Родное гнездо

Глава 27. Последнее лето

Апрель 1987 года, Москва, 21 год

Так Торик попал на ВДНХ, выставку достижений народного хозяйства, куда люди со всей страны приезжали поделиться своими успехами и посмотреть, что покажут другие. Каждый павильон посвящался определенной отрасли. Свиноводы и хлопкоробы Торика не привлекали. Другое дело — павильон «Радиоэлектроника и связь». Конференция проходила в его дискуссионном зале, где мягкие, как в кинотеатре, кресла приглашали расположиться в них надолго.

Инженер, с которым приехал Торик, выступал четвертым, а сам Торик — одиннадцатым. Хорошо хоть, не первым! В начале доклада Торик робел: то слишком спешил, то говорил тише, чем нужно. А потом вдруг осознал, что слушают его не строгие преподаватели, а заинтересованные люди, которым все это реально нужно. В голове что-то щелкнуло и… отпустило.

Пока он рассказывал об архитектуре проекта, о его модулях и функциях, некоторые из слушателей согласно кивали. Они и сами примерно представляли, как строятся подобные системы. Идеи носились в воздухе. Лица изменились, когда он перешел к количественным показателям, выписанным на плакате. Теперь люди хмурились, качали головами с сомнением, тихонько переговаривались, делали неопределенные жесты пальцами, но доклад не прерывали.

Прозвучала последняя фраза — обязательная благодарность мудрой политике ЦК КПСС, — и Торик собирался уйти, но тут ведущий поинтересовался, есть ли вопросы к докладчику. К удивлению Торика, поднялись три руки. Он наугад выбрал щуплого мужчину в очках с толстой черной дужкой, наскоро перехваченной изолентой — типичного инженера пятидесятых — и спросил:

— У вас вопрос?

— Поправка, — уточнил пятидесятник. — Вы сказали, что результаты по быстродействию получились различными?

— Да, в зависимости от выполняемых операций. В таблице приведены значения.

— Таблицу-то я вижу, но, видимо, там ошибка в данных, посмотрите.

Торика охватила паника: а вдруг… Он сверился с текстом доклада и сказал:

— Нет, все верно: в различных режимах мы получили быстродействие восемь, девять с половиной и двенадцать тысяч.

— Да быть такого не может, — настаивал оппонент. — Вы ошиблись раз в десять…

— Если не в сто! — поддержали из зала. — Восемьдесят или девяносто — нормально, пусть даже двести, но чтобы тысячи…

— Нужно внимательней относиться к показателям, товарищ!

Торик покраснел и хотел резко возразить, но прикусил язык: вспомнил, чему его учил Кодер. Глубоко, до предела, вдохнул. Медленно выдохнул, стараясь не шуметь. А затем сказал по возможности твердо:

— Эти данные — не ошибка, они получены в результате проведения большой программы испытаний, где участвовало несколько человек. В приложении к докладу есть полный протокол испытаний. Там расписана каждая итерация и приведены все полученные данные, в том числе по быстродействию. Протокол проверен и подписан заведующей кафедрой. Так что наша система действительно работает настолько быстро.

Теперь они, кажется, поверили. Некоторые зааплодировали. Потом успокоились и перешли к следующему докладчику. Но своим личным успехом Торик посчитал шесть записок, которые ему передали. Там были имена и адреса людей и организаций, заинтересованных в системе «ВАМ». Значит, выступал он не зря: теперь Кодеру будет чем порадовать завкафедрой!

Он справился.

* * *

«Делу время, потехе — час»? С «делом» покончено, и можно позволить себе «потеху». Он на всесоюзной выставке, а значит, можно посмотреть, что еще тут интересного. Приятным открытием стало, что выставка международная: приехали участники не только из других республик СССР, но даже из соцстран. Интересно! Торику пока ни разу не доводилось разговаривать с иностранцами.

В двух столах от входа устроились белорусы. Они показывали небольшой компьютер с обычным зеленым экраном, на котором отображались строчки популярной песни в виде слогов:

Вы шу-ми-те, шу-ми-те на-до мно-ю бя-ро-зы…

Компьютер играл мелодию простым до примитивности зудящим звуком, и в такт с мелодией на экране прыгал по слогам курсор. Занятно, но не более. Торик подумал, как было бы здорово запрограммировать компьютер исполнять музыку по-настоящему. Но без звуковых карт об этом не стоило и мечтать.

В павильоне приглашали к себе и другие участники. У стенда с огромным телеэкраном, где беззвучно открывала рот гигантская, в рост человека, улыбающаяся голова поющего Карела Готта, расположились гости из Чехословакии.

