Роковая Маруся

Нестандартное начало

И вот в один из чудных дней бабьего лета в эту квартиру позвонила Маша.

Она твердо знала, что Коки сейчас нет, что он на репетиции в театре, а репетиция кончится не раньше, чем через два часа. Так же хорошо она знала, что у Коки сегодня день рождения, потому что прошлый день рождения обсуждался и отмечался так, будто это было по крайней мере 825-летие Москвы. В девятиметровой комнате разместились двадцать пять человек, ровно столько, сколько исполнилось Коке в тот год. Как разместились – непонятно, но в театре рассказывали, что более веселого дня рождения не видели. Не всегда, но часто бывает, что, где тесно, там и весело. Так что Маша эту дату тогда узнала и на всякий случай запомнила.

Этот «всякий случай» случился сегодня, впрочем, я уверен, что случайным не бывает ничего, но это отдельный разговор. Если я сейчас остановлюсь на этом, то это затормозит сюжет, а он и так постоянно останавливается из-за моего вздорного желания поделиться с вами всякими моими мыслями. Допускаю, что кого-то из вас это даже раздражает: что это, мол, он все треплется, а где же, мол, действие? Но я все равно буду делиться мыслями, поэтому, кто не согласен – немедленно закройте эту книжку и больше не читайте, деньги за нее я вам верну, позвоните мне. Ну, а те, кто остался, а вас не так мало: раз, два… – ну, неважно… пошли дальше, я обещаю вам, что будет веселее.

А еще Маша успела узнать, какие у Коки любимые цветы, и поэтому стояла перед дверью с пышным, тяжелым и влажным букетом белых хризантем. Дверь отворилась.

Дверь отворилась, и Любанька, оценив ситуацию и решив, что это кто-то из поклонниц, сказала:

– А Кости нет дома. Хотите, я цветы передам?

– Нет, нет, лучше я сама, – сказала Маша. – Я из театра… из месткома, – почему-то добавила она.

– А-а-а, из театра, – ревниво оглядывая посетительницу, сказала Любаня, – так он сейчас в театре и есть, что же вы там-то ему цветочки не дали?

– Я знаю, что в театре, но, понимаете, – Маша чуть улыбнулась заговорщически, – мы хотели сделать ему сюрприз. Можно я оставлю цветы, подарок и записку в его комнате? – Маше к тому же ужасно хотелось посмотреть, где Кока живет.

– Пожалуйста, – нехотя уступила Любаня, – идемте, я покажу его комнату.

Машу провели по длинному коридору, а потом через кухню в Кокину комнату. Она переступила порог и едва не выскочила обратно от испуга, наткнувшись сразу на чучело кабана, стоявшее справа от входа. Потом оглядела всю комнату и сказала: «Ой!» «Еще бы не „ой“», – усмехнулась Люба и пошла за трехлитровой банкой для цветов. Спустя минуту цветы были поставлены, и Люба выжидательно встала у двери, скрестив руки на груди, как хозяйка квартиры, да и положения. Повисла неудобная тишина.

– А можно… Вы мне позволите… Я тут вымою пол и немного уберу. Пусть будет настоящий сюрприз, – понесло Машу. Ничего такого она делать не собиралась, но это была настоящая импровизация, спутница всякого таланта.

– Вы мне дадите тряпку и ведро?

– Да я, вообще-то, и сама собиралась, – сказала Любаня, – но уж если вы так хотите…

И Маша получила тряпку и ведро. Мрачноватый чучелиный склеп был через час превращен в чистенькую и нарядную комнату. В мытье полов на кухне и в комнате Люба не участвовала, но в остальном помогала. В центре застеленного чистой скатертью стола стояла банка с белыми хризантемами, рядом – коробочка с зажигалкой «Ронсон». В глубине букета пряталась записка, содержание которой Маша придумала еще дома. Тихо улыбаясь, Маша оглядела в последний раз свою работу и вышла. Люба была на кухне и резала салат к предстоящему празднику.

– Я пойду, спасибо, – сказала Маша.

– Да не за что, – резонно ответила Любаня и усмехнулась. – Это вам спасибо. Идемте, я провожу.

Дошли до дверей.

– А что сказать, кто приходил-то, если спросит?

– Ой, ничего, ради бога, не говорите, – сказала Маша, – сюрприз.

– Сюрприз так сюрприз, – согласилась Люба и закрыла дверь за этой, как она решила про себя, тронутой барышней.

Через час пришел виновник торжества с первыми гостями. Он поцеловал Любаню, получил от нее в подарок блок «Мальборо» и прошел в свою комнату. Он остановился на пороге и точно так же, как и Маша час назад, сказал «ой!». Он увидел и хризантемы, и чистую скатерть, и еще влажный пол в комнате, потом подошел к столу и открыл коробочку с подарком, о котором давно мечтал, но он был ему не по средствам. Ватрушка стояла сзади. Он обернулся и растроганно обнял ее.

– Спасибо, Люб…

– Так это не я, – благородно отвергла Любаня эту признательность.

– А кто же? – удивился Кока.

– Да приходила тут с час назад одна, – Люба поискала слово, – леди… В золоте вся и бриллиантах. Сказала, из театра, из месткома, хочет, мол, сюрприз сделать. Кольца все с рук поснимала и все побрякушки с шеи; на кухне положила, и пол тут тебе весь и вымыла. И все при этом улыбалась, будто знает чего-то, чего я не знаю.

– А цветы? – спросил Кока.

– И цветы ее… Банка моя. И скатерть… – В голосе Любани звучала запоздалая досада на то, что ее подарок меркнет перед сюрпризами этой мымры.

– Да не злись, – засмеялся Кока. Он вынул букет из банки и погрузил все лицо в тяжелую влажность цветов. Тут нос его наткнулся на какую-то бумажку внутри. Кока вынул ее и прочел: «С днем рождения! Счастья тебе и любви… Не целую… потому что боюсь…» И подпись: «М.».

– А как она выглядела? – спросил он Любаню, которая издали силилась прочитать, что в записке, но подойти ближе ей не позволяла гордость и, если угодно, честь. Однако зуд любопытства терзал большой и добрый Ватрушкин организм, и Кока это видел. Он сжалился и протянул ей листок, хохоча и предлагая тем самым разделить с ним веселье. Любу же по понятным причинам записка не рассмешила, и, отвечая на вопрос о внешности таинственной визитерши, она постаралась с максимально возможным для себя сарказмом ее описать. И тут Кока впервые подумал о Маше. Все сходилось: и внешние приметы, и бриллианты, и манера поведения, да и подпись эта – «М.». И он ощутил весьма странное, для себя, неожиданное волнение. Так первая пробная стрела, пущенная роковой Марусей, оцарапала его сердце.