчики прекрасно работали в качестве делителей частоты на два, четыре и дальше. Гитара с такой обработкой звучала, как электроорган в нижнем регистре — трагично и сурово. Вот только применить это теперь негде: ансамбля у Торика не было, а играть на соло-гитаре в одиночку — удовольствие сомнительное. Но работать со звуками ему нравилось.

А потом все эти навыки пригодились совсем для другого.

* * *

Громкий хохот в комнате заставил люстру испуганно звякнуть.

— И чем ты закончил припев? — спросил Торик.

— Ну… — Роберт замялся, но потом все-таки продекламировал: — «Пока на крышах луч заката угасает, надежда экспоненциально убывает».

— Угу-угу, — ехидно поддел его Торик, — скажи еще: «К нулю стремится, с болью исчезает»!

— Отличная мысль, кстати! Секунду, я запишу.

— Да ну, по-моему, бред!

Они помолчали.

— Слу-ушай, а чего мы дурака валяем? — внезапно спросил Роберт, привстав с дивана.

— В смысле?

— Стихи сочиняем сами, как в прошлом веке! Пусть лучше их машина сочиняет!

— Ой нет, это жутко сложно. Русский язык — не эсперанто, он полон исключений, всяких нерегулярностей… Я даже не представляю, как к этому подступиться.

— Не знаю… Каким-нибудь… методом — не знаю — подражания?

— И искажения! — моментально осенило Торика. — Тащи стих. Будем крошить его на атомы!

— Так пошли сразу в СВЦ! — обрадовался Роберт. — Там и попробуем!

— А исходный стих какой возьмем?

— Да любой. Хоть про рябину.

Они не полезли в дебри русской грамматики или в чащобу взаимодействия рифм и звуков. Идея ведь была не в том, чтобы создать шедевр или научить машину думать. Им всего лишь хотелось написать программу, выдающую веселые стишки, потому и алгоритм получился простейшим.

Друзья взяли первый попавшийся исходный стих, поделили его на части — по две-три в строке — и для каждой части задали в программе с десяток вариаций. Программа случайным образом выбирает каждый раз новую вариацию, сшивает их в строки и печатает новорожденный стих. Никакой смысл при этом, конечно, не появится, зато гарантированно получатся правильные рифмы, и строки идеально попадут в размер.

В итоге на печать вывели полсотни разных вариантов. Например, такой:

Как будто сапогом игривым

Скрипит рябина — пусть страдает!

И треугольник очень длинный

В осадок тихо выпадает.

Друзья много смеялись, удивляя сотрудников СВЦ, не привыкших к такому проявлению эмоций в зале вычислительной техники. А выражение «сапогом игривым» надолго поселилось в их лексиконе.

Нет, что ни говори, друзья-единомышленники — это так здорово!