Еще там стоял маленький дисплей и — о чудо! — символы на нем оказались разноцветными. До этого цветных дисплеев Торику видеть не приходилось. Вот только творилось на экране что-то непонятное. Там прыгали сразу несколько курсоров, буквы под ними менялись, цвета чередовались, но это явно была не игра — никто не щелкал клавишами, все происходило автоматически. Торика заинтересовало происходящее, и он попробовал задать вопросы.

Общаться получалось с большим трудом, но в итоге помогли брошюры. Чехи придумали забавную метафору для обучения программированию. Экран был полем — доской с клеточками, наподобие шахматной. По полю бродил робот по имени Карел. Если клетка пустая, Карел-бродяга шел дальше, не меняя направления. А когда утыкался в край экрана, поворачивал обратно. Это было его «врожденным инстинктом».

Но клетка могла быть и не пустой. Там могла лежать команда, и тогда послушный Карел читал ее и сразу выполнял. Команды попадались навигационные — повернуть влево, вправо, назад; оформительские — поставить или убрать букву, сменить ее цвет. А еще можно было брать и класть камешки.

Торик тут же представил, как робот ходит по полю и исполняет одну команду за другой, как меняется при этом его путь. Интересно! Но это еще не все: в клетке мог лежать оператор. Оператор «кдыж» (если) срабатывал только по условию. Скажем, если груженый Карел нес больше пяти «камней», он сворачивал налево, а если нет, так и шел прямо. Другой оператор «пржежит» (перейти) работал как телепорт — когда любознательный Карел на него наступал, он не шел дальше, а сразу переносился в другое место.

Расставляя по клеточкам разные команды и операторы, можно было писать реальные программы для воображаемого робота, а он по-настоящему выполнял их. Больше того, робот мог сам положить что-то на клетку. То есть стать не потребителем программы, а творцом!

Но и это еще не все! По полю Карел-умник мог бродить и не один. У чехов по экрану рыскали сразу восемь Карелов, каждый из них начал путь со своей клеточки и выполнял свою программу. Иногда они сталкивались, и на это тоже была запрограммирована отдельная реакция.

В этом мире смешивались диктатура полного детерминизма (все определяет содержимое клеток на поле и состояние роботов) и почти свободная воля, поскольку робот мог не только выполнять команды, но и сам менять роботячье окружение — для себя и других обитателей.

При этом поведение целой стайки роботов на поле значительно усложнялось и становилось почти непредсказуемым. Они жили своей жизнью. Именно за таким развитием событий и наблюдали чехи, столпившись у маленького цветного экранчика.

Торика безумно увлекла эта концепция, когда он разобрался что к чему! Ему тут же захотелось самому написать подобную программу, отправить в путешествие хотя бы одного робота-бродягу и посмотреть, как тот может менять собственную судьбу — не стихийно, а в точном соответствии с законами, заданными автором программы. Жаль, что до реализации такой идеи руки так и не дошли. А сейчас Торик, переполненный впечатлениями, ошалело пробежался по остальным участникам экспозиции и вышел из павильона. Завтра — домой.

* * *

И до, и после защиты диплома Торик продолжал писать программы, расширяя возможности системы «ВАМ». Кодер подтрунивал над ним: «Ты защитил диплом, не приходя в сознание». Это, кстати, оказалось очень близко к правде, поскольку диплом волновал Торика чисто формально и времени на его подготовку уходило в сотни раз меньше, чем на программирование.

А потом пришла пора распределения, когда каждому выпускнику сообщают, где он будет работать в ближайшие три года после выпуска из Универа. Внешне распределение выглядело почти как экзамен. Аудитория, в ней заседает комиссия, снаружи толпятся студенты, ожидающие своей участи, заходят по одному, выходят довольные или грустные.

Рабочих мест в стране насчитывалось больше, чем выпускников, так что без работы гарантированно никто не останется. Другое дело, чем конкретно надо заниматься и где — в крупном и престижном городе или в наивной провинции. Многим было все равно, лишь бы уехать из дома в новую жизнь. Кто-то хотел попасть в родной город. Кто-то срочно женился или доставал справки, чтобы не отправили в Тьмутаракань. Торик тоже волновался: вдруг его сошлют в Сибирь, а то и еще дальше — страна-то огромная!

У стены стояли взрослые — представители предприятий и организаций, желающих получить себе пополнение с этого потока. Среди них Торик увидел Кодера, причем не в привычном свитере, а в тесноватом темно-коричневом костюме и при галстуке. Официальный и нервный, Кодер бдительно следил за процессом.

— Привет, деятель! — бросил он. — Ты давай-ка держись поближе, зайдем вместе. Прослежу, чтобы тебя распределили куда надо. Такие кадры нам нужны, зря, что ли, я их выращивал?

* * *

Вот так Торик попал в контору под почти музыкальным названием БЭКАР (бюро экспериментального конструирования автономной радиоаппаратуры). Там недавно организовали отдел со специализацией на вычислительной технике. Кодер сам уже перешел туда из Универа и теперь старательно ловил подходящих специалистов. Не только студентов, но еще и знакомых инженеров и техников — дельных и стремящихся к освоению нового.

Перспективы манили. Торику очень нравилась идея заниматься любимым программированием и при этом еще «развивать отечественную науку и технику» и «приносить пользу обществу». Такое сочетание приятного с полезным откровенно забавляло его, так что он охотно нырнул с головой в эту авантюру.

Однако у Торика не осталось друзей. Совсем. Конечно, он плотно погрузился в программирование, но иногда хотелось живого общения с теми, кто тебя понимает. В такие минуты дома он брал старушку-гитару и сам себе пел странные песни Валерыча. Все, что помнил.

Как все сложится? Что за люди встретятся ему там, на первой в жизни работе? Может, они окажутся ближе ему по духу? Вдруг он сможет найти новых друзей?

Время покажет. «Время не дремя».

* * *

Август 1987 года, Кедринск, 22 года

Последнее большое лето в Кедринске подходило к концу. Временами отец откладывал топор или лопату и принимался философствовать. Такие разговоры, возникающие на пустом месте, становились странноватыми и особенно интересными.

— О чем задумался, детина? О смысле жизни?

— А он есть? — с сомнением уточнил Торик.

— Смысла нет. Зато есть главное.

— Служение отчизне?

— Сколько пафоса! — Отец даже сморщился. — Нет, все проще. Главное в жизни — горенье души. Если ты погас, если не хочешь и не можешь ничем заниматься, для чего тогда жить? Зря коптить небо?

— Ты о чем? Про пользу от действий человека?

— Нет-нет, я про внутренний огонь, горенье души. Правильно — двигаться вперед, а не заделывать дыры прошлого. Вот так все просто и сложно, мудро и глупо. Но это — самое важное.

— Так ты говоришь про хобби, увлечения?

— Не обязательно. В горниле души может гореть очень разное топливо.

— Теперь ты уходишь в пафос? — не удержался от ехидства Торик.

— Каюсь, грешен, — с улыбкой развел руками отец.

* * *

— Почему осенью иногда так хочется встряхнуться? Душа просится бежать куда-то в неведомые страны. То ли особенный запах витает в воздухе, то ли… предчувствие?

— Это у нас генетическое осталось, от перелетных гусей, — неожиданно ответил отец, продолжая методично перекапывать грядку.

Торик вдруг поймал себя на мысли, что для своих сорока восьми отец сейчас выглядит на удивление молодо. Не так, как его ровесники на работе или среди соседей. Он так и остался после Ирака поджарым, словно высушенным на солнце. Лоб почти без морщин. Волосы темные, никакой седины, никаких лысин. Светло-карие глаза с зеленоватыми крапинками смотрят уверенно: он точно знает, о чем говорит. Лишь сутулость предательски выдает характер — уступчивый, склонный скорее молча уйти в сторону, чем доказывать свое превосходство.

— Разве люди произошли от гусей? — рассеянно переспросил Торик, возвращаясь к беседе.

— Дело не в этом. Видел, как по осени летят дикие гуси? Клин летит деловито, почти молча, только вожак иногда заводит перекличку, и гуси — строго по одному — ему отвечают.

— Да, я пару раз долго их разглядывал.

— Вот и домашние гуси в это время смотрят на них, такие беспокойные, воодушевленные, волнуются, топчутся, крыльями бьют, залезают на забор, подпрыгивают и тоже (мы тоже!) куда-то летят, вместе с дикими, они летят, летят… Целых десять метров. А потом природа и нагулянный за лето вес берут свое и гуси, пристыженные, пешком возвращаются к себе во двор.

— Домашние гуси завидуют диким?

— Очень. Они тоже хотят, но уже не могут. Все их существо зовет их в путь, в дальние страны, но… — Отец развел руками.

— А люди?

— Люди иногда на них так похожи…

Теперь в голосе отца слышалась горечь.

— Когда видят клин в небе?

— Когда видят… недостижимый пример для подражания.

Почему эта тема прозвучала так остро, так пронзительно именно сейчас? Может, отец тосковал о тех возможностях, что открываются перед Ториком? Пусть они были непонятны ему, ни разу в жизни не сидевшему за компьютером. Где-то внутри он интуитивно чувствовал эти новые горизонты, как неведомые страны, в которые он тоже мог бы отправиться. Но уже точно знал, что не полетит. Поздно и слишком далеко. А Торик полетит. В своей стае. И от этого веяло особенной грустью с запахом опавших листьев и терпкой ностальгии по несбыточному.

Торик вздохнул. Да, пока все шло как надо, как ему хотелось. Но игры закончились. А дальше… Кто знает, в какой узор Судьба сложит его новую, взрослую жизнь…

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ

** Не переключайтесь! )) Впереди Книга 2 — "Обретение стаи"